Крах старой Европы

Крах старой Европы

Итоги и последствия франко-прусской войны — Союз трех императоров и его распад — Создание Тройственного союза — Русско-французское сближение — Образование Антанты — Русско-английский договор 1907 года — Ситуация на Балканах — Июльский кризис 1914 года

Всемирная катастрофа, пронесшаяся кровавым смерчем по всей Европе в 1914-1918 годах, имеет глубокие исторические корни, которые уходят в последнюю треть XIX века. Происхождение Первой мировой войны, ее причины, итоги и последствия нельзя правильно понять, если не обратить пристального внимания на политические события, которые происходили на континенте после окончания франко-прусской войны 1870-1871 годов.

Исторические и экономические процессы, происходившие в центре Европы в XIX веке, свидетельствовали о том, что вместо конгломерата многочисленных германских государств здесь рано или поздно должна была появиться единая немецкая держава. Этому процессу всеми силами противилась Франция, которая предпочитала видеть к востоку от своих восточных границ слабые, полузависимые от нее католические земли Южной Германии, а не единое немецкое государство с центром в Берлине. Чтобы не допустить подобного развития событий, Париж 19 июля 1870 года начал войну против Пруссии.

Франко-прусская война по своему характеру и сути с первых же дней превратилась во франко-германскую. Произошло это после того, как к Берлину присоединились все остальные немецкие государства. Итог этой войны был крайне унизителен для Франции: ее войска терпели одно поражение за другим, пока окончательно не были разгромлены в битве при Седане 2 сентября 1870 года. Унизительность поражения французов была усугублена пленением их императора Наполеона III, революцией 4 сентября в Париже и провозглашением республики.

Дабы еще больше подчеркнуть свое военное и моральное превосходство над противником, 18 января 1871 года в резиденции французских королей в Версале в торжественной обстановке было провозглашено создание Германской империи — Второго рейха, а прусский король Вильгельм I был объявлен германским императором. Так на карте Европы пала одна империя и вместо нее появилась другая.

Итоги франко-прусской войны окончательно были зафиксированы 10 мая 1871 года во Франкфурте-на-Майне, где между теперь Германией и Францией был подписан мирный договор. По его условиям, Франция не только признавала факт объединения германских земель под эгидой Пруссии, но и была вынуждена отдать новорожденной империи две свои провинции — Эльзас и Лотарингию. Помимо этого Париж был вынужден заплатить победителям и немалую денежную контрибуцию.

В ходе франко-прусской войны Пруссия была фактически поддержана в Санкт-Петербурге: здесь французам не забыли их недавнего участия в Крымской войне против России. Таким образом, в войне один на один против Пруссии Париж сполна расплатился за поддержку Османской империи в ее притязаниях против нашей страны и за Севастополь. Именно после 1871 года к французским политикам, каких бы политических взглядов они ни придерживались, постепенно начало приходить ясное осознание, что без помощи России в любой последующей войне против Германии Франция будет неизбежно разгромлена[1].

Франкфуртский мир положил конец военным действиям между двумя соседними странами, но никак не решил всех проблем, стоящих перед ними. Более того, пропасть между Берлином и Парижем стала все более и более углубляться. Вражда эта, однако, стала развиваться в условиях абсолютно новой геополитической ситуации в Европе: теперь в центре континента появилась созданная канцлером О. Бисмарком «железом и кровью» огромная империя, чьи просторы простирались от берегов Немана на севере до Альпийских гор на юге, от Силезии на востоке и до Лотарингии на западе.

1871 год стал во многих отношениях переломным в развитии межгосударственных отношений в Европе. Возвышение Берлина и унижение Парижа, казалось, подвели черту и под нескончаемой чередой локальных европейских конфликтов в собственно Старом Свете, где вплоть до 1914 года царил мир. (Исключение здесь составляют Балканы, но о них особый разговор.) Это было вполне объяснимо: прежде чем начать борьбу за утерянные Эльзас и Лотарингию, Франции нужно было время, чтобы «зализать» раны и найти новых союзников в борьбе против Второго рейха. Творца же немецкой внешней политики Бисмарка, наоборот, преследовал «кошмар коалиций», и он пытался сделать все возможное, чтобы не допустить сближения Санкт-Петербурга и Парижа, сохранив тем самым завоеванное.

Крайне опасаясь войны на два фронта, Бисмарк поначалу целенаправленно стремился улучшить отношения с Россией. По его инициативе в 1873 году между двумя странами была заключена секретная военная конвенция, в соответствии с которой в случае нападения на одну из них любой другой европейской державы Берлин и Санкт-Петербург брали на себя обязательство немедленно направить на помощь союзнику 200-тысячную армию. К этому соглашению предполагалось привлечь и Австро-Венгрию. А последовавшее вскоре подписание между Веной и Санкт-Петербургом консультативной конвенции и присоединение к ней Берлина привели к созданию Союза трех императоров — союза, опиравшегося на принцип монархической солидарности[2].

В то же время в отношении Франции политика Бисмарка носила достаточно провокационный характер. В германской прессе в 1875 году была развернута шумная пропагандистская кампания, направленная против «реваншистской» Франции. В воздухе опять запахло войной, но т.н. «военная тревога» того года не привела к новой войне между Германией и Францией, ибо на стороне последней выступили Россия и Великобритания, не желавшие новой войны между Францией и Германией с предсказуемым концом[3].

