С Октавием против Антония

С Октавием против Антония

Наступили новые времена. Антоний продолжал оставаться на Востоке. Октавиан — весьма, надо сказать, лицемерно — обвинил его в «необоснованном» убийстве Секста Помпея. Это явилось дополнительным поводом к охлаждению и, в перспективе, стремительному ухудшению отношений между недавними союзниками. Вскоре Антоний публично заявил о своем браке с Клеопатрой. Более того, он начал чеканить монеты с изображением себя и Клеопатры и дарить египетской царице и своим детям от нее римские территории в восточных провинциях. В число этих земель вошли Армения, Мидия, Парфия, Финикия, Сирия и Киликия. Все это, безусловно, невероятно раздражало римлян, и ряд сенаторов в особенности, и было понятно, что долго так продолжаться не может. В Риме циркулировали слухи о том, что Антоний давно стал простым орудием в руках Клеопатры, что он совершенно потерял разум и волю, околдованный приворотными зельями царицы, что римскими легионами на Востоке распоряжаются евнухи и служанки Клеопатры. Впрочем, все это было недалеко от истины.

Октавиан раздувал эти настроения, тем более что у него самого в сенате было немало противников, ориентировавшихся на Антония. Они обвиняли Октавиана в отстранении от власти Лепида и прочих грехах. Общая ситуация клонилась к тому, что отношения между двумя соправителями должны были вылиться в открытую вражду с применением военной силы. Должен был остаться только один. Осенью 33 года до н. э. Антоний отправил войско под командованием своего полководца Канидия Красса (бывшего полководца Лепида) из Армении к малоазийскому побережью и вскоре сам отправился туда же — в город Эфес. Военные приготовления Антония вызвали естественное беспокойство Октавиана. 1 января 32 года до н. э. только что избранный консул Гай Сессий выступил в сенате с речью, направленной против Октавиана. Через несколько дней Октавиан, окружив сенат своими войсками, потребовал от сенаторов вынесения специального решения, направленного против Антония. Одновременно с этим он разрешил всем сопутствующим Антонию покинуть Рим, чем и воспользовались оба консула и также 300 сенаторов — все они вскоре добрались до Антония. Вслед за этим сенат объявил войну египетской царице Клеопатре… Поскольку Антоний выступил на защиту своей союзницы и жены, то он также был объявлен «врагом Республики». Началась еще одна — бог знает какая уже по счету за последние 60 лет — гражданская война. Впрочем, не надо было быть слишком прозорливым, чтобы догадаться, что она, скорее всего, станет последней: слишком мало фигур уже оставалось на арене римской политической истории.

Весну 32 года до н. э. Антоний оставался в Эфесе, собирая силы для похода в Грецию и Италию. Как только завершился период зимних штормов, в Эфес прибыла египетская эскадра в составе 200 боевых кораблей и огромного количества транспортников. Клеопатра шла на своем флагмане, носившем, насколько известно, название «Антониада». Вначале Антоний собирался отправить царицу обратно, однако та, вместе с Кандием Крассом (он был подкуплен царицей), убедила Антония, что ей совершенно необходимо остаться в его ставке. Вероятно, это было его роковой ошибкой — хотя, впрочем, сомнительно, чтобы Антоний выиграл эту войну и в отсутствие Клеопатры. Хуже всего было то обстоятельство, что в атмосфере типично восточного интриганства, которая теперь установилась в ставке Антония, полководцы и военачальники высокого ранга, обиженные царицей Египта, в массовом порядке бежали к Октавиану. Через этот канал шла утечка информации, да и с кадровой точки зрения командный состав был серьезно ослаблен.

Антоний и Клеопатра со своими силами постепенно перемещались на запад. Вначале их базой стал остров Самос, потом — Афины. Общая численность флота к концу 32 года до н. э. достигла 800 боевых и грузовых кораблей, войско насчитывало не менее 19 легионов. Впрочем, штаб этой армии больше напоминал бродячий цирк, поскольку туда были созваны все доступные актеры, музыканты и певцы, устраивавшие бесконечные представления и праздники. Как пишет Плутарх, «в народе с недоумением говорили: каковы же будут у них победные празднества, если они с таким великолепием празднуют приготовления к войне?!»

