СОЗДАНИЕ ПЕРЕДОВЫХ УКРЕПЛЕНИЙ КОРАБЕЛЬНОЙ СТОРОНЫ
СОЗДАНИЕ ПЕРЕДОВЫХ УКРЕПЛЕНИЙ КОРАБЕЛЬНОЙ СТОРОНЫ
К февралю 1855 г. союзникам удалось увеличить свои силы до 120 тысяч человек. Осадные работы были резко активизированы. Еще в январе на военном совете англо-французского командования было признано необходимым перенести основные усилия с Четвертого бастиона на ключевую точку обороны Севастополя — Малахов курган (после гибели Корнилова его переименовали в Корниловский бастион). Вскоре защитники кургана на себе ощутили последствия планов противников. Усилился обстрел кургана, к нему начали продвигаться вражеские укрепления.
Однако защитники принимали ответные меры. В феврале по инициативе Нахимова, Истомина (начальника Малахова кургана) и генерала С А. Хрущева, руководившего одним из участков обороны Севастополя, был разработан план укрепления обороны Малахова кургана. Было решено занять высоты за Килен-балкой — оврагом, тянущимся от Севастопольской бухты на юго-восток восточнее Малахова кургана. Овладение этими передовыми позициями, выдвинутыми от основной оборонительной линии более чем на один километр, имело большое значение для усиления активной обороны города
В ночь на 11 февраля два пехотных полка под командованием Хрущева перешли Килен-балку. Селингинский полк начал сооружение первого редута, Волынский полк стоял в охранении. Пароходо-фрегаты, вошедшие в Килен-бухту, прикрывали действия войск со стороны бухты. Союзники заметили работы осажденных на следующий день и на следующую ночь бросили на них отборные батальоны французских войск под командованием генерала Мэйрана. Однако разведчики вовремя сообщили Хрущеву о движении неприятеля. Изготовив войска к обороне, он дал сигнал флоту. Огнем с кораблей французы были остановлены.
Однако через полчаса атака продолжилась. Передовые цепи противника подошли к редуту. Один из участников обороны писал: «Когда генерал Хрущев услышал бег стремительно наступавших французов… то бросился в штыки навстречу неприятелю. Французы смешались; часть их, однако, прорвалась к редуту, но здесь была встречена штыками селенгинцев. Месяц уже скрылся и ночь была темна, хоть глаз выколи, поэтому селенгинцы, чтоб не попасть по своим, не открывали совсем огня, а только работали штыками. Неприятель, оправившись, снова бросался на наш редут, но был снова лихо отбит; сделав еще слабую попытку, он, наконец, должен был отступить».
Хрущев дрался в первых рядах своих воинов. В разгар боя французский офицер бросился к нему с саблей, но горнист Павлов вырвал у него оружие, а солдат Белоусов заколол его штыком.
Вскоре строительство Селенгинского редута была закончено. 17 февраля еще ближе к противнику заложили Волынский редут. На редутах установили корабельные орудия, все укрепления связали траншеями, а впереди редутов устроили ложементы для стрелков. Сложность этих работ обуславливалась не только беспрерывным обстрелом со стороны противников. Грунт за Килен-балкой состоял из сплошного камня и «едва поддавался кирке и лому».
Однако 27 февраля русские заложили третье укрепление — Камчатский люнет. В отличие от редутов, которые были замкнутыми насыпями со всех четырех сторон и имели, таким образом, круговую оборону, люнет имел насыпи только с фронта и флангов. Тыльная сторона Камчатского люнета была обращена к Малахову кургану. Впереди Камчатского люнета на расстоянии 300 м севастопольцы вырыли еще две линии траншей.
Заняв позиции за Килен-балкой, русские создали угрозу для всех осадных сооружений союзников на их правом фланге. Англо-французское командование понимало, что без овладения этим люнетом они не смогут овладеть Малаховым курганом и, соответственно, Севастополем. Один из французских генералов писал, что появление этих укреплений «надолго отдаляло возможность штурма Малаховой башни». Поэтому союзники постоянно пытались помешать окончательному устройству этих сооружений. Траншеи перед Камчатским люнетом стали местом происходивших каждую ночь ожесточенных схваток.
В свою очередь в ходе многочисленных вылазок русские матросы разрушили часть укреплений противника, построенных против Камчатского люнета. Для наблюдения за французами, действующими против Камчатского люнета, П.С. Нахимов посылал лучших офицеров, поскольку не раз повторял, что наблюдение за войсками, расположенными в ложементах против Камчатского люнета, — «почетное назначение».
