Подготовка к боевой службе
Подготовка к боевой службе
Еще во время ремонта К-8 ее принял капитан 2-го ранга Всеволод Борисович Бессонов, ранее служивший на ней же старшим помощником. За плечами у нового командира было училище подводного плавания, многие годы службы на атомоходах. В свое время за опытовую стрельбу атомной торпедой у Новой Земли он был награжден орденом Боевого Красного Знамени — награда по тем временам немалая!
Из служебной характеристики В. Бессонова: «…Исключительно партийный, грамотный, требовательный и принципиальный офицер…» А вот отзывы тех, кто служил с ним бок о бок.
Бывший главнокомандующий ВМФ СССР Герой Советского Союза адмирал флота В. Н. Чернавин: «С Бессоновым мне пришлось встречаться по совместной службе в дивизии атомоходов, где я был начальником штаба, а он — старпомом одного из кораблей. Мне он импонировал. Внешне был очень красив: высокий и голубоглазый. Отличался пунктуальностью. Когда он стоял дежурным по дивизии, всегда были четкость и ясность. Обладал хорошими знаниями нашего подводнического дела; как умелый организатор, пользовался авторитетом и в соединении, и на корабле».
Вспоминает бывший член экипажа К-8 капитан 2-го ранга в запасе Геннадий Алексеевич Симаков: «Всеволод Борисович был высокообразованным, волевым и физически очень сильным человеком, имел разряд по боксу. К тому же мы его уважали за душевность и незлопамятность. Долго сердиться на подчиненных он не умел и никогда не припоминал былых огрехов…»
Из письма бывшего матроса К-8 Николая Семенова: «На всю жизнь остался в моей памяти командир лодки — капитан 2-го ранга Всеволод Борисович Бессонов. Настоящий „морской волк“. Высокого роста, с темными усами, грубоватым голосом. Требовательный, но справедливый, чем и подкупал нас, матросов». Была у командира К-8 сокровенная мечта — вывести свой невезучий атомоход в океанский поход, доказать, что его экипаж может выполнить боевую задачу!
Из воспоминаний бывшего старшины команды электриков штурманских, а ныне капитана 2-го ранга запаса Станислава Посохина: «Я и несколько человек прибыли в Западную Лицу. Сначала нас определили в резервный экипаж, который базировался на плавбазе. Я почему-то сразу попал в вестовые кают-компании личного состава, где пробыл несколько недель. Потом нас перевели в действующий экипаж К-8. Мы стали вместе со всеми ходить на подводную лодку. Я был в БЧ-5 в команде турбинистов в 6-м отсеке. У меня были хорошие старшины из старослужащих. Они нас и учили и оберегали, так как мы были их преемниками. За время нахождения на подводной лодке изучил масляную систему. А где-то через месяц экипаж К-8 сдал корабль резервному экипажу и убыл в отпуск. Остались первогодки и старослужащие для охраны и ремонта казарменных помещений, а также несения различных нарядов в дивизии. Помню, как прибыл из отпуска старший помощник капитан 2-го ранга Каширский В. А. для сдачи дел капитану 3-го ранга Бессонову В. Б. Через некоторое время мы уехали в Ленинград, чтобы начать учебу в школе старшин-техников, но уже по другой специальности электрика-штурманского.
После завершения учебы в 1967 году мы убыли на стажировку по местам службы. Но до этого в школе старшин-техников были представители соединений Северного флота для отбора специалистов, т. е. „покупатели“. Вот меня и „купили“ на К-8. Нас было несколько человек различных специальностей и мы сначала прибыли в Гремиху. Но, как оказалось, К-8 находилась в ремонте в Северодвинске. Нам выписали документы на проезд и в тот же день мы направились в г. Северодвинск. Сколько по времени мы пробыли в Северодвинске на острове Ягры, не помню, но замполита капитана 2-го ранга Шустова помню, а он меня запомнил еще матросом БЧ-5. Я помогал оформлять Ленинскую комнату. По окончании стажировки мы уехали в г. Ленинград на сдачу государственных экзаменов и на первый выпуск школы старшин-техников, который состоялся 10 октября 1967 года.
После выпуска и отпуска в ноябре 1967 года прибыл в Северодвинск на остров Ягры, где базировалась бригада ремонтирующихся АПЛ, для прохождения дальнейшей службы. Вот так и продолжилась моя тесная связь с подводной лодкой К-8. До июля 1968 года, т. е. до окончания ремонта, мы занимались изучением новой техники, которая была установлена на ПЛ. Я имею в виду новый навигационный комплекс „Сигма“ и перископ ПЗНС. Все это мы изучали в школе техников и теперь тесно трудились с наладчиками, которые охотно делились с нами всеми тонкостями управления этой техникой. Весной мы успешно прошли швартовные испытания, но из-за неполадок в системе гидравлики перископа ПЗНС задержались с выходом на целый месяц. Экипаж жил на корабле, семьи и имущество уже было отправлено на место базирования. И только в июле 1968 года мы вернулись в свою базу Островная.
