5
Боевые действия не прекращались и ночью. Пехота отдельными группами проникала между вражескими узлами сопротивления и опорными пунктами и внезапными атаками овладевала ими, уничтожая оборонявшиеся гарнизоны. Действия таких групп поддерживались отдельными орудиями.
В ночь на И января артиллерия 65-й армии сменила боевые порядки и заняла огневые позиции на рубеже бывшего переднего края Наблюдательные пункты расположились непосредственно в боевых порядках пехоты, в тех районах, которые вчера еще были заняты противником.
Всю ночь лихорадочно работали наши штабы, организуя управление артиллерией на новых рубежах. Штабы других родов войск так же напряженно готовились к следующему боевому дню.
На утро все было готово. На картах четко обозначилось положение пехоты, многочисленных артиллерийских полков и их штабов и, конечно, все, что известно о противнике.
Я не преувеличу, если скажу, что работа в артиллерийских штабах, особенно высших, была в своем роде искусством. Ведь для того чтобы успешно продолжать наступление, мало было знать, где к утру окажутся подчиненные части. Надо было точно знать, в каком они состоянии и в чем нуждаются. Тут-то и приходилось не только делать расчеты потребности в боеприпасах, горючем и т. д., но и принимать самые энергичные и разнообразные меры, чтобы своевременно получить все это.
Трудности, порой совершенно неожиданные, подстерегали нас на каждом шагу. То выяснялось, что в какой-то части кончилось горючее, а в другой вышли из строя автомашины, то заносило снегом дороги, то не оказывалось нужных снарядов на ближайших складах. И всем этим приходилось заниматься штабам, хотя в материальном обеспечении артиллерии первую скрипку играли отделы и отделения артиллерийского снабжения. Надо сказать, они великолепно справлялись со своими нелегкими обязанностями. С большой благодарностью вспоминаю прибывшего к нам в конце ноября 1942 года нового члена Военного совета фронта генерала К. Ф. Телегина. Он отдал много сил, труда и подлинно большевистского вдохновения для организации снабжения войск и сумел добиться четкой работы органов фронтового тыла, несмотря на крайне тяжелые условия. К. Ф. Телегин повседневно помогал и нашему управлению артиллерийского снабжения.
В течение 11–12 января войска противника, оказывая сопротивление на всех участках, начали отходить в глубь кольца. Но их упорство с каждым днем возрастало. И это понятно. Кольцо окружения сужалось, а фронт сокращался, что позволяло противнику уплотнять боевые порядки своих войск и даже выкраивать некоторые резервы. Кроме того, на мой взгляд, тут действовало еще одно важное обстоятельство. Недаром же говорят, что утопающий хватается за соломинку… А противник в те дни оказался в положении утопающего и для него соломинкой было ожесточенное сопротивление на каждом рубеже. Типичным примером может служить оборона немцев на реке Россошка, где они подготовили сильный оборонительный рубеж. Мы столкнулись с ним на третий день наступления.
В ходе боев 11 и 12 января наметился успех в полосе 21-й армии. В связи с этим было решено усилить ее артиллерией для развития удара. В ночь на 13 января ей были переданы из 65-й армии 1-я и 4-я артиллерийские дивизии, 99, 156 и 671-й пушечные полки и 318-й гаубичный полк большой мощности. Вообще перегруппировка такого количества артиллерии требует много времени, но у нас она была произведена очень быстро. Еще при планировании операции мы предусматривали возможность переноса усилий с участка 65-й армии в полосу 21-й. Поэтому еще тогда мы приняли меры для быстрого переподчинения артиллерии. В частности, боевые порядки полков 4-й артиллерийской дивизии размещались на стыке обеих армий. Командир этой дивизии Н. В. Игнатов, поддерживая 65-ю армию, имел связь и с командующим артиллерией 21-й армии. Поэтому даже не нужно было перемещать боевые порядки. Дивизия, не потеряв времени, переключилась на поддержку другой армии.
Получив усиление, 21-я армия смогла очень быстро — уже 14 января — сбить противника с рубежа Россошки. Нас заинтересовала система обороны противника, и мы решили осмотреть этот рубеж. И вот что мы увидели. Вдоль низкого берега замерзшей речушки через каждые 15–20 метров были отрыты одиночные окопы, а точнее — колодцы, где во время боя находились автоматчики или пулеметчики. О том, с каким упорством оборонялся каждый из них в своей яме-могиле, мы могли судить по огромному количеству стреляных гильз. Почти в каждом колодце обнаруживали труп немецкого солдата. Видно было, что здесь стояли насмерть. Правда, из показаний пленных нам стало известно, что насмерть здесь стояли не столько по патриотическим побуждениям, сколько под страхом смерти. Каждому солдату, самовольно оставившему свой окоп, была обещана офицерская пуля.
