Крестьяне-партизаны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Крестьяне-партизаны

А что же простые русские крестьяне? Неужели они вообще не принимали участия в войне? Нет, конечно же, принимали, но вот каким образом…

Военный историк Карл фон Клаузевиц различает понятия «партизаны» и «народная война». В своей фундаментальной работе «О войне» он пишет, что партизаны «совершают смелые марши и нападают со своими маленькими отрядами на мелкие неприятельские гарнизоны, транспорты, передвигающиеся взад и вперед команды, ободряют взявшуюся за оружие часть населения и соединяются с ней для отдельных предприятий».

К этому он добавляет, что подобные отряды, «скорее, должны быть многочисленны, чем сильны, и так организованы, чтобы было возможно объединение нескольких отрядов для выполнения более крупных предприятий».

Если следовать логике Клаузевица, партизаны – это небольшие армейские отряды, отличающиеся от некоей «взявшейся за оружие части населения». Но тогда – что же такое это последнее? Это могут быть и организованные из гражданского населения «дружины самообороны», и «партии поселян», и «внутреннее охранное войско», которое охраняет ту или иную территорию не только от противника, но также от своих же мародеров.

В.И. Боярский в специальном исследовании «Партизанство» четко различает понятия «партизанство-повстанчество» и «партизанство войскового типа».

Он же пишет:

«Партизанство есть первая возможность и первое средство слабейшей стороны вести самостоятельную борьбу. Партизанство самобытно и не обусловливается наличием своей армии. Партизанские отряды из армии не больше, чем частностный тип. Главная масса партизан всегда выходит из среды народа, в момент наибольшей опасности стране от тех или иных враждебных посягательств, и обусловлено это именно отсутствием армии».

Партизаны и партизанская война (партизанство) – это совершенно разные вещи. Партизанская война – это удары по тылам противника, мелкие неожиданные нападения, засады и т. д. Такую войну может вести как гражданское население, так и регулярная армия. Так, например, воевали против русских войск в русско-шведской войне 1808–1809 гг. Однако тогда против русских так воевала армия, а армия, даже в виде небольших мобильных отрядов, – это не партизаны в классическом современном понимании этого слова.

Партизанами же или партизанами-повстанцами уже давно принято называть вооруженные отряды гражданского населения, действующие против врага.

Их мы условно будем называть классическими партизанами или крестьянами-партизанами.

* * *

Классические партизаны в 1812 году были, но в основном лишь в Смоленской губернии. Там крестьяне очень быстро расстались с надеждами на то, что Наполеон освободит их от крепостного права. Впрочем, многое говорит о том, что Наполеон и не собирался этого делать. С другой стороны, простым крестьянам страшно досаждали фуражиры и мародеры наполеоновской армии. И им, естественно, оказывали активное сопротивление.

А.П. Апсит. Французские солдаты грабят русских крестьян

А еще многие крестьяне убегали в леса при приближении противника, как пишет А.П. Никонов, «зачастую просто со страху. А не от великого патриотизма».

Французский генерал Арман де Коленкур в своих «Мемуарах» констатирует:

«Армия могла питаться лишь тем, что добывали мародеры, организованные в целые отряды; казаки и крестьяне ежедневно убивали наших людей, которые отваживались отправиться на поиски».

Но вот можно ли назвать это полноценной партизанской войной, направленной против захватчиков? Ведь если быть предельно честными, то надо говорить обо всех мародерах, а не только о наполеоновских.

М. Голденков иронизирует:

«Естественно, что с подачи советских и российских историков в русской армии якобы мародеров не было. Оказывается, были, да порой и побольше, чем во французской».

Происходило это, в частности, по причине того, что продовольственные службы русской армии работали из рук вон плохо, вследствие чего солдаты часто голодали, и это приводило к грабежам.

Историк М.Н. Покровский пишет:

«Грабежи не прекращались; грабили и около Вильны, и около Витебска, и под Смоленском, и под Москвой, и не грабить было нельзя, ибо солдатам надо было что-нибудь есть. Надо прибавить, что если солдаты грабили просто под непосредственным давлением голода, то высшие чины грабили не меньше, но с большим комфортом и с меньшей опасностью».

