В. Гончаров Красный террор в Царицыне — правда и вымыслы

В. Гончаров

Красный террор в Царицыне — правда и вымыслы

После того как в итоге ссоры с Ворошиловым военком Северо-Кавказского военного округа бывший генерал Снесарев был вызван в Москву для доклада Высшему военному совету, приказом № 1 Военсовета СКВО от 22 июля 1918 года временно исполняющим обязанности военного руководителя округа был назначен бывший полковник царской армии Ковалевский; начальником штаба округа стал начальник его оперативного управления бывший полковник Носович. Одновременно Ковалевский был введен в состав Военного совета округа. Однако уже 4 августа за «проявление упадочнических настроений» Ковалевский был смещен со всех должностей и заменен Ворошиловым. 10 августа 1918 года с поста начальника штаба округа был смещен и Носович, уличенный в антисоветских настроениях. Оба они были арестованы — а затем отпущены по распоряжению представителей Москвы. Позже Носович перебежал на сторону белых, а Ковалевский был расстрелян по обвинению в измене. И если относительно участия последнего в заговоре можно сомневаться, то Носович принял в нем самое активное участие — о чем позднее сам рассказывал в «белой» прессе.

В июне 1918 года в Царицын, на вокзал Юго-Восточной железной дороги из Москвы прибыл специальный поезд Главконефти, состоявший из 9 классных вагонов. Через некоторое время поезд был переведен на Кавказский вокзал, откуда должен был проследовать в Бак. Однако к этому времени железнодорожная связь с Баку была окончательно прервана, поэтому прибывшая комиссия Главконефти осталась в Царицыне[309].

В составе комиссии из Москвы прибыл и инженер Алексеев, облеченный правительственными полномочиями по вопросам развития нефтяной промышленности. При нем был персонал из молодых инженеров, среди которых находились и два сына Алексеева (один из них — в прошлом офицер). Инженер располагал девятью миллионами рублей, предназначенными для использования в нефтяной промышленности по прибытии на Кавказ…

В действительности Алексеев, по позднейшему рассказу Носовича, являлся представителем одной из московских контрреволюционных организаций; он привез с собой деньги для организации восстания. К заговору оказались причастны ряд бывших офицеров, служивших в штабах и тыловых частях Красной армии, а также бывший уездный комиссар Временного правительства правый эсер Котов.

В Царицыне Алексеев вошел в контакт с местной подпольной организацией, судя по всему, эсеровской, так как она «стояла на позициях Учредительного собрания» (выражение Носовича). Восстание, приуроченное к наступлению Краснова, должно было начаться в ночь на 18 августа. Предполагалось, что в мятеже примут участие около 3000 человек, возглавляемые служившими в Красной армии бывшими офицерами; в их распоряжении было 2 орудия и 6 пулеметов и 2 орудия. Однако из-за плохого знания обстановки Алексеев решил привлечь к мятежу части расположенного в городе 1-го Сербского революционного полка (по словам Носовича — «сербский батальон»). Однако сербы не пошли на восстание, а сообщили о нем в ЧК. 17 августа, накануне выступления, подпольная организация была раскрыта. В городе начались массовые аресты.

Доктор экономических наук В. И Лоскутов в статье «Сталин в Царицыне» утверждает, что «расправа с врагами была короткой. Часть их была расстреляна, другая — посажена в баржи и затоплена»[310]. Святослав Рыбас, автор биографии Сталина, опубликованной в серии «Жизнь замечательных людей», несколько корректирует это описание: по его утверждению, на баржу были направлены арестованные в июле по подозрению в заговоре сотрудники штаба Северо-Кавказского округа, комиссия из Москвы нескольких из них освободила, остальных тут же расстреляли, а баржу затопили.

Действительно, для содержания большого количества арестованных в Царицыне использовалась баржа — в ситуации опасности восстания такой метод нельзя не признать логичным. К примеру, в октябре баржи в Царицыне использовались вновь — на этот раз для содержания солдат из взбунтовавшейся Вольской дивизии. Получается, что царицынская баржа топилась, а потом поднималась несколько раз…

Сами истории о затопленных баржах, набитых «врагами народа», идут еще от времен Великой французской революции, их охотно пересказывают журналисты. Однако нигде в серьезных источниках упоминания о затоплении баржи в Царицыне нет — как нет подобных сведений и о затоплении других тюремных барж что красными, что белыми. В данном случае автором легенды, скорее всего, является Рой Медведев, изложивший ее в своей книге «К суду истории: истоки и последствия сталинизма», вышедшей на английском языке в Нью-Йорке в 1971 году. Правда, у Медведева баржа затонула «по неизвестным причинам».

