«Военная косточка»

У нас с Аллой довольно долго не было детей. В младенческом возрасте по невнимательности врачей умер наш первый сын, который похоронен в Рязани. Олег родился в 1972 году тоже в Рязани.

Олег с самого раннего возраста определился с будущей профессией: «Десантником буду, как папа!». Есть в нашем семейном архиве фотография, которую я очень люблю. На черно-белом снимке улыбается малыш. На голове у него офицерская фуражка. Эту фотографию и фото маленькой Лены, которая моложе брата на год и семь месяцев, мне выслала в Афган супруга.

К десятому классу ни у кого, и в первую очередь у меня, не осталось никаких сомнений – Олег твердо решил пойти по моим стопам. Он всерьез готовился стать курсантом Рязанского воздушно-десантного училища. Я тогда учился в Москве в Академии Генштаба и каждое утро мы вместе с сыном выходили на зарядку. Пробежка три километра, занятия гимнастикой на брусьях и перекладине. Раз в десять дней – десятикилометровый кросс.

Но и это еще не все: во время забега он рассказывал выученные наизусть английские «топики». Длинные дистанции Олег бегал хорошо, а вот короткие не очень любил. Но в училище надо и то, и другое. Так что и в стометровке, и на километр вынужден он был соревноваться со мной. А короткие дистанции у меня всегда отлично получались. Приходилась Олегу на первых порах тяжеловато, но виду он не подавал. Помню, случился забавный эпизод, когда за уставшего моего сына даже вступилась случайно оказавшаяся рядом женщина. У Олега от природы был румянец во всю щеку. Вот женщина на стадионе и говорит: «Ой, бедный ребенок, пылает, замучил папаша сына совсем».

Так два года подряд готовился Олег к военному училищу. Если б вы знали, как мне сейчас не хватает этих совместных пробежек! Да только ли их…

…Дети офицеров. Когда-то командующий ВДВ генерал Ачалов на вопрос, заданный на собрании будущих курсантов: «А правда ли, что вы при прочих равных условиях принимаете сначала детей военных, а потом уже всех остальных?» дал честный, откровенный ответ: «Да! Потому что эти дети знают, на что идут».

И в самом деле, будучи командиром курсантского взвода и роты, замечал: редко кто из сыновей военнослужащих не справлялся с учебой и военным укладом жизни. Даже если на самом первом этапе бывали проблемы со знаниями и подготовкой, эти ребята своим желанием и волей быстро выдвигались на первые места среди товарищей. И напротив, хорошо подготовленный, на первый взгляд, парень, не имевший до этого дела с военной средой, при столкновении с тяготами службы как-то стушевывался и не находил в себе силы продолжать учебу, уходил из училища.

Это мое личное наблюдение, хотя я вовсе не имею в виду, что хорошими офицерами становятся лишь сыновья военнослужащих, однако самуклад жизни семьи военных намного отличается от бытия гражданских семей. Частые переезды, разные школы, огромное количество новых знакомств с людьми разных национальностей делают детей, как сейчас модно говорить, «толерантными», проще говоря, они не придают значения национальности друзей и знакомых. В школе на дополнительных занятиях изучался язык той местности, где проходила служба. Наши дети, хоть и короткое время, учили разговорные языки: белорусский, молдавский, карельский, литовский.

Что касается Олега, то он был просто рожден для профессии офицера. И это далеко не только мое мнение.

Например, отбор в Рязанском десантном. Это такого рода специальная процедура. Олег сдавал экзамены в Селецких лагерях, Алла жила в Дягилеве у матери и рассказала мне потом такую историю: «Олег приехал ко мне такой счастливый: «Мама, я очень хорошо прошел тестирование!» И я тогда узнала, что его товарищ, которого я при каждом удобном и неудобном случае ставила Олегу в пример, прошел эту проверку гораздо хуже».

