2. Политическое будущее Европы в контексте проблемы открытия второго фронта
Решение многих проблем будущего устройства Европы было тесно связано с подготовкой англо-американскими силами вторжения на континент через пролив Ла-Манш. Исходя из «большой стратегии» союзников, вторжения не скорейшего, а оптимально выверенного по времени и масштабам. Действительно, в 1942 и 1943 гг. западные союзники могли опасаться неудачи десантной операции или отсутствия значительного продвижения вперед после высадки главных сил. Такое развитие событий, безусловно, затянуло бы поражение Германии, ослабив ударную мощь вооруженных сил США и Великобритании. Но существовало и другое мнение, которого придерживались советские лидеры: высадка во Франции, в любом случае, облегчит положение Красной армии на Восточном фронте, сократит и без того тяжелейшие потери страны и, в конечном итоге, значительно ускорит освобождение Европы и окончание Второй мировой войны в целом. Было понятно, что с высадкой союзников на европейском континенте темпы наступления советских войск в направлении Германии могли значительно возрасти, и на каком рубеже тогда встретятся победоносные армии антигитлеровской коалиции – на Висле, Эльбе или на Сене – предполагать было трудно. Напротив, затягивание высадки англо-американских сил во Франции до определенного времени объективно ослабляло мощь и потенциальные возможности Советского Союза, боровшегося со все еще сильным и отчаянно сопротивляющимся противником. Складывающаяся стратегическая ситуация на фронтах войны предоставляла возможность подготовить и осуществить десант именно в то наиболее выгодное время, когда мощь Германии будет уже максимально подорвана, но еще до того, как СССР приблизится к жизненно важным для интересов США и Великобритании районам Европы. Конкретные высказывания президента Рузвельта, где он напрямую говорил о вышеназванных причинах затягивания операции вторжения, мы вряд ли когда-нибудь обнаружим. Предполагать, что именно они, а не военно-технические факторы или позиция Черчилля, послужили основными мотивами для открытия второго фронта только в 1944 г., можно лишь на основе косвенных источников. В Москве же объясняли нежелание Запада организовать скорейшую высадку во Франции вполне определенными политическими причинами.
Известно, что в первой половине 1943 г. проблема второго фронта вызвала самые серьезные разногласия между союзниками по антигитлеровской коалиции. В целом, на протяжении 1941–1944 гг. она занимала первостепенное место во взаимоотношениях СССР с США и Великобританией, и на некоторых этапах боевых действий 1941–1943 гг. имела для Советского Союза критическое значение. Так было в ходе Московской битвы и в битве за Сталинград. Не потеряла она своей актуальности и накануне битвы на Курской дуге летом 1943 г. Время шло, но второй фронт так и не был открыт. Англо-американская конференция в Касабланке (январь 1943 г.) показала, что и в 1943 г. наступления союзников во Франции не будет. В совместном послании Рузвельта и Черчилля по итогам их переговоров Сталину не содержалось информации о конкретных операциях и их сроках, а говорилось лишь о том, что «эти операции, вместе с Вашим мощным наступлением, могут, наверное, заставить Германию встать на колени в 1943 г.»177.
В действительности руководители США и Великобритании готовились к военным действиям на средиземноморском театре. В ходе проводившейся в мае 1943 г. встречи Рузвельта и Черчилля в Вашингтоне (конференция «Трайдент») президент и премьер-министр одобрили заключительный доклад объединенного англо-американского штаба, первый пункт которого гласил: «Во взаимодействии с Россией и другими союзниками в возможно короткий срок добиться безоговорочной капитуляции стран Оси в Европе». Однако непосредственная реализация этого замысла не предусматривала сроков его осуществления. В документе говорилось о защите Западного полушария и Британских островов, обеспечении морских коммуникаций, наращивании воздушного наступления, и лишь затем о «сосредоточении максимума сил и средств в возможно короткий срок в избранных районах с целью осуществления решающего штурма цитадели стран оси и осуществления всех возможных мер для оказания помощи военным усилиям России»178. В мае 1943 г. Рузвельт официально сообщил в Москву о переносе сроков открытия второго фронта с 1943 на 1944 г. 26 мая Черчилль вылетел из Вашингтона в Алжир – на Средиземноморский театр военных действий, где встретился с высшими военачальниками союзников. Его целью было добиться принятия решения о вторжении в Италию, в случае если будет захвачена Сицилия. Американские начальники штабов считали, что никакого решения нельзя принять до тех пор, пока не станут известны результаты высадки на Сицилию и обстановка в России. По воспоминаниям британского премьера, на встрече говорилось о том, что «было бы логично создать в различных местах две экспедиционные армии, каждая со своим собственным штабом. Одна армия готовилась бы к операции против Сардинии и Корсики, а вторая для операции на континенте»179.