Надо заметить, что использование барж в качестве передвижных (а вдобавок еще и мобильных) тюрем носило в Гражданскую войну достаточно массовый характер. Очевидно, первый прецедент использования тюремных барж имел место в июне 1918 года, во время эвакуации Уфы под натиском чехов, на железную баржу было погружено 102 арестанта — 68 пленных чехов и 34 заложника из местной «буржуазии». Баржа была отбуксирована к Сарапулу, где местная ЧК расстреляла 9 заложников, остальные были переведены в городскую тюрьму[311]. Во время Ярославского мятежа в июле 1918 года повстанцы полковника Перхурова аналогичным образом использовали баржу в качестве надежного места заключения для арестованных большевиков. Осенью 1918 года получила мрачную известность «баржа смерти» на Каме, в районе пристани Гольяны, организованная ни кем-нибудь, а популярными ныне воткинскими рабочими-повстанцами; на ней были расстреляны около 60 человек[312]. Одному из узников этой баржи удалось бежать и добраться до красных позиций, после чего командующий Волжско-Камской флотилией Раскольников выслал вверх по реке три миноносца, которые захватили баржу вместе с буксиром, отвели к своим и освободили заключенных[313]. Известно, что в марте 1919 года, при первом занятии Одессы «Вооруженными силами Юга России» аналогичная баржа использовалась в качестве тюрьмы деникинцами, о чем встречаются упоминания в мемуарной и публицистической литературе; например, на этой барже был расстрелян разведчик-чекист, переводчик при штабе французского экспедиционного корпуса Жорж де Лафар.

Не будем забывать, что Чрезвычайные комиссии являлись централизованными организациями, они вели отчетность по всем арестованным и расстрелянным, и если где-нибудь в уездной ЧК кого-то вполне могли расстрелять без составления отчета, то уж никак не в крупном промышленном центре, где все было на виду и не могло не вызвать реакцию властей.

Это и произошло в Царицыне. Командированный сюда член коллегии Нефтяного комитета К. А. Махровский с тревогой сообщил в Москву, что 19 августа местной ЧК здесь были расстреляны 5 человек, 20-го — 4 человека, 21-го — 1 человек. Очевидно, в ответ на эту информацию из Москвы пришло указание разобраться. Ленин, по его собственным словам, сказанным в 1919 году на VIII съезде партии, был очень обеспокоен случившимся: «Я думал, что это ошибка, думал, что расстреливают неправильно… я ведь телеграфировал: будьте осторожны».

22 августа исполком Царицынского совета избрал комиссию по проверке деятельности Царицынской ЧК. Заметим, что ранее в Царицынской ЧК уже имели место расстрелы сотрудников за превышение служебных полномочий[314]. Однако на это раз в ЧК заявили, что имеют неограниченные полномочия из Центра и на месте никому отчета о своей деятельности давать не будут[315]. Расстрелы имели место и в последующие дни — однако их масштабы не ясны; очевидно, что до 30 августа они были штучными.

По данным, выявленным И. С. Ратьковским, с января по июль 1918 года по всей территории России органами ЧК было расстреляно 278 человек, из них около половины составлял уголовный элемент, а еще четверть — советские служащие, красноармейцы и чекисты; на долю контрреволюционеров приходилось порядка четверти, то есть около 70 человек. В августе были расстреляны уже 403 человека, из них четверть уголовников и 10 % советских работников. Таким образом, число расстрелянных «за контрреволюцию» резко увеличилось, вырос и их процент в общем количестве жертв ЧК. Однако расстрелы по приговорам ЧК сразу нескольких человек все еще случались достаточно редко — отсюда и весьма быстрая реакция на случившееся в Царицыне ак Москвы, так и местных советских властей. Вряд ли в этих условиях можно было безнаказанно затопить баржу с заключенными.