Дружба трех императоров — российского, германского и австро-венгерского — зиждилась главным образом на идеологических принципах и быстро стала трещать по швам. Первой ее проверкой на прочность стала русско-турецкая война 1877-1878 годов. Не обостряя явно отношений с Россией, Бисмарк именно нашу страну считал наиболее сильным и опасным соперником Германии, а потому, чтобы ослабить ее позиции в центре и на западе Европы, подталкивал Александра II к более активной политике на Ближнем Востоке — регионе, в котором в те времена у немцев еще не было ясных и четко выраженных стратегических интересов. Именно в этом контексте следует рассматривать ставшие знаменитыми слова канцлера, произнесенные им на заседании рейхстага в 1876 году: «Весь восточный вопрос не стоит костей одного-единственного померанского гренадера».

Однако последующие события показали, что «железный канцлер» лукавил. Победа русского оружия в войне с Турцией 1877-1878 годов привела к повышению авторитета России на Балканах и в Европе в целом. Такой ход событий напугал ряд правителей европейских держав, в том числе и Германии. Они потребовали пересмотра условий Сан-Стефанского мирного договора между Россией и Османской империей, договора, весьма благоприятного для нашей страны и славянских государств, освобожденных ею от многовекового османского ига.

На Берлинском конгрессе, созванном для этой цели в 1878 году, председательствовал Бисмарк. Канцлер объявил себя тогда «честным маклером», но играл он исключительно в пользу Австро-Венгрии — главного конкурента России на Балканах. В итоге Россия в Берлине была лишена значительной части плодов своей победы — на болгарский престол был посажен выходец из немецкой династии Кобургов, а Австро-Венгрия, не приняв никакого участия в войне против турок, получила право на оккупацию Боснии и Герцеговины.

Таким образом, Союз трех императоров де-факто перестал существовать — острая борьба между Россией и Австро-Венгрией за влияние на славянские балканские народы перевесила принципы «монархической солидарности» — краеугольного камня временного союза между династиями Романовых, Габсбургов и Гогенцоллернов.

Двуличное, недружественное поведение немцев во время Берлинского конгресса привело к резкому охлаждению русско-германских отношений. Прямым следствием этого стала шумная антинемецкая кампания, поднятая славянофилами в российской прессе. Мотив о коварстве Бисмарка, столь странным образом отплатившего России за ее поддержку Пруссии в войне против Франции, был подхвачен и официальными правительственными кругами. С ответными обвинениями в неблагодарности в германских проправительственных газетах выступил и сам канцлер. Так в прессе двух стран началась ожесточенная и нашумевшая на всю Европу «газетная война».

Другим источником охлаждения отношений между Берлином и Санкт-Петербургом к концу 70-х годов XIX века стали экономические проблемы. Германия в те годы продолжала оставаться одним из важнейших экономических партнеров России. Однако противоречия между двумя странами в торговой сфере характеризовались как конкуренцией русского и прусского сырья и хлеба на германском продовольственном рынке, так и не менее острой борьбой между быстро растущими русской и германской промышленностью на необъятном внутреннем рынке Российской империи. Между двумя странами началась настоящая таможенная война. Застрельщиком этой войны выступила Германия, которая первой под давлением прусских помещиков ввела почти полный запрет на ввоз из России мяса. Затем были введены драконовские пошлины на хлеб, что очень больно ударило по отечественному сельскому хозяйству — в те годы Германия поглощала почти 30% русского экспорта. Принимая запретительные пошлины в отношении российской сельскохозяйственной продукции, германское правительство одновременно требовало от российского существенно снизить пошлины на высокотехнологичную германскую промышленную продукцию. Уступи здесь Санкт-Петербург, и на амбициозных проектах модернизации страны, переживающей пореформенный промышленный бум, можно было бы поставить крест.

После Берлинского конгресса, хотя и не желая полного разрыва с Россией, Бисмарк принял решение сделать Австро-Венгрию главным союзником Германии. Канцлеру удалось убедить Вильгельма I, который до последнего отказывался совершить «предательский поступок» в отношении России, в том, что союз с династией Габсбургов следует сделать краеугольным камнем германской внешней политики. После этого в Вене начались секретные переговоры между Германией и Австро-Венгрией о заключении союза между двумя странами.

Германо-австрийский секретный союзный договор был подписан в Вене 7 октября 1879 года и был своим острием направлен именно против России. Первая его статья четко гласила: «В случае, если бы одна из обеих империй, вопреки ожиданию и искреннему желанию обеих высоких договаривающихся сторон, подверглась нападению со стороны России, то обе высокие договаривающиеся стороны обязаны выступить на помощь друг другу со всею совокупностью военных сил своих империй и соответственно с этим не заключать мира иначе, как только сообща и по обоюдному согласию»[4]. Согласно второй статье договора, если одна из сторон подвергнется нападению какой-либо третьей державы, но не России, второй партнер будет соблюдать благожелательный нейтралитет.