Здесь же мы смогли убедиться и в точности огня нашей артиллерии. Осмотренный нами рубеж был сплошь изрыт воронками снарядов и мин. Именно огонь артиллерии сломил сопротивление противника на Россошке, похоронив там немало немецких солдат.
Уже в первые дни наступления наши артиллеристы показали не только свое боевое мастерство, но и высокие моральные качества. В бою героизм стал массовым.
Каждый пройденный с боями километр требовал от бойцов подлинного мужества, героизма, мастерства. Но на миру, говорят, и смерть красна, а мне известны многие примеры героизма одиночек шоферов, трактористов и даже артиллерийских техников, которым сидеть бы в тылу, в своих мастерских, и заниматься ремонтом вооружения…
Тракторист 3-й батареи 275-го гаубичного полка сержант Белов вез снаряды на огневую позицию и попал под артиллерийский обстрел. Загорелся трактор. Белов хорошо понимал, какая опасность ему угрожает, если пламя доберется до боеприпасов. Не раздумывая долго, он бросился разгружать тяжелые ящики и сумел предотвратить неминуемый взрыв. Покончив с разгрузкой снарядов, бросился к горевшему трактору. А противник не прекращал обстрела. Сержант был контужен, но не оставил свою машину. Потушив пламя, он тут же начал ремонтировать ее. Вдохновляемый высоким чувством ответственности и воинского долга, Белов погрузил снаряды. Одному это сделать не так-то легко! Снаряды были доставлены на огневые позиции, где их ждали с нетерпением. Командир полка подполковник А. И. Телегин, боевой офицер, хорошо знавший цену подобным поступкам, представил сержанта Белова к награждению орденом Красного Знамени. Но по милости какого-то чиновника отдела кадров сержанта наградили орденом Красной Звезды. Награда эта, конечно, немалая. Но, я думаю, командир полка достойнее оценил подвиг тракториста.
А вот другой, на первый взгляд заурядный случай. В 501-м истребительно-противотанковом артиллерийском полку, который все время действовал в боевых порядках пехоты, оказались поврежденными пять 76-миллиметровых пушек. В таких случаях орудия отправляют в тыл и там, в артиллерийских мастерских, ремонтируют. Но начальник артиллерийского снабжения полка старший техник-лейтенант Щуко и начальник артиллерийской мастерской техник-лейтенант Бреусенко решили изменить обычный порядок. Они понимали, что в бою дорог каждый час, а перевозка орудий в оба конца связана с большой затратой времени. Щуко и Бреусенко выехали в боевые порядки полка и там, прямо на огневых позициях, в бою, под постоянным артиллерийским, минометным и даже пулеметным обстрелом, в течение трех суток отремонтировали поврежденные орудия, вернули их в строй.
Тогда никому и в голову не приходило, что Щуко и Бреусенко сделали что-то особенное. Подумаешь! Приехали, отремонтировали и уехали. Только и всего. А ведь это был подвиг. Выезжая для ремонта пушек непосредственно на передовую позицию, где шли непрекращающиеся бои, оба техника рисковали жизнью. И они шли на это сознательно, руководимые чувством долга, мало заботясь о своей безопасности. Шли добровольно, по своей инициативе, хотя и могли оставаться в своих мастерских, где и ремонтировать удобнее, и опасности особой нет.
Чтобы в полной мере оценить подобные поступки, надо понять один психологический момент. Кто длительное время был на передовой, тот привыкал к артиллерийскому и пулеметному обстрелу, к вражеским атакам и ко всему, что связано с боевой обстановкой. Бывалый фронтовик не только привыкал к подстерегавшей на каждом шагу опасности, но и познавал, как лучше уберечься от нее. Что же касается тыловиков, ненадолго попавших в боевые порядки войск, то их положение было незавидно. Психологически они были совершенно не подготовлены к пребыванию под огнем противника. Все творившееся вокруг им казалось совершенно непонятным и превращалось в тяжелое испытание нервов и воли. Из такого испытания далеко не всем удавалось выйти с честью. Так что мужественный поступок тыловых офицеров, совершенный на передовой, приобретает особую окраску.
