Глава девятая. ПРОРЫВ АВАНГАРДИИ

Глава девятая.

ПРОРЫВ АВАНГАРДИИ

Прибытие нашего флота к Гангутскому мысу, разумеется, не осталось без внимания шведов. Местные жители тут же известили шведов о появлении русских. «Я поставил им (своим офицерам. — В.Ш.) на вид, — писал Ватранг, — необходимость величайшей бдительности и осторожности». Адмирал постоянно посылал разведывательные суда на восток от Гангута, обязывая остальных командиров «держать корабли наготове, чтобы в любой момент выйти в море».

С прибытием русского гребного флота в бухту Тверминне Ватрангом был разработан и план его атаки в этой бухте.

Что и говорить, план Ватранга был весьма разумным. Оставив у мыса Гангут лишь несколько линейных кораблей и фрегатов, он решил с остальной эскадрой атаковать галеры Апраксина. Деваться в тесной бухте от ураганного огня сотен шведских орудий было бы просто некуда.

— Я верю, что Тверминне станет для русских не только каменной западней, но и общей могилой! — так шведский командующий объявил своим капитанам.

Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Возможно, что у шведов все бы и вышло, как они мечтали. Но, как оказалось, русские тоже не сидели на своих галерах, на море глядючи. И 25 июля Ватранг получил неожиданное сообщение от местных рыбаков, что на «переволоке» неутомимые русские сооружают настил, чтобы перетащить по суше свои галеры. Это известие ставило крест на замыслах шведского командующего. «Мой план, — признавался впоследствии откровенно Ватранг, — оказался совершенно расстроенным, и нам пришлось подумать о других способах, чтобы воспрепятствовать осуществлению пагубных намерений неприятеля, ибо если бы ему удалось переправить свои суда, то он тем самым приобрел бы господство в шхерах».

Поэтому Ватранг принимает новое решение — разделить свою эскадру уже не на два, а на три отряда. Сам он оставался на позиции у Гангутского плеса, имея под началом шесть линейных кораблей и три фрегата. Контр-адмиралу Эреншельду было велено с прамом «Элефант», тремя шхерботами и всеми галерами, что были при флоте (таких набралось шесть), идти к западному берегу Гангутского полуострова, чтобы уничтожить русские галеры в момент их спуска с «переволоки».

Третий же отряд вице-адмирала Лилье в составе 12 вымпелов должен был, как и предполагалось ранее, атаковать главные силы Апраксина в бухте Тверминне. И снова в решениях Ватранга мы видим и расчет, и логику. Однако в этом плане был серьезный изъян — он был рассчитан на то, что русские будут пассивно дожидаться своей участи, а не предпримут каких-либо ответных действий. Почему Ватранг был столь уверен в пассивности нашего флота, так и осталось загадкой. Но ясно одно — в этом была его большая ошибка.

В полдень 25 июля отряд вице-адмирала Лилье, снявшись с якоря, направился от Гангута к бухте Тверминне. Спустя два часа поднял паруса и отряд Эреншельда.

В это время на нашем флоте в Тверминне все было спокойно. Командам гребных судов был предоставлен воскресный отдых. Петр I, Апраксин и Голицын обедали на флагманской галере, когда неожиданно вдалеке услышали пушечные залпы. Как оказалось впоследствии, это была салютация, которой обменялись между собой уходившие в разные стороны шведские эскадры. Выстрелы встревожили обедавших. Петр с Апраксиным «много размышляли, для чего такая стрельба». Вскоре с дозорных судов (это был выдвинутый вперед сторожевой отряд в полтора десятка галер) доложили о разделении шведского флота на три эскадры. Однако цель этого разделения пока оставалась неизвестной. Затем, исходя из курса кораблей, предположили, что они направляются к Ревелю, где еще находился наш корабельный флот, или же к Тверминне для атаки наших галер. Но предположения предположениями, а нужна была полная ясность.

