Глава 3. РОА И ЕЕ ПЕРВАЯ ДИВИЗИЯ
Глава 3.
РОА И ЕЕ ПЕРВАЯ ДИВИЗИЯ
Так называемый «Манифест Освобождения Народов России» был обнародован в Праге 14 ноября 1944 г., а 28 января 1945-го Гитлер назначил А.А. Власова командующим, прежде всего, двумя русскими дивизиями. Именно об этом говорится в телеграмме рейхсфюрера СС:
«…генералу ВЛАСОВУ
Составлено по указанию
Обергруппенфюрера БЕРГЕР.
Фюрер назначил вас со дня подписания этого приказа верховным командующим 600-й и 700-й русских дивизий. Одновременно на вас будет возложено верховное командование всеми новыми формированиями и перегруппирующимися русскими соединениями.
За вами будет признано дисциплинарное право верховного главнокомандующего и одновременно право производства в офицерские чины вплоть до подполковника.
Производство в полковники и генералы происходит по согласованию с начальником главного управления СС, по существующим для велико-германской империи положениям.
подписал Г. ГИММЛЕР…»{32}.
То есть Власов, будучи назначенным Гитлером командовать соединениями из русских «добровольцев», наделялся правом командующего армией (производство в офицерские чины до подполковника). Поэтому правильнее было бы, хотя и это не совсем так, называть Власова командующим «Русской освободительной армией», нежели Главнокомандующим «Вооруженными Силами Комитета Освобождения Народов России» (ВС КОНР). Но именно так называет Власова историк К.М. Александров{33}. Однако армия по определению — это оперативное объединение, состоящее из нескольких соединений и отдельных частей различных родов войск и специальных войск, предназначенных для выполнения оперативных задач. Именно такую формулировку дает любая военная энциклопедия. Именно такую армию позволил формировать Власову Гитлер. Но назвать РОА вооруженными силами фактически несуществующего комитета у грамотного человека не повернется язык. В связи с чем предпочтительнее называть формирования русских «добровольцев» РОА, а не ВС КОНР.
Весной 1945 г. в состав РОА входили: 600-я пехотная дивизия (1-я), 650-я пехотная дивизия (2-я), 700-я пехотная дивизия (3-я), отдельная противотанковая бригада, учебно-запасная бригада и офицерская школа при 1-й дивизии. ВВС русских «добровольцев» включали: 1-й авиационный полк, 9-й полк зенитной артиллерии, 12-й полк строительства, телеграфной и воздушной связи, парашютно-десантный батальон и роту связи{34}. Если две первые пехотные дивизии РОА сформировать удалось, то формирование 3-й дивизии завершено не было из-за отсутствия вооружения{35}. То же самое можно сказать и про остальные части РОА, в том числе и ВВС «добровольцев». Не более чем фикцией, в составе РОА, можно назвать корпус генерала Туркула, корпус генерала Штейфона, казачий кавалерийский корпус группенфюрера СС X. фон Паннвица и казачий корпус в Северной Италии генерала Доманова. Так как все эти соединения фактически не были объединены под единое командование армии Власова.
16 февраля 1945-го Власов принимал парад первой дивизии РОА. Его «добровольцы» торжественно присягали:
«Я, как верный сын моей Родины, вступая добровольно в ряды бойцов Вооруженных сил народов России, перед лицом соотечественников присягаю — для блага моего народа, под главным командованием генерала Власова бороться против большевизма до последней капли крови.
Эта борьба ведется всеми свободолюбивыми народами в союзе с Германией под главным командованием Адольфа Гитлера.
Я клянусь быть верным этому союзу.
Во исполнение этой клятвы я готов отдать свою жизнь»{36}.