Это, между прочим, много говорит о системе обучения в Рязанском десантном училище. Способности и профессиональные качества здесь умеют распознавать сразу. Забегая вперед, скажу, что этот товарищ Олега, будучи офицером, прилетел в Чечню, вышел из самолета в Моздоке, потом вернулся в этот же самолет и только его и видели…

Словом, в училище Олег поступил достаточно легко и, что для него было, как для любого молодого мужчины важно, сам. На первых порах в казарме среди сокурсников наличие отца «в лампасах» Олегу только мешало. Некоторые курсанты пытались лишний раз попрекнуть его моим генеральством.

– Трудно мне, пап, – признался как-то Олег, – попрекают меня твоим званием.

– Молодец, что сказал.

Претензий я ни к кому предъявлять не стал. Придя в роту, попросил собрать личный состав. Представился: генерал-лейтенант Шпак, рассказал им, как сам учился в этом училище, как тяжело давались физические нагрузки, как непросто порой складывались отношения, но к четвертому курсу стали как братья. Потом рассказывал о тяготах офицерской службы, как командовал взводом и ротой в училище, как брали Кабул, как первыми воевали в горах. Как нелегко приходилось семье, менявшей гарнизон за гарнизоном. Сколько школ пришлось сменить! Курсанты слушали меня очень внимательно. Потом пригласил роту в спортзал. «А теперь, товарищи курсанты, я покажу вам три упражнения. Кто повторит – получит мои часы». Снял китель, подошел к перекладине. Рота взревела от восторга. Когда же я показал на турнике и брусьях упражнения уровня кандидата в мастера спорта, а потом метров десять прошел на руках по казарме, в роте воцарилась тишина. Часы мои остались при мне. «Вот, друзья, чем надо заниматься нормальным мужикам». Пожал руку ротному и ушел. Все училище после этого стало тренироваться. Проблем на тему моего генеральства у Олега больше не было.

Приезжала к нему и сестра, хотя мы жили далеко от Рязани – в Тирасполе, Петрозаводске, Ташкенте. Олег в письмах всегда просил ее приезжать как можно чаще. Он очень гордился Леной. Она училась в медицинском, занималась спортом (восточными единоборствами), закончила музыкальную школу и душевно пела под гитару, что для курсантов было отдушиной.

Впрочем, один раз я все же сделал так, чтобы Олег и его друзья почувствовали мой генеральский статус. На торжества по случаю офицерского выпуска курса, который закончил курсант, а теперь уже лейтенант Олег Шпак, мы с Аллой прилетели в Рязань на военно-транспортном самолете. Прибыл я, чтобы собственноручно вручить сыну погоны офицера. Вручая их Олегу вместе с дипломом об окончании училища, пожал ему руку и произнес: «Надеюсь, что когда-нибудь именно я буду вручать тебе капитанские погоны». Увы, это были первые и последние офицерские погоны Олега…

Но тогда мы, конечно, не знали об этом. Новоиспеченного лейтенанта и нас, его родных, переполняли только радость и гордость. По окончании построения и торжественного марша перед училищным знаменем я предложил «товарищам офицерам»: «Кто желает сегодня вылететь для осмотра достопримечательностей Самары – прошу в самолет!» Это было что-то! Я почувствовал, как Олег гордился мной. А я очень гордился им. И горжусь до сих пор!

Итак, Олег и несколько его друзей полетели с нами. Самолет приземлился, из чрева его выкатилась моя служебная «Волга». Эффект был сногсшибательный! Приехали в Самару, поселили молодых лейтенантов в военной гостинице. За эти несколько дней показали ребятам всю Самару, вплоть до знаменитого бункера Сталина времен войны.

…А вскоре после прихода в войска Олег оказался на первой своей войне.

Согласно Уставу Организации Объединенных Наций разрешено проводить миротворческие операции в различных регионах мира, там, где возникли кровавые конфликты и противоборствующие стороны не в силах договориться между собой мирным путем.