Фабер дю Фор. Португальские мародеры в России

Естественно, крестьяне возмущались подобным к себе отношением, но в первое время они не решались вооружаться. Сначала они боялись, но потом осмелели и начали давать отпор…

Именно так, кстати, прославилась Василиса Кожина, именем которой сейчас названа одна из московских улиц.

Советский историк Н.Ф. Гарнич пишет:

«Бессмертную славу приобрела простая русская женщина Василиса Кожина – крестьянка Сычевского уезда Смоленской губернии, жена убитого французами старосты одной из деревень. Когда наступающие от Смоленска на Москву французы появились в Сычевском уезде, Василиса Кожина создала целый отряд из женщин, девушек и подростков».

Пожалуй, образ Василисы Кожиной – один из самых мифологизированных и противоречивых среди героев войны 1812 года. Многие историки вообще считают, что Василиса – это образ собирательный, созданный лишь для того, чтобы поднять страну на борьбу с захватчиками и усилить патриотический дух среди населения.

Удивительно, но в документах того времени нет никаких сведений о жизни Василисы Кожиной – ни до войны, ни после нее. А ведь ее якобы награждал серебряной медалью за храбрость сам М.И. Кутузов. А ведь о ней якобы знал сам император Александр…

Василиса Кожина

По этому поводу Е. Гречена пишет так:

«Скорее всего, партизанка Василиса Кожина – это обычная легенда, приумноженная пропагандистскими мифами».

А вот мнение М. Голденкова:

«Нет никаких документов, подтверждающих посещение Кожиной Кутузова, который якобы лично наградил ее медалью. Ну, а брать в плен замерзших, голодных и больных наполеоновских солдат во время их отступления через Смоленск в самом деле могли и дети с женщинами, вооруженные вилами и косами; возможно, что этим они и занимались. Скорее, отряд Кожиной был армией спасения, ибо обмороженных и больных солдат «партизаны» спасали от неминуемой смерти на русском морозе. Такой отряд вряд ли можно назвать партизанским, но образ женщины-героя как нельзя лучше подходил для заметок в газетах».

* * *

Итак, настоящих партизан-повстанцев в 1812 году было немного. Да, они тревожили французские обозы и были великолепными разведчиками, но не они «сломили хребет» захватчикам. Зато потом вовсю потрудились некоторые участники войны и историки-пропагандисты.

Типичный пример: деятельность крестьянского отряда под предводительством Герасима Курина, который якобы давал успешные бои регулярным частям противника, истреблял их сотнями, захватывал орудия, освободил город Богородск Московской губернии, был награжден знаком отличия Военного ордена лично М.И. Кутузовым и т. д. По этому поводу даже публиковались опусы с заголовками типа «Как крестьянин Герасим Курин одолел маршала Нея».

Герасим Курин

На самом деле все обстояло гораздо скромнее.

Богородск (ныне Ногинск) был занят частями корпуса маршала Нея 23 сентября (5 октября). Общая численность вражеских войск, вошедших в город, составляла около 6000 человек при 8 орудиях. Позднее численность войск, разместившихся в городе и его окрестностях, достигла 14 000 человек при 16 орудиях.

Понятно, что занятие Богородска создало непосредственную угрозу местным крестьянам, которые до того не имели причин агрессивно относиться к иностранным солдатам: война шла стороной. После этого, конечно, при одобрении местного головы Егора Стулова, было решено сформировать дружину самообороны (ее численность доходила до 6000 человек), а женщин, стариков, детей и движимое имущество укрыть в лесах. Командовать дружиной сход поручил местному крестьянину Герасиму Курину.

24 сентября (6 октября) прибывшие из Богородска фуражиры корпуса Нея разграбили и сожгли деревню Степурино, убив при этом местного крестьянина. В ответ они были атакованы местными мужиками и бежали, бросив повозки. Через три дня фуражиры заняли деревню Субботино. Отметим, что пришедшие в Богородский уезд войска в значительной степени состояли из немцев, оставивших по себе после войны 1812 года память в целом худшую, нежели французские солдаты. Крестьяне бросились на штурм деревни, перебили 18 солдат и взяли троих пленными. Остальные бежали.