Все эти события происходили на фоне разрыва Москвы с польским эмигрантским правительством в Лондоне180 сокращения поставок в СССР по ленд-лизу. Напряжение нарастало, и стороны сделали ряд резких заявлений181. 11 июня 1943 г. Сталин писал Рузвельту: «…в мае 1943 г. Вами вместе с г. Черчиллем принимается решение, откладывающее англо-американское вторжение в Европу на весну 1944 г…. Это Ваше решение создает исключительные трудности для Советского Союза, уже два года ведущего войну с главными силами Германии и ее сателлитов с крайним напряжением всех своих сил, и предоставляет советскую армию, сражающуюся не только за свою страну, но и за своих союзников, своим собственным силам, почти в единоборстве с еще очень сильным и опасным врагом. Нужно ли говорить о том, какое тяжелое и отрицательное впечатление в Советском Союзе – в народе и в армии – произведет это новое откладывание второго фронта…»182 В свою очередь, американский посол в Москве У. Стендли выступил с резкими высказываниями о невнимании советского правительства к той материальной помощи, которая оказывается со стороны США. Вскоре из Лондона и Вашингтона были отозваны советские послы И. Майский и М. Литвинов. Москва всерьез опасалась за политику союзников и задавалась вопросом – хотят ли они быстрейшего окончания войны, или, напротив, добиваются взаимного ослабления противников на советско-германском фронте?
Видимо, не случайно в начале 1943 г. в Госдепартаменте, Управлении стратегических служб и других государственных и разведывательных ведомствах США широкое распространение получили «сведения» о вероятном выходе России из войны и заключении Москвой сепаратного мира с Германией. Основанием для подобных гипотетических предположений являлся факт отсутствия в Европе второго фронта и опасение, что СССР больше не захочет проливать кровь своих солдат, так как плодами его победы могут воспользоваться окрепшие и не понесшие серьезных потерь западные союзники. Можно предположить, что некоторые из подобных оценок, разработанные в УСС, безусловно, достигали внимания Рузвельта по причине достаточно близких отношений У. Донована (директора УСС) с американским президентом. У. Донован, как и А. Гарриман, имел доступ к важнейшим разведсведениям, касавшимся СССР, но что самое главное – оба этих человека стояли в ряду тех немногих американских официальных представителей, которые получали возможность консультироваться по русским проблемам непосредственно с самим Рузвельтом183.
К первой половине 1943 г. относится и распространение слухов о контактах советских и немецких представителей в нейтральных странах, версия о якобы имевшей место встрече В. Молотова и Й. Риббентропа в июне 1943 г. в оккупированном немцами Кировограде, где они обсуждали вопросы заключения перемирия184. Имеются основания предполагать, что это была дезинформация, подготовленная в Москве и специально предназначенная для лидеров Англии и США. Она могла способствовать осознанию западными союзниками угрозы остаться один на один с Гитлером и, соответственно, ускорению их приготовлений к вторжению в Европу.