Начало участия воинских контингентов России в миротворческих операциях ООН по поддержанию спокойствия в «горячих точках» планеты было положено в марте 1992 года. Согласно резолюции Совета безопасности и решения Правительства России был сформирован 554-й отдельный пехотный батальон, в который направляли лучших офицеров и солдат ВДВ. Ведь посланцам России приходилось бок о бок действовать с «заклятыми друзьями» – натовцами.

В 1994 году батальон сменил свой номер на 629-й, однако суть задач, выполняемых десантниками в бывшей Югославии, не изменилась. Они стояли щитом между сербами и хорватами, сербами и албанцами.

Олег рассказывал нам, что именно там, в Югославии, окончательно утвердился в выборе своей профессии. Помню, с каким восхищением поведал он нам об одном эпизоде той своей югославской жизни. Как-то вошел он в кафе, которое посещали в основном военнослужащие миротворческих сил, и все сидящие до этого за столиками разом встали. «Я был уверен в тот момент, – говорил сын, – что одновременно со мной в заведение вошла какая-то «натовская» шишка из состава миротворческого контингента, но нет! Никто, кроме меня, в кафе не входил. И только тут я понял, что вставшие из-за столиков военные таким образом отдали дань уважения русскому офицеру!»

Видно было, что в Югославии ребята наши расправили крылья. Еще бы, хорошая техника, снаряжение, снабжение. Они увидели, как должно быть. Лейтенант Шпак получил в те дни боевое крещение. При патрулировании местности солдат его взвода в двух шагах от Олега наступил на противопехотную мину, раздался взрыв. К счастью, солдат остался жив. Более того, десантники вытащили за веревку с минного поля оторванную взрывом ступню, завернули в пластиковый пакет и на БМД помчались на предельной скорости в расположение американских миротворцев. Туда было ближе, чем до нашего госпиталя. Успели! На счастье нашего бойца, в то время в военном госпитале американцев находился профессор, специалист как раз в этой области хирургии. Ступню он пришил, прижилась.

Олег очень повзрослел в Югославии. Как говорят в таких случаях – возмужал.

В Россию на место своей постоянной службы, в Ульяновскую дивизию ВДВ, он вернулся в ноябре 1994 года. А уже в феврале 1995-го мы встретились с ним на его блокпосту неподалеку от села Комсомольское, расположенного на территории Чеченской республики.

…Вообще-то негласные нормы армейской этики гласят: если ты только что вернулся из «горячей точки», имеешь полное моральное право достаточно долгое время подобные места не посещать. Так что после Югославии ему можно было бы долго никуда не ехать.

Более того, у Олега в начале 1995-го случились серьезные проблемы со здоровьем. В Югославии Олег попал в серьезную автомобильную аварию, результатом которой стали, как потом выяснилось, серьезные травмы обеих ног.

Жил он тогда в Ульяновске в том же офицерском общежитии, что и его сестра, наша дочь Лена со своим мужем Олегом, который тоже был десантником. Именно Лена, тогда еще будущий медик, заметила, что у брата что-то неладное с коленями. Обследовала и ужаснулась: колет его колено иглой – никаких рефлексов, он даже боли не чувствует. И так обе ноги! Лена повела его в госпиталь. Начальник госпиталя предложил отправить Олега в Самару, в окружной госпиталь.

Олег только собирался лечь, и тут ему позвонил комбат и попросил провести занятия. Олег гордый, «сам комбат попросил провести ночные стрельбы, вождение!», а стрелял и водил он хорошо. Потому и отказался Олег ложиться в госпиталь. Тогда на тайном семейном совете мы разработали план операции, как уложить лейтенанта Шпака на госпитальную койку. В это время у Олега случился острый приступ язвенной болезни. Определили-таки его на стационарное лечение. Впрочем, решающим аргументом «за» стало то, что и сестра легла в тот же госпиталь тоже с язвой. Так товарищ офицер вроде бы не сам сдался на милость докторам, но принял решение оказать моральную поддержку занедужившей любимой сестре. Наша семейная операция была подготовлена как-никак под руководством супруги генерала, а значит, учитывала малейшие нюансы в поведении «условного противника». Так Олег и Лена вместе оказались в госпитале. Вообще между ними еще с детства установились очень близкие, теплые, какие-то трепетные и одновременно серьезные, уважительные отношения. Очень они любили друг друга…