После этого в Богородске было казнено пятеро местных жителей, подозреваемых в убийстве наполеоновских солдат. Двое были расстреляны, двое повешены за ноги, а один был облит маслом и сожжен заживо. Подобная жестокость объяснялась тем, что русские крестьяне тоже не отличались благородством и закапывали пленных живьем.

Егор Стулов

28 сентября (10 октября) Герасим Курин и Егор Стулов прибыли в штаб командующего Владимирским ополчением князя Б.А. Голицына и попросили о поддержке своего отряда казаками. В ответ было выделено около 40 кавалеристов для разъездов в направлении Богородска. Этот отряд был отдан под команду штаб-ротмистра Павлоградского гусарского полка Богдановского.

Получив поддержку, Герасим Курин повел свой отряд к деревне Назарово, где были замечены вражеские фуражиры. Внезапное нападение мужиков и казаков вынудило их бежать, бросив повозки и лошадей. 29 сентября (11 октября) отряд напал на фуражиров в районе деревни Трубицыно. В результате было убито 15 солдат и возвращено все награбленное имущество.

Наконец 1 (13) октября отряд из корпуса Нея численностью около 800 человек вышел из Богородска в Павлово (ныне Павловский Посад). Основная часть этого отряда осталась у деревни Грибовой, а вперед выдвинулись два эскадрона (всего не более 200 человек). Один встал на околице Павлова, второй же зашел в село и попытался потребовать у жителей провиант и фураж.

Между тем Герасим Курин сказал своим людям следующую речь:

– Любезные друзья! Постараемся за Отечество свое! Неприятель грозит наше селение предать огню, а нас в плен побрать, с живых кожи снимать…

Потом он разделил свой отряд на три части. Одна, под командой местного сотского Ивана Чушкина, укрылась в засаде за селом, другая ждала противника, спрятавшись в павловских дворах, а третья, состоявшая из конных крестьян под командой Егора Стулова, разместилась в ближней деревне Меленках. Как только бдительность врагов была усыплена притворно радушным приемом, была предпринята атака. Части вражеских кавалеристов удалось ускользнуть. Крестьяне бросились вдогонку, но нарвались на второй эскадрон, а затем – на главные силы, о которых Курин и не подозревал.

В результате противник легко отразил наскок мужиков и погнал их назад в село. Но тут в дело вмешалась кавалерия штаб-ротмистра Богдановского. Застигнутый врасплох появлением с фланга регулярных русских кавалеристов и казаков, враг ретировался в Богородск, бросив много лошадей, оружия и подвод с награбленным хлебом.

Точные данные о его потерях неизвестны, но в рапорте князя Б.А. Голицына графу Ф.В. Ростопчину называются следующие цифры – 25 убитых и 4 пленных. И что характерно: по словам князя, сделали не крестьяне, а люди штаб-ротмистра Богдановского. Вот доподлинные слова Б.А. Голицына:

«Первого сего месяца малый отряд гусар и казаков под командою штаб-ротмистра Богдановского встретил неприятеля Богородского уезда при деревне Грибове в превосходном против себя числе, но храбрый офицер Богдановский решился сделать нападение, опрокинул его и рассеял, оставя с неприятельской стороны убитыми 25, а в плен взял 4 человек».

Впрочем, это не помешало некоторым авторам договориться до того, что отряд Герасима Курина уничтожил «до 50 неприятелей». Да еще взял в добычу 20 повозок, 40 лошадей, 85 ружей, 120 пистолетов, 400 сум, наполненных порохом, патронташей, которые неприятель бросил во время бегства…

Это все была, как говорится, официальная версия. На самом же деле в «сражении» 1 (13) октября 1812 года не погибло ни одного крестьянина. С трудом верится, что сильный отряд профессиональных солдат мог быть так разбит простыми мужиками и малочисленной группой русских кавалеристов. Разве что солдаты из корпуса маршала Нея вообще не стреляли…

Порой доходит до полной фантастики. Например, в одном из так называемых «источников» написано:

«Войска Нея потеряли убитыми несколько сот человек. Сам Курин в этом бою лично поразил офицера и двух солдат <…> На другой день Курин отважно двинулся со своим отрядом на главные силы маршала Нея к Боровску».

