2.3. Генеральный округ «Латвия»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2.3. Генеральный округ «Латвия»

22 июня 1941 г. немецкая военная авиация в 4 часа утра совершила налеты на латвийские города Вентспилс и Лиепая. Бомбардировке подверглись аэродромы советских воздушных сил, штабы, места концентрации отдельных войсковых соединений. В Латвию вторглась группа армий «Север» под командованием генерал-фельдмаршала В. фон Лееба, предпринявшая удар в четырех направлениях: на Лиепаю, Даугавпилс, Крустпилс и Ригу. Части Красной Армии стремительно и хаотично отступали. Самые серьезные бои велись в Лиепае, где 23 июня в окружение попали подразделения 67-й стрелковой дивизии генерала Н. Дедаева и части военно-морского флота. В оборонительных боях за Лиепаю на стороне советских войск сражались и группы латвийского комсомольского актива{404}. По приказу командира флота в порту были взорваны шесть подводных лодок. На военном аэродроме в Гробиня гитлеровцы захватили готовые к вылету самолеты{405}.

Немецкие войска быстро продвинулись вперед. 26 июня был занят Даугавпилс, а на десятый день войны (1 июля) немцы без серьезных боев заняли Ригу. Город фактически защищали только 5-й полк внутренних войск СССР и отряды рабочей гвардии.

Советское руководство Латвии покинуло Ригу 27 июня и перебралось в город Валта, но и тут задержалось ненадолго, поскольку немецкие войска стремительно продвинулись на восток. В ночь с 4 на 5 июля правительство покинуло Валку и перебазировалось в Новгород (в 1941 г. входил в Ленинградскую область. — Ю. К.). 8 июля 1941 г. немецкая армия оккупировала всю территорию Латвии. Во многих местах войска вермахта встречали как освободителей от Советов.

В конце июня — начале июля 1941 г., когда советские войска отступали и в Латвию входили немецкие войска, несколько дней или даже недель царило безвластие. Воспользовавшись ситуацией, латышские «инициативные группы» создавали вооруженные отряды, расправлявшиеся с советскими активистами, коммунистическими функционерами, отступавшими красноармейцами, устраивали еврейские погромы. Последнее — участие латышей в истреблении евреев в этот период — является предметом острой дискуссии как среди историков{406}, так и среди политиков. Выявление исторической истины здесь затруднено тем, что официальных письменных документов, в которых бы содержались точные данные о приказах устраивать погромы и т. д., по понятным причинам либо не сохранилось, либо вообще не существовало. Подобные распоряжения отдавались, как правило, в устной форме, нередко же погромные акции возникали «самостийно» без всяких приказов, о чем сохранились свидетельства очевидцев и немногих, чудом выживших жертв{407} — некоторые латвийские историки опровергают эти утверждения{408}. В свою очередь, эти утверждения опровергаются новейшими исследованиями немецких историков. Например, в них констатируется, что после того как столицу Латвии покинули последние части Красной Армии, «латышские националисты сразу же начали охоту на евреев города. Около 2700 евреев после издевательств было расстреляны в лесу Бикерниеки, 300 евреев согнали в самую крупную синагогу города, большую хоральную синагогу, и вместе с ней сожгли»{409}.

Еще до вторжения нацистов в Латвию во многих местах республики стали возникать вооруженные группы, называвшие себя национальными партизанами. Особенно активно они стали действовать с началом войны. Решив воспользоваться сложившейся ситуацией, партизаны хотели как можно быстрее ликвидировать коммунистический режим и восстановить государственность Латвии. В движение включилось и гражданское население, желавшее отомстить Советам за недавние депортации, «айзсарги», военнослужащие Латвийской армии, дезертиры из сформированного после включения Латвии с состав СССР Латвийского 24-го территориального корпуса. Уже 22 июня группы антисоветски настроенных латышей (вышедшие из лесов и с дальних хуторов) в Прискуле попытались занять здание почты и телеграфа. Нападения на отступающие советские войска были зафиксированы в Риге и других городах по всей территории республики. Летом 1941 г. в Латвии действовало 129 антисоветских партизанских групп. Вылазки «айэсаргов» и других организованных националистами латышских вооруженных групп в первые дни войны вносили дезорганизацию в отступление Красной Армии, эвакуацию, создавали панику и хаос. После оккупации Латвии немцами отряды айэсаргов и «родственных» им военизированных формирований были расформированы — немцы были отнюдь не заинтересованы в неконтролируемых ими действиях вооруженных людей. Некоторые, наиболее отличившиеся в расправах, участники были направлены в немецкую военную комендатуру, в распоряжение сил полиции, а также в формируемые нацистами латышские структуры самообороны.

С первых же дней нацистской оккупации по предложению нового режима и при его поддержке повсюду в Латвии начали создаваться комендатуры самообороны. Документальные источники свидетельствуют, что немецкие сельские и городские комендатуры строго контролировали ситуацию на своих территориях, и ничто в Латвии не происходило без их ведома. Латышские силы самообороны на местах действовали в соответствии с распоряжениями немецких учреждений. Коменданты решали хозяйственные вопросы, проблемы обеспечения населения, вопросы безопасности, назначали должностных лиц в самоуправления находящихся в их подчинении волостей. В первые недели оккупации было создано около 700 таких учреждений. Формировались они по территориальному принципу. Существовали уездные, городские и волостные комендатуры. Начальник латышских сил самообороны полковника. Пленснерс 8 июля 1941 г. призвал латышских солдат, участников отрядов самообороны и полицейских для укрепления порядка на местах теснее сотрудничать с немецкими военными частями и учреждениями, что было встречено с энтузиазмом. Участники отрядов самообороны имели при себе винтовки и пистолеты для произведения «зачисток» на предмет выявления «неблагонадежных» лиц, к которым априори относились все, «заподозренные в симпатиях к советскому режиму». Немецкие власти не скрывали, что силы самообороны не имеют никакого отношения к государственности Латвии или восстановлению ее армии, что они сформированы только как вспомогательная сила для поддержки немецких войск{410}. Но и это «самооборонцев» не смутило — количество желающих на добровольных началах сотрудничать с армией государства-оккупанта росло.