Первая дивизия РОА (600-я) начала свое формирование 23 ноября 1944 г. в Мюнзингене из числа личного состава бригады Каминского (29-я гренадерская дивизия СС «РОНА»), 30-й гренадерской дивизии СС, отдельных русских батальонов (308, 601, 618, 621, 628, 630, 654, 663, 666, 675 и 681-й), двух русских артиллерийских дивизионов (582-й и 752-й), одного русского пехотного полка, а также из «добровольцев» из лагерей военнопленных и остарбайтеров.
В состав дивизии вошли: штаб, штабная рота, отдел связи, полевая жандармерия, топографическое отделение, саперный батальон, истребительно-противотанковый дивизион, запасной батальон (офицерская школа), отдельный разведывательный отряд, 5 пехотных полков, артиллерийский полк и полк снабжения. Общая численность — 20 000 человек{37}.
На ее вооружении имелось: 10 танков Т-34, 10 самоходных артиллерийских установок, 12 тяжелых полевых 150-мм гаубиц, 42 — 75-мм орудия, 6 тяжелых и 29 легких орудий, 31 противотанковое 75-мм орудие, 10 зенитных 37-мм орудий, 79 гранатометов, 563 станковых и ручных пулемета и 20 огнеметов{38}.
Кратко остановимся на некоторых ее командирах.
Командир 1-й пехотной дивизии (генерал-майор РОА) Буняченко Сергей Кузьмич (1902—1946). Украинец. Из крестьян. В Красной Армии с 1918 г. Образование: двухклассная сельская школа, Харьковские курсы младшего комсостава, Киевская военная школа, Военная академия им. Фрунзе. Участник Гражданской войны, участник боевых действий у озера Хасан. С февраля 1940 г. начальник штаба 26-го стрелкового корпуса (пос. Сергиевский Уссурийской обл.), полковник (1938 год). В марте 1942 г. назначен командиром 389-й стрелковой дивизии. На Закавказском фронте с 9 августа 1942 г. на Грозненском направлении. С 31 августа в распоряжении, отдал приказ о взрыве моста на участке Моздок — Червленное, в результате чего часть войск 9-й армии не завершила переправу и осталась на другом берегу. Снят с должности, арестован и отдан под суд. Осужден к расстрелу, с заменой расстрела 10 годами ИТЛ с отбытием после войны. С 7 октября — командир 59-й отдельной стрелковой бригады 9-й армии. 14 декабря объявлен виновным в разгроме 59-й стрелковой бригады, захвате противником Старого Уруха и прорыва фронта на Орджоникид-зевском направлении, подлежал аресту. Ночью 16-го в районе с. Дзуиариково (25 км западнее Орджоникидзе) при следовании на огневую позицию артдивизиона захвачен румынской разведгруппой. Содержался в разных лагерях военнопленных, а 7 мая 1943 г. подал рапорт о вступлении в РОА{39}.
В 1938 г. характеризовался, как «морально неустойчив, над собой не работает. Срок выслуги в звании продлен». В 1937 г. за выступление на партийном собрании против политики коллективизации был исключен из партии с последующей заменой (1938) строгим выговором. Есть версия, что, получив предупреждение о выезде представителей прокуратуры, Буняченко ушел через линию фронта. По воспоминаниям командира 1-го полка 1-й дивизии РОА А.Д. Архипова, Буняченко был «груб с подчиненными, даже с офицерами, мало был знаком с элементарными правилами такта и этики и имел тенденцию к дешевой популярности»{40}. Начальник немецкой группы связи при дивизии майор Г. Швеннингер отзывался о Буняченко так: «Грубый, бесцеремонный, целеустремленный, упорный и настойчивый в достижении целей. Внешняя неуклюжесть и грубость скрывают природную хитрость. Он, насколько я смог узнать, был мало открыт даже для своих товарищей. Развязан в отношениях с женщинами, но также беспощаден и к самому себе. Скрывает сильную нервозность при помощи самообладания. Среднего роста, коренастый, полный, слегка неуклюж, татарский разрез глаз, обритая голова, низкий, хриплый голос. По немецким понятиям выглядит, скорее, как мясник, чем как офицер. Неухоженный»{41}.