Видимо, автор этих строк вообще потерял всякую ориентацию, если у него отряд плохо вооруженных и необученных мужиков идет на главные силы маршала Нея. Да еще к Боровску, который находится в 150 км, на юго-западе от Москвы, в Калужской губернии…

На самом деле в тот день корпус маршала Нея, в числе других корпусов, стоявших вокруг Москвы, получил приказ срочно вернуться в столицу. Это-то и послужило причиной оставления Богородска.

Собственно, на этом «подвиги» отряда Герасима Курина и закончились. Что касается якобы взятых отрядом пушек, то они, по всей вероятности, были попросту найдены в оставленном Богородске.

Ну, а дальше началось то, что сейчас называется «пиаром». Начальник Владимирского ополчения известил Ф.В. Ростопчина «об инициативных крестьянах» Стулове, Курине и Чушкине. Граф Ростопчин, преследуя собственные политические цели, сформировал обойму «народных героев» для представления их к царским наградам. В нее попали 50 человек, согласно распоряжению императора Александра получившие либо знаки отличия Военного ордена, либо медали «За любовь к Отечеству».

Вот так пишется история…

Что же касается награждения Герасима Курина лично М.И. Кутузовым, то это миф, не имеющий под собой ничего, кроме очевидной идеологической подоплеки. Все дело в том, что награждение это происходило в московском губернском правлении в мае 1813 года. Награды вручал Ф.В. Ростопчин, а М.И. Кутузова к тому времени уже просто не было в живых – он умер 16 (28) апреля.

* * *

Мягко скажем, «преувеличения», допущенные при описании «партизанских подвигов», вызвали суровую оценку со стороны князя С.Г. Волконского, который и сам некоторое время командовал армейским партизанским отрядом. В своих «Записках» он, в частности, написал:

«Описывая партизанские действия своего отряда, я не буду морочить читателя, как это многие партизаны делают, рассказами о многих небывалых стычках и опасностях; и, по крайней мере, добросовестностью моей, в сравнении с преувеличенными рассказами других партизанов, приобрету доверие к моим запискам».

Даже советский историк Е.В. Тарле, много писавший о партизанской войне 1812 года, вынужден был признать, что «были преувеличения» и «умел при случае прихвастнуть» даже сам Денис Васильевич Давыдов.

Французы – голодные крысы – в команде у старостихи Василисы (пропагандистская гравюра А. Венецианова, 1812 год)

Кстати сказать, этот видный ученый, работавший в известное время и под влиянием известной политической конъюнктуры, описывая народную войну, предельно честно констатировал:

«В России крестьяне никогда не составляли целых больших отрядов, как это было в Испании, где случалось так, что крестьяне без помощи испанской армии сами окружали и принуждали к сдаче французские батальоны <…>

Французы видели, что если в России против них не ведется та самая народная борьба, как в Испании, то это прежде всего потому, что испанская армия была вконец уничтожена Наполеоном и были долгие месяцы, когда только крестьяне-добровольцы и могли сражаться. А в России ни одного дня не было такого, когда была бы совсем уничтожена русская армия. И народное чувство ненависти к завоевателю и желание выгнать его из России могли проявляться организованнее всего в рядах регулярной армии».

* * *

Е. Гречена в своей книге «Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах» пишет:

«На самом деле сейчас гораздо честнее было бы сказать, что Наполеону нанесли поражение главным образом три русских «партизана»: Мороз, Дороги и Тиф.

В самом деле, ни регулярные войска, ни тем более партизаны так и не смогли что-то противопоставить гению Наполеона, а вот его Великая армия словно бы сама собой растворилась в бескрайних российских заснеженных просторах».