Поэтому для уточнения обстановки Петр лично с 20 галерами в тот же вечер поспешил из Тверминне к дозорному отряду, который к этому времени находился уже всего в двух милях от шведского флота. На столь малой дистанции можно было хорошо разглядеть, что у Гангутского мыса осталось лишь 6 шведских линейных кораблей и 3 фрегата. Увидев, что 14 судов отделились от флота и, по всей вероятности, идут в Тверминне, чтобы запереть там наш галерный флот, Петр не на шутку встревожился.

— Мы не можем рисковать всем, что имеем, а потому надлежит тотчас перевести галеры к Гангуту и часть их послать в обход шведского флота, как бы рискованно это ни было!

Ситуация на самом деле была весьма тревожной. Но затем все переменилось. Большой удачей для нас было и то, что движение шведов к Тверминне серьезно замедлилось, т.к. к вечеру ветер стих и наступил полный штиль. Таким образом, мы получили хорошую фору во времени, которую теперь надо было использовать с максимальной выгодой для себя. При этом, если ранее, когда все силы шведов стояли у Гангута, большая часть залива перекрывалась их огнем, теперь шведские корабли уже не могли держать под огнем подступы к Гангуту. Серьезно ослабило силы шведов и разделение неприятельской эскадры на три отряда, а внезапный штиль и вовсе сковал на время их маневр. Помимо этого, опрос местных рыбаков показал, что такие полные штили — весьма обычное явление для Гангутского плеса в это время года. При этом обычно полный штиль стоит с раннего утра до полудня, после чего появляется ветер. Это сообщение было для Петра и Апраксина чрезвычайно важным, так как позволяло приурочить действия галер как раз ко времени полного отсутствия ветра а следовательно, и полного бездействия шведского парусного флота.

Тактическая ошибка адмирала Ватранга и штилевая погода неожиданно дали нашим хороший шанс на успех. И этим шансом следовало немедленно воспользоваться. Не теряя времени, Петр отдал командирам гребных судов приказ приготовиться к прорыву.

* * *

25 июля днем дул слабый юго-восточный ветер, к вечеру он затих. На флагманскую галеру для получения последних указаний прибыл капитан-командор Змаевич, по своему обыкновению при длинном белом напудренном парике и в позолоченных сверкающих латах. «Человек благородный и хороший солдат», — так характеризовал его один из современников. Происхождением Мато Змаевич был из рагузских галерных капитанов. Гордился своим дворянством и отличался храбростью в бесконечных морских схватках с барбарийскими пиратами. В 1709 году он повздорил из-за местной красавицы с другим известным капитаном — Буровичем — и заколол того шпагой на дуэли. Спасаясь от суда и мести родственников убитого, он бежал в Константинополь к русскому послу Толстому. Но и там галерному капитану снова не повезло — началась война России с Высокой Портой, и Змаевича заодно с послом посадили под замок в печально знаменитый Семибашенный замок. Освобожденный оттуда лишь два года спустя, Змаевич поспешил в Карлсбад в Чехии, где пребывавший тогда там Петр после двухчасового экзамена принял его капитаном в галерный флот. Капитан-командорский чин Змаевич получил в следующем году, уже за отличия в финляндском походе галерного флота.

Итак, вечером авангард гребного флота под командованием капитан-командора Змаевича в 20 скампавей перешел из бухты Тверминне к месту стоянки сторожевого отряда. Главные силы были также приведены в готовность к переходу.

В ночь с 25 на 26 июля, как и обещали рыбаки, установилась штилевая погода. Шведская эскадра стояла на Гангутском плесе так близко к берегу, как это позволяли глубины. Однако оставшихся кораблей было уже явно недостаточно для того, чтобы перекрыть весь Гангутский плес и не допустить прорыва наших гребных судов. Впрочем, Ватранг, серьезно обеспокоенный приближением нашего авангарда, приказал своим кораблям ночью перейти под парусами поближе к противнику. Но начавшийся штиль нарушил ордер шведов и вынудил их корабли вновь стать на якорь.