Вскоре после прихода в базу меня откомандировали на атомную подводную лодку К-11 для обеспечения сдачи курсовых задач. В течение двух месяцев мы отрабатывали курсовые задачи с выходом на торпедные стрельбы. После отработки всех курсовых задач в октябре 1968 года мы (т. е. четыре члена экипажа К-8 — один офицер, два старшины сверхсрочника электрик и электрик штурманский, один матрос спецтрюмный) вместе с экипажем К-11 ушли на боевую службу. За время несения боевой службы нам пришлось заменять трос для подъема и опускания перископа, кабель, питающий перископ ПЗНС, а после форсирования Гибралтарского пролива выяснять причину отказа эхолота. Подводная лодка К-11, завершив несение боевой службы в Средиземном море, вернулась в базу незадолго до Нового года. Участников похода отпустили в отпуск и новый 1969 год я встречал дома в г. Астрахани, прилетев из Ленинграда за три часа до наступления Нового года. По прибытии из отпуска продолжил службу на К-8».
* * *
Вскоре после выхода из ремонта К-8 приняла участие в экспериментальных учениях под кодовым названием «Панель». На учениях исследовались варианты покрытий корпусов подводных лодок, какое лучше поглощает импульсы гидроакустических станций. Учениям придавалось большое значение. Прилетели ученые из Москвы и Ленинграда. Три атомохода 17-й дивизии, имевшие разные покрытия корпусов, под общим командованием контр-адмирала Н. Ф. Рензаева развернулись в районе острова Медвежий, вместе с ними надводные корабли. Корабли, включив гидроакустические станции, расположились большим треугольником, а лодки, меняясь местами, поочередно маневрировали около каждого из них на различных скоростях и глубинах. Показания гидроакустических станций тщательно записывались, чтобы потом в тиши лабораторий и кабинетов сделать вывод, как лучше защитить атомный флот страны от акустики вероятного противника. В этих учениях приняла участие и К-8, заслужив по их итогам благодарность флотского командования.
Однако для невезучей «восьмерки» и этот выход в море не обошелся без происшествий. Вспоминает капитан 2-го ранга в запасе Г. А. Симаков: «В сентябре 1969 года мы вышли в море для отработки экспериментальных исследований. При срочном погружении лодка внезапно стала валиться на корму. Буквально за считаные секунды дифферент достиг 43 градусов! А ведь аварийным считается уже 15 градусов! Нас всех буквально швырнуло на палубу. Все, что было можно, сорвалось и полетело к носовым переборкам. Казалось, что все, конец! Спасли нас лишь высочайший профессионализм и хладнокровие командира Бессонова. Ребята, бывшие вместе с ним в центральном посту, потом говорили, что командир очень переживал происшедшее и в эти мгновения, наверно, не один седой волос прибавился на его голове. Всплыли. Бессонов приказал проверить все механизмы. Проверили — все в норме! Почему лодка внезапно повалилась на нос, — непонятно. Чтобы выяснить все до конца, Бессонов решает повторить маневр, и опять подводная лодка заваливается. Снова нас выручает быстрота действий командира. Но теперь причина столь непонятного поведения корабля, наконец, выясняется. Дело в том, что матрос, прикомандированный с другой лодки, вращал один из вентилей так, как на своем корабле, а у нас необходимо было эту операцию производить в обратном направлении. Кажется, мелочь! Но от этой мелочи на волоске была жизнь полутора сотен человек!»
Капитан 1-го ранга в отставке В. И. Поляков (тогда командир БЧ-3) вспоминает: «Я стоял вахтенным офицером. Командир дал команду погружаться. Я задраил кремальеру и по поручням начал спускаться в центральный пост. Но вместо палубы слетел на переборку второго отсека. Дифферент был столь большой, что все, буквально, встало на попа. Командир дает команду осмотреться в отсеках. Доклады, что все в норме. Всплываем. Снова срочное погружение и снова я скатываюсь на переборку второго отсека. Все то же самое! Лодка уходит в воду с диким дифферентом на нос. Только в третий раз установили, что молодой матрос перепутал порядок открытия клапанов вентиляции».