Впрочем, главной ошибкой Антония было промедление в нападении, в результате которого его противники успели подготовиться. Армия и флот Октавиана, возглавленные его славным адмиралом и полководцем Агриппой, выдвинулись навстречу противнику. Они сконцентрировались в Брундизии и Таренте. С другого берега моря подошли силы Антония и Клеопатры. Обе армии вышли друг против друга, и главной интригой было то, кто именно сумеет взять стратегическую инициативу в свои руки и первым переправиться на противоположный берег — Антоний в Италию или Октавиан на Балканский полуостров.

Как говорили, Октавиан собрал флот в составе 260 боевых кораблей, отличавшийся не «хвастливою высотою или громадными размерами кораблей, но удобоуправляемостью, быстротой и безупречной оснащенностью каждого судна». Многие из этих судов служили во флоте еще со времен войны с Секстом Помпеем, некоторые были спущены на воду совсем недавно. Агриппа и Октавиан располагали множеством хорошо обученных кадров моряков. Значительное количество из этих кораблей относилось к типу либурн — таковых было никак не менее половины общей численности, были суда и более тяжелых классов: триремы, квадриремы, квинкверемы и, вероятно, даже гексеры — крупнее судов не было. Более крупные корабли несли на себе боевые башни и артиллерию, но таких кораблей было совсем мало, и отнюдь не они, а именно либурны в конечном итоге определили исход грядущего сражения.

Затем Октавиан отправил к Антонию гонцов с требованием не терять времени даром, а немедленно выйти с флотом в море, где и померяться силами. Антоний в ответ вызвал Октавиана на поединок, а в случае отказа предлагал сразиться у Фарсал, где когда-то сражались Цезарь и Помпей. Чтобы понять весь комизм ситуации, надо помнить, что Октавиан был довольно хилым и с военной точки зрения малоспособным человеком, в то время как Антоний — типичным «солдатским императором», как сказали бы позднее: большого роста, огромной физической силы и с грубоватыми манерами.

Историк А. А. Хлевов в своей работе «Морские войны Рима» пишет: «Что касается флота Антония, то в его составе было большое число огромных по размерам кораблей, среди которых были и легкие суда, и тяжелые — от трирем до децемрем. Вероятно, следует считать неоспоримым фактом, что здесь были выставлены наиболее крупные суда в истории античного мира — и с этой точки зрения война Антония и Октавиана и морские битвы в ее ходе все же по-своему уникальны. Стремление к безмерному увеличению размеров и водоизмещения кораблей, свойственное эллинистическим государствам, теперь вылилось в свою финальную фазу. Как сообщает Дион Кассий, эта гигантомания имела под собой вполне четкое обоснование. Антоний был прекрасно знаком с ходом и результатами последнего сражения Агриппы с Секстом Помпеем при Навлохе. Именно анализируя это сражение, он и пришел к выводу, что исход битвы был предопределен тем, что корабли Агриппы были крупнее кораблей Помпея и на них было больше морских пехотинцев. Так что размеры кораблей Антония стали результатом не только традиций, но и новаторства — он старался превзойти вероятного противника и, как водится в таких случаях, перегнул палку.

Большое количество штурмовых надстроек, башен и метательных приспособлений делало его флот, казалось, еще более грозной силой, однако это был, как говорится, колосс на глиняных ногах. На кораблях остро не хватало команды, и триерархи совершенно открыто буквально отлавливали по всей Греции кого попало: путников на дорогах, погонщиков ослов, жнецов, безусых мальчишек. Эта публика вливалась в отряды гребцов и насильно занимала свои места на веслах, однако размеры кораблей были таковы, что даже и с привлечением этого персонала скамьи гребцов оставались полупустыми. Это, в действительности, имело самые удручающие последствия для флота Антония — его кораблям остро недоставало мощности, поэтому они были крайне тяжелы и неповоротливы на плаву. Все это дорого обойдется мужу Клеопатры, которая, надо сказать, всячески раздувала в Антонии самоубийственное стремление биться на море».