К утру 26 июля Петр принял окончательное решение — авангарду идти на прорыв, причем обойти шведский флот мористее, вне дальности его огня.

Командир авангардного отряда Матвей Змаевич получил приказ «объехать неприятельский флот морем», то есть прорваться мимо шведской эскадры Два десятка галер авангарда, выдвинутые еще накануне на исходную для прорыва позицию, были давно в полной готовности к бою. Перед их командами стояла нелегкая задача — прорваться вокруг Гангутского полуострова мимо шведской эскадры и укрыться в шхерах к западу от Гангута. Предстояло пройти на веслах более полутора десятков миль на веслах при максимальном темпе гребли и с большой вероятностью боя со шведами. Но иного выбора не было.

В 8 часов утра галеры Змаевича начали движение. Пока авангард проходил шхеры, шведы пребывали в неведении о начале прорыва

Но едва наши суда вышли из-за островов и начали обход шведского флота, Ватранг немедленно сыграл «алярм», но было уже поздно.

Внезапность и штиль сделали свое дело. Парусные корабли были лишены возможности двинуться под парусами. В отчаянии Ватранг приказал буксировать корабли шлюпками и идти наперерез русским галерам, но было уже поздно. «Мой корабль, — писал шведский командующий, — был взят на буксир тремя шлюпками и одним шхерботом, но все же я не мог подвергнуть галеры серьезному обстрелу, хотя я стрелял в них из пушек. Чем ближе, однако, я со своим кораблем, находившимся на главном пункте, и другие наши суда подходили к ним, тем дальше они уходили в море».

Несмотря на обстрел шведов, галеры продолжали прорыв. Большинство шведских ядер падало с недолетом, неприятель не успевал выйти на дистанцию эффективного огня. Отряд Лиллье, повернувший по сигналу Ватранга на соединение с главными силами, также не смог продвигаться из-за штиля.

— Навались! — не кричали, а буквально молили офицеры истекающих потом солдат на веслах

Впрочем, эти призывы были напрасными. Те и так гребли на пределе своих сил, прекрасно понимая, что цена их гребли — это их жизнь.

К 10 часам утра авангард Змаевича успешно обошел Гангутский полуостров и уже приближался к шхерам.

Однако едва галеры миновали Гангут, навстречу им с запада показалось несколько шведских кораблей. Это был отряд контр-адмирала Таубе (фрегат, галера и 6 шхерботов), дополнительно вызванный Ватрангом с Аландского архипелага для усиления. «Слышана была в шхерах из пушек многая пальба», — отметил в своем журнале Федор Апраксин, находившийся в это время в Тверминне. Когда противники сблизились, началась перестрелка, но она была недолга. Не приняв боя, контр-адмирал Таубе повернул вспять и, отказавшись от присоединения к эскадре, предпочел скрыться в шхерах. «Я принужден был повернуть немедленно назад, чтобы не быть взятым», — оправдывался впоследствии Таубе.

Тем временем, убедившись в успешности прорыва авангарда, Апраксин сразу же отдал приказ о выходе следующего отряда 15 галер пошли тем же курсом, что и отряд Змаевича Однако к этому времени шведским кораблям буксировкой удалось отойти от берега и занять более выгодную позицию.

В ответ наши галеры взяли курс еще дальше в море и с успехом вновь миновали шведскую эскадру. «Хотя неприятель, — отмечал Апраксин, — корабли свои буксировал, к тому же начался быть малый ветер и шли к нашим скампавеям лавирами и из пушек довольно стреляли, однако же наши, несмотря на то, шли в гребле зело порядочно и в шхеры вошли».

Успех отряда Змаевича позволил Петру, не откладывая в долгий ящик, послать вслед за ним на прорыв сторожевой отряд Петра Лефорта (15 скампавей).