Запомнился еще один случай, который произвел сильное впечатление даже в те дни, когда нас не так-то легко было чем-либо удивить. 1180-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк, которым командовал очень храбрый и инициативный майор М. А. Маз, был назначен для сопровождения одного из танковых корпусов. На вооружении полка были 45-миллиметровые пушки, а тягачами служили известные всем виллисы с хорошей проходимостью, большой скоростью и малыми габаритами. Полк обладал высокой маневренностью, что как нельзя лучше помогало выполнению задач в рейде с танковым корпусом. Но майор Маз понимал, что у противника осталось не так уж много танков и поэтому полку не избежать встреч с вражеской пехотой. Он и хотел, чтобы при каждой такой встрече полк наносил максимальные потери противнику. Трудно сейчас сказать, у кого впервые возникла смелая идея, но, когда полк выходил в исходное положение и выстраивал свои батареи за колоннами танкового корпуса, зрелище было необычное. Думаю, что так никогда еще не выглядел ни один противотанковый артиллерийский полк.
У виллисов ветровые стекла были сняты, тенты убраны, а на капотах виднелись надежно укрепленные пулеметы. Сзади же, как и полагается, находились прицепленные орудия. Таким образом полк получил возможность бороться не только с танками, но и с пехотой противника, как сильная пулеметная часть.
Очевидцы восторженно рассказывали мне о рейде этого полка по вражеским тылам. Когда танки врывались в расположение врага, полк Маза развертывался и на ходу или с коротких остановок расстреливал из пулеметов вражескую пехоту. А как только появлялись танки противника, виллисы разворачивались на 180 градусов, орудия быстро отцеплялись и открывали огонь по бронированным целям. Если впереди не было танков, два с половиной десятка виллисов неслись вперед, напоминая пулеметные тачанки времен гражданской войны, но с современной техникой. При появлении же танков полк вновь становился артиллерийским.
Так могли действовать только подлинные герои-патриоты. Героем был каждый офицер, руководивший такими необычными действиями, каждый шофер, проведший сквозь огонь свою открытую быстроходную машину, каждый боец орудийного расчета, метко разивший танки противника. 1180-й полк нанес противнику огромный урон, покрыв свое боевое знамя поистине неувядаемой славой.
К середине дня 15 января войска фронта прорвали оборону противника на бывшем среднем сталинградском обводе и продвинулись на многих участках до 8—12 километров. С развитием наступления особое значение приобрели орудия сопровождения: батальонная и полковая артиллерия, пушечные батареи дивизионных артиллерийских полков, подразделения легких и истребительно-противотанковых артиллерийских полков резерва Верховного Главнокомандования. Все эти орудия действовали непосредственно в боевых порядках пехоты, расчищали ей путь и наступали вместе с ней.
В эти дни вновь и с большей силой проявилось боевое содружество пехоты и артиллерии. Малочисленным орудийным расчетам приходилось передвигать свои орудия по глубокому снегу, обильно выпавшему в январе 1943 года. Порой это было им совершенно непосильно, но пехотинцы не бросали артиллеристов в беде и вместе с ними перекатывали, тащили вперед орудия. Они же помогали подтаскивать снаряды, а то и вести огонь по врагу.
Но все же во время преследования противника немалое количество артиллерии начало отставать от пехоты, лишая ее своей огневой поддержки. Причины тому были разные. Порой артиллерия отставала из-за плохой организации управления, т. е. просто по вине соответствующих начальников. Например, 15 сентября вся артиллерия 120-й стрелковой дивизии, кроме одного дивизиона, не разведав предварительно пути, втянулась в балку Яблоновая. Незадачливые начальники рассчитывали быстро и в большей безопасности продвинуться вперед за наступавшими полками. Но получилось не так, как им хотелось.
Балка эта, с очень крутыми берегами, простирается в длину чуть ли не на 10 километров. Так что, если бы понадобилось развернуться для боя, не пройдя всей балки, это оказалось бы очень непростой задачей. Не оправдались и расчеты на быстрое движение по дну балки, так как она оказалась изрядно забитой войсками. Там были еще какие-то части, множество машин реактивной артиллерии и артиллерии резерва Верховного Главнокомандования. Находившиеся здесь войска сами едва пробивались вперед, преодолевая пробки. Кроме всего этого, балка была загромождена брошенной техникой противника.
Артиллерийские подразделения 120-й стрелковой дивизии сразу же наткнулись на все эти препятствия, и движение почти полностью приостановилось. День клонился к концу. Ко всем бедам прибавилась еще одна — нарушилось управление частями.
