Из арсенала спецслужб

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Из арсенала спецслужб

В большинстве европейских стран до 1914 г. считалось законной практика «субсидирования» иностранных дружественных газет. При этом Россия занимала первое место по размаху такой деятельности. Наиболее распространенный прием – дача взяток издателям и журналистам, а также размещение оплаченных («заказных») материалов[571]. Наши «союзники» из Антанты действовали более изощренно.

Еще с довоенных времен в Российской империи действовал так называемый «Французский институт». В уставе этого учреждения было сказано, что его основная задача – способствовать развитию между двумя державами «отношений научного и интеллектуального характера». При этом из десяти учредителей института четверо – видные руководители масонского центра «Великий Восток Франции»[572]. Чиновники Департамента полиции выступали против существования таких «отношений», заявляя об их «крайней нежелательности», но руководство нашей страны их проигнорировало. Торжественное открытие этого учреждения состоялось 18 октября 1911 г. Всего по России (Москве, Ростове-на-Дону, Варшаве, Одессе и т.п.) функционировало более десяти подобных организаций.

О том, чем занимались эти учреждения, в 1920 г. написал сотрудник «Французского института» Рауль Лабри. По его словам, с началом войны организация, где он работал, превратилась в отделение специального пропагандистского органа в Париже – «Дома прессы». В 1916 г. начальник французской военной миссии полковник Лавернь проводил ежедневные совещания руководителей различных французских заведений для выработки пропагандистских «планов действий» и указаний французам, рассеянным по России, о проведении лекций и подготовке статей для местной прессы. Статьи направлялись в более чем 40 газет Петрограда, Москвы, Владивостока, Тифлиса и других городов. Понятно, что ключевая идея всех публикаций – доведение войны до «победного конца»[573].

Аналогичные мероприятия, только более масштабные, проводили и британские спецслужбы. В Англии действовали три разведывательные службы: Департамент военных операций Военного министерства, Департамент военно-морской разведки (во время Первой мировой войны – Бюро «40 О. В.») Адмиралтейства[574] и созданное в 1909 г. Бюро секретных служб. В начале века оно объединяло разведки МИДа и Министерства колоний и по делам Индии. Разведывательный департамент этого Бюро стал именоваться МИ-1с[575].

При каждом из этих органов существовал отдел пропаганды. К ним следует добавить множество специфичных пропагандистских органов, которые специализировались на подготовке различных материалов не только для союзных и нейтральных стран, но и государств, участвовавших в Первой мировой войне на стороне Германии. Среди этих «добровольных» учреждений наиболее известны: Комитет национальных патриотических организаций, Комитет прессы нейтральных стран, Парламентский комитет мобилизации, Викторианская лига и Союз демократического контроля.

В сентябре 1914 г. появилось и четвертое официальное подразделение в сфере агитации – Бюро военной пропаганды[576]. Новая организация готовила пропагандистские материалы для нейтральных и союзных стран, посылала туда свои миссии и отдельных лиц для изучения настроений общественности и выработки рекомендаций. Среди входящих в ее состав подразделений следует отметить отдел разведки. О высоком статусе Бюро и важности решаемых ее задач можно судить по тому, что руководителем назначили члена кабинета.

Эффективность работы этих учреждений снижала ведомственная разобщенность. Поэтому в январе 1916 г. контроль за всей пропагандой был возложен на МИД[577]. О масштабах деятельности многочисленных организаций свидетельствует фрагмент мемуаров германского агента Дж. Зильбера:

«Телеграфное агентство Рейтер передавало ежемесячно свыше миллиона слов за границу... что соответствует приблизительно содержанию одного тома Британской энциклопедии. Еженедельно иностранная пресса получала до 400 статей на всех языках мира... Во всех нейтральных странах Европы появлялись одновременно сотни антигерманских публикаций». Многие факты просо сочинялись, другие значительно извращались и подтасовывались[578].

Также мероприятиями в сфере пропаганды занимались сотрудники британской военно-разведывательной миссии, которая официально была аккредитована при Главном управлении Генерального штаба в Петрограде. Официальные задачи этого представительства были такие: наблюдение за перемещением германских войск, за торговыми операциями России, составление так называемых «черных» списков контрабандистов, а также контроль за поездками британского военного персонала по территории страны. Дополнительные, негласные задачи – насаждение агентуры и попытка повлиять на внешнюю и внутреннюю политику страны пребывания.

