«Парад» вермахта в Москве

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Парад» вермахта в Москве

Как же хотелось фюреру устроить парад победы в Москве, но почему-то он не прочитал замечания Жомини относительно вторжения Наполеона:

«Россия – страна, в которую легко проникнуть, но из которой трудно вернуться».

В первые недели вторжения казалось, что стремительно наступающие немецкие войска все сметут на своем пути. Три бронированных клина групп армий «Север», «Центр» и «Юг» своими успехами как бы подтверждали этот тезис. Они мощными стальными поршнями как бы выдавливали наши войска с западных рубежей СССР со стратегической задачей № 1 – взять Москву, а потом выдавить оставшиеся войска и мирное население за Урал, на произвол судьбы. Это была задача № 2. Для решения третьей дележной проблемы они бы пригласили, и в этом нет никакого сомнения, своего дальневосточного союзника – Японию. Но из расчетов получились одни просчеты.

А ведь начиналось все так интересно и многообещающе. Красная Армия откатывалась все дальше и дальше на Восток.

Выступая в штабе группы армий «Центр», нацеленной на уничтожение Москвы, Гитлер заявил, что город надо взять в тиски, а потом окружить, чтобы ни один житель не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой. Потом он смотрящим ему в рот генералам и старшим офицерам признался, что город и его окрестности будут затоплены и там, где стоит Москва, появится море, которое навсегда скроет столицу русского народа от цивилизованного мира.

Интересна также встреча фюрера с Геббельсом, состоявшаяся 16 июня 1941 года, как раз накануне нападения на СССР. Гитлер был в настроении. Он похвалил своего главного воспитателя нации за высокий уровень пропагандистской работы.

– Итак, Йожеф, мы стоим перед историческим событием – сокрушением большевизма. Погода, правда, стоит относительно неважная, но это нам на руку. Это значит, что зерновые на Украине еще не созрели, значит, нам создаются самой природой гарантии захвата всего урожая.

Он встал и, потирая влажные от пота руки, прошелся по кабинету несколько раз от стола к окну и обратно, а потом неожиданно переменил тему и заговорил о судьбе Наполеона.

– Нельзя повторять ошибок корсиканца – втягиваться в просторы России. Надо блицкригом разбить Красную Армию и захватить нужные нам территории Советского Союза. Действовать необходимо стремительно и молниеносно.

– Но, мой фюрер, на границе с Германией Советы сосредоточили тоже немалые силы. Подтянули войска, – заметил Геббельс. Он говорил об очевидном явлении, о котором до этого никогда не говорил с ним.

– Такое скопление войск противника нам на руку, – наши танки и самолеты сделают из советской техники металлолом. Главное – внезапность, – вставил опять банальные два слова колченогий человечишка.

– Режим секретности соблюден, – продолжал Гитлер. – Правы мы или не правы, но мы должны победить. Другого нам не дано. Это необходимо и правильно в моральном отношении. Когда мы одержим победу, то кто будет нас спрашивать о методах? Кто, кто, кто посмеет? В любом случае мы уже столько всего натворили, что нам необходимо победить, в противном случае весь наш народ, – и в первую очередь мы сами со всем тем, что нам дорого, будем сметены…

– Мой фюрер, – заискивал Геббельс, – сегодня мы, как никогда, сильны и сможем одолеть жидо-большевистскую власть, угрожающую нам. Раз и навсегда.

– Сила во все времена приводила к мирному и мировому правлению. – Гитлера потянуло на философию. – А вот отсутствие силы обязательно приводит к беспорядкам. А еще, скажу тебе, сила обязательно приводит к знатности, а отсутствие силы обязательно приводит к низкому положению, нищете и голоду. Все, что лишено силы, становится уродливым и смешным, и все, что обладает ею, облагораживается…

Начальник штаба 5-й танковой армии вермахта генерал-майор Ф.Меллентин с присущей тенденциозностью писал, что «в начале войны авиация русских, технически значительно уступавшая нашей, была подавлена германскими военно-воздушными силами. А танковые дивизии все дальше и дальше продвигались в глубь России…

Москва уже не являлась столицей по существу бесформенного государства, стоящего на низкой ступени развития, а представляла собой звено административной машины Сталина, важный промышленный район, а также – что имело, пожалуй, решающее значение – была центром всей железнодорожной системы европейской части России».

Так говорил враг, тоже забывший нашу пословицу, что русские медленно запрягают, но быстро едут.

Фельдмаршал фон Бок как один из немногих гитлеровских полководцев понимал, что поражение под Москвой – это знаковое сражение, за которым последует явление. Его группа армий была самая сильная в вермахте, и она споткнулась.