Силы самообороны подчинялись командирам дислоцированных в данной местности частей вермахта. Отряды самообороны насчитывали примерно 7000 человек. Уже в августе 1941 г. комендатуры были ликвидированы — завершилась первая фаза укрепления нацистского оккупационного режима, и больше немцам они были не нужны. Впоследствии из сил самообороны была сформирована латышская вспомогательная полиция.

В первые же дни немецкой оккупации некоторые бывшие государственные деятели Латвии, лидеры политических партий и офицеры делали попытки сформировать новое Латвийское правительство и национальные вооруженные силы. Против этого возражали нацистские руководители Остланда, считавшие, что и так называемых национальных партизан, и силы самообороны нужно использовать прежде всего для уничтожения евреев и укрепления немецкого оккупационного режима, и были категорически против любых проявлений национальной активности. Уже в августе-сентябре 1941 г. латышские отряды самообороны были расформированы, их обязали сдать оружие, запретили носить военную униформу.

Пока развивалось наступление вермахта, в еще не занятых германскими войсками частях республики продолжались советские репрессии: расстрелы ранее арестованных «врагов народа», аресты, конфискации имущества. Так, в Латга-лии (территория Латвии, прилегающая к белорусской границе) с 23 по 25 июня документально зафиксировано 104 ареста гражданских лиц{411}. Собственно, такова была практика советской власти в начале войны — при ухудшении обстановки, тем более. При отступлении она санкционировала расправы над неблагонадежными или подозреваемым в нелояльности. Заключенные тюрем в регионах, куда вот-вот должны были вступить немецкие войска, были практически обречены на смерть: эвакуировать их, как правило, не было возможности, да и заниматься этим в хаосе отступления никто не стал бы, — потому они подлежали ликвидации.

Однако репрессии, осуществляемые на советской территории Латвии (территория эта стремительно уменьшалась), не шли ни в какое сравнение с масштабами расправ, учиненных отрядами латышской самообороны: «До сих пор полностью не уточнено, сколько коммунистов и поддерживающих их лиц (выявлении которых было отдано немцами на откуп латышам и к которым можно было отнести любого, не понравившегося им. — Ю. К.) всего было уничтожено во время немецкой оккупации. Но это были тысячи, не считая других жертв»{412}. Одним из трагических сюжетов начала войны в Латвии стало сожжение деревни Аудрини, жителей которой заподозрили в том, что они скрывают красноармейцев. Всех ее жителей уничтожили гитлеровцы при содействии местных карателей.

По инициативе нескольких бывших министров Латвийской республики, офицеров и политиков, собравшихся в начале июля 1941 г. в Риге в Доме Рижского латышского общества, был создан Центр латышских организаций, который решил предпринять активные шаги для восстановления государственности. Б. Эйнбергс, бывший министр путей сообщения, взял на себя руководство центром, который, как он считал, станет основой будущего национального правительства.

Центр пытался наладить контакты с немецкими учреждениями, перенять на местах власть, издавать газету «Брива земе» («Свободная земля»). Однако вышел всего один номер этой газеты, затем газета была закрыта, редакция разогнана. После чего был организован выход куда более лояльной нацистам газеты «Тевия» («Отчизна»). «Тевия» продолжала выходить до последних дней нацистской оккупации Латвии, став официальным органом печати, контролируемым оккупационными властями. Однако усилия Центра оказались безрезультатными.

Решать дальнейшую судьбу Латвии после ухода коммунистов пытались и те латыши, которые в 1939—1940 гг. бежали в Германию. Вместе с немецкой армией они возвратились на родину. Наиболее заметными из них были связанные с немецкой контрразведкой-абвером военнослужащие независимой Латвии. Еще будучи в Германии, полковник-лейтенант В. Деглавс, полковника. Пленснерс и др. создали группу из более чем 200 человек, которая активно содействовала наступавшему вермахту. Сотрудничество с оккупантами Пленснерс мотивировал тем, что рассчитывал включиться в процесс организации органов управления и в создание сил самообороны Латвии, пусть и под нацистским руководством. Но и такие «вольности» в виде делегирования минимальных управленческих прав латышам, разумеется, в планы гитлеровцев не входили. Комендант Риги полковник вермахта Л. Петерсен 9 июля 1941 г. издал распоряжение, в котором говорилось: «В последнее время отдельные лица самовольно занимают различные должности, самовольно восстанавливают центральные учреждения, существовавшие до большевиков. Подобные действия недопустимы и наказуемы»{413}. Центр латышских организаций был ликвидирован. Надежды латышей восстановить государственность окончательно рухнули.

В соответствии с ранее разработанными планами нацисты создали свои, оккупационные органы власти — генеральный комиссариат Латвия в Остланде. Возглавил его генеральный комиссар О. Дрекслер. Хотя и было издано распоряжение о создании гражданского управления, в июле-августе 1941 г. в Латвии сохранялось также и военное управление (окончательно гражданское управление переняло власть от военного только в декабре). С 25 августа верховным командующим вооруженных сил Остланда был назначен генерал-лейтенант кавалерии В. Бремер. Он напрямую подчинялся высшему командованию вермахта в Берлине. В распоряжении Бремера была широко разветвленная управленческая и разведывательная служба, сеть комендатур, а также военные части, дислоцированные в Остланде. В задачу Бремера входило обеспечение стабильного функционирования оккупационного режима.