Петр Лефорт был племянником покойного учителя Петра Франца Лефорта, которого последний вызвал в свое время из Женевы. Отсвет привязанности царя к дяде падал и на его племянника. По этой причине Петр Лефорт сделал к 1714 году неплохую карьеру. Что касается личных качеств Петра Лефорта, то он был человеком, лишенным инициативы, нерешительным, самолюбивым, лицемерным, мстительным, к тому же постоянно стремившимся к наживе. Но и коммерческими делами он не желал заняться серьезно; долгое время имел намерение поехать в Китай, где думал разбогатеть, однако мысль о поездке, которая должна была длиться три года, пугала его. В России же тоже боялся обосноваться, мечтая заработать и вернуться в Европу. Смелостью он также отнюдь не обладал. Сохранилось одно из его писем: «Сегодня я отправляюсь сражаться с татарами, которых, я надеюсь, мы никогда не увидим». Впрочем, будем честны — при Гангуте Лефорт-младший показал себя если не блестяще, то вполне достойно.

…И снова удача! Лефорт также прорвался, держась мористее шведского флота Прорыв всех 35 галер был завершен как раз к полудню, когда должен был появиться ветер, и занял всего около трех часов.

К 11 часам утра оба наших галерных отряда, соединившись, направились в глубь Абоских шхер.

Между тем как раз во время прорыва сторожевого отряда Петр получил донесение о появлении у строящейся переволоки отряда Эреншельда. Задача была выполнена — шведы клюнули и выслали часть флота для блокирования переволоки. Надобность в перетаскивании судов по сухопутью в связи с прорывом судов и с появлением шведского отряда у переволоки сразу отпала Петр приказал прекратить сооружение деревянного настила, а солдат немедленно вернуть на галеры.

Одновременно он велел передать Змаевичу приказ заблокировать и атаковать отряд Эреншельда. Но с ходу атаковать шведский отряд русские галеры не могли, поскольку солдаты были до крайности вымотаны долгим ускоренным прорывом. К тому же Эреншельд, увидев превосходящие силы русских в устье шхер, немедленно отошел на северо-запад в Рилакс-фьорд, где он был заблокирован Змаевичем.

* * *

В полдень 26 июля погода быстро стала меняться. Наконец-то подул столь ожидаемый шведами слабый зюйд-ост, и адмирал Ватранг немедленно принял меры, чтобы объединить свою эскадру. С «Бремена» ударила сдвоенная пушка — сигнал кораблям Лилье ускорить возвращение к Гангуту.

Вскоре эскадра была вновь собрана в кулак и заняла позицию, которая исключала возможность прорыва оставшихся в Тверминне галер так, как это было сделано двумя первыми отрядами. Положение нашего гребного флота сразу осложнилось. Теперь уж не шведы, а мы оказались разделенными на две части. 35 галер находились теперь к западу от Гангутского полуострова, а остальные 64 все еще остались у его восточного берега.

Впрочем, у шведов еще оставалось одно слабое место. Дело в том, что когда Лилье повернул к Гангуту, адмирал Ватранг сам двинулся ему навстречу, чтобы ускорить объединение. Его корабли отошли от полуострова и переместились мористее.

Большинство историков считает, что Ватранг решил отбуксировать свои корабли мористее для того, чтобы русские уже не смогли повторить свой маневр с обходом шведского лота со стороны моря. О том, что они могут рискнуть и поступить совсем по-другому, шведский командующий почему-то не подумал. В конечном итоге шведский флот построился в две линии мористее, на месте прорыва русских гребных судов. Проход же под берегом остался совершенно неприкрытым. Это была серьезная ошибка, ведь теперь неприкрытым оказывался уже прибрежный фарватер. Позиционная борьба все больше напоминала многоходовую шахматную партию. Шведы сделали очередной ход, и теперь ответ был за нами. И он не заставил себя долго ждать.