Именно при защите Селингинского и Волынского редутов и Камчатского люнета пал 7 марта 1855 г. контр-адмирал В.И. Истомин. «Оборона Севастополя, — писал Нахимов, — потеряла в нем одного из своих главных деятелей».
В сражениях за Килен-балкой навсегда прославился и фактически сменивший адмирала на этом участке обороны один из севастопольских защитников генерал-лейтенант артиллерии С.А. Хрулев. Как звали его в Севастополе, солдатский генерал, каковых в многовековой военной истории России было немного.
Отсчет, пожалуй, нужно повести с А.В. Суворова. Потом — М.И. Кутузов эпохи 1812 г. Последний — «белый генерал» М.Д. Скобелев. В Севастопольскую же оборону — генерал Хрулев. Вот, наверное, и все. Остальные — тоже известны, но немного не так. Об этих же сочиняли песни, их любимые выражения были у всей страны на устах. Словом, прочих уважали и иногда любили. Этих же — всегда любили и всегда верили, что за ними не пропадешь. Так что, прямо скажем, С.А. Хрулев попал в неплохую компанию. Что, впрочем, он по всем статьям заслужил.
* * *
Биография
Хрулев Степан Александрович (1807–1870)
С А. Хрулев еще в раннем детстве решил стать офицером, а в мечтах — и генералом, и прошел для осуществления этой мечты все ступени постижения воинской науки побеждать. Шесть лет он провел в Тульском Александровском училище (Хрулев — уроженец Тульской губернии, где он появился на свет в 1807 г.), в 1825 г. выдерживает экзамен при 2-м Санкт-Петербургском кадетском корпусе. В 19 лет Хрулев — прапорщик в артиллерийской конно-легкой роте. Участник Польской кампании 1831 г., которая делает его подпоручиком и кавалером двух орденов.
Венгерская кампания 1849 г. застала Хрулева уже полковником и командиром конной артиллерийской бригады. Эта кампания сделала его генерал-майором, кавалером австрийского ордена Железной Короны и вложила ему в ножны золотую саблю с лаконично-емкой надписью «За храбрость».
Кокандский поход графа Перовского принес ему чин генерал-лейтенанта.
С началом Восточной войны Хрулев направляется на Дунай — в распоряжение главы русских инженеров генерала Шильдера. А с декабря 1854 г. он — в Крыму. Именно Крым сделает его тем генералом Хрулевым, о котором еще не так давно знали все. Хрулев находился в Севастополе почти до самого его падения, и лишь рана вынудила покинуть ряды его защитников. После лечения командовал корпусом на Кавказе, затем был зачислен по полевой конной артиллерии.
Он умер в Петербурге 22 мая 1870 г., умер внезапно, во сне. Но еще задолго до этого, предвидя неминуемое, он завещал похоронить его в Севастополе, в городе, где полегло столько его боевых товарищей, в городе, сделавшем его имя бессмертным.
4 марта 1855 г. С.А. Хрулев в связи с усилением действий неприятеля против левого фланга защитников Севастополя назначается начальником 3,4,5-го отделений оборонительной линиии комендантом Корабельной стороны с подчинением ему Селенгинского и Волынского редутов и Камчатского люнета, названных так по полкам, их строившим и защищавшим.
К этому времени уже все в городе знали, что генерала назначают туда, где сейчас труднее всего.
Примета оказалась правильной и на этот раз: уже в ночь с 5 на 6 марта противник предпринял атаку на строившийся Камчатский люнет. Русские батальоны, направляемые опытной рукой Хрулева, отбили нападение. Отбили дважды, ибо почти тут же — как и предусмотрел заблаговременно подготовившийся к сему генерал — французы вновь попытались испытать судьбу.
Понимал Хрулев и другое: Камчатский люнет, сильно выдававшийся вперед из линии укреплений, очень беспокоил французов. И то, что у них не получилось сейчас, могло получиться очень скоро — ибо неприятель упорно и споро приближался к люнету траншеями.
Дабы предотвратить потерю укрепления, необходима была вылазка, в ходе которой надлежало разрушить все земляные работы неприятеля. И Хрулев назначил ее на вечер 10 марта. Вечера и ночи стояли лунные, и дабы действие его людей происходило не на глазах у противника, Хрулев приказал начинать не ранее 11 часов вечера, когда скроется луна.
В отряд, должный выполнить это дело, генерал назначил 9 батальонов из состава полков Камчатского, Волынского, Днепровского, Углицкого, 20-го и 44-го флотских экипажей, всего до 5 тысяч человек.