Упомянутое выше британское Бюро военной пропаганды имело в Петрограде свое представительство – полуофициальное Англо-русское бюро пропаганды. Работой этого учреждения руководили люди, имевшие непосредственное отношение к британской разведке. Первый из них – русист Бернард Пэрс, носивший громкий титул «официальный корреспондент ее величества». А второй профессиональный писатель Хью Уолпол[579].

Бернард Пэрс впервые приехал в Россию в 1898 г. и прожил в нашей стране два года. С 1904 по 1905 г. он совершил второй визит, не только как ученый русист, но и как неофициальный осведомитель Британского посольства в Петербурге и британского МИДа. Такой статус был распространен среди английских ученых, журналистов и писателей, посещавших нашу страну в начале прошлого века. Тогда же он начал активно расширять политические связи. В 1912 г. он организовал визит членов Государственной думы – представителей оппозиционных царю партий (октябристов и кадетов) в Англию. Многие из этих людей станут «агентами влияния» и будут выступать за войну до «победного конца». После Октябрьской революции все они эмигрируют на остров туманного Альбиона.

В 1914 г. он назначен официальным осведомителем британского правительства в России, с поручением находиться при армии. С 1915 г. до октября 1917 г. – корреспондент солидной британской газеты «Дейли телеграф». Писатель Всеволод Иванов в начале тридцатых годов прошлого века написал в одном из своих очерков об этом человеке:

«Сей чистый академист профессор Пэрс поведал мне откровенно (они познакомились в 1919 г. – Прим. авт.), что он состоял всю Великую войну в контрразведке штаба нашей Третьей армии... Все наши секретные агенты – мальчишки и щенки по сравнению с этим коварным почтенным профессором литературы, несомненно, имевшим крупные связи в Англии».

А вот чем занимался второй руководитель Англо-русского бюро пропаганды. С осени 1914 г. по лето 1915 г. Хью Уолпол находился при Русском Красном Кресте на Польском и Галицийском фронтах, а в октябре 1915 г. возглавил бюро. При нем оно просуществовало недолго – «развалилось в результате постоянной утечки информации»[580]. Возможно, что его закрыли по другой причине – слишком явными стали связи его руководителя с сотрудниками британской разведывательной миссии[581].

Среди дипломатов следует выделить вице-консула Роберта Локкарта (в 1918 г. он стал одним из руководителей «Заговора послов». – Прим. авт.), который тогда постигал азы ремесла шпиона. Приехав в Россию в 1912 г., к лету 1915 г. он установил многочисленные контакты с лидерами либеральной оппозиции в Москве. Вот, например, что он написал в своих мемуарах о московском городском голове и главноуполномоченном Всероссийского союза городов – члене ЦК партии кадетов Михаиле Васильевиче Челнокове:

«Хотя он и был на двадцать с лишним лет старше меня, мы стали с ним интимными друзьями. Через него я познакомился с вождями московского политического движения – князьями Львовым, Василием Маклаковым, Мануиловым, Кокошкиным и многими другими. От него я получил копии секретных резолюций московской Городской думы, руководимого Львовым земского союза и союза городов, одним из руководителей коего он был. Случалось ему снабжать меня и копиями секретных постановлений кадетской партии или даже документами вроде писем Родзянки к председателю Совета министров, каковые я первым сообщал посольству, – маленькие успехи, создававшие мне репутацию особенно искусной ищейки. Мои связи оказали мне возможность быть полезным даже Военному министерству»[582].

И это не удивительно, ведь в квартире разведчика, превращенной в салон, можно было встретить кого угодно, начиная от коменданта Кремля и заканчивая политическими деятелями. В непринужденной и дружественной обстановке обсуждались самые деликатные и конфиденциальные темы[583].

Британское правительство не забыло услуг, которые оказал стране Михаил Челноков. В марте 1917 г. ему в торжественной обстановке вручили знаки ордена Подвязки, которые, по словам Роберта Локкарта, «король пожаловал ему в награду за услуги англо-русскому союзу». Странная формулировка, если учесть, что награжденный был простой городской голова Москвы (напомним, что столицей тогда был Санкт-Петербург)[584].