Конечно, многие сейчас скептически усмехнулись, однако им было бы неплохо вдуматься в следующие слова А.П. Никонова, автора книги «Наполеон: попытка № 2»:

«Обыватели часто не верят, что какой-то там мороз может убить закаленную в боях армию, полагая это дешевой отмазкой проигравших. Просто привыкли люди, что армии уничтожаются другими армиями. Для тех, кто сомневается в том, что именно мороз уничтожил наполеоновскую армию, рекомендую зимой максимально возможно утеплиться, в двадцатиградусный мороз выйти из дома и пройти пешком хотя бы сто километров <…>

Если мне не изменяет память, полярный исследователь Амундсен говорил: «Ко всему можно привыкнуть. Только к холоду привыкнуть нельзя». Холод деморализует и убивает быстрее, чем голод. А иногда и быстрее, чем пуля… Представьте такую фантастическую картину: температура вдруг упала до абсолютного нуля, то есть до минус 273 градусов по Цельсию. За сколько времени умрет армия? Численность армии в данном случае неважна: какова бы она ни была – хоть миллион, весь этот миллион народу перестанет существовать через считаные мгновения.

Разумеется, до абсолютного нуля градусов температура не падала, но зависимость смертности от температуры ясна – каждый следующий градус падения ускоряет смертность нелинейно, лавинообразно <…>

Можно быть большим храбрецом и героем в бою. Но я хочу, чтобы вы поняли, как убивает холод. И во что он превращает героев».

* * *

А существовали ли вообще в начале XIX века классические крестьяне-партизаны? Да, существовали. В Испании и Португалии, и задолго до войны 1812 года. Там наполеоновские армии воевали с 1807 года. Там серьезной ошибкой Наполеона стал коварный арест в Байонне испанского короля Карла IV и его наследника Фердинанда, а также назначение на их место в Мадриде своего не самого талантливого брата Жозефа. Это возмутило испанцев и подтолкнуло их к вооруженному сопротивлению, успехи которого не могли не сказаться и на обстановке в соседней Португалии. По словам историка Огюста Бушо, «бывшие еще совсем недавно врагами, португальцы и испанцы теперь объединились под воздействием общей ненависти». В результате Наполеон добился лишь того, что против французов в конечном итоге восстал весь Пиренейский полуостров.

Причин неудач Наполеона в Испании и Португалии можно назвать много, но при этом одной из главнейших была так называемая «тактика выжженной земли», практиковавшаяся местным населением. С этим, кстати говоря, французам впервые пришлось столкнуться именно в Португалии. Они практически без единого выстрела проходили по огромным территориям, на которых не оставалось ни жителей, ни съестных припасов. Именно в Португалии с самых первых дней первого похода (а всего их было три и все – неудачные) французская армия начала испытывать недостаток продовольствия и фуража. Люди и лошади гибли от истощения, остро ощущалась нехватка боеприпасов и обмундирования. Типичная картина – измученная французская армия движется вперед по разоренной и пустынной стране, оставленной местным населением. И это было за несколько лет до того, что принято называть «скифской войной» в России 1812 года!

В отечественной историографии всегда было очень модным представление о наполеоновском походе в Россию в 1812 году как о величайшей странице в истории национально-освободительных войн, как о беспримерной Отечественной войне, в которой не только регулярная армия, но и весь народ Российской империи в едином порыве, отстаивая свою национальную независимость, не только победил Наполеона, но и положил начало освобождению всей Европы от наполеоновской тирании.

Все это, может быть, и так, но не следует забывать о том, что все это имело место и в той же Португалии, причем задолго до 1812 года. И если наша война для наших историков – Отечественная, то та же португальская война, следуя этой логике, была, по меньшей мере, Великой Отечественной, так как длилась она не шесть месяцев, а почти в семь раз дольше, и жертв она потребовала несравненно больше.

