«Почему все не так?», или Запоздалые контрудары
«Почему все не так?», или Запоздалые контрудары
Как мы помним, завершающим этапом борьбы за «линию Сталина» должны были стать армейские и фронтовые контрудары. Благо, для этого у командующих имелись общевойсковые резервы, в состав которых входили механизированные корпуса. Оставалось только грамотно распорядиться этими резервами. Но, к сожалению, они не смогли реализовать этот мощнейший потенциал.
На Северо-Западном фронте контрудар попытались провести 24 июня 1941 года. Этим контрударом командующий фронтом принял решение разгромить вклинившуюся тильзитскую группировку противника контрударом двух механизированных корпусов, 12-го и 3-го (без 5-й танковой дивизии), подчинив эти оба соединения командующему 8-й армией. Контрудар корпусов должен был осуществляться по сходящимся направлениям на Скаудвале. Для его обеспечения также привлекались части 10-го стрелкового корпуса и 48-й стрелковой дивизии.
Для выполнения задачи контрудара требовалось не только нанести поражение противнику, но и продвинуться на запад почти на 60 км, что в тех условиях было практически невозможно. При этом также не учитывалось, что 23-я танковая дивизия 12-го механизированного корпуса на то время уже находилась в подчинении командира 10-го стрелкового корпуса и была скована боями. В решении на контрудар не планировалась артиллерийская подготовка контрудара и не учитывался фактор времени.
Но, как свидетельствовал генерал-лейтенант П.П. Собенников, на то время ни штаб фронта, ни штаб 8-й армии с этими механизированными корпусами устойчивой телефонной и радиосвязи не имел. Приходилось рассчитывать только на офицеров связи, которые для передвижения использовали автомобили. Данный вид связи был очень неустойчивым. Доведение боевых задач до штабов механизированных корпусов осуществлялось крайне медленно. Так, боевой приказ поступил: в 3-й механизированный корпус – в 6.30, в 10-й стрелковый корпус – в 17 часов, в 12-й механизированный корпус – в 23.40 22 июня, в 11-й стрелковый корпус – в 2.30 23 июня.
Главной ударной силой 8-й армии был 12-й механизированный корпус (командир генерал-майор Н.М. Шестопалов, начальник штаба полковник Калинченко). Его формирование началось в марте 1941 года. К 22 июня 1941 года в своем составе корпус имел 23-ю (полковник Т.С. Орленко) и 28-ю (полковник И.Д. Черняховский) танковые дивизии, а также 202 моторизованную дивизию (полковник В.К. Горбачев). В составе этого корпуса насчитывалось: 781 танк, в том числе 236 БТ-7 и 477 Т-26, 11 танков Т-27, а также 16 танков «Рено», «Фитат» и «ТКС». Также входило – 40 122-мм и 12 152-мм гаубиц, 39 бронемашин, более 1200 различных автомашин, 74 трактора, 57 мотоциклов и более 30 тысяч личного состава. Для управления всем этим большим хозяйством полагалось иметь 68 радиостанций, но в наличии их было всего 16 штук.
Начало войны для руководства корпуса было неожиданным, но мероприятия по повышению боевой готовности этого соединения проводились. Об этом говорит тот факт, что в период 16–17 июня 1941 года командование корпуса и офицеры штаба осуществляли проверку мобилизационной готовности частей 202-й мотострелковой дивизии. И хотя недостатков было выявлено много, но в целом руководство корпуса сочло эту дивизию боеготовой.
В 23 часа 17 июня из штаба Прибалтийского Особого военного округа поступила директива о приведении 12-го механизированного корпуса в боевую готовность. С получением этой директивы командир корпуса немедленно убыл в штаб соединения и 18 июня утром отдал приказ о выводе штабов дивизий из мест постоянной дислокации в районы сосредоточения по тревоге.
О вторжении германских войск на территорию СССР командир корпуса узнал только в 7 часов 30 минут 22 июня. В 8 часов утра он отдал приказ о приведении соединений в боевую готовность и поставил им боевые задачи. К 22 часам 22 июня соединения сосредоточились в указанном им районе западнее Шауляя. Правда, выполняя эту команду, они в течение дня на маршрутах движения неоднократно подвергались авиационным ударам противника, в результате чего потеряли почти два десятка танков. Кроме того, при выходе в запасный район в местах постоянной дислокации из-за неисправности было оставлено 107 танков и 19 бронеавтомобилей.
В течение дня 22 июня командир корпуса неоднократно пытался связаться с командующим 8-й армии с тем, чтобы уяснить обстановку и получить конкретную задачу. Но связь постоянно нарушалась, а командующий армией сам плохо ориентировался в происходящем и отделывался общими фразами. Поэтому в конце 22 июня командиры соединений от командира корпуса получили указания на предстоящий день типа: «артиллерию на позицию, быть в готовности разгромить противника».
В ночь на 23 июня наконец-то был получен приказ штаба 8-й армии, в котором 12-му механизированному корпусу совместно с 3-м механизированным корпусом была поставлена задача – в 4 часа утра 23 июня нанести контрудар по вклинившемуся противнику. В это время обозначилось два направления вклинения противника в оборону армии: севернее и южнее Шауляя. По какой группировке наносить контрудар, указано не было.
Тем не менее, командир 12-го механизированного корпуса в соответствии с приказом командующего 8-й армией принял свое решение. В соответствии с этим решением 202-я моторизованная дивизия должна была обороной воспретить дальнейшее продвижение противника, а танковые дивизии во взаимодействии с 3-м механизированным корпусом провести контрудар и уничтожить вклинившуюся группировку противника, которая двигалась южнее Шауляя. При этом получалось так, что контрударные танковые дивизии должны были наступать в полосах, отдаленных друг от друга на 15 километров, а общее протяжение фронта, на котором должен был действовать корпус (включая и оборону 202 моторизованной дивизии) составлял более 60 километров. Это создавало большие трудности для организации взаимодействия войск.