Утром 16 января командующий артиллерией дивизии решил все же вывести свою артиллерию и направить ее вперед колонными путями, параллельно балке, через Питомник. Но при выходе из балки тракторы начали буксовать и даже сползать назад по крутому обледеневшему скату. Ослабевшие лошади оказались не в состоянии тянуть орудия. Артиллерия еще больше отстала от пехоты и в тот день плохо помогала ей своим огнем. К сожалению, подобные явления наблюдались и в других дивизиях. Между тем 21-я армия 17 января подошла к внутреннему сталинградскому обводу, где противник имел хорошо подготовленный оборонительный рубеж. Здесь наступление приостановилось. Необходимо было подтягивать артиллерию и тылы.
К этому времени определился успех войск 57-й армии. Но 64-я армия несколько отстала, хотя и имела в своем составе мощную 19-ю Сталинградскую тяжелую артиллерийскую дивизию. Необходимо было усилить 57-ю армию. При дальнейшем продвижении ее войска могли выйти в тыл противнику, который вел бой с 64-й армией. Действия этой армии могли создать угрозу для фланга группировки противника перед фронтом 21-й армии. Было решено усилить 57-ю армию, и ей передали из 64-й армии 19-ю артиллерийскую дивизию под командованием полковника В. И. Дмитриева вместе с некоторыми другими частями. Командующего артиллерией 57-й армии полковника Ю. М. Федорова я знал еще плохо и поехал к нему со своими офицерами, чтобы помочь подготовить удар большого количества артиллерии. Должен отметить, что полковник Федоров и его штаб под руководством подполковника Г. К. Дьячана прекрасно справились с задачей. А вот в 21-й армии артиллеристы подвели.
Командующий артиллерией 21-й армии генерал Д. И. Турбин и его штаб недооценили возможности противника и, несмотря на то что у них было достаточно времени, не подготовились как следует к прорыву очередного оборонительного рубежа. В частях заметно снизилась активность разведки, а штаб артиллерии армии, планируя огонь, не использовал даже тех скудных данных о противнике, которые собрали наши части. Короче говоря, на этот раз огонь артиллерии армии был спланирован, по меньшей мере, бездумно. Поэтому артиллерийская подготовка атаки прошла неорганизованно. Очень многие цели и узлы сопротивления противника остались неподавленными. Пехота успеха не имела. Видимо, рановато генерал Турбин и его ближайшие помощники и советчики похоронили противника. Противник все еще был жив и продолжал отчаянно сопротивляться. К сожалению, печальный урок все же ничему не научил командующего артиллерией армии. На следующий день повторилось примерно то же самое.
Выручила 57-я армия, вышедшая во фланг вражеской группировки. Противник, опасаясь полного окружения и разгрома, начал отходить. Этим и воспользовалась 21-я армия. Одновременно 65, 24 и 66-я армии сужали на своих участках кольцо и продвигались к внутреннему сталинградскому обводу. 62-я армия медленно наступала в западном направлении, навстречу остальным армиям фронта, шаг за шагом очищая от противника улицы города.
С 22 по 24 января в полосах 57-й и 21-й армий разгорелись жаркие бои. Войскам 57-й армии путь к станции Воропоново преграждали сильные узлы сопротивления противника в районе Песчанки и Алексеевки. Оценив положение, командующий артиллерией 57-й армии полковник Федоров приказал сосредоточить по Песчанке огонь трех полков 19-й Сталинградской артиллерийской дивизии. Мощным огневым налетом и стремительной атакой пехоты сопротивление врага было сломлено. Части 57-й и 64-й армий подошли к станции Воропоново. Но тут они вновь встретили упорную оборону в поселке Алексеевка. На этот раз удар артиллерии был еще сильнее. 19-я артиллерийская дивизия сосредоточила поэтому пункту огонь пяти своих полков. Противник понес огромные потери. Советские войска взяли Воропоново.
Не менее сильное сопротивление встретили наши части в районе Гумрак — в полосе 21-й армии. Здесь 24 января атака нашей пехоты не удалась. Тогда был произведен мощный огневой налет силами пяти полков 4-й артиллерийской дивизии под командованием полковника Н. В. Игнатова. Противник не выдержал удара и бежал, оставив большое количество убитых и раненых.
С каждым днем все более реально ощущалась близкая победа, и потому росла активность наших войск. К 24 января, преследуя врага, части 64-й и 57-й армий подошли к юго-западной и западной окраинам города. С утра 25 января начались ожесточенные уличные бои. Засевший в каменных домах противник оказывал упорное сопротивление, ведя главным образом ружейно-пулеметный огонь. Чем же можно было выкурить противника из таких прочных укрытий, как не артиллерией? И она вновь пришла на помощь пехоте. Артиллеристы выявляли огневые точки противника в зданиях, а затем уничтожали их огнем прямой наводки. К исходу 26 января часть города к югу от реки Царица была полностью занята соединениями 64-й и 57-й армий.