Начальник штаба 1-й пехотной дивизии (подполковник РОА) Николаев Николай Петрович (1911—1945). Русский. Из мещан Московской губернии. В Красной Армии с 1932 г. Образование: 9 лет средней школы, 3-й курс электротехникума им. Красина, Ленинградская военная школа связи, Военная академия им. Фрунзе. В ноябре 1940 г. назначен старшим помощником начальника 1-го отделения оперативного отдела штаба 12-й армии, капитан (1940 год). Войну встретил на Юго-Западном фронте, на Винницком направлении. 10 августа 1941 г. при выходе из окружения в районе Умани был ранен в ногу и взят в плен. Бежал из лагерного лазарета, но был вторично взят в плен. В июне 1942 г. под влиянием приехавшей в лагерь группы вербовщиков дал согласие служить в РННА. Из характеристики Николаева майором Г. Швеннингером: «Человек с чрезвычайно сильной самодисциплиной… очень умный, произвел на меня впечатление образованного. Вполне вежлив, энергичен. Прилично себя ведет, чистоплотен и дружелюбен. Внешность: маленький, слегка коренастый, но при этом хорошая фигура. Странная четырехугольная голова, темно-русые гладкие волосы, здоровый румянец лица, суженные глаза, НКВД-лицо. Привычки: встает рано, ложится поздно, работает много и интенсивно. Для советского русского — имеет хорошие манеры. Насколько я смог узнать, был популярен среди русских офицеров»{42}.
Командир 1-го пехотного полка (полковник РОА) Архипов Андрей Дмитриевич (1893—1979). Русский. Из мещан Таврической губернии. Образование: Ялтинская гимназия, Алексеевское военное училище в Москве, ЗВВНК систематического изучения военного дела Генерального штаба генерал-лейтенанта Н.Н. Головина[4]. Участник Первой мировой войны, участник Гражданской войны на стороне белых. С 1920 г. в эмиграции, работал таксистом. В мае 1942 г. при посредничестве руководства 1-го (Французского) отдела РОВС в группе чинов Союза и белых эмигрантов прибыл в Смоленск в распоряжение командования 9-й армии вермахта. Был откомандирован в Духовщину Смоленской области для службы в формировавшемся восточном батальоне для борьбы с партизанами. С июня 1943 г. в Дабендорфе — помощник командира 1-й роты по строевой части. Командир 2-й роты(1943—1944). С апреля 1944 г. — командир курсантского батальона. С ноября 1944-го командир 1-го полка 1-й дивизии РОА{43}.
Командир 2-го пехотного полка (подполковник РОА) Артемьев Вячеслав Павлович (1903—1974). Русский. Из крестьян. В Красной Армии с 1918 г. Образование: 2 класса трудовой школы, Объединенная военная школа ВЦИК, 1-я Московская кавалерийская школа, Киевская объединенная школа командиров им. С.С. Каменева, 1-й курс вечерней Военной академии РККА. Участник Гражданской войны. С декабря 1939 г. — начальник штаба кавалерийского полка. С сентября 1941 г. — помощник начальника оперативного отделения штаба 81-й кавалерийской дивизии. В январе 1942 г. назначен командиром 216-го кавалерийского полка 81-й кавалерийской дивизии, майор (1942 г.). С августа по февраль 1943 г. на учебе при Военной академии им. Фрунзе. С марта 1943 г. — заместитель командира по строевой части 46-го гв. кавалерийского полка 6-го гв. кавалерийского корпуса. 1 сентября 1943 г. при выезде на командный пункт 48-го кавполка попал в плен. До июня 1944 г. содержался в особом опросном лагере, а затем подал рапорт о вступлении в РОА. Примечательно, что Артемьев в 1938 г. был уволен из армии в запас в аттестационном порядке по служебному несоответствию. В дальнейшем был призван на усиление 79-го запасного полка НКВД в Ташкент. Последняя должность начальник штаба ВОХР Карлага НКВД СССР. В декабре 1939-го был возвращен в кадры Красной Армии{44}.