Атака русских батальонов началась в тот момент, когда луна, как и было задумано, клонилась к горизонту. Хрулев двинул на правый фланг французов батальон Камчатского егерского полка, а на левый — батальон днепровцев. В ответ раздался сильный артиллерийский и штуцерный огонь. Но это не остановило атакующих.
Рассыпавшись в цепи и построившись в ротные колонны, русские батальоны без выстрелов штыками выковырнули французов из ложементов, которые те отбили у камчатцев часа три назад. Теперь пришло время отдавать долги.
Французы отступили к себе в траншеи и оттуда повели огонь. Однако это продолжалось недолго — их вытеснили отсюда весьма скоро. Аж за вторую их линию.
Во все время боя Хрулев находился впереди левого фланга Камчатского укрепления. Здесь находился мозговой центр боя. Один из участников дела 10 марта позднее напишет: «Более пятнадцати лет знаю я этого генерала. С самого начала службы моей был я с ним в одной батарее; но тогда я знал его только, как лихого и веселого собеседника. Позже судьба привела меня служить под его командой; тогда я увидел в нем одного из лучших знатоков артиллерийского дела. Во время Венгерской кампании я находился при нем за офицера Генерального штаба — отважнее его не было тогда в армии партизана (имеются в виду партизанские отряды из регулярных воинских соединений, аналогичных тем, что создавались в 1812 г. по приказу Кутузова. — Авт.). Генералом я видел его теперь в первый раз и в первый раз оценил его вполне. Я был поражен, найдя в этом лихом партизане, каким я до сих пор считал его настоящие таланты генерала: хладнокровие, дельную быстроту в распоряжениях в критический момент, уменье двигать рассеянные по полю батальоны в самом жару дела и ночью, уменье сохранять в войсках порядок, воодушевлять их, и доводить солдат почти до восторженного состояния. Всему этому не научит опытность: для этого необходимо врожденное военное дарование — нужна внутренняя искра».
Эта искра была, как и ясное осознание внутренней динамики боя.
Бой, в котором кроме имени Хрулева прославилось и имя иеромонаха Иоанникия Савинова, завершился так, как завершаются подобные бои, — русский отряд с лихвой выполнил задачу, возложенную на него генералом.
Иеромонаху посвятит несколько поэтических строк скромный бытописатель подвигов Севастополя, вовек оставшийся неизвестным:
Русь за тебя стонала!
Один ты был за всех измученный боец…
Святыня наших слез! Чья кровь не закипала,
Когда ты надевал страдальческий венец!
По всей Руси святой был каждый храм убогий
Молитвой за тебя народной потрясал!
К этому времени отец Иоанникий состоял на пастырской службе в 45-м флотском экипаже. Это не помешало ему отличиться и в сухопутной баталии, связав воедино своим ратным служением две севастопольские стихии, как делали это многие, сражавшиеся и умиравшие рядом с ним.
Ранее подвиги этого военного пастыря находили себе место на страницах всех исторических трудов, посвященных Севастопольской обороне. Потом сие оказалось сначала под запретом, позднее — под спудом беспамятства. Прочтем же наконец неизвестные нам строки о мужестве и доблести предков, вряд ли думавших, что потомки так отнесутся к их могилам и их именам…
Некогда — еще до 1853 г. — отец Иоанникий был иеродиаконом в скиту, но война призывает под свои знамена всех, не разбирая, кем ты был в той, нереальной сейчас, мирной жизни. И отец Савинов стал военным священником флотского экипажа.
В Севастополе русские моряки дрались и на суше — и их пастырь был везде рядом с ними, а иногда и впереди них. Как случилось это в ночь с 10 на 11 марта 1855 г. (ровно — день в день — через год после подвига отца Иоанна Пятибокова на Дунайском театре военных действий).
К этому времени бои под Севастополем велись уже долгие месяцы, и защитники его изнемогали, перемалывая все новые и новые орды свежего неприятеля. Враг все ближе и ближе подбирался к русским позициям, и сдерживать его становилось все труднее. Но сдерживали, переходя зачастую и в контратаки.
Именно это предстояло сделать в ночь на 11 марта пятитысячному отряду генерала Хрулева, коему надлежало разрушить французские подступы к Камчатскому люнету.
С наступлением темноты русские батальоны пошли вперед. Два батальона камчатцев под началом полковника Голева и два батальона днепровцев во главе с подполковником Радомским упали на французов, уже занявших под прикрытием сумерек переднюю линию русских ложементов.