«Нет, на такой территории, как в России, воевать даже восьмидесятимиллионным государством, каким является Германия, невозможно, – рассуждал Бок. – Мне кажется, что мы скатились с ледяной горки и опять попасть на ее вершину – невозможно. Я не паникую, а оцениваю обстановку трезво. Сила Красной Армии в ее резервах, очень больших резервах. Советы успели вовремя переправить промышленные предприятия на восток. И они уже заработали, набирая с каждым днем обороты своей мощи. Подошедшие Дальневосточные дивизии сделали свое подлое нам дело».

Потом он вспомнил прочитанный перевод статьи «Новый этап советско-германской войны и Япония» из ноябрьского за 1941 год номера токийского журнала «Кайдзо». Ему эта информация была доставлена самолетом «для расширения политико-стратегического кругозора». В статье говорилось, что Япония радуется победам своего союзника – Германии и желает ей дальнейших успехов. Япония, несомненно, должна использовать международную обстановку, сложившуюся благодаря победам Германии, в целях выполнения своего собственного великого дела.

В конце декабря этот материал для него уже устарел и становился ненужным. Его войска вынужденно, спешно и в панике откатывались от Москвы вместе с идеей провести мощный военный парад на Красной площади, поставить памятник Гитлеру в советской столице и обелиск в честь победы германского оружия над Советской Россией. Для грандиозных памятных сооружений по приказам гитлеровцев наши военнопленные и местные граждане, работавшие на житомирских гранитных карьерах, грузили и отправляли по назначению платформы с красным гранитом. Но камень, в конце концов, достался нашим послевоенным строителям. И сегодня его можно видеть на цоколях некоторых зданий в начале Тверской улицы Москвы.

* * *

Победный парад для войск вермахта в Москве в холодном декабре 1941 года не состоялся. Но он прошел в жарком июле 1944 года… Прошел прогоном почти 60 тысяч захваченных в плен на 1-м, 2-м и 3-м Белорусских фронтах немцев по московским улицам. В своей основе это были остатки воинства группы армий «Центр», не выполнивших план операции «Тайфун».

Растерянность Сталина в связи с немецкой агрессией улетучивалась по мере побед войск Красной Армии, и к 1944 году, когда вся территория страны была очищена от «коричневой скверны», он задумался «опустить» Гитлера через прогон, как скота, его части плененного войска по улицам Москвы. Как говорится, тернии рождают лавры. Победные лавры для Красной Армии, для Советского Союза и его народа-труженика виднелись на горизонте завершающейся войны.

При очередном докладе Лаврентия Берии вождю последний намекнул своему исполнительному наркому:

– А почему бы, Лаврентий, нам не подергать Адольфа за усы? Успех никогда не может быть окончательным, а провал – может. У него на горизонте провал, но пока он еще куражится.

Берия, не понявший намека, поднял глаза на стоящего Сталина.

– Товарищ Сталин, а что вы имеете в виду? Провести нашу или армейскую операцию.

– Совместную!

– ???

– Сейчас я поясню. Собрать в Москве немецких военнопленных, желательно битого в Белоруссии воинства группы армий «Центр», и устроить парад, о котором так вожделенно мечтал Гитлер. Но мечта его оказалась химерой. Так вот надо провести это войско улицами столицы – с генералами и офицерами во главе, которые желали поучаствовать на параде в сорок первом. Как моя затея? – Вождь уставился на наркома, слегка прищурив уставшие с хитринкою глаза и поглаживая роскошные усы. Он это делал тогда, когда делился какой-то придуманной им неожиданно инициативой, у которой воображение становилось глазами души.

Это была какая-то фантазия, но фантасты – это как раз люди, которым не хватает фантазии, чтобы понять действительность. Он ее понял уже давно.

– Думаю, от такого мероприятия задергался бы в кресле Адольф, – подобострастно взглянул нарком на Верховного Главнокомандующего, как вассал на своего сюзерена.

– Готовьте операцию. Живые генералы для прогона найдутся?

– Найдем пару десятков. Старших офицеров в звании полковников полно.

– Вот и хорошо.

– Я думаю, надо сыграть на контрастах, – предложил Берия.

– Каких?

– Разрешить генералитету идти при всех регалиях, а у оборванной солдатской массы их нет. Сыграть на классовой разнородности.

– Делай, Лаврентий, делай что хочешь, только чтобы москвичи и гости столицы получили моральное удовлетворение, – отчеканил Сталин, делая вид, что ему надо заняться другими делами. – Только смотри, чтобы никто не допускал никаких актов насилия к немцам. Победителю надо быть великодушным.