Командир 3-го пехотного полка (подполковник РОА) Александров (Рябцев до 1942 г.) Георгий Петрович (1897—1945). Русский. Из крестьян Ярославской губернии. В Красной Армии с 1920 г. Образование: Семилетнее высшее начальное училище, Кронштадтская школа юнг, двухгодичная электротехническая школа, Новочеркасские курсы повышения квалификации комначсостава. Участник Первой мировой войны, участник Гражданской войны. До января 1926 г. — начальник заставы 5-го Сестрорецкого погранотряда. Уволился, работал электромехаником, электромонтером, монтером-электриком. В 1935-м призван в кадры РККА. В апреле 1941 г. назначен командиром 539-го стрелкового полка 108-й стрелковой дивизии, майор (1941 г.). Участник обороны Минска (июнь—июль). При выходе из окружения взят в плен. С сентября 1942 г. — переводчик при рабочей команде военнопленных. Весной 1944 г. подал рапорт о вступлении в РОА. В ноябре 1944 г. назначен командиром 3-го полка{45}.
Командир 4-го пехотного полка (полковник РОА) Сахаров Игорь Константинович (1912—1977). Русский. Из потомственных дворян Оренбургской губернии. Образование: общее среднее в Берлине. Участник Гражданской войны в Испании. В первой половине 30-х годов служил в армиях Аргентины, Уругвая и Китайской республики. Весной 1942 г. принял участие в формировании русской экспериментальной части из советских военнопленных в тылу группы армий «Центр». В совершенстве владел немецким языком, отличался воспитанием, аристократическими манерами и лоском. Летом 1944 г. назначен оперативным адъютантом А.А. Власова. В марте 1945-го завершил формирование 1604-го русского пехотного полка. С апреля командир 4-го пехотного полка 1-й дивизии{46}.
Командир 5-го пехотного (запасного) полка (подполковник РОА) Максаков Петр Константинович (1898 — неизв.). Русский. Из крестьян. В Красной Армии с 1918 г. Образование: 4 класса гимназии, полковая учебная команда, экстерном экзамен за курс нормальной военной школы при Краснознаменной военной школе им. Ленина, Высшие стрелково-тактические курсы усовершенствования командного состава «Выстрел». Участник Первой мировой войны, участник Гражданской войны. С 1923 по 1935 проходил службу в конвойных войсках. В 1939 г. — преподаватель тактики снайперского сбора, преподаватель тактики батальона начсостава запаса Казанского пехотного училища, преподаватель тактики на курсах «Выстрел», майор (1939 г.). Последняя должность и обстоятельства пленения неизвестны. В плену с 21 сентября 1941 г. Весной 1943 г. подал рапорт о вступлении в РОА{47}.
Командир артиллерийского полка (подполковник РОА) Жуковский Василий Трофимович (1914—1945). Украинец. Из рабочих. В Красной Армии с 1932 г. Образование: Сумская артиллерийская школа им. Фрунзе. С сентября 1940 г. — командир батареи. В июне 1941 г. назначен помощником начальника штаба артиллерии управления 156-й стрелковой дивизии в Евпатории, капитан (1941). В декабре 1941 г. — помощник начальника 1-го отделения штаба артиллерии Приморской армии, в апреле 1942 г. — старший помощник начальника разведотдела штаба артиллерийского управления. В июле взят в плен в Севастополе. В 1943 г. подал рапорт о вступлении в РОА. В ноябре 1944 г. назначен командиром артиллерийского полка{48}.