Оккупационные власти создали в Латвии разветвленную структуру управления: гражданские управления, полиция безопасности и СД, жандармерия, учреждения вермахта. Количество немецких чиновников было довольно большим — прежде всего в связи с задуманной немцами колонизацией Прибалтики. Большинство немецких оккупационных учреждении размещалось в Риге, ставшей столицей Остланда. Здесь находился рейхскомиссариат Остланда (900 немецких чиновников) и Латвийский генеральный комиссариат (280 немецких чиновников). В Риге же работали такие учреждения оккупационного режима, как управление пропаганды, представительство экономического штаба «Ост», хозяйственная команда «Рига», центральные органы нацистской партии в Остланде и др.

Спустя некоторое время после окончательного установления оккупационного режима в Остланде некоторые его руководители пришли к заключению, что успешное управление территорией возможно лишь при участии местного населения. Так возникла идея о создании местного самоуправления. Возглавлять латышское самоуправление немцы поручили бывшему командиру Курземской дивизии генералу О. Данкерсу. Самоуправление латышских земель стало называться генерал-дирекцией. В конце 1941 г. генерал-дирекция приступила к исполнению своих функций.

Создание системы самоуправления не было достижением местных латышских политиков, это было инициативой оккупационных властей. Способствовала ее созданию также ситуация на фронте, в частности неудачи немцев под Москвой осенью 1941 г.

Главное руководство латышского самоуправления размещалось в Риге. Здесь оно находилось до сентября 1944 г. и с приближением советских войск было переведено в Лиепаю.

Понимая, что поддержка оккупационного режима со стороны латышей в определенной степени основывается на надеждах возрождения государственности, первоначально германские власти не блокировали публичное обсуждение этой темы. Перманентные обсуждения идеи автономии должны были способствовать еще более интенсивному вовлечению народов Балтии в осуществление нацистских целей. 7 июля 1942 г. О. Данкерс на заседании земельного самоуправления сообщил, что обергруппенфюрер СС Ф. Еккельн дал обещание латышским фронтовым офицерам, что Латвия и Эстония в будущем, возможно, получат культурную и экономическую самостоятельность — у них будет своя валюта, войска, свой представитель в Генеральном штабе Германии: это максимум возможного, и на этот «максимум» латыши смогут рассчитывать, если делом докажут свою преданность нацистской идее «создания Новой Европы». Но управляться они будут наместниками из Берлина. В ноябре 1942 г. генеральный директор юстиции А. Валдманис в меморандуме на имя О. Дрекслера писал, что Германия могла бы разрешить Латвии создать независимое государство по образцу Словакии, получив взамен поддержку в виде мобилизации латышей в легион. А. Валдманис обещал поставить вооруженным силам Германии 100 тыс. человек. Разумеется, это предложение было с раздражением отвергнуто немецкими властями. Однако обстановка на фронте ухудшалась, и обострять ситуацию перед неизбежной мобилизацией попросту не стали. Потому латышскому самоуправлению было заявлено, что «Розенберг же распорядился, чтобы сотрудники «восточного» министерства подготовили предложения Гитлеру, которые бы содержали мысль о предоставлении в будущем Латвии и Эстонии политической самостоятельности под непосредственным контролем рейха и при подчинении ему. В свою очередь Гиммлер подготовил проект, предполагавший нечто среднее между протекторатами Богемии и Моравии и государством Словакия»{414}.

16—17 февраля 1943 г. после совещания в Ставке у Гитлера с участием А. Розенберга, М. Бормана, Г. Гиммлера, X. Лозе и др. латвийскому самоуправлению было сообщено, что вопрос об автономии откладывается до конца войны и что фюрер вернется к этой проблеме, оценив поведение латышских и эстонских солдат на восточном фронте. Ухудшение положения вермахта требовало усиления «приманок» для латышей: Гиммлер летом 1943 г. уже «допускал возможность» автономии Латвии. Однако, хотя ситуация изменилась, Лозе и в 1943 г. продолжал сопротивляться идее автономии Балтийских стран. Он подчеркивал, что это отдалит Остланд от Германии. Лозе сомневался также в политической благонадежности местных жителей.

Противником автономии был и министр иностранных дел Германии И. Риббентроп. Как и другие приверженцы жесткой линии, в декабре 1943 г. он говорил, что необходимо прекратить любые политические дискуссии о государственно-правовом положении генеральных округов Латвия и Эстония.

Взамен идей национальной автономии германские власти предложили латышам идеи немецкого национализма. СД инспирировало создание пронацистской латышской националистической организации «Лидумниекс». В соответствии с уставом «Лидумниекс» ее действие распространялось на всю территорию Латвии, резиденция размещалась в Риге. Цель организации: способствовать развитию национальной культуры, знакомить с ней другие народы, разъяснять латышскому народу, что влияние евреев, большевиков и масонов наносило вред латышской культуре. Организация должна была укрепить в латышском народе стремление к борьбе против евреев и большевиков. Предполагалось создать филиалы, выступать с лекциями, организовывать концерты, учреждать стипендии для активистов, выпускать газеты. Руководили деятельностью «Лидумниекс» немецкие власти. По их мнению, многие латыши хотели бы сотрудничать с немцами, и этим нужно воспользоваться. Учреждение организации, равно как и приостановление ее деятельности, разрешалось только по указу немецких властей. Членами сразу после создания стали порядка 2000 человек{415}.