По мнению отечественных историков, «австро-германский договор стал становым хребтом возглавляемого Германией агрессивного милитаристского блока. Австро-германский союз оказался источником неисчислимых международных осложнений и послужил впоследствии одним из главных дипломатических орудий развязывания первой империалистической войны в 1914 г.»[5].

Не подлежит сомнению, что заключение германо-австрийского договора стало рубежом в развитии внешней политики Берлина на рубеже XIX-XX веков. Он оказался самым долговечным из всех договоров, заключенных Бисмарком, а созданный им союз был инициатором развязывания Первой мировой войны.

Вскоре после заключения договора, поставив перед собой цель добиться изоляции Франции, «железный канцлер» удачно воспользовался конфликтом между Парижем и Римом из-за Туниса и смог привлечь на свою сторону Италию. В итоге 20 мая 1882 года в Вене был подписан договор о Тройственном союзе между Германией, Австро-Венгрией и Италией. Статья 2 договора об образовании Тройственного союза гласила: «В случае, если Италия без прямого вызова с ее стороны подверглась бы нападению Франции по какому бы то ни было поводу, обе другие договаривающиеся стороны обязаны подать атакованной стороне помощь и содействие всеми своими силами. Такая же обязанность ляжет на Италию в случае не вызванного прямо нападения Франции на Германию». При этом стороны должны были быть и готовы к войне против России, о чем был сделан намек в статье 3: «Если бы одна или две из высоких договаривающихся сторон, без прямого с их стороны вызова, подверглись нападению и были бы вовлечены в войну с двумя или несколькими великими державами, не участвующими в настоящем договоре, то casus foederis одновременно представится для всех высоких договаривающихся сторон»[6].

Пакт о создании Тройственного союза был заключен сроком на пять лет, но в последующие годы он периодически продлевался и продолжал существовать в неизменном виде вплоть до начала Первой мировой войны, когда Италия отказалась рассматривать в качестве casus foederis, т.е. повода для вступления в войну, неспровоцированную агрессию Австро-Венгрии против Сербии.

Так был создан первый в Европе крупный военно-политический союз, в скором времени приведший к разделению континента на два враждебных блока.

Обострение противоречий между Россией и Австро-Венгрией на Балканах и резкое охлаждение отношений между Санкт-Петербургом и Берлином сделали, как уже отмечалось выше, невозможным продление Союза трех императоров, который обеспечивал нейтралитет России в случае возможной войны между Германией и Францией. В этих условиях у Бисмарка, больше всего на свете продолжавшего бояться войны Германии на два фронта, а поэтому и окончательного разрыва с Российской империей, возникла идея заключения так называемого «Перестраховочного договора». Так канцлер решил, опираясь на союз с Австро-Венгрией и Италией, направленный против Франции и России, «перестраховаться» путем заключения с Россией особого соглашения и тем самым предотвратить ее сближение с Францией. С другой стороны, и для России в тот момент, когда весьма обострились ее отношения с Великобританией, подобное соглашение становилось выгодным[7].

В результате 18 июня 1887 года в Берлине был подписан секретный русско-германский договор, который получил неофициальное название «Перестраховочный». По этому трактату обе стороны обязались сохранять благожелательный нейтралитет в случае войны одной из них с третьей державой. Это обязательство не относилось к войне против Австро-Венгрии или Франции, «если бы таковая возникла вследствие нападения на одну из последних держав одной из высоких договаривающихся сторон». Германия признавала «исторически приобретенные» права России на Балканском полуострове. Обе стороны обязались не допускать в этом регионе территориальных изменений без предварительной договоренности между собой и противодействовать любой попытке нарушить сложившееся там статус-кво. Договор признавал «европейское значение и взаимную обязательность» принципа закрытия Черноморских проливов для военных судов всех наций. Если бы Турция отступила от данного принципа, то Германия и Россия обязывались заявить ей о том, что они рассматривают ее как находящуюся в состоянии войны с той из держав, подписавших договор, которой действиями Турции был бы нанесен ущерб. Здесь явно имелась в виду Россия. В таком случае Турция лишалась преимуществ территориальной неприкосновенности, которую обеспечивали ей решения Берлинского конгресса 1878 года.

«Перестраховочный» договор имел и секретный протокол, по которому Германия обязалась соблюдать благожелательный нейтралитет и оказывать моральную поддержку России, если бы та была вынуждена «принять на себя защиту входа в Черное море» в целях ограждения своих интересов. Кроме того, Германия обязалась не давать согласия на восстановление на болгарском троне принца Баттенбергского. Характерно, что Бисмарк предлагал спрятать этот протокол «под двойное дно», т.е. хранить в особой тайне. Договор был заключен сроком на три года.

Заключив «Перестраховочный» договор, Бисмарк все же не добился свой цели, которая состояла в обеспечении безусловного нейтралитета России в случае возможной войны Германии с Францией. Да и сам этот трактат оказался весьма недолговечным. После ухода Бисмарка в отставку правительство Германии из опасения, что «Перестраховочный» договор может затруднить намечавшееся определенными кругами сближение Германии с Великобританией и дальнейшее укрепление союза с Австро-Венгрией, отказалось от его возобновления.