Командир полка снабжения (подполковник РОА) Герасимчук Яков Иванович (1902—1945). Украинец. Из крестьян. В Красной Армии с 1923 г. Образование: двухклассная начальная школа, военно-политические курсы при Киевской объединенной школе командиров им. Каменева, экстерном экзамен за курс пехотной школы. С мая 1941 г. — корпусной интендант 25-го стрелкового корпуса, интендант II ранга (1941 г.). В июле 1941 г. взят в плен в окружении под Витебском. В 1942 г. вступил в Восточные войска Вермахта. Командир батальона по борьбе с партизанами. С ноября 1944 г. — начальник тыла (отделения снабжения) 1-й пехотной дивизии и командир полка снабжения{49}.
Хауптштурмфюрер СС СБ. Фрелих (1904—1982) сын эмигрантов из Риги, при генерале Власове был и офицером связи, и офицером для особых поручений. В РОА всегда находился в эпицентре жизни и деятельности ее верхушки. Поэтому видел, слышал и знал много. Спустя десятилетия он напишет интересную книгу, которая, несомненно, достойна нашего внимания. Например, вот что он свидетельствует о формировании первой дивизии: «…которую пополняют большей частью из расформированной бригады Каминского и остатков действовавшей во Франции белорусской эсэсовской дивизии «Сигаинг». Численный состав определялся в 12 000 и в последние дни войны возрос до 20 000 благодаря прибегавшим остарбейтерам»{50}. Можно только представить себе, что это были за бойцы…
Командира первой дивизии Буняченко он характеризует так: «…крупный, мощный человек с лысой круглой головой, с большой долей крестьянской хитрости и необузданной волей, переходящей в самодурство… был весьма поверхностно знаком с немецкими принципами командования и организации…». Начальнику штаба дивизии Николаеву Фрелих дает не менее точную характеристику: «…поначалу непроницаемая фигура, который на первых порах часто интриговал против влияния немецкого штаба, но после все чаще проявлял в значительной мере успешное сотрудничество»{51}.
В процессе формирования соединения, как утверждает Фрелих, Буняченко все время возражал против разбивки на подразделения и на организацию дивизии по схеме гренадерской дивизии. Поэтому офицеру для особых поручений частенько приходилось посещать недовольного комдива в его бараке: «И как только я появлялся в его бараке, мне предлагали закуску и водку: толстые куски колбасы с луком из военных консервов и военного размера стакан, наполненный до краев водкой: «На здоровье, Андрей Федорович!» Было бы обидой, если бы я после этого не закусил толстым куском колбасы с луком и не выпил бы залпом полный стакан водки. Только после этого могли начаться переговоры». Буняченко начинал перечислять ошибки, совершенные немецкой стороной в вопросе о «добровольцах», а Фрелиху оставалось только выкручиваться. И он перечислял ошибки, которые допустил Власов, Буняченко и другие офицеры РОА. И все это с завидным постоянством происходило под звон наполненных водкой стаканов, которые тут же опустошались. Как подчеркивает Фрелих: «Только после этого мне удавалось перейти к убеждениям добиться того, чего с точки зрения технической или другой можно было бы достичь в данный момент»{52}.
Немало проблем Фрелиху доставляли и рядовые «добровольцы». В период формирования дивизии они периодически бродили в окрестностях учебного полигона Мюнзингена в поисках всего лишь двух развлечений: водки и девушек. В обоих случаях происходили ссоры, драки и жалобы.
Что же касается парада, то со слов офицера связи полковника генерального штаба Герре, «он имел целью подтвердить возглавление Власовым его частей и объяснить это его солдатам»{53}.
Вот как это выглядело: «Власов с узким кругом приближенных поселился в бараке для генералов вблизи полигона в Мюнзингене. В день парада при холодной погоде он поехал на покрытое снегом поле для парада вблизи лагеря. На возвышении он был встречен генералом Кестрингом, командующим всеми добровольческими отрядами; уполномоченным по формированию военно-воздушных сил власовской армии генералом Ашенбреннером; командующим военным округом 5, на территории которого находились места формирования Мюнзинген и Хойберг, генералом Фейелем; начальником полигона Мюнзингена генералом Вейнингером и, наконец, мною. Власов в коричневой шинели без портупеи и оружия приветствовал нас немногими словами. Затем он пошел к фронту части. Буняченко вышел ему навстречу и рапортовал от имени дивизии. Власов поблагодарил его в торжественном тоне. Потом решительно и даже быстро стал обходить фронт полков и подразделений, останавливаясь то там, то здесь, чтобы задать вопросы офицерам и солдатам.
