ПАДЕНИЕ СТАВКИ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
ПАДЕНИЕ СТАВКИ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
В тыловом районе Западного фронта, в Могилеве, как уже отмечалось, находилась Ставка Верховного главнокомандующего. 3 ноября, после бегства из Петрограда главы Временного правительства и Верховного главнокомандующего А.Ф. Керенского, согласно положению о Полевом уставе русской армии, во временное исполнение должности Верховного главнокомандующего вступил, как начальник штаба Ставки, генерал-лейтенант Н.Н. Духонин.
8 ноября Духонин получил директиву Совета народных комиссаров, подписанную В.И. Лениным, о немедленном вступлении в предварительные переговоры с противником о заключении перемирия. Как известно, генерал открыто отказался выполнить этот приказ, за что был 9 ноября решением Совета народных комиссаров отстранен от должности. Но ему предписывалось исполнять обязанности вплоть до прибытия нового Верховного главнокомандующего — назначенного на этот пост советским правительством прапорщика большевика Н.В. Крыленко. В тот же день Духонин направил всем главнокомандующим армиями фронтов телеграмму, в которой объяснял свой отказ выполнить указания новой власти о вступлении в переговоры с немцами и объявил решение не оставлять свое место. Главнокомандующие армиями трех из пяти фронтов (Юго-Западного — генерал-лейтенант Н.Г. Володченко, Румынского — генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев{338}и Кавказского — генерал от инфантерии М.А. Пржевальский) поддержали его{339}.
10 ноября в Петрограде состоялось заседание ВЦИК советов по поводу позиции Ставки в проведении переговоров о перемирии с противником и смещения с должности Верховного главнокомандующего Духонина за отказ выполнить приказ из Петрограда. На следующий день, 11 ноября, Ленин провел совещание военных работников, на котором дал указание отъезжающим на фронт Н.В. Крыленко и А.А. Иоффе относительно ведения переговоров о перемирии с командованием противника. Кроме того, на совещании обсуждался вопрос в отношении Ставки и был намечен план ее захвата. В тот же день Крыленко с вооруженным отрядом солдат и матросов выехал из Петрограда в Двинск (где, как ранее указывалось, располагался штаб 5-й армии Северного фронта) с заданием вступить в переговоры с командованием противника.
Пока новый Верховный главнокомандующий выполнял эту миссию, о чем подробнее будет сказано далее, для защиты подступов к Могилеву в район Невель, Великие Луки, Витебск, Орша по приказу Ставки стягивались части 17-го и 22-го армейских корпусов. К этому времени в самом Могилеве были сосредоточены значительные силы: 2, 3 и 1-й Омский ударные батальоны, входившие в состав 1-го ударного полка под командованием подполковника В.К. Манакина, 1-й Сибирский казачий полк, отряд полковника Л.А. Янкевского, состоявший из ударного батальона 1-й Финляндской стрелковой дивизии, 4-го и 8-го ударных батальонов. Кроме того, на станции Жлобин стоял 2-й Оренбургский ударный батальон{340}.
15 ноября Крыленко, выполнив задание советского правительства, вернулся из Двинска в Петроград. Вечером того же дня он выступил на объединенном заседании ВЦИК Советов, Всероссийского чрезвычайного крестьянского съезда и Петроградского Совета. В своей речи он заявил о твердом намерении взять штурмом не подчиняющуюся новой власти Ставку{341}.
Через день, 17 ноября, Крыленко с вооруженным отрядом солдат и матросов выехал из Петрограда с целью овладения Ставкой. Предварительно в Полоцк, а затем в Минск был направлен уполномоченный нового Верховного главнокомандующего, представитель Петроградского ВРК, прапорщик большевик М.К.Тер-Арутюнянц с директивами об организации для участия в захвате Ставки вооруженных отрядов из состава войск Западного фронта. На совещании, состоявшемся 15 ноября в Полоцке в ревкоме 3-й армии, собрались М.К. Тер-Арутюнянц, председатель ВРК 3-й армии С.А. Анучин, председатель ВРК 2-й армии РИ. Берзин и члены ревкома 3-й армии А.Ф. Боярский и В.А. Фейерабенд. На совещании были выделены воинские части для наступления на Могилев и решено послать туда несколько агитаторов, которые держали бы связь с ревкомами 3-й армии и Западного фронта, а также командирами отрядов, предназначенных для овладения Ставкой.