Для осуществления контрудара боевой порядок корпуса строился в один эшелон с выделением в резерв 10-го мотоциклетного полка. Фронт наступления танковых дивизий планировался 8 – 10 километров, что позволяло иметь плотности до 30 боевых машин на один километр. Глубина контрудара должна была составлять порядка 45 километров.
Принимая решение на контрудар, командир 12-го механизированного корпуса не знал обстановки перед фронтом его соединения, а командующий 8-й армией также не мог восполнить этот существенный пробел. К тому же исходное положение для танковых дивизий находилось на удалении до 35 километров от противника, и за время выдвижения соединений обстановка также могла еще неоднократно меняться.
Времени на подготовку контрудара было недостаточно. Так, командир 28-й танковой дивизии получил приказ только в 1 час ночи 23 июня. На совершение марша требовалось 2–3 часа. На исходный рубеж было приказано выдвинуться к 4 часам утра, а контрудар начать в 5 часов утра. При таком расчете времени на всю подготовительную работу оставалось около 30 минут. Поэтому до командиров дивизий боевые задачи были доведены только в самых общих чертах.
Командиры дивизий, получив такие боевые задачи, также не могли принять грамотного решения и потребовать от подчиненных их выполнения. В частности, это хорошо понимал командир 28-й танковой дивизии И.Д. Черняховский. В боевом донесении он неоднократно подчеркивал, что не знает ни сведений о характере действий противника, ни задач соседей, ни конкретных боевых задач его соединения и даже того, куда направлять раненых.
Но штаб корпуса и сам находился в очень трудном положении. Быстрое изменение обстановки в полосе армии и отсутствие твердого руководства со стороны командующего и штаба объединения заставляло постоянно корректировать принятые ранее решения. Это приводило к отдаче командирам дивизий распоряжений, которые нередко противоречили друг другу. Взаимодействие между дивизиями организованно не было, поэтому каждая из них должна была действовать самостоятельно. Огневая подготовка и поддержка действий дивизий была слабой, авиационной подготовки и поддержки не было вовсе. Инженерное обеспечение контрудара не планировалось и не осуществлялось.
К тому же оперативность управления была очень низкой. Командный пункт командира корпуса с утра 23 июня располагался от танковых соединений на удалении до 25 километров, а от исходного положения для атаки 28-й танковой дивизии – в 50 километрах. Связь с частями корпуса до начала контрудара была проводной, а с его началом планировалась по радио и делегатами связи. Для этого в корпусе имелось 6 радиостанций, установленных на танках, 3 радиостанции на бронемашинах и 2 полевые радиостанции. Однако на деле эти радиостанции использованы не были, так как все они были переданы в распоряжение оперативной группы, которая убыла на командный пункт, а «радиоданные остались в штабе корпуса», находившегося на удалении до 70 километров от исходного положения дивизий в 40 километрах от командного пункта. Кроме того, имела место слабая подготовка радистов для работы в движении.
Получив боевой приказ, части 28-й танковой дивизии совершили 50-километровый марш и в исходном районе для контратаки сосредоточились к 10 часа 23 июня, то есть с опозданием на 5 часов против указанного времени. Только здесь выяснилось, что горючее в танковых баках на исходе. Для его доставки потребовалось еще три часа, еще час происходила заправка. Таким образом, к наступлению 28-я танковая дивизия была готова только к 14 часам дня.
Части 23-й танковой дивизии на момент получения боевого приказа находились в распоряжении командира 10-го стрелкового корпуса, который поставил ей задачу провести контратаку во фланг группировке противника, охватывавшую Шауляй с севера. Для выполнения этой задачи в 11 часов дивизия начала совершать марш в готовности ввода в бой в 13 часов, а ее передовые части вступили в боевое соприкосновение с противником.
В 12 часов 30 минут командиром 23-й танковой дивизии было получен новый приказ от командующего армией на участие в контрударе совместно с 28-й танковой дивизией. Для того, чтобы выполнить этот приказ, потребовалось не только повернуть колонны дивизии в обратном направлении, но и вывести из боя ее передовые подразделения. Поэтому не удивительно, что в исходный район для контрудара дивизия вышла только в 18 часов, то есть с опозданием на 13 часов.
Также следует напомнить, что на маршрутах движения, которое происходило в дневное время, обе танковые дивизии постоянно подвергались ударам авиации противника с воздуха, часть танков на марше остановилась из-за неисправностей, а часть заблудилась. Поэтому намеченный контрудар проводился ослабленными соединениями, разобщенными по фронту и по времени. На успех такого контрудара рассчитывать было трудно, а точнее – невозможно.
Проведение контрудара в книге С.А. Гладыша и В.И. Милованова «Восьмая общевойсковая» описано следующим образом:
«28-я танковая дивизия начала движение на рубеж развертывания. Впереди и на флангах в предвидении встречного боя двигались дозоры боевого охранения из бронемашин и легких танков. За ними шел головной отряд под командованием командира 55-го танкового полка майора Б.П. Попова. Затем двигались главные силы этого полка во главе с командиром майором С.Ф. Онищуком. Колонну дивизии замыкал 56-й танковый полк майора Герко.