Еще один британский подданный – журналист Гарольд Вильсон – также оказывал конфиденциальные и специфичные услуги своей стране. С одной стороны, он активно изучал Россию, и написанная им в 1914 году «Россия русских» считается одним из уникальных произведений о нашей стране по глубине понимания русской жизни[585]. А с другой – он выступал в качестве посредника между британским послом Джорджем Бьюкененом и представителями русской оппозиции. Например, 24 января 1916 г. он организовал «русско-английский чай», на котором присутствовали лидеры кадетов (Милюков, Набоков, Вернадский, Протопопов и др.) и представители британской миссии (в частности, упоминавшийся выше Бернард Пэрс)[586]. Это мероприятие было организовано в рамках программы установления контактов правительства Англии с либеральной оппозицией в России. До конца 1915 г. в Лондоне весьма равнодушно относились к этой политической силе, используя не полностью ее возможности, как одной из фракций в Государственной думе, и в качестве «поставщика» агентов (работающих за деньги или ради идеи) из среды офицеров, сотрудников Департамента полиции, чиновников, представителей интеллигенции. Большинство из них были активными членами или сочувствующими политических движений октябристов, кадетов, прогрессистов и трудовиков[587].

Зачем, когда благоприятный для Британии российский внешнеполитический курс задавал Сергей Сазонов, который внимательно прислушивался к пожеланиям Лондона и Парижа.

Этот человек руководил отечественным МИДом с 1910 г. по июль 1916 г. – период, когда велась подготовка к Первой мировой войне и начался зондаж о возможности проведения переговоров о сепаратном мире. Понятно, что англофил во главе внешнеполитического ведомства сделал все, чтобы Россия вступила в войну на стороне Антанты и участвовала в ней до конца. Свою деятельность он согласовывал с Парижем и Лондоном. Высокопоставленный чиновник МИДа Владимир Лопухин в своих мемуарах утверждал:

«…Сазонов работал в тесном сотрудничестве с английским послом Бьюкененом и французским Палеологом. С самого начала войны этот триумвират ежедневно сходился в кабинете Министерства иностранных дел и сообща направлял деятельность русского дипломатического ведомства. Сазонов нашел себе руководителей... И не одного, а двух. Слушался их Сазонов беспрекословно».

Хотя он учитывал интересы не только иностранных правительств, но и внутренней либеральной оппозиции, с которой начал контактировать еще в 1912 г. Противники режима активно поддерживали его, так как Сергей Сазонов «приязненно» относился к Государственной думе, а также активно проводил внешнеполитическую линию на союз с Англией и Францией и выступал за продолжение войны до конца. Один из лидеров оппозиции Павел Милюков однажды заявил:

«Я был сторонником Сазонова и защищал его от нападок германофилов и правых. Поскольку Сазонов является защитником интересов наших и наших союзников, я всегда выступал его защитником и сторонником».

Странно иметь министром иностранных дел политика, который активно сотрудничает с оппозицией. Это стало одной из основных причин его отставки в июле 1916 г.

Заграничные партнеры Сергея Сазонова не делали таких громких заявлений о его поддержке, как либеральная оппозиция, а действовали. Когда слухи об отставке министра начали циркулировать среди дипломатов, то Англия и Франция предприняли несколько попыток прямого вмешательства в дела России, предприняв ряд демаршей для его спасения. В частности, 6 июля 1916 г. британский посол послал секретную телеграмму императору, в которой просил его, прежде чем принять решение, «взвесить серьезные последствия, которые может иметь отставка Сазонова», прозрачно намекая, что в противном случае России придется встретить серьезные затруднения в любых (прежде всего финансовых) переговорах с союзниками, а также на послевоенной мирной конференции. Аналогичный демарш предпринял глава британской военно-разведывательной миссии Самюэль Хор[588].

Все эти попытки оказались безуспешными, и 7 июля 1916 г. Сергей Сазонов лишился своего поста руководителя МИДа. Занявший его место Борис Штюрмер не «страдал» «антантофильством», поэтому Англии и Франции пришлось искать другие способы воздействия на внешнюю политику Российской империи.

Британский посол дважды посетил Николая II, требуя отставки Бориса Штюрмера и обуздания растущего германского влияния при дворе. Тревогу дипломата можно понять. Достаточно процитировать телеграмму, отправленную им в Лондон 18 октября 1916 г.: «Не хочу проявлять ненужный пессимизм, – писал он, – но никогда после начала войны я не чувствовал такого огорчения по поводу здешней ситуации, особенно в том, что касается будущих англо-русских отношений. Германское влияние усиливается после ухода Сазонова из Министерства иностранных дел»[589].