Позже аналогичную организацию создали уже из русских. Был издан приказ имперского генерального комиссара от 21 ноября 1943 г. об образовании русской националистической организации в Латвии с так называемым доверенным лицом при немецких властях. Это лицо, с одной стороны, должно было отстаивать интересы русского меньшинства, а с другой — помогать немцам в проведении национальной политики. Генеральный комиссар назначал доверенное лицо, которое в свою очередь, по договоренности с генеральным комиссаром назначало себе помощников. Эта организация освобождалась от всех налогов, финансировалась за счет фондов русского национального меньшинства. Ликвидирована она могла быть «доверенным лицом» по соглашению с генеральным комиссаром по приказу последнего. Организация была обязана поддерживать действия «доверенного лица»{416}.

В целом же нацисты стремились культивировать у латышей резко негативное отношение к русским, которых в Латвии до 1940 г. проживало более 200 тыс. (В 1941 г. это количество увеличилось за счет приехавших из «старых» республик СССР.) Русские как «неполноценные славяне» в расовой иерархии нацистов стояли еще ниже латышей и к тому же «были заражены вирусом большевизма». Немцы, особенно в 1941 г., стремились создать у латышей представление о русских как о губителях латвийской государственности, так и противниках немецкого «нового порядка»{417}.

В феврале 1944 г. Розенберг посетил Ригу, чтобы встретиться с руководителями Остланда, и затем совершил поездку по генеральным округам — Латвии, Литве, Эстонии{418}. Руководители самоуправлений попытались вновь поднять вопрос об автономии. Но Розенберга больше интересовали вопросы сельхозпроизводства и выполнения плана по поставкам продовольствия вермахту и в тыловые районы Рейха. Рейхсминистр остался недоволен: количество мясных и молочных поставок было недовыполнено (например, по мясу — на 30%, по маслу — на 90%). «В деревнях остались большей частью женщины, военнопленные и эвакуированные, среди которых ходят слухи о призыве их в армию»{419}. Местное немецкое руководство настаивало на необходимости ужесточения наказаний за недопоставки сельскохозяйственной продукции рейху, невзирая на то, что к этому времени значительная часть населения жила практически впроголодь. Кроме того, Розенбергу сообщили еще одну неприятную новость — среди населения Латвии на фоне неудач вермахта «коммунистическая пропаганда активна и имеет успех»{420}. Особое внимание в этом контексте было уделено положению в Латгалии. Было отмечено, что «ввиду частых и значительных реквизиций скота и инвентаря для армии, а также несправедливо большого объема обязательных поставок фронту, значительная часть крестьян (а Латгалия — сугубо аграрный регион) с семьями и скарбом уходит в леса к партизанам. Необходимо проводить жесткие меры и усилить наказания»{421}. В Земгалии, где «влияние немецких баронов было малым, а русское влияние преобладал о,…также усиливаются прокоммунистические настроения (характерно, что под прокоммунистическими, автор документа подразумевает антинемецкие. — Ю. К.): если еще в 1942 г. местные крестьяне пришли к убеждению, что могут жить только при национал-социализме.., то теперь средний крестьянин говорит, что «красивые слова так и остались красивыми словами, а жизнь к лучшему не изменилась»{422}. Невыполнение данных правительственными немецкими органами определенных обещаний населению, штрафы за невыполнение поставок (20 тыс. штрафов в 1942—43 гг.) отрицательно влияют на солдат — сыновей крестьян, приезжающих на отдых домой. Докладчики, отчитывавшиеся перед Розенбергом за ситуацию в рейхскомиссариате «Остланд», теперь высказывались «за изменение общей политики управления, ибо только это может привести к активному сотрудничеству латышей и немцев и эффективной помощи германскому государству, за синхронизацию между руководящими органами и латышскими легионерами, стоящими на рубежах страны: необходимо привлекать в органы власти больше латышей — для укрепления доверия среди легионеров»{423}. Выдвинутый впервые еще 1942 г латвийской национально ориентированной интеллигенцией лозунг «Латвия для латышей» означал борьбу за независимую Латвию, как было еще в 1919 г., с одной стороны — против «красных», с другой — против «наследников рыцарей». Это движение приобретало все более массовый характер и антинемецкую направленность{424}.

Таким образом «укрепление доверия» стало в 1944 г принципиально важным: еще вчера открыто презираемые нацистами, теперь латыши стали необходимы рейху: категорически не хватало «малоценного человеческого материала» для ведения кровопролитных боев на восточном фронте.

15 мая 1944 г. было объявлено о создании Рабочего штаба при генеральном комиссариате Риги и комиссий по различным вопросам, связанным с эвакуацией населения и учреждений{425}.

9 июня 1944 г. оккупационные власти выпустили директиву о мерах по эвакуации населения и поддержанию порядка. Помимо массового вывоза населения из Латвии, предписывалось вывозить в рейх все движимое имущество и оборудование ориентированных на нужды вермахта предприятий, а в районах, оставляемых вермахтом под натиском Красной армии, любые ценные в промышленном, бытовом и военном отношении объекты взрывать{426}.

Ф. Еккельн, на проходившем в 1946 г суде над руководителями Остланда, показывал: «Я хочу еще раз подчеркнуть, что… Бангерскис и Данкерс принимали активное участие в этой операции. Со своими офицерами они находились на хуторах и требовали, чтобы крестьяне быстрее готовились к эвакуации… Латвийская газета «Тевия» также призывала латышей покинуть родину и уйти вместе с отступающими немцами.