Конечно же, многочисленное португальское ополчение, «орденанса», которое историк Чарльз Оман называет «абсолютно лишенным дисциплины» (totally undisciplined), равно как и несчетное множество просто банд, состоявших как из крестьян (в Португалии разбой и контрабанда всегда были традиционным элементом сельской экономики), так и из беглых солдат различных национальностей, явно не ставивших перед собой никаких других патриотических целей, кроме собственного обогащения, хотя и явилось усилением регулярной армии, но никак не превратилось в решающий фактор победы над французами.

Но ответим себе, а стало ли таковым фактором российское ополчение и партизанское движение в 1812 году? И что бы было с этой так называемой «дубиной народной войны», если бы не огромные российские просторы и суровые климатические условия? Безусловно, португальские ополченцы и партизаны, если их можно так называть, были в несравненно менее выгодных условиях.

Приходится констатировать, что чрезмерно преувеличивать значение народной войны, несмотря на весь ее драматизм, не стоит ни в Португалии, ни в Испании, ни в других странах. Вряд ли все эти нападения на обозы, на раненых и отставших имели какое-то решающее военное значение. Десятки тысяч ополченцев легко рассеивались небольшими отрядами французской пехоты с парой-тройкой пушек. Например, крупнейшим «специалистом» по португальской народной войне был генерал Луазон.

В июне 1808 года он совершил решительный марш-бросок из Лиссабона и вступил в Альмейду. У него было всего 1800 человек, но он смело атаковал португальцев у деревни Пезу да Регуа. Ему противостояли португальские войска и многотысячная толпа вооруженных крестьян и ополченцев. Бой длился весь день, генерал Луазон был ранен, численность португальцев в десять раз превосходила численность его отряда, но Луазон победил. Как пишет в своих воспоминаниях генерал Фуа, «было безумием пытаться с двумя батальонами противостоять многочисленному и разъяренному местному населению».

Потом португальцев поддержали полки Опорту, Вианы, Браги и Шавиша, находившиеся в стадии спешного формирования, а также испанцы, пришедшие из Вила-Реала. Луазон вынужден был начать отступление. Отбиваясь от яростных атак португальцев, он укрылся за стенами Альмейды. По дороге он приказал сжигать любой населенный пункт, где только будут замечены признаки восстания. Затем, оставив в Альмейде небольшой гарнизон, а также раненых и больных, генерал Луазон двинулся на юг, буквально штыками прокладывая себе дорогу через провинцию Алта-Бейра, также охваченную восстанием.

5 июля 1808 года в деревушке Аталайя небольшой отряд Луазона разгромил португальцев, руководимых местным кюре. 9 июля отряд Луазона уже был в Абрантише, а 11-го – в Сантареме. В районе Алкобаса он буквально в пух и прах разнес 15-тысячную армию восставших.

29 июля Луазон подошел к Эворе и там разбил испанско-португальский отряд, которым командовал генерал Лейте, взяв в плен около 4000 человек.

Это была настоящая народная война. Французы одерживали победу за победой, но против них выходили все новые и новые отряды, составленные из бывших солдат (португальская армия была распущена генералом Жюно), ополченцев и простых крестьян. Со взятыми в плен генерал Луазон обходился с особой жестокостью.

– Эти мерзавцы не заслуживают французских пуль! – кричал он. – Веревка! Только веревка! Пусть их всех повесят!

Именно после Эворы генерал Луазон окончательно закрепил за собой такую «всенародную любовь» португальцев, что за его голову была обещана огромная премия, а его имя и поныне вспоминается с негодованием. Здесь он, потерявший руку в 1806 году в результате несчастного случая на охоте, получил и свою ставшую знаменитой кличку «Maсeta» (однорукий).

Историк Жак Бельмас пишет:

«Эта кровавая экзекуция оставила за генералом Луазоном грустную славу в этих краях и стала поводом для ответных репрессий и мести со стороны вспыльчивых португальцев».

Бунты и восстания, происходившие в брошенной королевской семьей Португалии, имели самое прямое отношение к «пробуждению народов» и к «национально-освободительному движению португальского народа». Регулярной армии на тот момент у португальцев просто не было. Безусловно, все это, как правило, имело чисто бытовые и религиозные корни. Французские солдаты сожгли дом крестьянина, а он за это затаился и через два дня ударил ножом в спину французского офицера. Или наоборот – группа крестьян убила и ограбила французского офицера, а за это пришла рота солдат и, не найдя виновников, сожгла всю деревню.