Поздно вечером 23 июня ожесточенный бой с противником разгорелся за местечко Калтиненай. По приказу командира дивизии полковника Черняховского с фронта противника атаковали 23 танка майора Онищука, с фланга – 13 танков майора Попова. Совершив обходной маневр, танки Попова ударили по врагу и с тыла. Один из вражеских снарядов попал в танк Попова, танк загорелся, но экипаж продолжал расстреливать и давить вражеских солдат гусеницами. В этом бою Попов был тяжело ранен и умер на поле боя. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 июля 1941 года ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Это был первый Герой среди воинов не только 8-й армии, но и всего Северо-Западного фронта…
К утру 24 июня части 28-й танковой дивизии сосредоточились в лесах в районе Каркленая. Требовалось пополнить их боеприпасами и заправить горючим
В наиболее тяжелом положении оказалась 2-я танковая дивизия 3-го механизированного корпуса (командир дивизии генерал-майор танковых войск Е.Н. Солянкин). Главный маршал бронетанковых войск П.А. Ротмистров, в то время начальник штаба 3-го механизированного корпуса, в своей книге «Сталинградская гвардия» пишет, что части этой дивизии понесли большие потери от авиации противника на марше, но, несмотря на это, вступили во встречный бой с противником в районе Скаудвиле.
Таким образом, 23 июня согласованных действий войск контрударной группировки не получилось. Небольшая победа в районе Калтиненая обошлась дорогой ценой – было потеряно 13 танков и более 20 танкистов. Удар частей 28-й танковой дивизии, хотя и замедлил продвижение противника, должного развития не получил. Главная причина – отсутствие связи с соединениями и частями. В этот день командир корпуса не только не имел сведений о действиях стрелковых соединений и 2-й танковой дивизии 3-го механизированного корпуса, но даже ничего не знал о действиях 23-й танковой дивизии своего корпуса. Приказы и донесения передавались через делегатов связи, которые гибли, запаздывали в пути, несвоевременно находили адресантов. Проведя встречные бои, танки 23-й и 28-й дивизий откатились в исходное положение, понеся значительные потери.
Между тем противник, введя свежие резервы, продолжал наступление в восточном направлении, создавая угрозу обхода правого фланга 10-го стрелкового корпуса.
К утру 24 июня противник сосредоточил основные усилия вдоль Шауляйского шоссе, где ввел в бой свежую 36-ю моторизованную дивизию и, проведя мощную артиллерийскую подготовку, прорвал оборону 202 моторизованной дивизии и повел наступление дальше. Части этой дивизии в беспорядке начали отходить в направлении Шауляя, обнажая левый фланг контрударной группировки. Начинать контрудар в таких условиях было безумием, связь штаба корпуса со штабом армии была прервана, и разобраться в сложившейся ситуации было невозможно.
Но тут вмешались вышестоящие силы. В 6 часов 30 минут 24 июня совершенно неожиданно по линии радиосвязи в штаб корпуса поступил приказ от командующего Северо-Западным фронтом. В начальной части этого приказа указывалось, что 8-я армия ведет бои с целью окружения трех пехотных и одной танковой дивизий противника в районе Шилале, Видукле, Кельме. Далее командующий фронтом писал: «Эту задачу требую решить на рассвете 24.06 короткими ударами 23-й танковой дивизии. 28-й танковой дивизии во взаимодействии с 23-й танковой дивизий уничтожить танки, конницу и пехоту противника».
Выполняя этот приказ, в 9 часов утра 24 июня танковые батальоны 23-й и 28-й танковых дивизий были выведены на исходные рубежи атаки. Сама атака началась в 9 часов 30 минут без предварительной разведки, артиллерийской подготовки и без организации взаимодействия.
23-я танковая дивизия решительно двинулась в атаку. Но уже через несколько минут ее 144-й танковый полк наткнулся на хорошо подготовленную противотанковую оборону противника. К 13 часам батальоны потеряли до 70 % боевых машин, после чего были вынуждены вернуться в исходное положение. Контратака 23-й танковой дивизии захлебнулась.
Командир 28-й танковой дивизии на этот раз решил не торопиться и действовать более осторожно. Когда в 8 часов утра его соединение вышло в исходное положение для атаки, он приказал остановиться, организовать разведку и проверить наличие в баках горючего. Вскоре начали поступать доклады о неудачных действиях частей 23-й танковой дивизии и о нехватке горючего. И.Д. Черняховский доложил об этом командиру корпуса.
В 13 часов в расположение 28-й дивизии прибыл командир 12-го механизированного корпуса и приказал после дозаправки танков начать наступление. Горючее было получено только в 20 часов, а в 22 часа дивизия начала выдвижение на рубеж атаки, где вели бой остатки 125-й стрелковой дивизии.
На рубеже атаки передовой полк дивизии разделился на две группы. Первая (17 танков) начала наступление в направлении на Колтанис, вторая (23 танка) двинулась в направлении Крутыле. Действуя на этих направлениях, группы смогли, обойдя стороной мощные огневые точки противника, вклиниться во вражескую оборону на глубину до трех километров.
Но наступила ночь, и командир дивизии решил остальные части в бой не вводить, а передовой полк отвести в исходное положение с тем, чтобы совместными силами атаковать противника следующим утром. К тому времени в дивизии оставалось в строю 267 танков, а всего в корпусе – около 590 танков (то есть было потеряно около 200 боевых машин). Часть танков нуждалась в пополнении снарядами и горючим.
Таким образом, и 24 июня соединения 12-го механизированного корпуса не смогли выполнить поставленную задачу по разгрому вклинившейся группировки противника. При этом оборона 202-й моторизованной дивизии была прорвана, а атака 23-й танковой дивизии захлебнулась из-за ее неподготовленности. 28-я танковая дивизия в этот день в боевых действиях не участвовала.
В 23 часа 24 июня был получен новый приказ командующего 8-й армией о сосредоточении 12-го механизированного корпуса к утру 26 июня в районе северо-восточнее Шауляя для последующего прикрытия отхода стрелковых корпусов на новый рубеж обороны.