Тем временем в конце 80-х годов противоречия между недавними союзниками по Союзу трех императоров продолжали ухудшаться, в том числе и в области экономики. Чтобы подорвать русский государственный кредит, на германский фондовый рынок, согласно официальному заявлению германской стороны, «ввиду явно неустойчивого состояния русских финансов» было выброшено большое количество российских ценных бумаг, повышены пошлины на русский хлеб, ввозимый в Германию. Из Германии начала осуществляться массовая высылка сезонных рабочих, прибывших из русской Польши. Делалось все это в оскорбительной форме и демонстративно, буквально за несколько дней до прибытия в Берлин императора Александра III. Эти и другие меры давления на Россию с целью помешать ее сближению с Францией возымели обратный эффект: русские бумаги были вполне успешно проданы во Франции, где также было размещено и несколько российских займов.

Однако Бисмарк, запугивая и демонстративно унижая Россию, продолжал оставаться твердо убежденным в том, что война с этой великой державой противоречит коренным интересам рейха, и решительно выступал против воинственных планов германского генерального штаба. «Даже самый благоприятный исход войны не приведет к разложению основной силы России, которая зиждится на миллионах собственно русских… Эти последние даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как частицы разрезанного кусочка ртути», — писал Бисмарк в 1888 году за два года до своей отставки.

После отставки Бисмарка в марте 1890 года в недрах немецкой дипломатии начал формироваться «новый курс» в европейской политике. Если «железный канцлер», как уже отмечалось, был убежденным приверженцем предотвращения непосильной для его страны войны на два фронта путем дипломатической изоляции Франции и подготовки локальной войны против нее при одновременном сохранении корректных отношений с Россией, то новый немецкий канцлер Л. фон Каприви счел задачу предотвращения войны на два фронта невыполнимой для германской внешней политики. Теперь германское внешнеполитическое ведомство стало исходить из предпосылки о неизбежности войны против Франции и России на два фронта. Исходя из этой доктрины, германское руководство поставило перед своими дипломатами задачу создать под эгидой Берлина такую группировку европейских держав, которая по своей мощи превзошла бы объединенные силы России и Франции.

Ключ к решению этой стратегической задачи находился в руках Лондона. Присоединение Британской империи к одной из коалиций существенно бы изменило геополитический расклад сил в Европе. Объективной предпосылкой для германо-английского сближения, казалось, могли послужить проблемы между давними соперниками — Российской и Британской империями на Балканском полуострове, в Персии, Афганистане и в некоторых других частях света. Этим попытались воспользоваться в Берлине. Воплощением политики Каприви на сближение с Туманным Альбионом стал договор между Германией и Англией, заключенный летом 1890 года. По нему Германия пошла на значительные территориальные уступки Лондону и передала ему ряд важных территорий в Африке, в том числе и в верховьях Нила, а в обмен Лондон передавал Берлину стратегически важный остров Гельголанд — ключ к воротам Северного моря, а также некоторые другие территории. Одновременно в Берлине демонстративно отказались возобновить договор о «перестраховке» с Россией.

Политика эта потерпела полный крах. Англичане в категорической форме отвергли все попытки втянуть их в Тройственный союз, а в 1894 году и сам Каприви был отправлен в отставку.

1 марта 1881 года после злодейского убийства Александра II российским императором стал Александр III. Для его внешней политики было характерно отчетливо выраженное стремление действовать как можно более осторожно, избегая любых внешних конфликтов. Это был единственный за всю многовековую историю России император, при котором страна не вела ни одной войны. Не случайно в народе Александр III получил прозвище «царь-миротворец».

Александр III в первые месяцы своего правления недвусмысленно демонстрировал готовность России к сближению с Германией и Австро-Венгрией, эти консервативные монархии он считал идеологически близкими династии Романовых. Именно Александр III в 1881 году подписал новый договор о Союзе трех императоров, продленный в 1884 году. Однако в 1882 году этот союз практически потерял свое значение из-за создания Тройственного союза в составе Германии, Австро-Венгрии и Италии. России здесь места не оказалось. Это заставляло российского императора, вопреки его личным симпатиям и идеологическим предпочтениям, задумываться о возможности сближения самодержавной России с республиканской Францией.

Этот процесс переосмысления основ внешней политики России был ускорен помимо указанных причин и тем, что во второй половине 80-х годов XIX века произошло новое резкое обострение франко-германских отношений, что, в свою очередь, заставило Францию искать пути к сближению с Россией. Со своей стороны и российское правительство понимало опасность чрезмерного усиления Германии и оказало Франции дипломатическую поддержку, когда в 1887 году в отношениях Франции и Германии произошло новое резкое обострение, вызванное так называемым «инцидентом Шнебеле».

Суть его такова: 21 апреля германские власти арестовали французского таможенного чиновника, эльзасца по происхождению, Шнебеле и обвинили его в «государственной измене», хотя Шнебеле был французским гражданином. Это была чистейшей воды провокация со стороны Германии с целью прощупать позицию России в отношении Франции. Французская печать начала в связи с этим массированную антигерманскую кампанию, пресса в Германии ответила той же монетой. Однако правящие круги Франции тогда к открытой войне готовы не были. В Париже и Берлине начались интенсивные дипломатические переговоры в целях разрешения инцидента, при этом Россия довольно недвусмысленно осудила действия Германии. В самый разгар конфликта французское правительство обратилось с призывом о помощи к нашей стране. В ответ на эту просьбу Россия не предоставила Бисмарку гарантий нейтралитета в случае нападения Германии на Францию и тем самым заставила его отступить. Именно это во многом и способствовало мирному разрешению конфликта: уже 30 апреля Шнебеле был освобожден, а вся ответственность за инцидент была переложена на местные германские власти.