К вечеру 26 июля слабый юго-восточный ветер снова, как и сутки назад, перешел в штиль. Это позволило русскому командованию вывести главные силы гребного флота из бухты Тверминне и укрыться за островами, где накануне стоял сторожевой отряд, готовясь к новому прорыву. Ночью район шхерный затянуло туманной дымкой, что еще более благоприятствовало прорыву нашего флота. Военный совет, созванный около 3 часов ночи, принял решение о прорыве. На этот раз решено было обойти вражеский флот уже не со стороны моря, а фарватером между шведским флотом и берегом Вначале, для скрытности, решено было прорываться ночью. Однако из-за множества подводных камней этот план пришлось изменить, ибо в противном случае вряд ли удалось бы избежать посадки галер на рифы. Поэтому прорыв был назначен на утро следующего дня.

Гребные суда должны были в строю кильватера идти как можно ближе к берегу. Из-за предутреннего тумана шведы не видели подготовки и самого момента начала прорыва.

* * *

Еще только прибыв с флотом к Гангуту, Ватранг собрал капитанский консилиум. На нем адмирал взвесил все «за и «против» выгодности позиции на прибрежном фарватере, вспомнил о возможности перетаскивания легких судов через Гангутский перешеек. Для того чтобы лишить русских этой возможности, первоначально было даже решено назначить позицию несколько восточнее, у деревни Тверминне, чтобы лишить противника возможности воспользоваться переволокой. При этом Ватранг лично несколько раз плавал на шлюпке, для осмотра позиции у Тверминне. Однако в конце концов она была признана весьма тесной и неудобной для корабельного флота. Особенно неудобен и слишком узок был вход на местный рейд, который изобиловал подводными камнями и скалами, грозя большими неприятностями для больших и плохо управляемых в узкостях линейных кораблей. К тому же стоянка у Тверминне могла вообще превратиться для шведов в западню, если бы русский галерный флот внезапно появился. Быстро выйти с закрытого рейда на его перехват через узкий проход было бы просто нереально. А потому от стоянки у Тверминне отказались. Своих капитанов Ватранг успокоил словами:

— Гангутский драгет не кажется мне слишком опасным для нынешней кампании. Пусть русские даже его соорудят, что это им даст? При нашей позиции, перетащенные царем суда все равно окажутся отрезанными от остального флота и легко будут нами уничтожены.

Со здравой мыслью главнокомандующего согласились все.

Однако на самом деле мысль о гангутской переволоке Ватранга все же тревожила. Чтобы подстраховаться на всякий случай, он даже упомянул ее в письме Карлу XII, оговаривая, что в случае если русские попробуют перетаскивать свои суда через полуостров, он не в силах будет этому помешать. Однако мимо Гангута он русских никогда не пропустит. В ответ король промолчал.

19 июля Ватранг вызвал к себе в салон капитана Акселя Сунда.

— Берите две галеры и два шхербота и следуйте в шхеры на норд от мыса Гангэ-удда. Опросите местных финнов, что они знают о перетаскивании русскими галер через драгет, заодно и сами высадите людей, глянуть, что и как.

Чрез два дня капитан Сунд вернулся обратно и браво доложил, что местные крестьяне о кознях русских ничего не знают. Ничего подозрительного не увидели и высаженные на берег солдаты, которые, впрочем, далеко от берега не уходили.

Однако 25 июля на «Бремен» шлюпкой пришли четыре местных рыбака и заявили, что у них к господину адмиралу важная новость.

— Ну что там еще у вас? — недовольно поднял голову от бумаг Ватранг, когда ему ввели в салон пахнущих треской рыбаков.

Те сняли парусиновые зюйд-вестки:

— Хотим сообщить вам, господин адмирал, что имеем важную новость!

— Я слушаю, — склонил голову Ватранг.

Рыбаки помялись, явно намекая на вознаграждение. Адмирал намек понял и высыпал на стол горсть серебряных талеров. Лица рыбаков сразу повеселели.

— Мы видели, как русские строят деревянный помост через драгет и собираются перетащить свои галеры.

Новость была и неожиданной, и неприятной.

— В каком состоянии находится помост?

— Уже заканчивают. Думаем, день-два, и все будет готово.

Оставшись один, Ватранг задумался. Положение и вправду складывалось затруднительное. То, что русским следовало помешать перетащить галеры, было само собой разумеющимся. Если бы им удалось переправить суда, они сразу получили бы господство в северных шхерах и стоянка флота у Гангута сразу теряла свой смысл.