В ночь на 25 июня стрелковые корпуса 8-й армии начали отход на рубеж реки Вента, канал Виндавский, который совершенно не был подготовлен в инженерном отношении. В этот день основные усилия противника на левом фланге 8-й армии были направлены на окружение в районе Расейняй соединений 3-го механизированного корпуса. На других направлениях противнику, перешедшему в наступление, удалось углубиться в советскую территорию еще на 20–30 километров.
С целью обеспечения организованного отхода пехоты и закрепления ее на новом рубеже командующим 8-й армией вновь принимается решение провести 25 июня 1941 года еще один короткий контрудар силами 12-го механизированного корпуса юго-восточнее Шауляя. Таким образом, в то время, когда стрелковые соединения должны были отходить на новый оборонительный рубеж, танковые должны были наступать.
Командир корпуса решает главный удар нанести силами 28-й танковой дивизии, а вспомогательный – силами 23-й танковой дивизии. После нанесения противнику частичного поражения обе дивизии должны были отойти в указанные им районы сбора. И на этот раз начать атаку было решено в разное время: 28-й танковой дивизии – в 4 часа утра, а 23-й танковой дивизии – в 6 часов утра 26 июня. И снова, как и в прошлый раз, танковые дивизии корпуса располагались на удалении до 12 километров одна от другой, взаимодействие между ними организовано не было, не было точной информации о противнике.
Части 28-й танковой дивизии в 5 часов утра вышли из занимаемого района и к 10 часам подошли к северной окраине населенного пункта Пошиле. Там они были встречены огнем артиллерии и противотанковых орудий противника. Несмотря на это, И.Д. Черняховский приказал продолжать наступление. Части начали нести большие потери (порядка 48 танков) и после четырехчасового боя вынуждены были отойти в исходное положение.
В 15 часов 25 июня в лесу севернее Пошиле сосредоточились штаб 28-й танковой дивизии, ее разведывательный батальон, остатки танковых полков (около 30 боевых машин), а также все экипажи с подбитых танков. В 15 часов 30 минут противник, обнаружив скопление людей и техники, начал обстреливать этот район из орудий, одновременно обходя его подразделениями пехоты. В этой ситуации командир дивизии принимает решение об отходе. К 16 часам части 28-й танковой дивизии, потеряв в бою 84 танка, вышли в район Коркляны.
К тому времени туда же начали подтягиваться и остатки 23-й танковой дивизии во главе с раненым полковником Т.С. Орленко. Картина была удручающей. Большинство танков было потеряно, тылы расстроены. В сильно поредевших рядах личного состава находилось много раненых. В этой обстановке командир 28-й дивизии получает устное боевое распоряжение командира корпуса сосредоточиться в районе северо-восточнее Шауляя и подчинить себе находящиеся там части 23-й танковой дивизии.
Позже выяснилось, что 23-я танковая дивизия двумя своими батальонами прикрывала отход частей 10-й стрелковой дивизии. Остальные части 25 июня боевых действий не вели, так как командир корпуса потерял связь с этим соединением и не мог поставить ему боевой задачи.
В сообщении Совинформбюро за 24 июня 1941 года о боях в районе Шауляя было сказано: «Все атаки противника на шауляйском направлении были отбиты с большими для него потерями. Контратаками наших механизированных соединений на этом направлении разгромлены танковые части противника и полностью уничтожен мотополк». Командир 41-го моторизованного корпуса немцев генерал Г. Гот также позже писал, что его соединение было задержано под Шауляем до 25 июня.
В 8 часов утра 26 июня начальник штаба 23-й танковой дивизии с частью танков, создав импровизированный отряд, прибыл в расположение 10-го стрелкового корпуса. Командир этого корпуса тут же приказал танкистам прикрывать отход его соединений на реку Вента, после чего начал поспешно отводить свои войска. Танкисты практически были брошены на произвол судьбы. В течение всего дня они вели огневой бой, а с наступлением темноты также начали отходить на восток. Несколько танков было направлено в Шауляй для связи со штабом армии, остальные двигались севернее этого города. Дальнейшая судьба этого отряда осталась неизвестной.
Позже выяснилось, что противнику в тот день в районе Бориселей удалось окружить оперативную группу штаба корпуса во главе с генералом Н.М. Шестопаловым. В бою погибли бригадный комиссар П.С. Лебедев, начальник штаба корпуса полковник П.И. Калиниченко и другие офицеры.
Генерал-майор Н.М. Шестопалов, будучи тяжело раненым, был захвачен в плен. Он умер от ран 6 августа 1941 года в лагере военнопленных в Шауляе.
Таким образом, в течение первых шести дней войны командующий 8-й армией многократно пытался осуществить контрудар по наступающему противнику с целью его уничтожения или хотя бы задержки на время. Ни один из этих контрударов должным образом не готовился и не обеспечивался. Поэтому разрозненные действия танковых дивизий, как правило, успеха не имели. За период с 23 по 27 июня потери только 12-го механизированного корпуса составили около 600 танков. Кроме того, в это число не входят 107 танков, оставленных по причине неисправностей в местах постоянной дислокации «которые нужно считать потерянными, ибо эта территория была занята противником». Также, механизированный корпус потерял до 25 % личного состава, большинство которого приходилось на 202 моторизованную дивизию.