После совещания Тер-Арутюнянц и Берзин отправились в Минск в ВРК Западного фронта, где совместно с исполнявшим обязанности главнокомандующего армиями Западного фронта В.В. Каменщиковым и председателем фронтового ревкома Н.В. Рогозинским разработали план захвата Ставки. Предполагалось осуществлять его путем наступления с двух направлений — с севера (из района Орши) и с юга (из района Жлобина). Для этого из войск, прибывших из Петрограда (балтийские матросы, солдаты лейб-гвардии Литовского полка и питерские красногвардейцы), частей 3-й армии и гарнизонов Орши и Витебска был сформирован Северный отряд. Командиром отряда был назначен председатель ВРК 2-й армии Р.И. Берзин, его помощником — председатель Оршанского ревкома И.Г. Дмитриев. Из частей 2-й армии и расположенных в ее тыловом районе гарнизонов был создан Южный отряд под командованием члена ВРК 2-й армии солдата Е.И. Лысякова. Этому отряду предстояло двигаться на Бобруйск, Жлобин в обход Могилева с юга. Таким образом, Северный отряд должен был охватить Могилев с севера и востока, а Южный — с юга, обеспечивая выполнение главной задачи, возложенной на отряд во главе с Н.В. Крыленко, прибывший тогда в Оршу{342}.
В то время когда войска, сосредоточенные в Могилеве под командованием подполковника В.К. Манакина готовились к обороне города, в Ставке в течение 17 и 18 ноября происходили непрерывные совещания ее руководства, Общеармейского комитета при Ставке Верховного главнокомандующего, управлений штаба и представителей ударных батальонов. На этих совещаниях было выявлено четыре основные точки зрения. Так, Общеармейский комитет предложил объявить Ставку, как оперативно-технический орган, нейтральной и устранить ее от политической деятельности. Одновременно Общеармейский комитет предложил направить к Крыленко своих представителей для переговоров с целью не допустить дальнейшего движения на Могилев вооруженных отрядов.
Другой точки зрения придерживались некоторые участники совещаний. Они считали, что в целях сохранения аппарата Ставки ее следует немедленно передислоцировать в безопасное место — в Киев (Юго-Западный фронт) или в Яссы (Румынский фронт), где большевизация армии была незначительной. Третья точка зрения заключалась в том, чтобы оставить Ставку в Могилеве и защищать ее до конца. На этой точке зрения стояли военный комиссар Временного правительства при Ставке В.Б. Станкевич, бывший (до 8 ноября) генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего генерал-майор М.К. Дитерихс, несколько работников Ставки и особенно представители ударных батальонов.
И наконец, четвертой точки зрения придерживались некоторые генералы. Так, начальник Могилевского гарнизона генерал-майор М.Д. Бонч-Бруевич и полевой инспектор инженерной части Ставки генерал-майор К.И. Величко считали, что следует подчиниться новой власти и не препятствовать прибытию в Могилев вооруженных отрядов во главе с Крыленко. При этом они выдвигали такой довод: если Ставка подчинилась Временному правительству, которое «насильственно захватило власть у царя», то нет никаких оснований не подчиниться власти большевиков, которые тем же путем захватили власть у Временного правительства{343}.
Не удались попытки представителей Общеармейского комитета при Ставке, направленных к Крыленко, выработать с ним компромиссное решение{344}.
Выслушав мнение сослуживцев, Духонин в ночь с 18 на 19 ноября провел совещание, на котором было принято решение об эвакуации Ставки в Киев{345}. Вскоре, однако, стало ясно, что это сделать не удастся. Украинская Центральная рада не дала согласия на перевод Ставки, ссылаясь на то, что Киев «мало пригоден по техническим условиям», и предложила искать место на Черниговщи-не{346}. Несмотря на это были выделены автомобили для отправки наиболее важных документов Ставки в Киев. Однако об этом узнали большевики из Могилевского совета рабочих и солдатских депутатов и сочувствующие им солдаты батальона георгиевских кавалеров. Они задержали автомобили и заявили, что никого и ничего из Ставки не выпустят за пределы Могилева{347}.
Вечером 18 ноября руководство Ставки было вынуждено было отказаться и от ее вооруженной защиты, так как воинские части, на которые оно рассчитывало (35-й армейский корпус, 1-я Финляндская стрелковая дивизия и другие) при первом же соприкосновении с отрядами Крыленко отказались защищать Ставку. Текинский конный полк самовольно ушел в Быхов. Начальник Могилевского гарнизона генерал-лейтенант М.Д. Бонч-Бруевич по согласованию с городским советом рабочих и солдатских депутатов отправил 4-й Сибирский казачий полк в Жлобин.