После этого Власова повели к трибуне, украшенной елками и с двумя пушками по сторонам, пока части перестраивались для церемониального марша. Началась легкая поземка. Время ожидания было заполнено моим докладом Власову, в котором я передал Власову мою оценку последних недель формирования. Он расспрашивал меня о подробностях и в конце концов спросил меня — оправдает ли себя дивизия в боевом отношении. Я подтвердил ему это с оговоркой, что для этого ей надо дать правильный тактический шанс. Власов кивнул мне головой.
Потом двинулись маршевые шеренги, вперив взгляд в своего главнокомандующего. Власов пропускал их, обращаясь к каждой роте, как это было принято в России, с несколькими ободряющими словами: «Вперед, молодцы!» или «Смело, сыны мои!». Он настаивал, чтобы генерал Кестринг, Ашенбреннер и я, поскольку мы говорили по-русски, тоже приветствовали проходившие части такими же подбадривающими словами. Мы это делали. Под конец прокатили танки Т-34, как некие советские призраки.
День закончился большим банкетом»{54}.
В своей книге Фрелих задает вполне резонный вопрос: «Какую же силу представляла Освободительная армия?» И тут же отвечает на него, как человек, прекрасно знающий предмет: «Если считать всех, включая «хиви», то это были сотни тысяч. Хотя они и носили нашивку РОА и были обработаны пропагандой из Дабендорфа, но Власову не подчинялись. Непосредственно под его командой находились только Первая и Вторая дивизии со всеми подразделениями и воздушные силы»{55}.
Комментируя этот ответ, Фрелих уточняет: «Как я уже упоминал, Гитлер одобрил создание Русского освободительного движения только в целях пропаганды, то есть его целью было разложить пропагандой Красную Армию и вызвать возможно большее число перебежчиков. Его не интересовало развертывание Власовского Движения до уровня серьезного начинания, которое могло принять решающее участие в борьбе с коммунизмом». И это действительно было именно так.
Пройдет всего две недели и все тот же полковник Герре вручит командиру первой дивизии РОА приказ германского командования о подготовке соединения к выступлению на фронт. Что тут началось! «Генерал Буняченко был поражен полученным приказом, который был передан ему, обойдя генерала Власова, — свидетельствует командир 2-го полка дивизии Артемьев. — Выразив полковнику Герре свое недоумение по поводу полученного приказа, генерал Буняченко немедленно связался с Власовым, который был в это время в Хойберте в 60 километрах от Первой дивизии. Если раньше немецкое командование могло безответственно бросать русские части в бой по своему усмотрению, то теперь, когда дивизия была в руках русского командования, дело обстояло несколько иначе. В тот же день генерал Буняченко вызвал к себе командиров полков и отдельных частей дивизии и объявил им полученный приказ. Он заявил при этом в самой резкой форме, что расценивает действия немецкого командования, как обман и предательство и что будет говорить с генералом Власовым. Командиры частей полностью разделяли мнение генерала Буняченко, и на этом же совещании был намечен план особых мероприятий в дивизии на случай возможного возникновения конфликта с немцами. Впервые возник вопрос о неподчинении, вплоть до вооруженного сопротивления»{56}. Произошло это 2 марта 1945 г.
С.А. Ауски (1922—2010), чешский историк, а в прошлом разведчик-проводник (переводчик) 2-го пехотного полка 1-й дивизии РОА, главной причиной недовольства Буняченко называет не только сам факт приказа германского командования русским частям, но и попытку разделить 1-ю дивизию РОА по разным железнодорожным транспортам на мелкие части{57}.