Столь же печальной была и судьба 3-го механизированного корпуса (командир генерал-майор Куркин, начальник штаба полковник П.А. Ротмистров), который должен был участвовать в контрударе южнее Шауляя. На начало войны этот корпус состоял из 2-й, 5-й танковых и 84-й моторизованной дивизий, а его штаб располагался в Каунасе. Штаб 2-й танковой дивизии, ее мотострелковый полк и части дивизионного подчинения находились в местах постоянной дислокации (Укмерг), а танковые полки и артиллерия – в лесу в шести километрах юго-восточнее Ионавы. 5-я танковая дивизия дислоцировалась в районе Алитуса на западном берегу реки Неман. 84-я моторизованная дивизия находилась в Вильнюсе.
Формирование корпуса началось в марте 1941 года. По состоянию на 6 июня в нем насчитывалось около 600 танков различных типов, из которых КВ – 70 штук, Т-34 – 50 штук, а остальные БТ и Т-26. Автотранспортом корпус был укомплектован на 75–80 %, но не хватало артиллерийских тягачей, тракторов и автомобильных цистерн. В частности, в 5-й танковой дивизии из положенных по штату 375 танка налицо было 268 танков различных типов (Т-34 – 50 штук, Т-28 – 30 штук, БТ-7 – 170 штук, Т-26 – 18 штук). Кроме того, корпусной артиллерией корпус был укомплектован на 150 %, был достаточно хорошо укомплектован личным составом, но некомплект младшего начальствующего состава в соединениях корпуса доходил до 30–40 %. Поэтому отделениями командовали неподготовленные рядовые, в результате чего дивизия в целом имела низкую боевую готовность.
Также выглядела и 2-я танковая дивизия. На вооружении этого соединения было 70 тяжелых танков КВ, 18 танков Т – 28 и более 150 Т-26, БТ-2 и БТ-5.
Директива штаба Прибалтийского Особого военного округа о приведении корпуса в боевую готовность и выходе в районы сосредоточения была получена 16 июня 1941 года, и в период 19–20 июня соединения корпуса вышли в указанные районы. Находясь в этих районах, они были удалены от штаба корпуса на 40-100 километров, а друг от друга – на 20–50 километров.
22 июня корпус бездействовал. На следующий день по приказу командующего фронтом 5-я танковая и 84-я моторизованная дивизии были приданы 11-й армии, а 2-я танковая дивизия была оставлена в резерве фронта. Командующий 11-й армией поставил задачу 5-й танковой дивизии выдвинуться на левый фланг его объединения, а 84-й моторизованной дивизии передислоцироватся на западный берег реки Неман и находиться в резерве.
Пока 5-я танковая дивизия совершала фронтальный марш на указанное направление, противник уже переправился через реку Неман южнее Алитус и овладел этим городом. После этого нанес удар по частям танковой дивизии и заставил их отходить в восточном направлении.
84-я моторизованная дивизия, находившаяся на западном берегу Немана, под сильными ударами противника также начала отходить в восточном направлении. Но при этом, не имея переправ через Неман, ее части вынуждены были бросить большую часть техники и тяжелого вооружения.
2-я танковая дивизия, согласно директиве командующего войсками фронта, получила задачу выйти в район Сквдвили и с утра 23 июня совместно с 12-м механизированным корпусом и стрелковыми соединениями нанести контрудар и уничтожить тальзитскую группировку противника. Но выполнить это оказалось очень сложно: не хватало горючего и тягачей. Из-за отсутствия тягачей гаубичный артиллерийский полк был оставлен в районе сосредоточения. Только к 20 часам частью сил дивизия вышла в район реки Дубисса, куда также вышел и противник.
В ночь с 23 на 24 июня части 2-й танковой дивизии атаковали противника, несколько потеснили его, но затем снова отошли на восточный берег реки Дубисса. В этом бою участвовала лишь часть дивизии, а остальные из-за отсутствия горючего были вынуждены стоять в стороне.
Контратака явно не достигала поставленной цели. 24 июня 2-й танковой дивизии было приказано отходить в северо-восточном направлении. Горючее было на исходе. Автоцистерны, направленные за горючим в город Шауляй, в дивизию больше не вернулись, а сама она под воздействием противника начала отход в направлении Двинска.
25 июня оперативная группа штаба 3-го механизированного корпуса во главе с ее командиром генерал-майором Н.П. Куркиным была окружена противником. Почти весь ее личный состав погиб, а остальные пропали без вести. Остатки 3-го механизированного корпуса в этот день также были окружены противником в районе восточнее Шидмова. Лишь немногим удалось вырваться из этого окружения. Так бесславно закончилась история еще одного крупного соединения автобронетанковых войск Северо-Западного фронта.
Ф. Гальдер в своем дневнике отмечал, что этот контрудар советских войск Северо-Западного фронта рассыпался на ряд контратак, а контратаки зачастую носят разрозненный характер, проводятся фронтально, в результате чего не достигают успеха, а советские танковые части несут большие потери.
Контрудары в полосе войск Западного фронта
Командующий Западным фронтом 23 июня 1941 года направил директиву генерал-лейтенанту И.В. Болдину и командующим войсками 10-й и 3-й армий. Этой директивой было приказано с утра 24 июня ударной группой в составе 6-го, 11-го механизированных корпусов и 36-й кавалерийской дивизий под общим командованием И.В. Болдина продолжать решительное наступление в направлении Гродно, овладеть этим городом и продолжать наступление по обоим берегам реки Неман на Друскенике и Меречь с задачей дня занять местечко Меречь. Командующему 3-й армии 85-й и 56-й стрелковыми дивизиями атаковать противника в общем направлении на Гродно и закрепиться к северу от этого города. 27-й стрелковой дивизии наступать на фронте Лабно, Мейск, Доморова, где и закрепиться, войдя в связь со 2-й стрелковой дивизией в районе Осовец.