Ударные батальоны по личному распоряжению Духонина также покинули город. «Я не хочу братоубийственной войны», — говорил он в эти дни своим сослуживцам. Находившийся в Ставке командир 1-го Польского стрелкового корпуса генерал-лейтенант Довбор-Мусницкий пытался убедить Духонина ни в коем случае не сдавать Ставку, ибо его долг — бороться до конца. Духонин отвечал, что «это все теория», на практике из всего этого «выйдет ерунда». Собирался ли генерал покинуть Ставку? Если собирался, то с последним эшелоном, как капитан тонущего корабля. Духонин считал, что тайное бегство Верховного главнокомандующего, пусть и смещенного, несовместимо с воинской честью. «Я имел и имею тысячи возможностей скрыться, — признавался он тогда. — Но я этого не сделаю. Я знаю, что меня арестует Крыленко, а может быть, даже расстреляют. Но это смерть солдатская»{348}.
Утром 19 ноября Духонин отдал свое последнее распоряжение об освобождении генералов, арестованных в связи с корниловским выступлением в августе 1917 г. Для этого он командировал в Быхов, где содержались под арестом в здании бывшей женской гимназии корниловцы, состоявшего в распоряжении начальника штаба Верховного главнокомандующего полковника П.А. Кусонского. Вечером того же дня все арестованные генералы, в том числе и Л.Г. Корнилов, покинули Быхов. Есть сведения, что, дав указание об освобождении из-под ареста корниловцев, Духонин сказал: «Этим распоряжением я подписал себе смертный приговор»{349}. Позднее в своих воспоминаниях А.А. Брусилов также отметил, что этот шаг «погубил окончательно рыцарски честного Духонина»{350}.
Пока руководство Ставки пыталось найти выход из создавшегося положения, немногочисленные могилевские большевики с приближением к городу войск под командованием Крыленко, стали действовать более активно. Направленные в помощь им в Могилев представитель Северо-западного областного комитета партии большевиков подпоручик И.Н. Полукаров, представители ревкома 3-й армии солдат В.А. Фейерабенд, С.И. Зобков и председатель Оршанского ВРК И.Г. Дмитриев развернули борьбу за подчинение новой власти исполнительных комитетов — Могилевского совета рабочих и солдатских депутатов, губернского совета крестьянских депутатов, а также местного гарнизона. Благодаря этому стало возможным 18 ноября образовать в Могилеве ревком, в который вошли представители исполкома Могилевского совета, местного гарнизона и 3-й армии.
На следующий день Могилевский ВРК объявил себя высшей властью в городе и взял на себя контроль над деятельностью Ставки. Приказом Могилевского ВРК № 8, изданным 19 ноября, Духонин был объявлен подлежащим домашнему аресту. В том же приказе говорилось: «Во исполнение приказа правительства народных комиссаров Общеармейский комитет [при Ставке] объявляется распущенным и содержащимся под домашним арестом. Временно функции Общеармейского комитета берет на себя Военно-революционный комитет и для принятия дел его посылает своего комиссара. Для образования Военно-революционного общеармейского комитета Военно-революционный комитет гор. Могилева созывает к 26-му сего месяца представителей от всех дивизий, избранных на основании равного, прямого, тайного и всеобщего голосования»{351}.
Вечером 19 ноября Крыленко, находившийся со своим отрядом в Витебске, получил первые известия о событиях в Могилеве. Им было принято решение немедленно отправить эшелоны с отрядом в Могилев.
Ночью, накануне вступления в Могилев отряда Крыленко, члены ликвидированного Общеармейского комитета (за исключением большевика М.Т. Максимова), а также В.Б. Станкевич, М.К. Дитерихс и другие покинули Могилев. Утром 20 ноября в город вошли матросы и солдаты отряда во главе с Крыленко. В тот же день новый Верховный главнокомандующий сообщил в своем воззвании к армии: «Сего числа я вступил в Могилев во главе революционных войск. Окруженная со всех сторон Ставка сдалась без боя»{352}.