Отношения между Россией и Германией еще более ухудшились после смерти Вильгельма I. Вступивший на престол новый германский кайзер Вильгельм II не разделял мнения своего отца и Бисмарка о необходимости сохранения договора с Россией. В германских военных кругах окончательно созрела мысль о необходимости скорейшей превентивной войны против России, пока она еще больше не нарастила свой военный потенциал. Прусская националистическая пресса стала открыто призывать к завоеванию Прибалтики, русской Польши, Украины и других наших территорий. Наконец, в 1890 году Германия окончательно отказалась от продления договора «перестраховки» с Россией.

Возобновление в 1891 году Тройственного союза и слухи, пусть и беспочвенные, о присоединении к нему Великобритании создали основу для заключения русско-французского политического соглашения. Российская дипломатия справедливо усматривала в отказе Германии возобновить договор о «перестраховке» намерение не только укрепить австро-германо-итальянский союз, но и привлечь к нему Англию.

Вот почему в конце 1880-х годов Российская империя встала на путь сближения с Францией, тем более что предпосылки для союза двух держав уже существовали. Французский капитал занимал все более прочные позиции в финансовой и промышленной сфере России, явно обозначились контуры военного сотрудничества между Парижем и Санкт-Петербургом, а тесные культурные связи между двумя странами существовали века. Теперь же обе страны приобрели и общие политические интересы в смысле противодействия общему агрессивному врагу — Германской империи. Что же касается общественного мнения России, то оно было давно настроено в пользу союза с Францией.

Идейный противник республиканской формы правления, Александр III довольно долго колебался, прежде чем кардинально изменить внешнеполитические приоритеты страны, но под влиянием профранцузских настроений в обществе и части правящих кругов, а также ввиду новой международной ситуации согласился на заключение русско-французского союза. Это соглашение было заключено 27 августа 1891 года в Париже в форме обмена письмами министров иностранных дел Франции и России. Согласно положениям этого соглашения, стороны условились консультироваться по всем вопросам, которые могут «угрожать всеобщему миру», а в случае, если одно из этих государств окажется под угрозой нападения, договориться о принятии совместных мер.

Чуть позднее Франция предложила расширить соглашение 1891 года, дополнив его четкими военными обязательствами. Таким образом, 17 августа 1892 года представители русского и французского генеральных штабов генерал-адъютант Н.Н. Обручев и дивизионный генерал Р. Буадерф подписали военную конвенцию.

Конвенция эта состояла из следующих положений, которые гласили:

«1. Если Франция подвергнется нападению со стороны Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все войска, какими она может располагать для нападения на Германию. Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной Германией, Франция употребит все войска, какими может располагать для нападения на Германию.

2. В случае мобилизации войск Тройственного союза или одной из входящих в него держав, Франция и Россия немедленно, по получении известия об этом, не ожидая никакого предварительного соглашения, мобилизуют немедленно и одновременно все свои силы и двинут их как можно ближе к своим границам.

3. Действующие армии, которые должны быть употреблены против Германии, будут со стороны России — от 700 000 до 800 000 человек. Эти войска будут полностью и со всей быстротой введены в дело, так чтобы Германии пришлось сражаться сразу и на востоке и на западе.

4. Генеральные штабы обеих стран будут все время сноситься друг с другом, чтобы подготовить и облегчить проведение предусмотренных выше мер. Они будут сообщать друг другу в мирное время все данные относительно армий Тройственного союза, которые известны им или будут им известны. Пути и способы сношения во время войны будут изучены и предусмотрены заранее.

5. Ни Франция, ни Россия не заключат сепаратного мира.

6. Настоящая конвенция будет иметь силу в течение того же срока, что и Тройственный союз.

7. Все перечисленные выше пункты будут сохраняться в строжайшем секрете»[8].

Таким образом был заключен второй в Европе военно-политический союз, который окончательно разделил континент на два враждебных блока. Союз этот имел громадное значение для России, он выводил ее из международной изоляции, теперь у нашей страны появился серьезный и авторитетный союзник. Причем союзник, который мог помочь разрешить России не только военные, но и финансово-экономические проблемы. В отличие от германо-австро-итальянского, русско-французский союз имел сугубо оборонительный характер и имел силу только в течение того же срока, что и Тройственный союз. По сути, он был вынужденным ответом на недружественные действия Берлина и его союзников. И хотя раскол Европы на два враждебных блока был наиболее зримым предвестником грядущей войны, именно благодаря русско-французскому союзу континент смог два десятилетия прожить в относительном спокойствии.

Говоря о международной ситуации и о противоречиях между крупнейшими европейскими державами накануне Первой мировой войны, следует подчеркнуть, что они вовсе не ограничивались проблемами Старого Света. Последняя треть XIX века отмечена таким важным явлением, оказавшим огромное влияние на развитие международной ситуации, как колониальная экспансия крупнейших государств.