Из воспоминаний капитана 2-го ранга запаса Станислава Посохина: «В августе — сентябре 1969 года мы находились в Норвежском море, работали с „наукой“ и одновременно несли боевую службу, ходили различными скоростями на разных глубинах и разными галсами. Погружений и всплытий за сутки было много в том числе и срочных погружений. В конце этого похода получился небольшой казус. 14 сентября 1969 года при очередном погружении вдруг нос ПЛ стал проваливаться, а корма почему-то оказалась почти на поверхности. Ход подводной лодки был самый малый, но в итоге дифферент на нос достиг 45 градусов. В этот момент я находился в гиропосту, отдыхал около счетно-решающего прибора 26 после вахты. Чувствую, что меня прижимает к. гироазимуту, одновременно слышу аварийный сигнал. Не поднимаясь протягиваю руку, чтобы выключить тумблер. Выключаю, но сигнал продолжает реветь, поднимаюсь и вижу множество красных аварийных лампочек. Это при увеличении дифферента сработали электрические стопора приборов. Как потом оказалось, турбинисты в 6-м отсеке, когда дифферент достиг 20 градусов, включили реверс на турбину. В центральном посту дали пузырь в нос, но по инерции лодка погружалась. Нос провалился на глубину 100 метров, а дифферент достиг 45 градусов на нос. Лодка замерла и медленно пошла на всплытие. После выравнивания подводной лодки оказалось, что у всех гироазимутов шары развернулись на 180 градусов, а у двух гирокомпасов гиросфера тоже развернулась на 180 градусов. Это был действительно „непредвиденный эксперимент“. Через некоторое время все встало на свои места. После этого по экипажу ходила шутка, что мы сейчас нырнем последний раз и пойдем домой».
После возвращения в базу в гарнизоне снова заговорили о фатальном невезении «восьмерки», о том, что лодка словно обречена на бесконечные поломки и аварии. Слушать такие разговоры членам экипажа К-8 было неприятно, а командира капитана 2-го ранга Бессонова они буквально выводили из себя. Еще бы! Корабль только что вышел из ремонта, команда отработана и сплоченна, у самого командира за плечами тоже немалый опыт. Им ли не плавать! Им ли не идти на боевую службу! Ветераны 17-й дивизии и сегодня вспоминают, как рвался в море экипаж «восьмерки», как рвался в море ее командир. И вот наконец долгожданный приказ: К-8 начать подготовку к выполнению задач боевой службы.
А перед самым выходом в море новая досадная неприятность: не создавалась герметичность в районе крепления газовой захлопки низкого давления. Однако устранили ее достаточно быстро.
Документы, касающиеся подготовки К-8 к ее первой и последней боевой службе, — как мало и как много могут они сказать!
Итак, на борту атомохода находилось 125 человек. Из них офицеров — 28, сверхсрочников — 31, матросов и старшин — 66. Семейными были пятьдесят один человек. Кроме штатной команды на борту лодки находилось десять человек, прикомандированных из штаба дивизии и с других экипажей. Кроме них в поход были взяты и двенадцать матросов-учеников, для них боевая служба должна была стать хорошей практикой. По настоянию особого отдела за «политическую незрелость» перед самым выходом в море был списан с лодки матрос Гусев, в прикроватной тумбочке которого нашли письмо домой, где незадачливый подводник писал, что скоро идет в дальний поход «гонять» американские подлодки.
Об уровне подготовленности экипажа К-8 тоже говорят цифры доклада. Два офицера были мастерами военного дела (это командиры первого и второго дивизионов Хаславский и Рубеко), первоклассных специалистов — 29 и специалистов 2-го класса — 47. 81 отличник боевой и политической подготовки. Как и на всех других кораблях Советского ВМФ, коллектив К-8 был многонационален: русские и украинцы, узбеки и башкиры, белорусы и латыши, молдаване и кумыки, татары и карачаевцы и даже немец матрос Фрешер. Все они объединялись одним великим словом — экипаж!
О внутреннем климате в экипаже К-8 написал автору бывший матрос атомохода Николай Семенов: «Попал я мотористом БЧ-5 под команду Филимонова Ивана Ивановича и командира отделения Николая Бурцева. Обрадовался — Николай был земляк, из г. Павловска. Высокого роста, сухощавый такой. Очень скромный, добрый, отзывчивый. Если б не его возраст, я назвал бы его своим вторым отцом. Он подбил мне старые ботинки, подшил брюки. Обучив меня, он вскоре должен был бы демобилизоваться… На корабле были и свои традиции — посвящение в подводники. При погружении лодки на 100 метров новичок должен был выпить стакан соленой воды, на 200 метров — еще стакан. Хоть напряженно, но интересно проходили дни боевой учебы. Каждый из нас, молодых матросов, прибывших на лодку, должен был знать досконально все системы и устройство лодки данного проекта, чтобы получить допуск к самостоятельному управлению боевым постом. От грамотности и умения применять свои знания зависела боеспособность лодки в целом».
Чем жил экипаж уходящей в море лодки, что говорили на прощание начальники? И снова документ. Перед выходом в море личному составу была прочитана лекция о военно-политической обстановке в Европе, проведено партийное собрание с повесткой дня: «Решения декабрьского (1969 года) Пленума ЦК КПСС и задачи коммунистов по подготовке к боевой службе». Социалистическое соревнование было организовано под девизом: «Отличным выполнением задач боевой службы ознаменуем 100-летие со дня рождения В. И. Ленина».