В Лондоне и Париже справедливо опасались изменения форм участия России в Первой мировой войне, в частности заключения сепаратного мира. Хотя, по мнению многих историков, основная причина кадровых перестановок – Николай II решил поставить во главе МИДа преданного себе человека, а таких в 1916 г. оставалось очень мало.

И с этим преданным человеком императору пришлось расстаться уже 10 ноября 1916 г. Вот что он написал за несколько часов до того, как это произошло, своей супруге:

«Я приму Штюрмера через час и буду настаивать на том, чтобы он взял отпуск. Увы! Я думаю, что ему придется совсем уйти, – никто не имеет доверия к нему... даже Бьюкенен говорил мне в последнее наше свидание, что английские консулы в России в своих донесениях предсказывают серьезные волнения в случае, если он останется. И каждый день я слышу об этом все больше и больше. Надо с этим считаться»[590].

Если бы в Лондоне тогда прочли это письмо, то были бы довольны. Пропагандистская кампания в российской либеральной оппозиционной прессе, направленная против «темных сил» и руководителя МИДа, достигла своей цели. Борис Штюрмер 11 ноября 1916 г. ушел в «бессрочный» отпуск, а на пост премьер-министра был назначен Александр Трепов. В одном из первых официальных заявлений новый руководитель сообщил, что Россия продолжит войну до победного конца и о том, что «преждевременного мира», заключенного «отдельно от наших союзников, не будет никогда». Руководство стран Антанты одобрило это назначение.

Если бы Николай II и планировал проведение переговоров о заключении сепаратного мира, то серьезные попытки зондажа возможности переговоров он начал предпринимать еще на рубеже 1915–1916 г. Тогда же в Петрограде заговорили о скорой отставке Сергея Сазонова. Хотя этим попытки вывода империи из войны царь не ограничил. Назначив Бориса Штюрмера премьер-министром, а затем заменив им Сергея Сазонова, Николай II готовил механизм проведения сепаратных переговоров[591]. А британская разведка готовила контрмеры.

В середине 1916 г. либеральная оппозиция (в первую очередь кадеты) начала новый этап политической борьбы. В его основе лежала сознательная дискредитация и клевета правительства. Например, сбор информации о предпринятых Борисом Штюрмером шагах в сторону заключения сепаратного мира (чего на самом деле не было). В своей борьбе либералы активно опирались на западных союзников. Например, с британским послом Джорджем Бьюкененом велись разговоры на тему измены в русском правительстве. В Лондоне «услышали» эти беседы и одобрили действия оппозиции. Произошло это 27 октября 1916 г. в Александровском зале Петроградской думы на заседании «Общества английского флага». Посол в своей речи выразил уверенность в скорой победе, но при этом отметил, что она должна произойти не только над врагом внешним. «Окончательная победа должна быть одержана над коварным врагом внутри наших стран», – сказал он. Понятно, что под ними подразумевались сторонники сепаратного мира. Также в своем выступлении британец выразил надежду, что «он, вероятно, услышит через несколько дней в Государственной думе столь же определенное заявление по этому поводу большинства народных представителей». Таким образом, дипломат санкционировал аналогичное выступление в Государственной думе. По мнению многих историков, речь, которую Павел Милюков собирался произнести там, была согласована с западными дипломатами, а не с собственными политическими союзниками. Когда она прозвучала 1 ноября 1916 г. в первый день работы V сессии Государственной думы, то произвела эффект разорвавшейся бомбы. А один из депутатов растерянно спросил у оратора: «А ваша речь – глупость или измена?»

В своем выступлении оратор обвинил власти в разрухе и поставил вопрос: «Что это – глупость или измена?», далее он озвучил слухи, которые циркулировали в высшем обществе. Не имея никаких доказательств и лишь цитируя германскую и австро-венгерскую прессу, он делал вывод о возможном предательстве супруги Николая II императрицы Александры Федоровны и премьер-министра Бориса Штюрмера. Через несколько дней текст выступления начал гулять по стране. Фактически он подтвердил циркулировавшие до этого сплетни[592].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.