В тот же день, 20 ноября, вечером находившийся под домашним арестом Н.Н. Духонин был отправлен на автомобиле на вокзал в вагон Крыленко для формальной передачи дел. Но бывший Верховный главнокомандующий стал жертвой самосуда собравшихся вокруг вагона солдат и матросов. Разъяренная толпа выволокла генерала из вагона и выбросила на поднятые штыки{353}.
По поводу этого инцидента Крыленко писал в приказе от 25 ноября: «Не могу умолчать о печальном факте самосуда над бывшим главковерхом Духониным. Народная ненависть слишком накипела. Несмотря на все попытки спасти, он был вырван из вагона на станции Могилев и убит. Бегство генерала Корнилова накануне падения Ставки было причиной эксцесса. Товарищи! Я не могу допустить пятен на знамени революции. С самым строгим осуждением отнеситесь к подобным фактам, будьте достойны завоеваний свободы, не пятнайте власть народа. Революционный народ грозен в борьбе, но должен быть мягок после победы»{354}.
Небезынтересно, что в работе «Смерть старой армии», написанной через год после этих драматических событий, Крыленко уже оправдывал самосуд над Духониным. Вот что он писал по этому поводу: «Еще через час Духонин был уже доставлен в вагон. Как молния в это время распространилась по революционным войскам весть, что генерал Корнилов бежал из Быхова, станции верстах в 40 южнее Могилева, вместе с Деникиным, Эрдели и др., что накануне бежали на лошадях Станкевич, Перекрестов и другие члены Общеармейского комитета. А под Жлобиным уже шел бой. Этим судьба Духонина была решена. Дальнейшее известно. Духонин был растерзан матросами. Объективно нельзя не сказать, что матросы были правы. Их отправляли на смерть в бой, и в тылу они оставляли живым виновника их возможной смерти, объявленного еще в Двинске врагом народа (13 ноября. — С.Б.). Было бы правильнее, пожалуй, со стороны новой власти приказать тут же расстрелять Духонина. Post factum об этом говорить, конечно, поздно»{355}.
После инцидента с Духониным Крыленко отправился в Ставку, работники которой были накануне подвергнуты домашнему аресту и содержались в местной гостинице. Вечером они были освобождены и вернулись к исполнению служебных обязанностей. Начальником штаба Верховного главнокомандующего Крыленко назначил начальника Могилевского гарнизона лояльно настроенного к большевикам генерал-майора М.Д. Бонч-Бруевича. Большевистские газеты тут же поспешили заявить, что «начальники отделов Ставки и весь ее состав был представлен новому главковерху; они единодушно обещали работать на пользу армии»{356}.
Однако факты говорили об обратном. В первой половине декабря в Ставку поступил запрос Совнаркома о том, что делается во исполнение указаний правительства о направлении войск для борьбы с вооруженными выступлениями A.M. Каледина и А.И. Дутова. Ответив по существу запроса, начальник штаба Верховного главнокомандующего Бонч-Бруевич обратился в Совнарком с просьбой о помощи: «Прошу доложить, что положение в армиях крайне серьезное. На Северном и Западном фронтах продовольственный кризис, Южный [Юго-Западный] фронт усиленно дезорганизуется генеральным секретарем [Центральной рады] по военным делам Петлюрой… Нисколько не преувеличивая, считаю положение на фронтах близким к критическому и прошу всевозможного содействия… Усердно прошу помощи». Ленту этих переговоров Бонч-Бруевич передал в управление генерала-квартирмейстера генерал-майору А.С. Гришинскому, и там на ней было наложено две резолюции: одна — «К делу», другая — «Пускай сами и расхлебывают»{357}.