Лозе, а позже Кох предлагали мне применить решительные меры для угона населения гор. Риги на работу в Германию. Кох предлагал угнать из Риги 50 тысяч человек.

Кох удивлялся, что латышский народ — эта, по его мнению, низшая раса очень прилично одевается и имеет хороший внешний вид. Кох говорил далее, что латышам совершенно не требуется это и что он лично на Украине навел соответствующий порядок»{427}.

Кох был отнюдь не одинок в своих воззрениях. Об истинном отношении оккупантов к латышам говорят не только приказы и расовые исследования, но и примеры из повседневной жизни. «Из всех крупных больниц больные были частично выброшены, а частично перевозились в подсобные помещения, а сами больничные помещения были заняты под немецкие больницы и госпиталя. Отношение немецкого медицинского персонала к медицинскому персоналу латышскому было издевательское… Немецкая медицинская сестра избивала латышскую медицинскую сестру. Латышские врачи и медсестры питались за одним столом с немецкими санитарами, которые также старались их унизить…»{428}.

«Все рижские школы были из своих помещений выброшены, их здания превратились в немецкие казармы. Из многих факультетов Латвийского университета были оставлены медицинский и технический, остальные были закрыты, а сам Латвийский университет был переименован в университет в Риге»{429} — «неперспективному» латышскому народу не полагалось иметь свой университет. Разрешено было сохранить, но как «немецкое учебное заведение», Рижскую высшую техническую школу{430}.

Еще одна чудовищная страница периода оккупации Латвии — опыты над людьми.

В Риге были созданы Зоологический и Гигиенический институты СС, где объектами «экспериментов» были евреи и военнопленные. Как свидетельствуют документы, «Институт медицинской зоологии был создан для научного контроля дезинфекционных учреждений и бактериологической работы над сыпняком… Гигиенический институт СС был создан СС 06.10.1942 для надзора над концлагерями и лагерями для военнопленных. Директором Зоологического института был д-р Фриц Штейнигер… директором гигиенического института СС был штурбманфюрер д-р Блудау… Зоологический институт готовил дезинфекторские кадры, которые потом были переданы СС. Они руководили газировкой одежды убитых и в дальнейшем — газацией людей. Кадры эти комплектовались из СС и полицейских и были разосланы в различные области Латвии, Литвы, Эстонии и Белоруссии»{431}. Из свидетельских показаний, приобщенных к материалам Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков: «28.09.42. я был направлен к месту новой работы, в медицинский Зоологический институт. Работа моя там главным образом заключалась в собирании вшей из гетто, концлагерей и лагерей военнопленных, а также я должен был собою кормить их. Два и иногда три раза в день к моим рукам привязывались коробки-клетки со вшами, которые в течение 20-30 минут должны были питаться моей кровью… Мне за ворот сорочки было засыпано от 500 до 700 вшей. Эту сорочку я был обязан носить днем и ночью в течение 15 суток, пока вши выложат свежие яички. После этого сорочку держали на морозе две недели и затем я вновь должен был носить эту сорочку в течение 15 дней, чтобы проверить, насколько яички вшей выдержат холод… В июне 1943 г. нашу группу хотели заменить каторжанами, эту замену запретил окружной комиссар Лозе, мотивируя тем, что кормить вшей должны исключительно евреи»{432}. «Такие же эксперименты делались с клопами, причем клопов сначала кормили морские свинки, но впоследствии решили, что это негуманно и заставили евреев клопов кормить… Директор института Гигиены д-р Блудау полагал, что легко бороться с сыпняком, когда вместе с вшивой одеждой и вшивым помещением можно газировать и самих вшивых людей, т. е. военнопленных.

«Тотальная война дает право и путем таких искусственных эпидемий освободиться от нежелательного элемента. Конечно, это надо делать сугубо осторожно, чтобы эпидемия не перебрасывалась на районы, которые можно еще считать областями Новой Европы… немецкая наука уже пошла по этому пути…» Комендант гетто Краузе отдал в распоряжение Блудау бывшего доцента Сорбонны, гражданина Французской республики… Блудау отвез его в институт, открыл ему артерию и наблюдал за деятельностью внутренних органов при истощении крови. Еще один заключенный погиб — «ему вытаскивали сухожилия и наблюдали за рефлексами… Д-р Ланге — начальник гестапо — дал Блудау бланк-полномочие выбирать из лагеря сколько угодно евреев и заключенных для нужд опытов»{433}.

Для поднятия боевого духа латышских дивизий с благословения рейхсфюрера СС Гиммлера, которому к этому времени было передано гражданское управление Латвией, 20 февраля 1945 г. в Потсдаме был образован Латвийский Национальный Совет. На нем был избран Латвийский Национальный комитет (ЛНК) во главе с президентом — генералом Р. Бангерскисом. ЛНК был задуман как замена латышского самоуправления — с теми же сугубо номинальными полномочиями. В январе 1945 г. Гиммлером был разработан план создания «протекората СС» в Курляндии, где местную власть должны были передать ЛНК. Германия не собиралась признавать ни независимое Латвийское государство, ни его правительство.

С первых же дней оккупации нацисты в Латвии приступили к созданию широко разветвленной репрессивной системы, считая ее важнейшей частью укрепления и сохранения режима. Наиболее существенными элементами этой системы были: полиция, служба безопасности, суды, прокуратура, тюрьмы, концентрационные лагеря. В эту репрессивную систему включались и латыши, их использовали и в полиции, и в службе безопасности.