Однако долго в госпитале Олег не пролежал. Многие офицеры полка, товарищи Олега отправлялись в те дни на недавно начавшуюся войну в Чечне. Олег не находил себе места: «Не останусь, ребята едут…» Мы ему:

«Когда, не дай Бог, схватит тебя в Чечне приступ язвы, – какая война, как ты воевать сможешь?»

Я говорю: «Пройди хотя бы курс лечения» – нив какую! Он всех нас внимательно выслушал и… написал рапорт начальнику госпиталя. «Лейтенант Шпак О. Г. отказывается от лечения. Ни в каком случае госпиталь ответственности не несет».

Через несколько дней Олег был в Чечне на своей уже второй войне. Второй и последней.

Самая ценная вещь в нашей семье – бытовая видеокассета с ужасающего качества пленкой. На ней съемка марта 1995 года моей инспекционной поездки в Чечню в качестве начальника штаба Приволжского военного округа. На пленке мы рядом. Отец и сын. Генерал и лейтенант. Это последнее изображение нашего сына при его жизни. 29 марта он погиб, когда его боевая машина подорвалась на мине боевиков.

В тот день Олег, чей срок боевой командировки в Чечне закончился, должен был улететь домой. Но на беду самолета из Ульяновска он и несколько его товарищей не дождались. Тогдашний командующий группировкой в Чечне генерал Романов поехал в тот день на какие-то переговоры. В охрану себе генерал попросил десантников. Людей в тот день, как обычно, не хватало. Тут понадобилось сопровождение для машины, громкоговоритель на которой призывал боевиков сдаваться, а мирных жителей сотрудничать. Вот эту то машину и сопровождала БМД лейтенанта Шпака, вернее, он сам вызвался на это задание.

Кстати, на той бесценной для нашей семьи видеокассете есть момент, предваряющий появление Олега на месте своей гибели. Когда я в марте поехал в Чечню, то взял с собой офицера с видеокамерой, чтобы запечатлеть все происходящее, потом это видео показать семьям наших солдат. Обычно ребята говорят в объектив хорошие, светлые слова: как они устроились, какая погода, чтобы как-то успокоить родных. Оператор снимал все. В том числе и то, что происходило на блокпосту, которым командовал Олег. Снами был начальник разведки округа. На видео он разговаривает со своим чеченским осведомителем. Вроде бы и знали, что тот работает на две стороны, а все равно пользовались его сведениями.

Спросили его тогда про переход на ту сторону через реку. Чеченец сказал: что лучше переходить речку бродом, которым ходят все местные жители.

В тот день пошли они этим бродом. Берег, на который они вышли, боевики превратили в минное поле. Впереди шел друг Олега с палкой – все вымерял, чтобы с тропы они не сошли, потом шла БМД. Сзади шла машина с динамиком. И когда они прошли этот брод, уже на берегу земля под БМД начала взрываться… Погиб Олег, погибли механик-водитель Женя и сержант Дима, с которым Олег подружился на той войне.

Эту последнюю кассету Алла смотрела и смотрела, и наверное, только на сотый раз услышала, как Дима говорит: «Можно мамке привет передать?» И когда я полетел в командировку в Саратовскую область, то взял с собой жену. Она разыскала поселок, откуда родом был этот сержант, нашла его семью, передала родителям кассету. «Привет мамке!» – а мать Диму в военной форме даже ни разу не видела…

Вспоминаю наши последние вместе с сыном дни в марте 1995-го. Это была плановая поездка начальника штаба округа, части которого принимали участие в боевых действиях на территории Чечни. С собой я взял небольшую группу генералов и офицеров. Наши там воевали, поэтому, естественно, были потери. Мне надо было убедиться на собственном опыте, что необходимо сделать, чтобы эти потери уменьшить, чему нужно уделить особое внимание в процессе боевой учебы.