21-му стрелковому корпусу было приказано, прикрывшись со стороны Вильно силами 24-й, 37-й и 17-й стрелковых дивизий наступать в направлении на Радунь и Ораны. Вся противотанковая артиллерийская бригада должна была прикрыть с запада подступы к городу Лида.
К утру 25 июня угроза окружения войск 3-й, 10-й армий и армейской группы И.В. Болдина восточнее Белостока стала реальной. Ставка Главного командования, с целью избежать этого окружения, приказала отвести войска Западного фронта на линию Лида, Слоним, Пинск, но к тому времени правофланговые соединения уже миновали этот рубеж, и отошли от него на восток на 30–40 километров. Но командование Западного фронта не знало об этом и готовило фронтовой контрудар.
Для проведения контрудара 6-й механизированный корпус начал передислокацию в район Сокулка в ночь с 22 на 23 июня 1941 года. Движение происходило по плохим дорогам, через густые леса и естественно, что колонны дивизий, растянувшиеся на несколько десятков километров, не могли закончить сосредоточение в указанный район в назначенное время. К тому же колонны соединений корпуса были построены так, что транспортные машины с боеприпасами и горючим находились в их хвосте и на рассвете стали хорошей целью для фашистской авиации.
Немецкие самолеты появились над колоннами 6-го механизированного корпуса еще до полного восхода солнца и начали работать небольшими группами. В результате к 10 часам утра соединения 6-го механизированного корпуса потеряли почти весь свой транспорт с боеприпасами и горючим. А горючее в баках танков быстро кончалось.
6-й кавалерийский корпус сосредотачивался в район Сокулка с двух направлений. 6-я кавалерийская дивизия была выведена из боя, понеся определенные потери, и вышла в указанный район к утру 24 июня. 36-я кавалерийская дивизия на марше была обнаружена немецкой авиацией и потеряла до 50 % своего конского состава, много людей и другой техники.
В результате этого контрударная группа на 24 июня оказалась практически не боеспособной. Но генерал И.В. Болдин и прибывший в штаб 10-й армии Маршал Г.И. Кулик были намерены провести намеченный контрудар и требовали от командующего обеспечить подвоз в Сукулки боеприпасов и горючего, необходимого для конно-механизированной группы. Тот пытался объяснить, что 10-я армия сама испытывает острый недостаток во всем этом: склад горючего в Белостоке был подожжен немецкой авиацией, основная масса боеприпасов находилась в Гайновке, но дорога туда была перерезана противником.
Однако ни И.В. Болдин, ни особенно Г.И. Кулик не желали слушать никаких объяснений. Командующему с большим трудом удалось собрать около 45 машин с горючим и направить в указанный район, но цели достигло менее половины. Остальные были уничтожены авиацией противника. Вполне понятно, что в таких условиях ни о каком контрударе конно-механизированной группы уже не могло быть и речи. Генерал И.В. Болдин приказал кавалеристам спешиться и действовать в качестве пехоты, а танки использовались, как неподвижные огневые точки.
Контрудары войск Юго-Западного фронта
Обстановка и способы действий гарнизонов укрепрайонов Юго-Западного фронта складывались по-разному. Когда противник обходил долговременные укрепления, их гарнизоны продолжали вести бой, ожидая контрударов наземных войск и деблокирования укреплений. Так, например, 96-й стрелковый полк 87-й стрелковой дивизии 5-й армии во второй половине 22 июня 1941 года контратакой отбросил противника из района Хотячева, достиг и закрепился на рубеже реки Студеница, деблокировав при этом гарнизон Владимир-Волынского укрепрайона из состава 19-го пулеметного батальона. Ввиду внезапности нападения, некоторые гарнизоны занимали доты укрепрайонов вместе со своими семьями. В деблокированных дотах Владимир-Волынского укрепрайона вместе с их гарнизонами находились жены и дети офицеров укрепрайона, укрывшихся в них утром в момент нападения противника. Их ожидала незавидная участь.
В полосе обороны 5-й армии Юго-Западного фронта 23 июня противник, наращивая усилия вводом в бой 14-й танковой дивизии, развил наступление на луцком направлении, к 16 часам захватил Владимир-Волынский и продвинулся до населенного пункта Войницы. Его пехотные дивизии в это время завершали окружение 87-й и 124-й стрелковых дивизий, а 13-я танковая дивизия завершала переправу через Западный Буг в районе Устилуга. 11-я танковая дивизия противника в этот день вышла в район Лопатин, Радехов, Стоянов.
В этих условиях командующий 5-й армии принял решение о проведении контрудара 19-й танковой, 215-й моторизованной дивизиями 22-го механизированного корпуса и 135-й стрелковой дивизией в двух районов в общем направлении на Владимир-Волынский с целью разгрома основных сил двух дивизий противника и деблокады окруженной 87-й стрелковой дивизии. При этом 41-я танковая дивизия (343 танка), располагавшаяся в районе Ковеля, к контрудару не привлекалась, так как поступила ложная информация о выдвижении на Ковель крупных сил противника из района Бреста.
Первоначально время контрудара было назначено на 22 часа 22 июня, но затем, в связи с запаздыванием войск, оно было перенесено на утро 24 июня. К назначенному сроку на рубеж контрудара вышли только части 135-й стрелковой дивизии, и время контрудара было перенесено на более поздний срок. Это обстоятельство использовал противник – танки и мотопехота 14-й танковой дивизии при поддержке авиации атаковали 135-ю стрелковую дивизию и потеснили ее на 5–6 километров к востоку.