Большое влияние в оккупированных областях имели силы полиции, подчинявшиеся напрямую рейхсфюреру СС Гиммлеру. Возглавил СС и полицию в Латвийском генеральном округе оберфюрер СС В. Шредер (он же возглавлял и немецкую полицию порядка). Айнзацгруппу «А» — особый оперативный отряд СД, занимавшийся «окончательным решением еврейского вопроса», — возглавлял бригаденфюрер СС В. Шталь-эккер. Оберштурмбанфюрер СС Р. Ланге командовал Полицией безопасности Латвии и СД.

Как сообщал Штальэккер, уже 15 октября 1941 г. в тюрьмах Латвии содержалось 7046 заключенных, из них только 308 уголовных преступников. В 1942 г в различных местах заключения находилось уже 20 872 человека. 15 созданных в Латвии тюрем были переполнены. Так, в Центральной тюрьме число заключенных вдвое превышало расчетное. В конце 1941 года оккупанты приступили к созданию концентрационных лагерей.

Решающая роль в организации преступлений и зверств против гражданского населения принадлежала Ф. Еккельну, который находился в Латвии с ноября 1941 по 1945 г Именно он спланировал и организовал ликвидацию Рижского гетто в Румбульском лесу. С его именем связаны и многие другие акции массового уничтожения мирного населения. В мае 1945 г. он был взят в плен советскими войсками.

Во главе созданной в годы войны в Латвии репрессивной системы была немецкая Полиция безопасности и СД. Ее центральный аппарат находился в Берлине, она входила в состав Главного управления безопасности Рейха (РСХА). В Латвии СД являлась передовым отрядом сил оккупационного режима, обладавшим широчайшими полномочиями. И хотя между вермахтом и гражданским управлением, с одной стороны, и СД — с другой существовали противоречия, СД зачастую навязывала свои условия. Штальэккер считал ее единственным стабильным немецким учреждением в Остланде. В СД существовали те же звания, что и в СС. Айнзатцгруппа «А» была одним из мобильных карательных подразделений СД, в задачу которых входило уничтожение коммунистов, чекистов, евреев и цыган. СД обеспечивала также безопасность в тылу. В распоряжении СД, когда она появилась в Латвии, уже имелась информация об учреждениях НКВД, местонахождении структурных отделений милиции, имелись списки представителей властных структур коммунистического режима. 22 июня 1941 г. вместе с силами вермахта в Латвию вошла и айнзатцгруппа «А» в составе 900 человек. Это были профессионалы и фанатики, готовые исполнять самые чудовищные приказы.

В Латвию прибыли три команды айнзатцгруппы «А». Одна из них (50—60 человек) была направлена в Лиепаю, вторая в Даугавпилс и Резекне, главные же силы под командованием Штальэккера были сосредоточены в Риге. В айнзатцкоманду входили представители ваффен-СС, немецкой полиции порядка, технический персонал (шоферы, телеграфисты, шифровальщики и т. п.). После оккупации Латвии некоторые отряды аинэатцкоманды были переведены в Эстонию и Северную Россию. 3 декабря 1941 г. руководство силами СД в Латвии принял Р. Ланге. Он же считался и так называемым вторым командиром айнзатцгруппы.

1 июля 1941 г., сразу же по прибытии в Ригу, Штальэккер приступил к формированию центра Полиции безопасности и СД. Разместился он на улице Реймерса, 1. В Полиции безопасности и СД было пять управлений: личного состава, административное, разведывательное, государственной тайной полиции и криминальной полиции. Четвертое управление (государственная тайная полиция) обслуживалось всеми прочими подразделениями. Оно, в свою очередь, состояло из нескольких отделов: IVa — занимался коммунистами, IVb — еврейским вопросом, IVn — шпионами и агентами. Несомненно, именно Четвертое управление несло ответственность за все масштабные репрессии против мирного населения, за уничтожение евреев. В подчинении этого управления находились все концентрационные лагеря и гетто.

Для скорейшего достижения целей оккупационного режима по инициативе Штальэккера при СД было начато формирование латышских соединений СД, которые стали составной частью нацистской репрессивной системы.

Первый латышский отряд СД был создан в Елгаве. Приказом Штальэккера его командиром был назначен М. Вагуланс. Примерно за полтора месяца Вагуланс создал разветвленную сеть фупп СД: в Елгаве, Бауске, Тукумсе, в Екабпилсском уезде. В них главным образом вошли бывшие айзсарги и полицейские. В команде Вагуланса было примерно 300 человек, около 100 из них — в Елгаве. 16 августа 1941 г. отряд был расформирован и на его основе создана латышская вспомогательная полиция. Начальником ее стал В. Юрсонс.

Вторым крупным соединением в составе СД, сформированным из местных жителей в начале оккупации — в середине июля 1941 г., — была группа X. Тейдеманиса из Валмиере. Она насчитывала примерно 100 человек. Самой многочисленной латышской эондеркомандой была так называемая команда Арайса, куда изначально тоже входило около сотни карателей. Однако уже к 1942 г ее состав увеличился до 1200 человек, и помимо уничтожения евреев она занималась борьбой с партизанами{434}.