Однако 30 августа в Москве, на заводе Михельсона двумя пулями из «браунинга» был тяжело ранен Ленин. Одновременно в Петрограде был убит председатель местной чрезвычайной комиссии М. С. Урицкий. Заметим, что к этому моменту ПетроЧК успела вынести всего 21 смертный приговор, из которых 10 за уголовные преступления и преступления по должности, остальные — за довольно бессмысленный заговор, по утверждению Марка Алданова, вызванный резким неприятием Брестского мира; его участники даже планировали взорвать Смольный. Заметим, что до августа в Петроградской ЧК расстрелов не было вообще. К несчастью, среди расстрелянных оказался любовник студента Леонида Канегиссера…

А ведь именно Урицкий сдерживал активность трусоватого Зиновьева, который после покушения на себя 27 августа требовал развернуть в городе беспощадный террор. К примеру, летом 1918 года в Красном Селе имела место попытка восстания, организованная капитаном М. Г. Дебогорий-Мокриевичем и полковником-авиатором Моренном. Арестованный капитан Мокриевич, как следует из некролога, опубликованного в 1926 году в информационном листке лейб-гвардии Финляндского полка «Финляндец»[316], «долго сидел в „чека”, на Гороховой и в Дерябинской тюрьме и лишь чудом был вырван из рук смерти своей матерью…». Такой вот страшный террор — погрозили пальцем и вновь назначили на командную должность, адъютантом 47-го советского полка в Нарве. Но Мокриевич не унимался: в декабре 1918 года он «совместно с командиром полка и его помощником, отдал приказ повернуть штыки против коммунистического полка». Лишь после этого чрезвычайка наконец-то его расстреляла — но не сразу, а 31 января 1919 года в Ямбурге.

И лишь с гибелью Урицкого Григорий Евсеевич сумел развернуться вовсю — только за следующие два дня в городе было расстреляно 512 человек, а к концу сентября число жертв перевалило за 800.

Но мы забежали вперед. 31 августа стало первым днем «красного террора» — хотя официально эта кампания была объявлена только 5 сентября. По всей стране прокатилась волна призывов к беспощадным расправам над «контрреволюционерами»; насколько это явление было стихийным, а насколько спланированным (и кем) — тема для более серьезной работы, нежели наша…

2 сентября в «Известиях» была опубликована телеграмма Сталина, Ворошилова и Минина, от имени Военного совета СКВО сообщавших, что в ответ на покушения на Ленина и Урицкого в Царицыне будет организован «открытый, массовый и систематический террор на буржуазию и ее агентов». Ратьковский пишет, что с 30 августа в Царицыне было расстреляно более 50 человек, в Саратове — до 30 человек, в Астрахани — 9 человек. Позднее комиссией Н. Ф. Латышева, расследовавшей Астраханское восстание 15–28 августа, было расстреляно еще 5 человек, в том числе двое — за вымогательство взяток[317].

Всего за сентябрь-октябрь в Царицыне было расстреляно 102 человека, в том числе 24 бывших жандарма и 28 бывших офицеров. Только двое из них были расстреляны за уголовные преступления[318]. Неясно, входят ли в указанное число расстрелянные здесь в начале сентября. По крайней мере, в опубликованном 1 ноября 1918 года в «Известиях Царицынской Губернской Чрезвычайной Комиссии» списке расстрелянных за сентябрь-октябрь было 104 фамилии, в том числе инженер Алексеев с сыновьями. Кроме них за участие в заговоре Алексеева было расстреляно еще 20 человек, в том числе одна женщина. Еще 14 человек было расстреляно за откровенную уголовщину — четверо по делу о хищении 383 000 рублей по поддельным документам, 10 — за участие в банде Рукмана.

Таким образом мы видим, что зафиксированное число расстрелянных Царицынской ЧК в августе-октябре 1918 года составляло от 114 до 160 человек, причем подавляющее большинство из них приходится на сентябрьскую кампанию «красного террора».

Существуют и другие данные. Так, по отчету Секретного отдела ВЧК, основанному на цифрах, полученных от губернских ЧК, за весь 1918 года Царицынской губернии произошло 7 восстаний, в ходе были убиты 17 человек, а еще 39 человек расстреляны после восстаний. Кроме того, 16 человек были расстреляны за бандитизм[319]. Последняя цифра очень близка к «осеннему» списку — 14 расстрелянных за бандитизм, это говорит о высокой степени полноты данных.

Если считать, что по «заговору инженера Алексеева» были расстреляны 33 человека (10 — в августе, 23 — в сентябре и октябре), то получается, что за участие в других восстаниях было расстреляно только 6 человек. Прибавив к ним десятерых «алексеевцев», расстрелянных в августе и 104 человека из «осеннего» списка от 1 ноября, мы получим 120 жертв «красного террора» в Царицыне и его окрестностях летом и осенью 1918 года. Скорее всего, эта цифра не полна, но она достаточно приближена к реальной.