По занятии Ставки, в ночь на 21 ноября, в поезде командира Северного отряда Р.И. Берзина состоялось совещание в составе: председателя ревкома 2-й армии Р.И. Берзина, члена ВРК 3-й армии А.Ф. Боярского, представителя Северо-западного областного комитета партии большевиков И.Н. Полукарова, исполняющего должность начальника Военно-политического отделения штаба Западного фронта И.А. Апетера, представителей ВРК 3-й армии В.А. Фейерабенда, А.Г. Сацукевича и С.И. Зобкова, комиссара лейб-гвардии Литовского полка С.Д. Кудинского, представителя Петроградского ВРК М.К. Тер-Арутюнянца, председателя ревкома 35-го армейского корпуса В.П. Аркадьева и члена Центрального комитета Балтийского флота матроса Н.А. Логинова. На совещании было высказано мнение о создании при Ставке Общеармейского комитета из представителей от всех фронтовых, армейских и корпусных комитетов. «Но так как таковой комитет, — писал в своих записках Берзин, — с полным представительством оказалось невозможным образовать, то совещание считало необходимым выделить из своей среды временный Военно-революционный комитет при Ставке, как высшую армейскую организацию до созыва Общеармейского съезда…»{358}
22 ноября временный Военно-революционный комитет при Ставке издал приказ № 1, в котором объявлялось о первом заседании комитета и об избрании его председателем А.Ф. Боярского, товарищами председателя — С.Д. Кудинского, В.А. Фейерабенда и Н.А. Логинова, секретарем — С.И. Зобкова. В главные отделы (управления) Ставки были назначены комиссары, без подписи которых все приказы и распоряжения объявлялись недействительными: к начальнику штаба Верховного главнокомандующего — Р.И. Берзин, к генералу-квартирмейстеру — И.Н. Полукаров, к дежурному генералу — В.А. Фейерабенд, в управление помощника начальника штаба Верховного главнокомандующего по политической части — И.А. Апетер, комиссаром по связи — Н.А. Логинов.
Одновременно аналогичный приказ был издан Верховным главнокомандующим Крыленко (в нем был добавлен комиссар по снабжению — М.Т. Максимов). Комиссарам ВРК при Ставке предписывалось приступить к исполнению своих обязанностей 23 ноября. Тем же приказом объявлялось, что «для создания постоянного общеармейского Военно-революционного комитета созывается в Могилеве 5 декабря общеармейский съезд из представителей по одному от Военно-революционных комитетов фронтовых, армейских и корпусных»{359}. Таким образом, «работа революционной Ставки, — по определению Крыленко, — выразилась прежде всего в создании особого революционного аппарата контроля над деятельностью отдельных частей и отделов Ставки вообще»{360}.
С 11 по 16 декабря в Ставке проходил общеармейский съезд, на котором присутствовали 30 большевиков, 10 левых эсеров, 2 эсера-максималиста и 1 меньшевик-интернационалист. Председателем президиума съезда был избран большевик Н.В. Рогозинский. Съезд избрал Верховным главнокомандующим Н.В. Крыленко. В числе других вопросов съезд решил вопрос об организации Центрального Комитета действующих армий и флотов (Цекодарф) и образования Революционного полевого штаба (РПШ). Председателем Цекодарфа был избран Н.В. Рогозинский, начальником РПШ — М.К. Тер-Арутюнянц.
В заключение следует подчеркнуть, что переход Ставки под большевистский контроль не решил проблему борьбы за власть в действующей армии, так как руководство трех фронтов из пяти — Юго-Западного, Румынского и Кавказского — не признало советского Верховного главнокомандующего Крыленко и его Ставку. Там с переменным успехом еще шла ожесточенная борьба за власть между большевиками и их политическими противниками.
Переход же от старой власти к новой, сравнительно быстрый и, как показали события, бескровный, на Северном и Западном фронтах, не говоря уже о Ставке, может быть объяснен позицией основной массы солдат, не желавшей втягиваться в гражданскую войну в самой армии. В их сознании, особенно после заключения перемирия, война России с германским блоком была уже фактически окончена, и они ждали демобилизации. Вместе с тем солдаты, а большинство их, как известно, были малограмотными, потрясенные нахлынувшим на них потоком событий, не могли разобраться в происходившем и в ожидании мира, земли и демобилизации проявляли растерянность по отношению к сложным политическим вопросам.
Вместе с тем сравнительно быстрому и бескровному переходу власти к большевикам на этих фронтах способствовало также и то, что прифронтовые гарнизоны перешли под контроль ревкомов еще раньше, чем фронтовые части и соединения. Однако следует заметить, что здесь, как и в армиях Северного и Западного фронтов, ревкомы установили свой контроль лишь над штабами, связью, важными объектами и командованием. Солдатская же масса была фактически бесконтрольна. В прифронтовых гарнизонах Двинского и Минского военных округов, прилегающих к этим фронтам, царили хаос и анархия, происходили разгромы винных заводов, грабежи железнодорожных составов. В городах солдаты производили самочинные обыски, громили магазины и лавки. Значительная часть солдат гарнизонов включалась в разросшееся аграрное движение крестьянства, громившего и сжигавшего имения и усадьбы. Тлетворное влияние распадавшихся гарнизонов негативно отражалось и на фронтовых частях.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.