К ее формированию приступили в начале июля по приказу Штальэккера, поручившего бывшему (до 1937 г.) лейтенанту латышской полиции В. Арайсу организовать особый отряд вспомогательной полиции. В него активно привлекали студентов, бывших офицеров, полицейских и военнослужащих. Члены команды Арайса участвовали в самых кровавых операциях. Так, 4 июля при участии зондеркоманды Арайса была сожжена хоральная синагога в Риге на улице Гоголя. Такая же судьба постигла синагогу на улице Стабу, сожженную вместе с находившимися там прихожанами, и молельный дом в Латгальском предместье. 8 июля был сожжена молельня и на еврейском кладбище в Шмерли. Команда Арайса ответственна «за уничтожение примерно 26 000 человек, включая около 2000 цыган и душевнобольных, и около 2000 коммунистических активистов»{435}. За особые заслуги и для дальнейшего карьерного роста члены команды Арайса, отличившиеся в карательных операциях, прошли обучение в школе полиции безопасности СД в Фюрстенберге, где изучали структуру немецких полицейских органов, уголовное дело, различные службы тайной полиции{436}.

Один из членов команды Арайса Р. Застерсуже после войны, будучи привлеченным к ответственности, показывал: «В школе преподавались уроки, учение расовой теории и истории Германии. Наряду с этим проходили строевую подготовку и изучали материальную часть оружия (винтовки, пулемета, миномета, автомата и пистолета). В конечном счете в Фюрстенбергской школе полиции безопасности нас, участников команды Арайса, готовили для зачисления в специальные команды СД по проведению борьбы с партизанским движением на оккупированной немцами территории, что впоследствии и было»{437}. Арайс также прошел ускоренное обучение в школе СД в Фюрстенберге, после чего ему было присвоено звание майора СС. Когда практически все евреи Латвии были уничтожены, команду Арайса все чаще использовали в борьбе с партизанами на оккупированной территории России и Белоруссии{438}. В конце 1941 г первые латышские команды СД были отправлены в Ленинградскую и Минскую области. Рота К. Калейса, входившая в команду Арайса, некоторое время действовала и в районе Нарвы.

В 1943 г. в составе латышских СД насчитывалось пять рот. Главные силы были расквартированы в Риге (около 340 человек), две роты осуществляли внешнюю охрану Саласпилсского лагеря для военнопленных, часть была отправлена на Восточный фронт. Отдельные отряды использовались на охране объектов СД: центрального штаба, тюрем, лагеря в Юмправмуйже. В конце 1943 г. из местных сил СД было сформировано два батальона: 3-й под командованием В. Арайса и 4-й под командованием К. Озолса.

В 1944 г. с приближением Красной Армии подразделения латышских СД были расформированы. Соединения Арайса и Озолса влились в состав Латышского легиона, созданного в 1943 г. Арайс в конце войны попал в плен к англичанам и долгое время укрывался от возмездия. Лишь в 1979 г. за участие в убийствах мирных жителей Гамбургский земельный суд приговорил его к пожизненному заключению.

Помимо подразделений СД, немцы по инициативе Гиммлера начали создавать полицейские формирования из жителей Латвии. 20 июля 1941 г. В. Штальэккер издал приказ о создании вспомогательной полиции в Риге и ее окрестностях. Начальником полиции был назначен лейтенант-полковник В. Вейсс, его заместителем — Р. Осис.

По приказу Гиммлера от 6 ноября 1941 г. вспомогательная полиция в оккупированных восточных районах была переименована в полицию порядка. Отдельные отряды исполняли обычные полицейские функции, закрытые отряды участвовали в боевых действиях на восточном фронте, в карательных операциях против партизан, охраняли гетто и пр.

В составе полиции порядка было три категории сотрудников: А, В и С. В категорию «А» входили активно действующие полицейские, получавшие жалованье. Полицейские отряды категории «В» выполняли специальные задания: охраняли мосты, склады, дороги и пр. объекты. Категорию «С» составлял так называемый пассивный резерв, к помощи которого прибегали в особых случаях. Количество участковых и сельских полицейских было относительно постоянным, а численность закрытых отрядов после 1942 г. резко возросла.

Военная политика в Остланде предполагала широкое использование местных жителей не только для поддержания порядка на оккупированных территориях, но и для участия в боевых действиях на Восточном фронте. 4 сентября 1941 г. на принципе абсолютной добровольности нацисты приступили к формированию 1-го Рижского отдельного батальона службы порядка. К концу сентября было сформировано два Рижских батальона службы порядка, к концу года их насчитывалось уже пять. Во второй половине октября 1-й Рижский отдельный батальон был отправлен на Восточный фронт.

В декабре 1941 г. были сформированы 19-й (Видземский) и 17-й (Латгальский) батальоны. Когда поток добровольцев стал иссякать, немецким властям пришлось приложить определенные усилия для вербовки новых бойцов. 11 февраля 1942 г. Еккельн обратился к латышам с призывом вступать в ряды полицейских батальонов: акция пропагандировалась через радио и газеты. К вербовке привлекли и земельное самоуправление. При нем был создан «Главный комитет латышской добровольческой организации» во главе с Г. Целминьшем. К июню 1942 г. немецким властям удалось сформировать еще 13 полицейских батальонов. В дальнейшем от вербовки пришлось отказаться, во вновь формируемые батальоны привлекали полицейских категорий «А» и «В», а также резерв (категория «С»). Использовались и завуалированные средства пополнения полицейских рядов: договор заключали якобы на полгода, но после истечения срока людей не освобождали, а заставляли подписывать новый договор — до конца войны. С 11 июня 1942 г. полицейские батальоны были переименованы в батальоны службы обороны. А с 24 мая 1943 г. приказом рейхсфюрера СС Гиммлера — в Латышские полицейские батальоны. Названо было и количество бойцов в каждом батальоне — 501 человек.