Все рекомендации и пожелания вождя, как всегда, четко уловил Лаврентий Павлович:

– Разрешите идти?

– Да, вы свободны… Занимайтесь делами и, кстати, готовьте это мероприятие к июлю.

– Ясно, товарищ Сталин.

По рассказам свидетельницы того времени и дальней родственницы автора, москвички Котовой Анны Ефимовны:

«Помню город взорвала новость – немцы в Москве! И стали мы друг у друга спрашивать, задавая дурацкие вопросы, как и почему они оказались в Москве, где прорвались, а может, десантировались? С другой стороны, все мы тогда были достаточно информированы о победах Красной Армии. Хотя телевидение отсутствовало, черные бумажные тарелки радиоприемников слушали и газеты читали систематически.

И все же первые сведения о «немецком параде» мы получили через радио. Именно в день прогона пленных, который начался в 11 часов 17 июля с ипподрома по Ленинградскому шоссе, улице Горького через площадь Маяковского и дальше…»

Сведения о том, что «немецкий парад» готовится, были под большим секретом. Собирали военнопленных противника с вышеперечисленных фронтов и на эшелонах доставили в Москву на Ходынское поле.

НКВД СССР за подписью Берии подготовил два сообщения в Государственный Комитет Обороны: первое № 756/Б о плане конвоирования немецких военнопленных через Москву и второе за № 763/Б от 17 июля 1944 года.

Вечером 16 июля немцам раздали усиленный паек – кашу и хлеб с салом, потребовали привести себя в порядок и построиться в коробки по 600 человек с рядами по 20. Из ипподрома колонны направились в сторону улицы Горького, но неожиданно остановились. Из прилегающей улицы в голову передней коробки вывели группу немецких генералов с орденами и медалями, попавших в плен при разгроме группы армий «Центр». Среди них находилось два командира корпусов и семнадцать командиров дивизий.

Германское воинство шло грязное, небритое, оборванное, страдающее от чесотки и педикулеза.

Нужно сказать, что сами немцы не догадывались о прогоне, некоторые даже считали, что их собрали в Москву для массовой казни или показательного расстрела.

Со слов генерал-майора ГРУ Генштаба ВС СССР Виталия Никольского, эта операция по переброске немецких военнопленных с Белорусских фронтов до лагерей называлась «Большим вальсом» с «протанцовкой» их по улицам Москвы.

Пройдет время, и в воспоминаниях многочисленных свидетелей той операции унижения немцев появятся нотки критики властей за этот акт явного невеликодушия. Все правильно – мы добры, отходчивы, человеколюбивы. Но нельзя забывать запах и окраску того времени. Еще шла война, и фронтовой ротапринт похоронок каждый день приносил печаль и горе в родительские и вдовьи дома, делая наполовину сиротами детей. Свежи в памяти москвичей и жителей Подмосковья были и те моральные, физические и материальные раны, которые оставили фашисты в регионе.

«По-всякому реагировали москвичи на проход колонны немцев, – вспоминала теща автора, Тихонова Лидия Алексеевна. – Я стояла на улице Горького.

Москвичи заполнили тротуары. По середине улицы текли колонны немецких военнопленных. Создавалось впечатление, что конвой был каким-то многослойным. Ближе к тротуару шли солдаты с винтовками наперевес, а между ними и немцами цокали копытами лошади кавалеристов с карабинами за спиной и саблями в руках.

Одни люди застывали, как каменные, катая желваки, и злыми глазами глядели на военнопленных.

Пацаны бросали через головы наших солдат при винтовках с примкнутыми четырехгранными, как мне тогда казалось, какими-то удлиненными штыками, то камешки, то картофелины – кто что.

Помню, кто-то из толпы швырнул даже старый башмак в сторону колонны. Люди неодобрительно зашумели, но когда кидали картофелины в мундирах, куски, а то и буханки хлеба и другие продукты, народ молчал. Много было криков со стороны юнцов – «Гитлер капут!», «Гитлер капут!» В ответ из колонны, не всегда, но раздавалось – «Найн!», что означало с немецкого на русский язык – «Нет!». Отмечались и факты матерщины в адрес немцев и плевков в их сторону.

И все же, особенно у женщин, на лицах было больше сострадания, чем ненависти…»

– А как вели себя в колонне плененные генералы вермахта? – спросил я Лидию Алексеевну.

– Большинство шло с достоинством, глядели прямо, держа головы высоко и гордо. Но были и такие, которые буравили асфальт глазами. Они были в форме и даже с наградами – увешаны всякими «крестами».