На срочно созванном консилиуме флагманов Ватранг предложил отправить к месту переволоки достаточно сильный отряд, чтобы тот произвел разведку намерений противника и в случае необходимости воспрепятствовал планам русских. Мнение командующего присутствующие приняли единогласно.

Командиром шхерного отряда был назначен шаутбенахт Эреншельд. Под его начало Ватранг отдал все, что только могло действовать в шхерах, понимая, что ситуация там может сложиться по-разному. Помимо прама «Элефант» Эреншельду были выделены два шхербота и все бывшие при эскадре галеры.

Одновременно второй флагман вице-адмирал Лиллье с эскадрой в 8 линейных кораблей, двух бомбардирских судов и шнявы также отделился от основного флота, начав движение на восток с задачей атаковать галерный флот у Тверминне, если тот только попытается высунуть нос из шхер. Линейные корабли должны были, по замыслу Ватранга, пушечным огнем уничтожать галеры, бомбардирские суда — навесным огнем громить русские постройки на берегу, шняве же отводилась роль судна связи между двумя адмиралами.

Что и говорить, в создавшейся ситуации действия адмирала Ватранга были вполне разумными и адекватными. Итак, шведы сделали первый ход в начавшейся сложнейшей шахматной партии, переместив при этом сразу две фигуры. Теперь ответ был за противной стороной, и этот ответ не заставил себя ждать.

* * *

Как ни старался Ватранг скрыть от наших разделение своего флота, это не получилось. Спрятавшийся за ближайшим к мысу островом сторожевой галерный отряд это разделение обнаружил. Озадаченный происходящим, Петр решил получше выяснить, что за перемещения происходят у неприятеля. Известив Апраксина о своем намерении и спросив у него формального разрешения, как у генерал-адмирала, Петр, взяв с собой два десятка галер, вышел к островам, подле которых расположился наш сторожевой отряд. Там он перебрался на галеру М. Голицына. Особенно волновало царя отделение эскадры Лиллье, и Петр желал выяснить, куда же она собирается направиться: к Ревелю или к Тверминне. Оба варианта были нехороши, но второй особенно.

— Губа здешняя для стоянки хороша, но не стала бы нам нынче клеткой, из которой не вырваться, ежели шведы нападут! — делился он своими тревогами с Голицыным. — Выход отсюда всего один, и куда деваться, когда шведы дверцу сию запрут?

Вместе с Голицыным рядом и Иван Бутурлин — сын ближнего царского стольника, да внук окольничего при царе Алексее Михайловиче. Родословная для начала XVIII века весьма знатная! Поэтому еще в 1687 году был произведен Иван Бутурлин в премьер-майоры в только что сформированном Преображенском полку. Сражался под Нарвой, попал в плен. Попытка его в 1703 году бежать из плена вместе с генералом Вейде и князем Трубецким не удалась. Они были пойманы, «зело обруганы, бесчещены градодержавцем» и заключены в тюрьму. Заключение окончилось в 1710 году обменом его на шведского генерала. В 1711 году Бутурлин успешно командовал войсками, оберегавшими Украину от крымских татар, затем действовал в Финляндии, у Гельсингфорса, в котором, после взятия, оставлен был с отрядом. В октябре того же года, уже в чине генерал-лейтенанта, под начальством князя Михаила Голицына Бутурлин участвовал в победных сражениях на реке Пелкуне и у деревни Лагшоле.

Шведы между тем весьма внимательно следили за всеми нашими перемещениями. И когда в азарте Петр подошел к ним достаточно близко, они для острастки даже дали несколько залпов.

В тот день адмирал Ватранг записал в своем личном журнале: «К вечеру ветер совершенно затих, причем мы заметили, как масса галер числом около 20 надвигалась с восточной стороны, по которым наши корабли открыли огонь».

Так состоялся первый обмен залпами морской кампании 1714 года, положив начало открытию боевых действий.