За время нацистской оккупации в Латвии было сформировано 42 латышских и 7 так называемых Латгальских, — в состав которых входили русские и белорусы, — полицейских батальона. В середине 1943 г. эти воинские соединения насчитывали 9700 военнослужащих, а в июле 1944-го — 14 884.

Помимо поддержания порядка на оккупированных территориях, латышские полицейские батальоны участвовали в репрессивных акциях и за пределами Латвии. Типична в этом отношении история некоторых из них. Так, 18-й полицейский батальон в мае 1942 г. был направлен в Белоруссию. 22-й и 272-й полицейские батальоны в июле-октябре 1942 г. были отправлены в Варшаву. В августе-декабре 1943 г. 22-й батальон принимал участие в боях с партизанами в районе Луцка, в Западной Украине. 313-й и 316-й батальоны участвовали в борьбе с партизанами под Вильнюсом, а четыре батальона Рижского полицейского полка воевали с партизанами в районе Браслава, в Западной Белоруссии. Латышские полицейские батальоны, находившиеся в подчинении немецких военных структур, в 1942—1945 г. участвовали в различных операциях на территории Польши: охраняли Варшавское и Слонимское гетто (а затем участвовали в его ликвидации), составы с евреями, отправляемые в концлагерь Треблинка, участвовали в боях с советскими партизанами, Красной Армией, с ее союзницей — польской Армией Людовой. «Члены латышских полицейских батальонов стали наемниками, которым платят за проведенную работу… полицейские батальоны для немецкого полицейского руководства были своего рода иностранным легионом, который можно использовать всюду и по любым надобностям»{439}.

С ухудшением ситуации на Восточном фронте у немцев возросла потребность в новых латышских военных формированиях. 23 января 1943 г. Гитлер сначала разрешил устно, а потом и приказал Гиммлеру сформировать Латышский добровольческий легион СС. Письменный приказ фюрера появился, как уже упоминалось, только 10 февраля. Гиммлер же 24 января объединил шесть латышских батальонов службы обороны, воевавших в составе 2-й бригады ваффен-СС, создав новое воинское подразделение. С этого момента началось формирование Латышского добровольческого легиона СС. 26 мая Гиммлер издал новое распоряжение, предписывавшее впредь называть все латышские соединения в составе войск СС и полиции Латышским легионом. Гиммлер считал, что под Латышским легионом надо понимать все те соединения, которые были сформированы в составе войск СС и полиции. «Однако в реальной жизни существовала некоторая разница между полицейскими батальонами и легионом. Первые формировались на добровольных началах, а легион в основном состоял из призванных по мобилизации. Полицейские батальоны поддерживали безопасность в тылу, воевали с партизанами, охраняли концлагеря и гетто, а легион был фронтовой единицей»{440}. В составе Латышского легиона были сформированы две дивизии — 15-я и 19-я.

Бойцы Латышского легиона СС проходили подготовку под руководством инструкторов из полицейских батальонов. Разумеется, что все латвийские (как и эстонские) легионеры давали присягу на верность Адольфу Гитлеру, и в тексте этой присяги не было ни слова о какой-либо независимости: «Именем Бога, я свято клянусь в борьбе против большевиков всецело подчиняться Главнокомандующему вооруженными силами Германии Адольфу Гитлеру и за эту клятву я, как храбрый воин, всегда готов отдать свою жизнь»{441}.

Первой, к середине июня 1943 г. была проведена мобилизация и сформирована 15-я дивизия Латышского легиона СС.

Впоследствии она получила название 15-я гренадерская дивизия СС. В конце 1943 г. насчитывала 15 192 человека, а летом 1944-го — 18 413. 15-я дивизия Латышского легиона вела оборонительные бои в основном на Восточном фронте, на территории России. 18 февраля 1944 г. получила приказ отойти на оборонительные позиции (так называемые позиции Пантеры) на берегу реки Великой. С марта по апрель 1944-го вела бои в районах городов Остров, Псков и Опочка.

После тяжелых потерь лета 1944 г. остатки 15-й дивизии в июле приказом немецкого командования были отправлены в Германию на переформирование. Во второй половине августа дивизия уже прибыла в Восточную Пруссию, получив пополнение из молодых призывников Латвии, которые заранее были отправлены в Германию. К концу года дивизия находилась в боевой готовности, а в начале 1945-го уже вела тяжелые бои на территории Восточной Пруссии, у Данцига, в Померании, под Мекленбургом. В начале мая остатки дивизии под командованием полковника В. Янумса сдались в плен союзническим войскам.

В начале 1944 г. высшее руководство СС решило сформировать вторую добровольческую дивизию в составе Латышского легиона. 7 января Гиммлер издал приказ о создании 19-й латышской добровольческой дивизии СС, в состав которой вошли три гренадерских полка. Формирование ее завершилось в середине марта, когда вместе с частями 15-й дивизии она заняла оборонительные позиции на реке Великой. Последним командиром этой дивизии был бригаденфюрер СС Б. Штрекенбах. В июне 1944 г. в 19-й дивизии насчитывалось 10 592 человека, к осени состав ее увеличился до 12 507.

С марта по июль 1944 г. 19-я дивизия вместе с 15-й участвовала в тяжелых боях на территории Ленинградской области, что привело к задержке наступления Красной Армии и позволило немцам успеть вывести войска из Эстонии.

Чтобы обеспечить боевые части живой силой, немецкие власти вынуждены были прибегнуть к мобилизации мужского населения. В Латвии она проходила по спискам для выполнения населением трудовой повинности, составленным еще в декабре 1941 г. Мероприятия продолжались с марта 1943 г. по август 1944 г. Призыву подлежали родившиеся в 1919—1925 гг.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.