Хрулев прикрыл движение своих батальонов (шедших: два — в ротных колоннах, два — в колонне к атаке) картечью. Это способствовало дополнительно скоротечности первого боевого соприкосновения — французы были выбиты из ложементов и отступили в свои траншеи, куда также — на их плечах — ворвались камчатцы. Пока лишь первым своим батальоном
У траншеи неприятель встретил их батальным огнем, сразившим многих. Это не остановило остальных, и они влезли на гребень траншеи. Завязалась жаркая рукопашная…
В наступившей уже почти полной темноте дрались штыками и прикладами.
К французам постоянно прибывало подкрепление, так что стало казаться: еще немного, и они выбьют неприятеля из своих траншей. Здесь дрались зуавы, безудержные в драке.
* * *
Подвиг
И вдруг среди раздававшихся лишь отнюдь не гармоничных звуков раздался громкий, хорошо поставленный голос: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы благоверному императору нашему на сопротивные даруя». И ряды, сражавшихся увидели отца Иоанникия Савинова, провозглашающего молитву за царя.
Он появился здесь внезапно, в епитрахили, с поднятым крестом — и камчатцы воспряли духом: в пастыре они увидели посланника Божия, дающего им новые силы и чудодейственную помощь.
Их штыки начали клонить чашу весов в русскую сторону. Неприятель, смущенный видом священника, поющего церковную песнь в полном пастырском облачении в самой гуще боя, начал подаваться. Тогда, заметив это, самый смышленый зуав бросился со штыком наперевес на отца Иоанникия, дабы одним ударом опять откачнуть маятник к себе.
Но его сметка не осталась не замеченной и не отмеченной: он успел лишь пропороть епитрахиль, бывшую на пастыре, и левый рукав его рясы, как был тут же убит ординарцем Хрулева юнкером Камчатского полка Негребецким.
А тут подошел еще один батальон камчатцев, посланный сюда генералом из люнета. Одновременно по его приказу началась атака соседних участков неприятеля, который этого уже не выдержал и бежал со своих позиций.
Разрушив все работы французов, направленные против люнета, русский отряд уже начинал отступление, но тут к неприятелю подошло подкрепление и он готовился начать преследование отступающих. Это вынудило Хрулева подтянуть резервы, и вновь пойти в атаку, следствием которой стал захват первой французской параллели.
Теперь задача отряда была выполнена даже с лихвой, и Хрулев приказал своим людям отходить. Однако солдаты не обращали внимания на сигналы, видя в этом хитрость неприятеля, а привозившим устный приказ нарочным отвечали: «Не таковский генерал, чтобы велел отступать]»
Тогда Хрулев приказал ему вызвать из передовой цепи отца Иоанникия и поручил ему передать свое приказание. И лишь приказание, переданное военным пастырем, свидетелем подвига которого они только что были, заставило солдат поверить. И отступить.
По их отходу французы вновь заняли свою параллель, но преследовать русских более не решились…
В мае 1855 г. отец Иоанникий Савинов стал третьим в России военным пастырем — кавалером ордена Святого Георгия 4-й степени. Недолго, однако, он смог порадоваться сему отличию — в этом же году июля 9 дня он скончался: на войне умирают не только от ран, умирают и исчерпав себя, отдав все силы общей победе.
Бой 10 марта 1855 г. и Хрулеву принес орден Святого Георгия сразу 3-й степени — до этого Георгия у Степана Александровича не было, хотя иных орденов и было в достатке…
Память о событиях 10 марта 1855 г. сохранилась и в солдатских песнях, таких, например, как эта, вновь вводящая всех желающих ее слушать в грохот этого сражения:
Гей! камчатцы-удальцы!
Гей! днепровцы-молодцы!
Собирайтесь, водки кварту
За десятое пить марта;
За здоровье, будь здоров
Наш любимец — наш Хрулев!
Что с тобою нам француз!
Правду молвить, — он не трус,
А как вздумал влезть в траншею,
Так его турнули в шею!
Слово молвил нам Хрулев, —
Все мы бросилися в ров.
Темный путь светил монах,
Он нас вел с крестом в руках,
А Хрулев разжег отвагу;
Глядь! француз — кто лег, кто тягу.
Штык не хватит — камень есть,
И кулак французу в честь.
Слышь канаву к нам вели,
Да по ней как в гроб легли;
Разъярились мы от боя,
Слышать не хотим отбоя,
Кто в Викторию[1] попал,
В Балаклаву почесал.
С той поры вот ни гугу —
Знать, согнули их в дугу,
Знать, Хрулев им задал перцу,
А уж нам-то как по сердцу;
Вот еще бы дать разок,
Так совсем пошли б в утек.
Ну, камчатцы-удальцы!
Ну, днепровцы-молодцы!
Собирайтесь, водки кварту
За десятое пить марта;
За здоровье, будь здоров,
Наш любимец — наш Хрулев!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.