В то же время в ряде государственных и общественных учреждений США продолжало бытовать мнение об агрессивном характере советского режима. В Управлении стратегических служб США летом 1943 г. обсуждались варианты, которые шли вразрез со слухами о сепаратном мире между СССР и Германией и указывали на вероятность наводнения советскими армиями всей Европы как прелюдии к третьей мировой войне185. Некоторые американские аналитики даже полагали, что, запрашивая от США важнейшие военные материалы, Москва тем самым преднамеренно ослабляла вооруженные силы США. Одновременно Советы скрывали до сталинградской победы свой истинный военный потенциал, поскольку стремились сохранить в тайне свои экспансионистские устремления на европейском континенте, которые не замедлят проявиться186.
Признавая тот факт, что советские лидеры никогда не стремились ограничить секретность своих военных программ, информации о распределении помощи по ленд-лизу, масштабов своей военной индустрии, тем не менее, нельзя согласиться с версией о том, что СССР, запрашивая определенные образцы военных материалов, тем самым якобы ставил цель ослабить военный потенциал США. Как отмечает современный американский исследователь истории ленд-лиза профессор Ван Тулл: «счастливым совпадением являлся тот факт, что военные грузы, поставляемые в СССР, были, прежде всего, необходимы именно на Восточном фронте, но не являлись предметами острой нехватки в Соединенных Штатах»187. Действительно, танки, самолеты, грузовики, приборы связи, промышленные станки, алюминий, провизия, поступавшие в СССР в годы войны, усилили мощь Красной армии, сделали ее более маневренной188. Бывший глава военной миссии США Дж. Дин был прав, когда вспоминал после войны, что быструю переброску советских дивизий во время наступления невозможно было представить без американских грузовых автомобилей. Когда он и члены его миссии побывали на советско-германском фронте в 1944 г., они на каждом шагу встречали эти машины. «Дороги, – по его словам, – были забиты транспортными средствами всех видов, но преимущественно американскими грузовиками… Офицеры и солдаты превозносили их до небес. Почти все отдавали предпочтение студебеккерам»189. К важнейшим поставкам Дин относил также нефтепродукты, различного рода консервы, обувь, локомотивы и др. Однако основной грузопоток западной помощи стал приходить в Советский Союз уже после того, как на советско-германском фронте произошел коренной перелом (после 1942 г.), следовательно, ленд-лиз способствовал прежде всего быстрейшему завершению войны, разгрому агрессоров и сокращению потерь Красной армии. В то же время в самые критические годы войны (1941–1942) руководители Соединенных Штатов и Великобритании делали все от них зависящее для модернизации вооружения, увеличения количества и повышения боевой готовности именно своих сухопутных, военно-воздушных и военно-морских сил. Имели место и серьезные задержки в поставках по ленд-лизу – в 1942 г. с июля по октябрь по арктическому маршруту, тогда как проводка грузов через Иран только разворачивалась. В 1943 г. также были значительные перерывы с подходом кораблей западных союзников в советские северные порты. Кроме того, помощь СССР имела непосредственное отношение к усилению мощи западных союзников, давая им столь необходимое время для реорганизации своих армий. Этот последний факт прекрасно понимал Рузвельт, внимательно следивший за ходом событий на Восточном фронте.
В сложившейся ситуации нельзя не прийти к выводу, что обе стороны подозревали друг друга в нечестной игре. Если Рузвельт прислушивался к советам Буллита, видевшего в России источник коммунистической экспансии, то Сталин имел основания задуматься о причинах постоянных отсрочек десантной операции во Франции. Устранить подозрения, добиться большего взаимопонимания, скорректировать стандарты поведения в рамках единой коалиции возможно было только в результате личной встречи лидеров союзных держав. В то же время при Госдепартаменте активизировали свою работу комитеты и подкомитеты, занимавшиеся вопросами прогнозирования роли США и других стран в послевоенном мире. Анализ возможного поведения союзников в ходе войны и после окончания боевых действий проводился в отделах Управления стратегических служб, Комитете начальников штабов и военном ведомстве США. Со своей стороны, в Москве также следили за своими союзниками, их военными приготовлениями и политическими решениями. Чуть позднее, осенью 1943 года, при НКИД была образована Комиссия по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства, которую возглавил бывший посол в США М. Литвинов (т. н. «комиссия Литвинова»).