Предназначенная для контрудара 19-я танковая дивизия 22-го механизированного корпуса, имевшая в своем составе 45 исправных танков Т-26 и 12 бронемашин, вышла в указанный район только в 13 часов, а в 14 часов во взаимодействии с 135-й стрелковой дивизией атаковала противника. Советским войскам удалось несколько потеснить противника, но затем немцы, введя в бой новые танки, нанесли существенное потери контрударной группировке, отбросили ее соединения на восток на 20 километров, выйдя на подступы к Луцку.
Другая, 215-я моторизованная дивизия 22-го механизированного корпуса, выдвигалась на рубеж контратаки крайне медленно. Из-за недостатка автотранспорта пехота шла пешим порядком. На марше части неоднократно подвергались ударам противника с воздуха. Почти половина танков отстала на марше по техническим причинам. Безусловно, о выдвижении дивизии хорошо было известно немецкому командованию. Поэтому контратака этого соединения, начавшаяся в 18 часов, успеха не имела.
Вечером 25 июня начальник разведки Юго-Западного фронта доложил командующему, что в районе Радехова прорвалась группировка противника, состоящая из трех-четырех танковых и моторизованных дивизий. Встревоженный этим сообщением, М.П. Кирпонос приказал сосредоточить против этой вражеской группировки основные силы войск правого крыла Юго-Западного фронта. Для удара в направлении на Дубно нацеливались с одной стороны 22-й, 9-й и 19 механизированные корпуса. С юга контрудар по вклинившемуся противнику должны были наносить 8-й и 15-й механизированные корпуса, а также 8-я танковая дивизия 4-го механизированного корпуса. Всего в составе контрударной группировки должны были действовать одиннадцать танковых и пять моторизованных дивизий. По числу соединений контрударная группировка войск Юго-Западного фронта могла превосходить противника более, чем в три раза, а по количеству танков (всего около 2600) – более, чем в восемь раз. Кроме того, к рубежу рек Стырь и Иква на участке от Рожище до Кременец из резерва командующего фронтом выдвигались 31-й и 36-й стрелковые корпуса, а на рубеж Кременец, Броды, Каменки – 37-й стрелковый корпус. А это еще девять стрелковых дивизий, которые должны были обеспечить действия механизированных корпусов. Таким образом, в конце июня 1941 года в районе Броды, Дубно, Луцк должно было произойти одно из самых крупнейших танковых сражений Великой Отечественной войны.
В соответствии с существовавшими до войны теоретическими представлениями советское главное командование с первого дня войны требовало от командующих армиями активными действиями механизированных корпусов разгромить вклинившуюся группировку противника. Командование Юго-Западного фронта до 25 июня уже несколько раз принимало решение на контрудар, однако ввиду несоответствия этих решений реальной обстановке они постоянно не выполнялись и перерабатывались.
Также требовалось учесть, что 15-й механизированный корпус на момент постановки ему задачи на контрудар уже три дня вел бои с противником в районе Радехов. Выдвижение его 3-й танковой дивизии было задержано противником в районе Каменки-Бугской, и командир корпуса генерал-майор И.И. Карпезо обращался к командованию фронтом с просьбой отложить начало наступления до подхода этой дивизии, но М.П. Кирпонос, не желая менять решение, велел ответить: «Выполнять приказ». 9-й, 19-й и 8-й механизированные корпуса для выхода на рубежи контрудара должны были преодолеть достаточно большое расстояние. Так, только 8-й механизированный корпус в результате постоянного его переподчинения и переброски с одного участка фронта на другой к 25 июня совершил марш на расстояние более 400 километров в условиях воздействия противника.
И только 26 июня решение от 25 июня начало претворяться в жизнь. Об этом бывший командир 9-го механизированного корпуса К.К. Рокоссовский в своей книге «Солдатский долг» писал:
«26 июня по приказу командарма Потапова корпус провел контрудар в направлении Дубно. В этом же направлении начали наступать левее нас 19-й, а правее 22-й механизированные корпуса. Никому не было поручено объединить действия трех корпусов. Они вводились в бой разрозненно и с ходу, без учета состояния войск, уже двое суток дравшихся с сильным врагом, без учета их удаленности от района вероятной встречи с противником.
Время было горячее, трудности исключительные. Но посмотрим распоряжение фронта, относящееся к тому периоду: «Нанести мощный контрудар во фланг прорвавшейся группировке противника, уничтожить ее и восстановить положение». Согласовывалось ли оно с обстановкой на участке, о котором идет речь, не говоря уже о положении, сложившемся к 26 июня на житомирском, владимир-волынском и ровненском направлениях, где немецкие войска наносили свой главный удар? У меня создалось впечатление, что командующий фронтом и его штаб в данном случае просто повторили директиву Генштаба, который конкретной обстановки мог и не знать…
Связь с соседями то и дело прерывалась. Удалось узнать, что 22-й мехкорпус сам был атакован большими вражескими силами, понес потери и был отброшен на северо-восток от Луцка. В самом начале боя был убит генерал С.М. Кондрусев, в командование корпусом вступил начальник штаба В.С. Тамурчи. Сосед справа – 19-й корпус – при попытке начать наступление также был атакован противником в районе Дубно, отброшен к Ровно, где и вел оборонительный бой…
Был опять получен приказ о контрударе. Однако противник настолько превосходил нас, что я взял на себя ответственность не наносить контрудар, а встретить врага в обороне…»
Даже из этого довольно сокращенного и щадящего рассказа К.К. Рокоссовского можно оценить уровень организации и проведения контрудара силами трех механизированных корпусов в направлении на Дубно с севера и северо-востока. С юга контрудар наносился силами 15-го и 8-го механизированных корпусов.