Приземлились в Моздоке. Потом нас перебросили вертолетами на Ханкалу, пригород Грозного. Там стояла 3-я бригада спецназа. Офицеры потеснились, дали нам место в палатках и мы организовали временный штаб. Я взял БТР и поехал искать сына. Приехал в полк, поговорил с командиром, был там и заместитель командира дивизии. Офицеры отозвались об Олеге очень хорошо, что, как вы понимаете, мне было очень приятно. Той же ночью приехал к нему на позицию. Его опорный пункт располагался немного южнее села Комсомольское. Обрадовало меня то, что встретил меня Олег в бронежилете и в каске. Я ему наказывал не стесняться ходить в каске и в бронежилете. По незнакомым дорогам идти только после минной разведки, гусеница в гусеницу, и соблюдать прочие нехитрые премудрости науки выживания на войне. Первым делом я осмотрел опорный пункт. Ширина, глубина, расположение огневых средств, блиндаж с бревнами в три наката – все было по-военному грамотно. Олег и в самом деле стал офицером-профессионалом.

Я на три дня отпросил сына, и все эти дни мы вместе ездили по Чечне. Да, собственно и не «отпросил». Мне как генералу, начштаба округа, полагалась охрана.

– Да не нужна мне охрана, а лучше вот что – откомандируйте мне в сопровождающие гвардии лейтенанта Шпака!

Мы переночевали в Ханкале, а с утра поехали объезжать части. Олег был со мной. Взяли БТР, были в Грозном, были в станице Червленой, все посты проверили. Мы побывали всюду, где стояли наши войска.

Расскажу о случае, который произошел в Червленой. Командир батальона докладывает: «Ночью спать не дает миномет. Постоянно выскакивает откуда-то на дорогу, поймать трудно, бросает несколько мин. Точки, видимо, у него пристреляны и постоянно мины ложатся у нас в лагере». Я говорю: «Остаюсь на ночь». И той ночью мы ловили минометчика. По картам и схемам приблизительно высчитали и определили места, где он будет. Подготовили разведгруппы, засады, ночью в бинокль обследовали местность, направление движения, днем выставили примерные ориентиры, и ночью группы пошли по направлениям. Мы ждали. До часу или до двух. И вдруг, совсем рядом с нашей палаткой – разрыв мины! Затем выстрелы пулеметные, автоматные, взрывы гранат. Вскоре выяснилось, что наши бойцы уничтожили четырех боевиков с минометом.

Затем мы с Олегом поехали в Ханкалу. Там пробыли два дня. О многом тогда удалось нам с ним поговорить. Поныне я благодарен судьбе за эту последнюю возможность побыть рядом с сыном.

Утром 17-го марта за мной должен прилететь вертолет из Моздока. Ждем, стоим в чистом поле, дождик моросит, а метрах в ста – палатка. Я предложил: «Пойдем в палатку, чего мокнем». Я первым захожу в палатку, за мной толпа вваливается, а в палатке в черных пакетах лежат тела погибших наших солдат. Мы у порога постояли, я тихо говорю: «Ребята, лучше помокнем».

Вышли из палатки, простояли минут тридцать – и тут вертолет. Мы попрощались с теми, кто оставался и отошли в сторонку. Остались мы с сыном вдвоем. Олег улыбнулся: «Будешь в Чечне – заходи!» Мы обнялись с ним. Я сажусь в вертолет. Когда вертолет начал описывать круг, я видел в окошко сына. Стоит на этом поле совсем один. И вдруг слышу внутренний голос: «Ты видишь Олега в последний раз. Вернись и забери сына!» Отогнал от себя эти мысли, так и улетел…

Потом я прилетал в Чечню сначала забирать тело сына, потом, на сороковой день, мы прилетели сюда всей семьей. Побывали на том месте, где он погиб.