В эти же дни части 21-й армии, сломив сопротивление противника северо-западнее города, вышли в район знаменитого Мамаева кургана и соединились там с наступавшей им навстречу ударной группой 62-й армии. Основная группировка окруженных немецко-фашистских войск оказалась рассеченной на две части: южную и северную. Южная группировка оборонялась в юго-западной части города, а северная — в районе заводов «Баррикады» и Тракторный.
Не давая противнику опомниться, войска 57-й армии 27 января после короткой артиллерийской подготовки начали новый штурм города в северном направлении. Четыре дня шли ожесточенные уличные бои. Это была агония врага. К утру 31 января его сопротивление было сломлено, а в 13 часов, после пленения Паулюса и его штаба, южная группировка немецко-фашистских войск полностью прекратила сопротивление.
Может сложиться представление, что войска противника на всех участках проявляли большую стойкость и упорство в бою. Но это не совсем так. Многие гитлеровские части действительно сражались с необыкновенным упорством, об источниках которого уже было сказано. В то же время мы каждый день сталкивались и с явными доказательствами падения дисциплины, не только в рядах солдат, но и среди офицеров.
Командир 1-й артиллерийской дивизии полковник В. Н. Мазур рассказал мне об интересном случае пленения трех немецких офицеров. Это было в одной из балок, близ станции Воропоново. Продвигаясь за пехотой, Мазур со своим адъютантом, старшим лейтенантом Винокуровым, с разведчиками и связистами спустился в эту балку, чтобы наметить место для своего штаба. Там оказалась целая улица землянок, аккуратно врытых в берега. В одной землянке слышалась музыка — явление совершенно необычное для той обстановки. Старший лейтенант Винокуров бросился туда. Рванув на себя дверь, он с пистолетом в руке вошел в помещение, и все через открытую дверь увидели неожиданную картину. За небольшим столиком сидели три немецких офицера. Перед ними стояла бутылка с каким-то зельем и стаканы. Играл патефон, звучала бравурная музыка. Офицеры развлекались.
Увидев Винокурова, все трое вскочили с поднятыми руками, а один из них, сделав вид, что он страшно удивлен, воскликнул:
— О, рюсс?!
И хотя представители гитлеровского офицерства пытались казаться испуганными, было все же видно, что они довольны встречей с советскими офицерами. На допросе пленные откровенно признались, что сознательно остались в своей землянке, с целью сдаться в плен и остаться живыми. Это был не единичный случай сдачи в плен вражеских офицеров. Что же касается солдат, то они начали сдаваться сотнями.
Было время, когда для захвата пленных, или, как принято было говорить, для добычи «языка», нами прилагались немалые усилия. Но положение изменилось. Десятки перебежчиков сами шли к нам, не желая умирать голодной смертью или быть убитыми.
Однажды под вечер в сильную метель линию фронта перешел румынский солдат. Никто его не задержал, и он, углубившись в наше расположение, набрел на солдатскую кухню. У котла возился повар в белом халате поверх полушубка. Вид у него был внушительный. Исхудавший и продрогший перебежчик попросил чего-нибудь поесть.
— Уйди! — грубовато, но без тени враждебности пробурчал кашевар. — Не видишь что ли, своих еще не кормил.
Озадаченный и расстроенный, румынский солдат поплелся дальше. Он страстно мечтал о теплом угле. Так, бредя по открытому полю, по возможности защищаясь от пронизывающего ветра, он наконец попал в неглубокую балочку и заметил вход в землянку, завешенный плащ-палаткой. Сквозь нее скорее угадывался, чем пробивался тусклый свет фронтовой коптилки. Бедняга откинул угол плащ-палатки и в нерешительности остановился. Бушевавший в степи ветер ворвался в землянку. Из глубины убежища раздался сердитый окрик:
— Кого там еще черт принес?! Закрывай быстрее дверь!
Приглашения войти не последовало, и солдат побрел дальше, не зная, что делать. Не столкнись он с каким-то нашим офицером, замерз бы в открытой степи. Но с ним встретился дежурный по части и разобрался, в чем дело. Офицер водворил нежданного гостя в натопленную землянку комендантского взвода, приказав накормить его и обогреть. Военная карьера румынского солдата благополучно закончилась.