– Какая была форма на остальных?

– Одежда на них была обветшалая и грязная. Много было обмундирования порванного. На ногах разная обувь, вплоть до самодельных «чуней» из резиновых автомобильных покрышек. Видела и таких солдат вермахта, кто шел босыми. Они пританцовывали от жаркого асфальта. Стояла звенящая тишина, слышно было лишь шарканье тысяч подошв о раскаленный асфальт, кое-где он даже поблескивал от таянья на солнце. И еще запомнился тяжелый запах пота и немытых долгое время тел, а также исходило зловоние от дерьма. Наверное, многие страдали поносами. Конвоиров было мало. За ушедшими колоннами пленных потом прошли поливальные машины. Они смывали оставленную грязь на улицах. Помню, у одной из машин была привязана березовая метла. Заметала следы прошедших вчерашних оккупантов…

* * *

По результатам прогона военнопленных Берией в тот же день был подготовлен Сталину своеобразный отчет.

НКВД

г. Москва

«17» июля 1944 г.

№ 763/Б

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ товарищу СТАЛИНУ.

НКВД СССР докладывает о результатах конвоирования через город Москву немецких военнопленных, захваченных войсками Красной Армии 1-го, 2-го и 3-го Белорусских фронтов.

Движение колонн военнопленных с Московского ипподрома началось ровно в 11 часов утра сегодня, 17 июля, по маршруту Ленинградское шоссе, улица Горького, площадь Маяковского, Садово-Каретная, Садово-Самотечная, Садово-Черногрязская, улица Чкалова, Курский вокзал и по улицам: Каляевской, Ново-Слободской и 1-й Мещанской.

По этому маршруту прошло 42 000 военнопленных, в том числе колонна военнопленных генералов и офицеров численностью 1227 человек, из них 19 генералов и 6 старших офицеров (полковники и подполковник).

Движение колонн военнопленных на этом маршруте продолжалось 2 часа 25 минут.

Вторая часть колонн военнопленных прошла от площади Маяковского по улицам:

Большая Садовая, Садово-Кудринская, Новинский бульвар, Смоленский бульвар, Зубовская площадь, Крымская площадь, Большая Калужская улица, станция Канатчиковая Окружной железной дороги.

По этому маршруту прошло 15 600 военнопленных, и движение колонн продолжалось 4 часа 20 минут.

Колонны шли по фронту 20 человек.

Движением колонн руководил командующий Московским военным округом генерал-полковник Артемьев.

По прибытии к пунктам погрузки военнопленные немедленно погружались в железнодорожные эшелоны для отправки в лагеря военнопленных.

К 19 часам все 25 эшелонов военнопленных были отправлены к местам назначения.

Из общего числа проконвоированных через город 57 600 военнопленных 4 человека были направлены в санлетучку ввиду ослабления.

Военнопленные генералы по прибытии на Курский вокзал были погружены на автомашины и доставлены по назначению.

При прохождении колонн военнопленных население вело себя организованно.

При прохождении колонн военнопленных со стороны населения были многочисленные восторженные возгласы и приветствия в честь Красной Армии, нашего Верховного Главнокомандования и в честь генералов и офицеров Красной Армии.

Было большое количество антифашистских выкриков:

«Смерть Гитлеру», «Смерть фашизму», «Сволочи, чтобы они подохли», «Почему вас не перебили на фронте» и т. д.

Никаких происшествий в городе во время прохождения колонн военнопленных не было. Улицы города по прохождении колон военнопленных были соответствующим образом очищены и промыты…

Внизу стояла подпись народного комиссара внутренних дел Союза ССР Лаврентия Берии.

После прочтения отчета о проведенном «параде» немецких военнопленных Сталин сказал Берии:

– Молодец, Лаврентий, мероприятие прошло успешно. Теперь надо ждать отзывов на радио и в прессе как у нас, так и за рубежом.

– А кто осмелится сказать, что мы неправильно что-то сделали. На наших плечах лежит продолжающаяся война. Для немцев, особенно Гитлера, это очередной Сталинград, – заискивающе поглядывая на вождя, вещал нарком внутренних дел. – Это, в конце концов, наше внутреннее дело…

Унижение било в Гитлера прицельно. Говорят, когда ему принесли снимки с этого прогона, он со злостью их отшвырнул от себя и затопал ногами.

«Сталинское же представление» стало сразу же использоваться на Западе в антисоветской пропаганде. По существу это был первый идеологический залп по Советскому Союзу в начинающейся «холодной войне».

Не любили почему-то вспоминать об этом спектакле и в СССР. Но такие спектакли знала история многих войн.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.