Ранее под классическое определение колонии подпадали лишь Алжир и Индия, в других же местах в Азии и Африке европейцы ограничивались созданием опорных пунктов на побережье, которые скорее выполняли функцию факторий, обеспечивающих товарообмен между метрополией и местными жителями. Однако экономический кризис 1877 года резко обострил конкуренцию между развитыми промышленными странами в сфере мировой торговли, а это побуждало европейцев искать новые рынки сбыта. Раньше всего к такому умозаключению пришли во Франции и Англии. В Лондоне к тому же поняли, сколь велико значение собственных сырьевых ресурсов во время гражданской войны в США в 1861-1865 годах, когда Британия фактически оказалась отрезанной от южных штатов, долгие десятилетия снабжавших бывшую метрополию хлопком.

К 90-м годам XIX века мир оказался окончательно поделен между «старыми» европейскими державами, первыми вступившими на путь активной колониальной экспансии, — Англией, Францией, Португалией, Голландией, Бельгией, Испанией. Что касается других крупных держав, то Россия была занята освоением своих бескрайних просторов в Сибири, а американцы покоряли Дикий Запад. Не у дел осталась лишь Германия, однако долго такая ситуация существовать не могла.

После создания Германской империи на берегах Рейна и Шпрее начался экономический бум. За несколько десятилетий германский экспорт увеличился во много раз. Соответственно активизировалась и германская колониальная экспансия. В 1883-1885 годах Германии удалось захватить несколько колоний на юго-западе Африки — в Того, Дагомее, но передел мира к этому времени уже приближался к своему завершению, «свободных» земель оставалось все меньше и меньше, да и особой ценности они не представляли. Недовольные таким положением дел, немцы открыто стали говорить о необходимости «справедливого» передела только что поделенного мира. Все это представляло смертельную опасность для Лондона как крупнейшей колониальной державы.

Существовал и еще один аспект, который в конце XIX — начале XX века резко обострил англо-германские отношения, — это обостряющееся не по дням, а по часам соперничество двух держав на море.

В столицах крупнейших государств мира заговорили о необходимости обладания сильным флотом в конце XIX века, после того как в 1890 году вышла в свет книга американского контр-адмирала А. Мэхэна «Влияние морской силы на историю». В ней впервые прозвучала мысль о том, что современное государство не может достичь поставленных перед ним историей целей, если не будет иметь превосходства на море. Согласно новой теории, военно-морскому флоту принадлежала решающая роль в любой войне, а завоевание господства на море рассматривалось как единственная цель, достижение которой означало не только победу над противником, но и мировое лидерство. Из этого делался и практический вывод: дабы не допустить разрыва связей по линии метрополия — колонии, нужны большие линейные корабли. Чуть позднее эту точку зрения, казалось, подтвердил и опыт ведения боевых действий на море. Например, потерпев поражение в битве при Цусиме и потеряв там практически весь флот, Россия проиграла и всю войну с Японией. То же самое можно сказать и об испано-американской войне 1898 года, в ходе которой американцы имели подавляющее преимущество на море.

В соответствии с теорией «морской силы» в качестве официальной доктрины английский парламент в 1889 году принял закон, по которому флот этой страны должен был превосходить по своей мощи флоты двух других наиболее сильных стран. Так началась новая фаза гонки вооружений на море и подготовки к очередному переделу мира.

Ответ Германии, которая в последней четверти XIX века начала громогласно заявлять о своем желании стать еще одной колониальной державой, не заставил себя долго ждать. В марте 1898 года по инициативе «отца германского флота» адмирала А. фон Тирпица Берлин принял «Закон о флоте», который предусматривал строительство целой серии мощных современных боевых судов, в том числе 11 эскадренных броненосцев. С регулярной периодичностью в 1900, 1906, 1908 и 1912 годах судостроительные программы рейха пересматривались в сторону увеличения, и по последнему закону численность германского флота предполагалось усилить до 41 линейного корабля и 20 броненосных крейсеров, не считая легких крейсеров и миноносцев[9].

Англичане ответили на этот вызов своей программой и поставили цель иметь на 60% больше линейных кораблей, чем у кайзера, а в 1909 году было решено на каждый немецкий линкор отвечать двумя британскими[10]. Не отставали от Лондона и Берлина и другие страны. К началу XX столетия увлечение маринизмом в Европе и Америке приняло такой характер, что гонка морских вооружений, по сути, не столько обеспечивала обороноспособность страны, сколько поддерживала национальный престиж. Особенно это хорошо видно на примере такой сухопутной страны, как Россия, которая с 1907 по 1914 год на 173,9% увеличила свои расходы на строительство флота[11].

Еще более обострила гонку вооружений на море революция в судостроении, которая началась после спуска на воду в 1907 году в Англии первого линкора нового типа — «Дредноута». Новый корабль по своему вооружению и тактико-техническим данным настолько превосходил предшествующие суда, что теперь все линейные корабли стали делиться на два типа — дредноуты и додредноуты, а сила флотов стала измеряться наличием в них кораблей нового поколения, ибо додредноуты в бою с ними были заведомо обречены на поражение. Тем самым фактически с этого года гонка вооружений на море началась с новой точки отсчета, и многие страны, главным образом Германия, посчитали, что у них появился уникальный шанс догнать долгое время находившуюся в отрыве Британию и поколебать ее многовековое безраздельное господство на просторах Мирового океана.