Один из наших батальонов стоял под Аргуном, там еще постоянно обстрел шел. Я вызвал комбата: «Давай-ка, брат, сделай мне дело доброе, снаряди роту. Мы пройдем через Аргун, выйдем на то место, где погиб Олег. Перейдем реку, и ты меня отведешь на Ханкалу». Мы вдвоем наметили маршрут. И пошли к машинам. Перед этим туда выбросили саперов, они очистили от мин площадку. И вот мы приехали на то место, все отмечено флажками, посты стоят, стол накрыт чистой скатертью, бутылка водки, бутерброды. Все офицеры по рюмке выпили и пошли через Аргун по тропе – как шел Олег, только в обратную сторону.

Память надвое рассечена

Помню строки сержанта ВДВ Е. Бутова:

От рожденья – до звезды на погосте…

Это было до войны – это после…

Память надвое клинком рассечена!

Это – белым занесло,

Это – черным…

Так и вся жизнь нашей семьи делится на жизнь до и после. Сестра Олега, наша дочь Лена вскоре после гибели брата стала военным медиком. Сейчас она подполковник медицинской службы, хирург. Ей пришлось долго доказывать скептикам, что женщина может быть военным хирургом. Удалось.

Девиз десанта – «Никто, кроме нас!» – на чей-то взгляд излишне пафосный и самонадеянный, но для людей действия наполнен вполне конкретным, подчас обыденным, «рабочим» смыслом.

Для всей нашей семьи привычна простая мысль о том, что «мы должны!», от нее нам никуда не деться. Вся наша жизнь, так уж получилось, пронизана этим «должны!». Кто-то нас осуждал, что не укрыли сына от войны, но большинство пытались просто поддержать. Присылали соболезнования, стихи. Я приведу стихотворение Говоровой. К сожалению, мы ее не смогли поблагодарить, так как она не оставила своего адреса.

Он уже домой мог возвращаться

Для него закончилась война.

Но когда пришла пора прощаться,

Круто повернула вспять судьба…

«Лучше всех известна мне дорога»:

Бросился колонну он вести,

Смерть же поджидала у порога,

Миной подлой взорвалась в пути…

Был Олег по сути патриотом,

На таких ребятах держится земля.

Под огнем из пуль и огнеметов

Забирает жизнь у них Чечня,

Есть в России парни вот такие,

О которых плачу и горжусь.

Господи! Такие молодые!

За Олежека я тоже помолюсь.

Совесть офицера не позволила

Спрятаться, отмазаться, спастись

Сына генерала не устроила

Сладенькая, тепленькая жизнь.

Памятник из труб, поющих космосу,

Погребальным хором зазвучал

И отец, вперед подавшись, к возгласу

Голос сына в хоре том узнал.

Разными бывают генералы,

Разными бывают сыновья,

Разными бывают наши нравы,

Но для всех лишь будет Бог – судья!

(Наталья Говорова, актриса кино, театра и поэтесса. Стихи написаны после прочтения заметки в «МК»).

Однажды Алла рассказала о диалоге, который состоялся у нее на кладбище у могилы сына.

– Ваш? – спросила у жены незнакомая женщина, глядя на памятник.

– Наш, – ответила Алла.

– Что ж вы его туда послали? – укоризненно поинтересовалась собеседница.

– А что, надо было своего забрать и послать вашего?

На памятнике выбиты слова, которые написала Лена. «Пока на свете войны есть, нет в сердце места для покоя, дороже жизни воинская честь, жизнь ты отдал, но честь имеешь».

Жизнь продолжается. У Лены трое детей: старшей, Анне (назвали в честь моей мамы), пятнадцать лет, Олегу двенадцать лет, маленькой Сашеньке (назвали в честь Александры Герасимовны, моей тещи) – шесть.

Вот так по нашей семье трижды прошлась война: родители – ВОВ, я – Афган, мой сын – Чечня.