5-го марта в дивизию приехал Власов, чтобы урегулировать вопрос мирным путем. После его переговоров приказ был изменен: «Дивизия все же должна была выступить, но не в район Штеттина, а в район Люббен, Франкфурт-на-Одере, Котбус, юго-восточнее Берлина. Туда, по заверению немецкого командования, несколько позже должны будут прибыть Вторая дивизия, казачьи соединения и некоторые другие русские войсковые части. В ставке генерал Власов получил заверение, что в этом районе будут объединены все русские добровольческие части и что после этого они будут введены в бой под командованием генерала Власова»{58}. Изменился и план переброски. Теперь дивизия должна была следовать походным маршем до Нюрнберга, а затем, погрузившись в железнодорожные эшелоны, убыть в район Франкфурта-на-Одере.
По утверждению Ауски, дивизия покинула Мюн-зинген между 6 и 8 марта 1945 г. Офицером связи был назначен майор Хельмут Швеннингер. И здесь важно отметить следующий момент. По предварительной договоренности с немецким командованием, введение 1-й дивизии РОА в бой планировалось прежде всего в качестве пропагандистской акции. При этом Буняченко была обещана как артиллерийская подготовка, так и авиационная поддержка.
И еще. Главным мотивом действий многотысячной РОА Ауски называет «стремление к сохранению». Следовательно, все недовольства командования 1-й дивизии были связаны не только с нежеланием воевать, но и со скорейшим переходом к американцам и сдачей им в плен.
25-го марта последний эшелон 1-й дивизии РОА прибыл на станцию Либерозе, что находилась в 30 километрах от линии фронта. Части и подразделения разместились по окрестным лесам в ожидании дальнейших приказаний.
27-го марта дивизия поступила в распоряжение командующего 9-й немецкой армией генерала от инфантерии Буссе, который приказал подготовить вторую линию обороны, в 10—12 километрах от передовых немецких позиций. Как пишет Артемьев, «Это еще не означало введения дивизии в бой, но казалось очевидным намерение использовать дивизию в составе 9-й немецкой армии. Вновь возникало опасение, что части Освободительной Армии не будут сведены под командование генерала Власова. Дивизия перешла в отведенный ей район обороны и приступила к инженерному оборудованию своих предполагаемых позиций. Штаб дивизии расположился в деревне Гросс-Мукров, а полки готовили оборону по линии реки Штаубе, между Рейхскрейц и Мюльрозе, юго-западнее Франкфурта-на-Одере»{59}.
А 6-го апреля «Буняченко получил от командующего 9-й немецкой армии приказ о подготовке дивизии к наступлению на предместное укрепление с задачей отбросить в этом месте советские войска на правый берег Одера»{60}. Артемьев свидетельствует: «Немецкое командование решило возложить на Первую дивизию ту задачу, которая в продолжительных, напряженных боях не могла быть выполнена силами немецких частей при более благоприятных условиях, когда не было еще разлива и когда части советской армии еще не успели здесь достаточно укрепиться»{61}. Естественно, что Буняченко снова выступил против такого приказа, заявив: «его дивизия находится в подчинении генерала Власова и напомнил командующему о его недавнем заявлении по поводу подчиненности и боевого использования дивизии»{62}.
В связи с новым бунтом немцы вызвали Власова, который прибыл в дивизию с группой немецких офицеров 9 апреля. Конфликт он уладил и подтвердил приказ командующего 9-й армией. Сам же Андрей Андреевич уехал 11-го, так как спешил по своим личным делам. 13 апреля 1945 г. в отеле «Ричмонд» в Карлсбаде состоится официальная церемония его бракосочетания с фрау Биленберг, вдовой офицера СС. На этот же день будет назначена атака 1-й дивизии, с задачей ликвидации предмостного укрепления «Эрленгоф».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.