Небезынтересно и то, как планировался досуг уходящих в море подводников. На борту лодки имелось 37 художественных кинофильмов, 10 магнитофонных пленок с концертными записями, корабельная библиотечка в 150 книг, полное собрание сочинений Ленина и сорок его биографий…
Страна готовилась к юбилею вождя. Предприятия и колхозы уже начали рапортовать руководству о достигнутых ими в преддверии годовщины успехах. Не остались в стороне и Вооруженные силы. Армия только что успешно провела крупномасштабные маневры «Днепр». А командование Военно-морским флотом готовилось к не менее грандиозным маневрам «Океан». И хотя поход К-8 напрямую с маневрами связан не был, все понимали, что в преддверии 100-летия В. И. Ленина надо особенно постараться. Этот столетний юбилей еще не раз аукнется «восьмерке» даже после ее гибели.
К слову сказать, выход в море на лодке готовили очень серьезно по всем направлениям. Формализма не было. Целыми днями на К-8 работали флагманские специалисты и представители заводов. Из документов видно, что лодка прошла полный цикл подготовки к боевой службе. Особое же внимание к «восьмерке», вероятно, объяснялось прежде всего тем, что ее экипаж еще ни разу не был в столь серьезном плавании и необходимо было его качественно подготовить к этой сложной задаче. Второй причиной была все та же недобрая слава лодки как очень и очень невезучей. Поэтому и командование атомохода, и штаб дивизии готовили ее с особой тщательностью, проверяя не только исправность механизмов, но и профессиональную подготовку личного состава.
* * *
Подводные лодки уходят в море скрытно, словно крадучись. Возвращаются же под марши оркестров и радость жен, если возвращаются…
Атомная торпедная лодка 17-й дивизии Северного флота К-8 покидала базу ненастной полярной ночью. Над затерянным среди бесконечной тундры гарнизоном стонал штормовой ветер, в лица стоящих на ходовом мостике атомохода били снежные заряды. Вдалеке, едва видимые, мерцали огоньками надежды и уюта окна квартир. По шатким сходням сбежали на плавпирс провожающие: комдив 17-й контр-адмирал Н. Ф. Рензаев и зам. НЭМС 17-й дивизии капитан 2-го ранга В. М. Шигин. С ходового мостика им махали руками. Матросы с соседней лодки убрали сходню. Вот падает в ледяную кашу воды выбираемый баковыми последний швартов. Все, оборвана последняя связь с землей…
Из воспоминаний отца: «В дивизии было две „тяжелых“ лодки: К-27 и „восьмерка“. Поэтому „восьмерку“ готовили на боевую службу как никакую другую. Мы с Валей Пашиным (командир БЧ-5 на К-8) были однокашниками, дружили семьями. Они с Бессоновым буквально рвались в море. Мы их понимали, сколько можно торчать у стенки. Валя звал меня с собой. Но я отказался. Только что пришел с двухмесячной автономки на К-11, а до этого столько же отплавал на „двадцать первой“. Но проводить ребят в море пошел. По дороге зашел домой к старпому К-8 Ткачеву. Они жили от нас в доме напротив. Жена его дала нам на дорогу семечек, мы их насыпали в карманы и пошли на причал. На лодке посмотрел, как ввелись ребята на пульте. Не помню уже, о чем поговорили с Хаславским.
Валя, шутя, все говорил: „Вилен, пошли с нами!“ Я отнекивался, мол, ни вещей не взял, ни семья не знает. „Это не проблема, вон „газик“ на стенке, успеешь!“ Затем прибыл комдив. Принял доклад о готовности. Я пожал ребятам руки и сошел на стенку. Никаких плохих предчувствий у меня не было. Обычная автономка. Да и оснований для этого не было, все мероприятия по подготовке подводной лодки к плаванию были выполнены. Сколько их уже было. Кто мог тогда знать, что большинство из тех, кого я знал, уже больше никогда не увижу…»
Теперь о главном. Какая же задача ставилась уходящей в океанские глубины лодке? Обогнув Скандинавию и миновав Фареро-Исландский противолодочный рубеж НАТО, она должна была подойти к Гибралтару, форсировать его и проникнуть в Средиземное море. Там в неге и спокойствии покачивались «Мидуэй» и «Саратога» — плавучие аэродромы 6-го американского флота. Они-то и были главной целью атомохода. Не будем забывать, что холодная война была в самом разгаре. Но прибыть незамеченными в Средиземное море — это лишь полдела. Главное — это, оставаясь необнаруженными, следить из-под воды за каждым движением авианосцев, а с получением сигнала о начале войны — немедленно их уничтожить. Так плавали до них, так еще долго будут плавать после них…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.