Наблюдения с близкого расстояния подтвердили факт того, что теперь у Ватранга, перекрывающего приморский фарватер у Гангута, осталось всего лишь шесть линейных кораблей и три фрегата. При этом было ясно, что отделившаяся часть флота под флагом Лиллье соединяться с оставшимися у Гангута в ближайшее время не собирается.

Налицо было ослабление шведов в их центральной позиции. Наряду с этим все еще остававшиеся в Тверминне шестьдесят четыре галеры Апраксина находились теперь под угрозой атаки превосходящих сил. Впрочем, для этого шведам надо было серьезно рискнуть, подводя свои линейные корабли вплотную к подводным скалам.

Оценив обстановку, Петр попросил Апраксина прибыть к нему, посовещаться. Не теряя времени, тот поспешил в сторожевой отряд на шлюпке. Едва же генерал-адмирал прибыл к Петру, и они обменялись приветствиями, как увидели, что эскадра Лиллье развернула форштевни своих кораблей на Тверминне. Сомнений больше не было — шведы решились на диверсию против остававшихся в шхерах галер.

Теперь дорога была каждая минута. Надо было действовать быстро и решительно, пока тверминская ловушка не захлопнулась.

К оставшимся в шхерах галерам была послана шлюпка, гребцы налегали на весла так, что те гнулись дугой. Приказ Петра был краток: «Выходить из узкого места, где стояли, дабы неприятель не запер».

Чтобы не допустить ошибки, которая в данной ситуации могла оказаться роковой, Петр собрал подле себя всех самых опытных — капитан-командора Змаевича, бригадиров Волкова и Лефорта, галерного капитана Дежимона, капитанов Гриса и Бредаля.

Капитаны — настоящий интернационал, но все весьма опытные и знающие, да и России преданы не на словах, а на деле. Норвежец Питер (Петр) Бредаль — из пасторских детей, ранее плавал в датском флоте, дослужившись там до младшего штурмана. В 1703 году, по рекомендации вице-адмирала Крюйса, был принят на службу в русский гребной флот унтер-лейтенантом В 1705 году назначен командиром одного из бомбардирских судов, тогда же стал известен Петру I, который не только отличал, но и следил за карьерой толкового офицера. Затем командовал бригантиной, фрегатом и линейным кораблем «Выборг». Бредаль был отозван в гребной флот по личному распоряжению царя для усиления. Капитан Иван Дежимон — из французов, ранее служил на Азовском море в чине капитана 3-го ранга. Сейчас Дежимон был поставлен во главе отряда в 11 скампавей в чине капитана 2-го ранга. Капитан 3-го ранга Маркус Грис — родом из Любека, плавал торговым штурманом, обошел полмира. В русском флоте вот уже одиннадцать лет, командовал линейным кораблем «Рига». В гребной флот Грис прислан буквально на днях, как опытный штурман, для промера шхерных фарватеров.

…Все давали советы, как быть и что делать. Мысль о том, что стоит попробовать прорваться мимо ослабленного шведского флота, воспользовавшись наступившим безветрием, первым высказал капитан-поручик Петр Бредаль.

Мысль его была столь здрава, хоть и дерзка, что с ней все в конце концов согласились. Да, впрочем, другого выхода и не оставалось. Надо было идти вперед, причем идти самым решительным образом.

* * *

Прорыв галер начался около 9 часов утра. Перед этим, по старой галерной традиции, гребцов сытно покормили горячей пищей.

Передовой отряд галер под началом Змаевича и бригадира Волкова, взяв курс мористее, чтобы обойти стоявшие вдоль фарватера шведские линейные корабли на дистанции полета ядра, рванул на прорыв. Чтобы ход был более скорым, галеры, которые и так шли весьма ходко, дополнительно буксировали шлюпками, отчего скорость прорыва была еще выше. Со шведских кораблей, разумеется, немедленно открыли огонь, но он мало что дал. Ядра падали в воду. Взбивали чахлые фонтанчики, не долетая. Из-за полного отсутствия ветра паруса на шведских кораблях висели беспомощными тряпками, а все галеры, которые так бы сейчас им пригодились, давно ушли с шаутбенахтом Эреншельдом в западные шхеры.