Источников же взаимного недовольства было множество. Без всякого сомнения, проход чужеземной армии по территории любой страны чрезвычайно разорителен для населения этой страны. Несмотря на все попытки поддержания дисциплины, французские солдаты (не говоря уж о пруссаках, ирландцах, ганноверцах и т. п.) все равно не могли удержаться от того, чтобы не пополнить свои скромные жалованья и продовольственные рационы за счет жителей находящихся на их пути городов и деревень. Любой, даже самый скромный и деликатный, ночлег вражеского батальона – это моральный и материальный ущерб для мирного населения, это источник недовольства и разного рода унижений. Да, французы были представителями культурной нации, но долгие годы суровой службы вдали от родного дома не только приучили их к насилию, но сделали их невосприимчивыми к проблемам гражданского населения, что нередко приобретало формы плохо скрываемой враждебности.

Кроме того, не следует забывать, что присутствие в экстремально католической Португалии французских войск – этих «проклятых якобинцев» с их неуважением к духовенству и традиционным святыням – оскорбляло религиозные чувства рядовых португальцев. И если национализма в современном понимании в Португалии не было, то чувство гордости местными (в огромной степени религиозными) институтами и историей имело самые гипертрофированные проявления. Французы волей или неволей регулярно попирали эти чувства, а это порождало враждебность, но не политическую, а бытовую и социальную. А эта враждебность усиленно подогревалась местным духовенством, подталкивавшим гражданское население к различным ее проявлениям.

Вопрос о португальских партизанах очень сложен. В большинстве случаев это не были отряды, специально организованные для действий в тылу французской армии. Для того чтобы побудить португальского крестьянина к активным действиям, мало одной преданности сбежавшему в Бразилию принцу-регенту и традиционному католицизму. В большинстве своем партизаны просто-напросто вольно паразитировали как за счет нападений на французские обозы (как же без этого!), так и за счет окружающих своих же мирных селян, что особенно явным стало после того, как французские войска покинули Португалию, а партизаны еще долго продолжали «бороться за независимость своей родины». Во всяком случае, известно, что после эвакуации французской армии генерала Жюно в 1808 году по всей территории Португалии от Тежу до Мондегу еще долго имели место серьезные беспорядки, направленные против представителей своих же имущих классов.

К тому же в португальской армии большой проблемой было дезертирство, а рыскающие по горам и лесам партизанские отряды (или банды, кому какой термин больше нравится) служили для дезертиров наилучшим убежищем. Причем «партизанили» не только португальские дезертиры, но и испанские, и немецкие, а уж эти позволяли себе нападать не только на мирные села и французские обозы и раненых, но и на самих британцев.

Подвести итог рассуждениям о партизанской войне можно словами историка Чарльза Исдейла:

«Хотя эта война, безусловно, отчасти обусловливала трудности, испытываемые французами на Пиренейском полуострове, даже в Испании и Португалии партизанам не удалось сбросить французское иго <…> Говоря военным языком, народному сопротивлению на самом деле просто недоставало потенциала, оправдывающего тот вес, который ему придается».

Конечно же, ни в Португалии, ни в Испании «дубина народной войны» не имела оснований стать непреодолимой силой. Нужда была только в бесперебойной поставке подкреплений и боеприпасов, а вот этого-то Наполеон как раз и не делал по одному ему ведомым причинам.

По большому счету, Пиренейский полуостров в рассматриваемый нами период спасло только присутствие дисциплинированной и отлично подготовленной британской армии. Война там – это была война герцога Веллингтона. Ну, и британских денег, конечно же. Тем не менее невозможно отрицать и тот факт, что в Испании и Португалии поднялись против Наполеона все слои населения, и многочисленные партизанские отряды уж точно не были частями регулярной армии, как это имело место в России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.