События, происходившие за многие десятки тысяч километров от европейских столиц, также самым непосредственным образом сказывались на изменении расклада сил в Старом Свете. Так, в 1904 году на Дальнем Востоке разразилась русско-японская война. Это была борьба двух стран за экономическое и политическое преобладание в Китае и Корее. Однако за спиной России и Японии стояли другие великие державы. Недовольные все более и более активной политикой России на Дальнем Востоке, Японию поддержали американское и английское правительства. Именно банки этих стран финансировали все военные приготовления Страны восходящего солнца[12]. А на борьбу с Токио русского царя подталкивали немцы, втайне надеявшиеся, что Россия завязнет в Тихоокеанском регионе и еще долгое время будет отстранена от европейских дел. К тому же отношения между Берлином и Лондоном на Дальнем Востоке были крайне непростыми[13].

Русско-японская война изменила расклад сил не только на Дальнем Востоке, но и в Европе. Поняв, что на восстановление ближайшего союзника после его унизительных поражений на сопках Маньчжурии и Цусиме потребуется достаточно долгое время, в Париже начали более интенсивно искать сближения с Лондоном. Итогом подобного хода развития событий стало подписание 8 апреля 1904 года договора о Сердечном согласии (Антанте) между Францией и Великобританией.

Договор этот состоял из двух частей — предназначенной для публикации и секретной. К примеру, в открытой декларации Франция отказывалась от любого противодействия Англии в Египте, а в ответ Англия предоставляла Франции свободу рук в Марокко. В секретной же части предусматривалась возможность ликвидации власти марокканского султана и самого этого государства. Кроме того, здесь решались и другие споры по колониальным вопросам между двумя странами.

Создание англо-французского Согласия наносило серьезнейший удар по интересам Германской империи, это было кардинальным сдвигом во всей расстановке сил на международной арене. Достаточно сказать, что теперь Лондон получил возможность вывести из Средиземного моря около 160 своих военных кораблей и перебросить их в район Северного моря — интересы британской короны на южном фланге теперь надежно защищали французы.

После оформления англо-французского союза творцы немецкой внешней политики поняли, что допустили непростительную ошибку, придерживаясь антирусской тактики. Неудачный ход событий для Санкт-Петербурга во время войны с Японией подвел немцев к мысли о возможности восстановить двусторонние дружеские отношения между двумя странами. Так, 15 октября 1904 года под давлением Берлина Австро-Венгрия заключила с Россией договор о «лояльном и абсолютном нейтралитете» в случае «неспровоцированной войны» со стороны третьей державы, а сама Германия заявила, что в пику Лондону будет снабжать углем российский флот, направляющийся из Балтики на Тихий океан. Более того, кайзер сообщил царю о готовности заключить с Россией союзный договор.

Руководство Российской империи, однако, не было готово к резкой перемене союзнической ориентации. Разрыв франко-русского союза означал не только ссору с Парижем, но и углубление конфликта с Англией и неизбежно поставил бы Россию на место младшего партнера Германской империи, зависящего от Берлина и в экономическом, и политическом отношениях.

После подписания соглашения о создании Антанты немцы решили «попробовать на прочность» крепость нового союза. В Берлине не могли спокойно смотреть, с какой бесцеремонностью французы устанавливают свое полное господство в Марокко, и стали подстрекать султана выступить против засилья Парижа. Более того, в недрах имперского министерства иностранных дел созрела идея начать настоящую войну против Франции. Внешнеполитическая ситуация, казалось, способствовала этому — Россия окончательно завязла на Дальнем Востоке, а англичане еще полностью не модернизировали свой флот и к тому же обладали немногочисленной добровольческой сухопутной армией.

Следуя своей задумке, кайзер публично призвал Англию и Францию отказаться от сделки в отношении Марокко, созвать по этому поводу международную конференцию при посредничестве американского президента Т. Рузвельта, а в случае отказа Парижа пойти на уступки прямо пригрозил ему войной.

Более того, почти одновременно с этими событиями на личной встрече Николая II и кайзера, проходившей 23-24 июля в финляндских шхерах близ острова Бьерке, последнему удалось убедить царя подписать русско-немецкий союзный договор. Свидание это было настолько секретным, что на нем не присутствовала даже свита кайзера Вильгельму. В балтийских шхерах Вильгельм взывал к духу Фридриха-Вильгельма III и других прусских августейших особ — друзей династии Романовых. Эта игра на нежных струнах души Николая принесла несомненные плоды, и договор о союзе двух держав был подписан.

В Бьеркском договоре имелось два очень важных пункта: во-первых, в случае если одно из государств подвергнется нападению европейской державы, второе обязывалось прийти ему на помощь всеми своими морскими и сухопутными силами, а во-вторых, Россия давала обещание привлечь к русско-германскому союзу Францию[14]. Вступи сей документ в силу, и в Европе под эгидой германского рейха был бы создан континентальный блок для борьбы против Англии, к которому неизбежно была бы вынуждена присоединиться и Франция. В Берлине очень надеялись, что англичане в период марокканского кризиса бросят своих новоиспеченных союзников и Антанте придет конец — отсюда и эскалация марокканского конфликта.