В бессилии Ватранг приказал спустить на воду все, что у него только было: боты, шлюпки и гребные катера. Все они пытались хоть немного оттянуть огромные линейные корабли мористее. Первым буксировался флагманский 64-пушечный «Бремен», за ним, пытаясь держать хоть какую-то линию, 56-пушечный «Поммерн», сильнейший 76-пушечный «Принц Карл-Фредерик», 66-пушечный «Сконе» и концевым — 56-пушечный «Стокгольм». Несколько в стороне плелся под буксирами 36-пушечный фрегат «Ревель». Однако при буксировке шлюпками держать боевую линию было чрезвычайно трудно, а потому она вскоре почти распалась. Впрочем, сейчас Ватранг на это уже не обращал внимания, главное было добраться до этих наглых русских и всадить им несколько хороших залпов, чтобы навсегда отбить охоту дерзить перед королевским флотом

Но было уже поздно. Передовой галерный отряд прорвался, причем пройдя мимо шведов без всяких потерь.

— В шхеры счастливо прошли! — доносил об итогах прорыва Змаевич.

— Наши-то, проскочили! — радовался Петр, обнимая и целуя Апраксина

Тот только улыбался:

— Лиха беда начало!

Не теряя времени, Петр распорядился немедленно послать вдогон первому отряду следующие полтора десятка галер авангардии. Во главе этого отряда пошли Лефорт, Дежимонт и Грис, у каждого под началом по пять галер.

Уже на отходе Апраксин кричал им в медный рупор:

— Ежели шведы опомнились и прорыв станет невозможен, то возвращайтесь, судьбы не испытывая!

Но вошедшие в раж капитаны кричали в ответ весело:

— Черта с два, прорвемся!

Ко времени прорыва второго отряда обстановка несколько изменилась, и не в нашу пользу. Задул ветер,, и, пусть он был еще весьма слаб, все же это был ветер, и опытные шведские капитаны умудрялись ловить его в свои паруса. Теперь шведские линейные корабли шли на пересечку нашим галерам уже не только на буксире шлюпок и баркасов, но и лавируя парусами. Одновременно шведы вели и яростный огонь, надеясь, что поврежденные галеры станут их легкой добычей. Однако и на сей раз все их усилия оказались напрасными. О прорыве второго отряда Апраксин записал в своем журнале так: «Шли на гребле зело порядочно и в шхеры вошли и с первыми случились благополучно».

Позднее Ватранг честно признал, что, несмотря на все его усилия, он так и не смог подвергнуть русские галеры серьезному обстрелу.

В полном смятении шведский командующий черкал гусиным пером по бумаге: «Чем ближе… я со своим кораблем… и другие наши суда подходили к ним (т.е. к русским галерам. — В.Ш.), тем дальше они уходили в море и скрывались за острова, проходя мимо нас Тотчас вслед за ними явилась вторая флотилия галер из 15 штук, которая держалась еще дальше в море, и, несмотря на то, что я и другие корабли стреляли по ним, они все-таки прошли мимо нас».

Был полдень, когда к западу от мыса Гангут прогремело русское «ура», означавшее, что и второй отряд добился успеха. Гремело «ура» и к востоку от мыса. Напротив самого Гангутского мыса, наоборот, царило полное безмолвие — шведы приходили в себя от происшедшего.

Что и говорить, прорыв первых двух отрядов был просто классическим. Все было сделано быстро, сравнительно легко и даже элегантно. Теперь обстановка около Гангута изменилась кардинально. Треть русских галер была уже за мысом, а остальные две трети — в готовности повторить успех своего авангарда. Но до полного успеха было еще далеко. Основная масса наших галер по-прежнему оставалась к востоку от мыса Гангут, и как все сложится дальше, было пока не ясно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.