Сам К.К. Рокоссовский проявил в это время мужество и героизм, командуя 9-м механизированным корпусом. Подчиненные ему солдаты и офицеры смело сражались за Родину. В архиве удалось найти записи политработников о характере боевых действий: «… комсомолец-красноармеец 40 тп – 20 тд товарищ Мартынов был ранен в правую руку, не мог держать винтовку, но с передовой не уходил, при атаке зубами перегрыз глотку немецкому офицеру…
…1.7.41 г. в 17.00 131 дивизия пошла в бой, несмотря на губительный огонь противника…
… Уничтожено в штыковой атаке 15 танков и 15 легковых машин…
В боях за Луцк части 131 дивизии потеряли до 30 проц. личного состава, 32 танка, 12 бронемашин и 12 автомашин, уничтожено до 2-х батальонов противника».
Несмотря на потери, действия 9-го механизированного корпуса и его командира – генерала К.К. Рокоссовского, следует квалифицировать, как целесообразные и высокопрофессиональные.
Из таблицы видно, что самым страшным в это время было скорее не быть убитым, а пропасть без вести. Почти половина людей были потеряны и числились пропавшими без вести. Это вносило дополнительный беспорядок в систему управления всеми частями и соединениями.
Потери 9 мк за период 1.7 – 10.7.41 г. и 22.6 – 22.7.41 г.
8-й механизированный корпус начал формироваться в начале лета 1940 года. Его командиром 4 июня был назначен генерал-майор Д.И. Рябышев Командирами соединений стали: 12-й танковой дивизии – генерал-майор Т.А. Мишанин, 34-й танковой дивизии – полковник И.В. Васильев, 7-й механизированной дивизии – полковник А.В. Герасимов.
Формирование нового объединения осуществлялось из частей 4-го кавалерийского корпуса, 7-й стрелковой дивизии и 23-й легкой танковой бригады, которые получили на оснащение большое количество танков различных модификаций и задачу освоить их в короткий срок. К июню 1941 года корпус имел около 30 тысяч личного состава и 939 танков, том числе 169 КВ и Т-34. Дивизии корпуса, находившиеся в оперативном подчинении командующего 26-й армии генерал-лейтенанта Ф.Я. Костенко, располагались в районе Дрогобич, Стрый, Садовая Вишня.
Бывший командир 8-го механизированного корпуса генерал Д.И. Рябышев уже после войны вспоминал, что примерно за десять дней до начала войны в корпус приехал с группой офицеров начальник автобронетанкового управления РККА генерал-лейтенант танковых войск Я.Н. Федоренко. Командир корпуса спросил у него разрешения провести учение на новых танках с целью получения практики вождения механиками-водителями этих боевых машин, но тот отрицательно покачал головой: «Не исключено, что вскоре такой практики у всех будет предостаточно. А сейчас нужно беречь моторесурс».
После этого экипажам новых танков не оставалось ничего другого, как стирать пыль с боевых машин.
20 июня в адрес командира корпуса от командующего войсками Киевского Особого военного округа пришел секретный пакет, в котором лично ему предписывалось выехать к границе и провести рекогносцировку маршрутов выдвижения соединений корпуса. Выполняя этот приказ, командир корпуса на машине поехал до города Перемышль, долго стоял на берегу реки Сан, по которой проходила государственная граница. Что могла дать такая рекогносцировка? Командир не знал ни задач впереди действующих войск, ни своих задач, ни рубежей развертывания соединений корпуса, ни состояние других маршрутов. А ведь при проведении контрудара корпус должен был выдвигаться одновременно по 6–9 маршрутам, последовательно развертываться в батальонные, ротные, взводные колонны. Отставание и задержка каждой колонны может привести к неудаче всего контрудара…
После полудня вторых суток рекогносцировки (суббота, 21 июня) Д.И. Рябышев отправился в Самбор к командующему 26-й армией генералу Ф.Я. Костенко, чтобы доложить о проделанной работе и поделиться мнениями. Но Костенко в городе не оказалось, и командира корпуса встретил начальник штаба армии полковник И.С. Варенников. Выслушав доклад Д.И. Рябышева, он только махнул рукой: «Ваши опасения более, чем несостоятельны. Если бы дело шло к войне, то нас об этом известили бы официально уже давно. Были бы запрещены отпуска командиров и вывод частей в лагеря».
Успокоенный таким образом, Д.И. Рябышев выехал в свой штаб в Дрогобич. Приехав туда, он снова позвонил командарму, и снова Ф.Я. Костенко не оказалось на месте.
В четыре часа утра командир корпуса был вызван в Самбор в штаб 26-й армии, где был проинформирован начальником оперативного отдела штаба этого объединения о нарушении германскими войсками государственной границы СССР. Но в конце своего сообщения начальник оперативного отдела добавил уже неофициальным тоном, что вероятнее всего это провокация, на которую не нужно поддаваться и не следует открывать огня по немецким самолетам.
Эти самолеты появились над Дрогобичем в около пяти часов утра. Они нанесли удары по нефтяным промыслам и местам постоянной дислокации частей одной из дивизий 8-го механизированного корпуса. К счастью, к тому времени эта часть уже покинула свое расположение. Зато один из стрелковых полков, располагавшийся в лагере вблизи Дрогобича, был атакован авиацией противника, результате чего потерял 70 человек убитыми и более сотни ранеными. Авиационная эскадрилья, обслуживавшая корпус, была полностью уничтожена на аэродроме в районе города Стрий.
Первый приказ 8-му механизированному корпусу от командующего 26-й армией поступил в 10 часов 22 июня. Ставилась задача к исходу дня сосредоточиться в лесах в 10 километрах западнее Самбора. К тому времени ударами немецкой авиации и действиями диверсантов связь штаба корпуса с дивизиями уже отсутствовала. Поэтому пришлось посылать офицеров штаба с приказаниями на автомобилях и бронемашинах.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.