Грандиозные планы немцев потерпели полный крах: Бьеркский договор по возвращении царя на родину под давлением премьер-министра С.Ю. Витте и министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа был дезавуирован российской стороной, русско-японская война закончилась подписанием Портсмутского мира, а англичане в период марокканского кризиса проявили себя как надежные союзники, полностью поддержав французов[15]. Созванная по инициативе кайзера международная Альхесирасская конференция по Марокко окончилась полным провалом для Германии и наглядно продемонстрировала всему миру глубокую дипломатическую изоляцию, в которой оказался Берлин.

Обидное поражение в русско-японской войне, в которой Токио поддержал Лондон, заставило и царскую дипломатию, и военную элиту задуматься о бесперспективности дальнейшей конфронтации с «владычицей морей»[16]. Исправить положение было непросто — уж слишком много проблем накопилось к началу XX века в русско-английских отношениях: здесь и Афганистан, и Персия, и Китай, и Средняя Азия, и Балканы, и Ближний Восток. Однако резкое обострение англо-германских отношений, безудержная гонка вооружений на море, начатая Берлином, заставили и британские правящие круги все чаще и чаще задумываться о необходимости нормализовать отношения с русскими. Тем более что дальневосточные проблемы между Россией и Англией были притуплены победой японского оружия и разгромом российского флота, а на Ближнем Востоке у обеих держав появился общий враг в лице Германской империи. На сближение с Англией Российскую империю подталкивал и целый ряд экономических факторов.

Первые свидетельства о намечаемом русско-английском сближении относятся к Альхесирасской конференции, а уже на следующий год Лондон заявил о своем желании вместе с Францией поучаствовать в предоставлении России крупного финансового займа. Двусторонние контакты еще больше оживились после назначения на должность министра иностранных дел сэра Э. Грея, который сразу высказался о своем стремлении немедленно решить все проблемы в русско-английских отношениях, о чем и уведомил своего коллегу в Санкт-Петербурге графа Ламздорфа. Ответным знаком из России стало назначение на пост министра иностранных дел сторонника сближения с Англией А.П. Извольского.

Русско-британские переговоры интенсифицировались с мая 1906 года. На них ревизии был подвергнут весь комплекс двусторонних отношений — раздел сфер влияния в Персии, Афганистане, Юго-Западном Тибете, режим мореплавания в черноморских проливах, обсуждались и многие другие проблемы, представлявшие взаимный интерес. Итогом этих консультаций стало подписание 31 августа 1907 года двустороннего соглашения, регламентировавшего разграничение сфер влияния Англии и России в Персии, Афганистане и Тибете[17]. Так были заложены основы согласия между Россией, Англией и Францией.

В итоге Европейский континент окончательно оказался расколот между Антантой — Россией, Францией и Англией — и блоком Центральных держав в составе Германской, Австро-Венгерской империй и Италии. Каждая из великих держав сделала свой выбор. Старая «добрая» Европа, Европа XIX века, окончательно перестала существовать. Человечество вступило в смутную эпоху глобальных конфликтов и мировых войн.

В системе европейских международных отношений начала XX века особое место занимали Балканы. Кто-то из видных политических деятелей образно назвал этот полуостров «пороховым погребом» Европы, и последующие события полностью подтвердили верность этого эпитета. Интересы слишком многих государств в чрезвычайно острой форме столкнулись в этой части континента, причем соперничество между великими державами здесь накладывалось на весьма непростые и запутанные отношения между самими балканскими государствами и народами, их населяющими.

В конце XIX века соперникам удалось урегулировать некоторые сложные противоречия на Балканах, да и то, как показали последующие события, ненадолго. Так, в мае 1897 года между Россией и Австро-Венгрией было достигнуто секретное соглашение о сохранении статус-кво на Балканском полуострове, которое было оформлено в виде обмена письмами между министрами иностранных дел Австро-Венгрии А. Голуховским и России М.Н. Муравьевым. Обе стороны, согласно этим договоренностям, давали обязательство поддерживать на Балканах статус-кво, а в случае невозможности его сохранения предполагалось заключить позднее специальное соглашение, которое, однако, не должно было касаться вопроса о Константинополе, Босфоре и Дарданеллах с прилегающими территориями.

Однако при заключении этого соглашения выявились и существенные противоречия между договаривающимися сторонами. Голдовский, намечая основы будущего соглашения, например, прямо потребовал узаконить присоединение территории уже оккупированных после Берлинского конгресса австрийцами Боснии и Герцеговины, а также Нови-Пазарского санджака к Австро-Венгерской империи. Между Яниной на юге и озером Скутари австро-венгерское правительство предлагало создать формально суверенное, но фактически находящееся от него в вассальной зависимости княжество Албания. Российский министр Муравьев в ответной ноте отклонил эти предложения, отметив, что «аннексия этих провинций подняла бы более широкую проблему, которая потребует специального рассмотрения». Подчеркнул министр и преждевременность постановки вопроса о статусе Албании, поскольку, по мнению российской стороны, он должен решаться самими балканскими странами. Таким образом, реальное значение этого двустороннего соглашения свелось лишь к формальному закреплению статус-кво на Балканах[18].