После мирного завершения противоборства с неудачником Лепидом, Октавиан завладел всей северной Африкой (так называемой Киреаикой). Теперь окончательному объединению империи мешал лишь Антоний, владевший восточными провинциями Средиземноморья.

— Что будем делать дальше? — поинтересовался Агриппа у Октавиана.

— Разделаемся с Антонием! — нервно вскинул тот голову.

— Может, попытаться решить дело миром?

— Я никогда не сяду за стол переговоров с тем, кто поддерживал Помпея, к тому, кто бросил и тем опозорил мою сестру, предпочтя ей распутную египетскую царицу!

— Ты излишне честолюбив! — бросил Агриппа другу.

— Да, я честолюбив! — гордо вскинул голову Октавиан. — Но ровно настолько, чтобы восстановить власть Рима в ее полном величии! Тот же, кто не хочет поддержать меня в этом, может уйти на покой и наслаждаться прелестями деревенской жизни!

— Я пойду с тобой до конца! — приложил руку к сердцу Агриппа. — Мы оба нужны друг другу!

— Не знаю уж, как нужен я тебе! — рассмеялся Октавиан, хлопнув своего старого соратника по плечу. — Но то, что ты нужен мне — это уж точно!

Отношения между былыми соратниками Октавианом и Антонием все последние годы были весьма напряженными, когда же Антоний прогнал от себя свою законную жену Октавию, объявив своей женой Клеопатру, и начал направо и налево раздавать царства ее незаконным сыновьям, всякие отношения между бывшими друзьями прекратились.

Плутарх об этом писал так: «В Рим Антоний отправил своих людей с приказом выдворить Октавию из его дома, и она ушла, говорят, ведя за собой всех детей, плача и кляня судьбу за то, что и ее будут числить теперь среди виновников грядущей войны. Но римляне жалели не столько ее, сколько Антония, и в особенности те из них, которые видели Клеопатру и знали, что она и не красива, и не младше Октавии».

Изгнание Октавии было прямым вызовом ее брату Октавиану. К чести Октавиана надо признать, что он все же попытался, хотя бы формально, но решить дело по мирному, подав на Антония жалобу в римский сенат, с которым бывшие триумвиры еще кое-как считались. Сенат решил вопрос в пользу Октавиана, и Антоний вынужден был бежать в Египет, где приступил к подготовке войны. Любопытно, что римляне любили грубоватого, но веселого Антония и не переносили умного и старательного Октавиана. Зная это, Октавиан сделал все, чтобы изменить ситуацию на противоположную.

К 32 году до н. э. ситуация между противниками обострилась до предела. Дело в том, что за время своего правления в Восточном Средиземноморье и долгих войн с парфянами Антоний собрал под началом отборную армию ветеранов и мощный флот. Сборным пунктом всех своих сил он назначил греческий порт Эфес, куда и прибыл вместе с Клеопатрой.

Помимо огромных антониевских октеров и декатеров, снабженных сильными таранами и мощным «броневым» деревянным поясом, вооруженных тяжелыми катапультами, туда прибыл и египетский флот, состоявший из легких и быстроходных судов. Всего под началом Антония было более 670 кораблей различных рангов. Это была огромная сила.

Всему этому Октавиану было почти нечего противопоставить. Италия была истощена войной с Помпеем, войска были разбросаны, а бывшие помпеевские и лепидовские легионы не отличались надежностью. Однако Антоний и не думал нападать, а предавался разгульной жизни в Афинах. При этом он настолько уверовал в свое могущество, что открыто попирал римские нормы поведения.

— Антоний ведет себя не как римский полководец, а как персидский царь, погрязший в роскоши и разврате! — сетовали его былые соратники и отъезжали к Октавиану.

Сам Антоний в минуты откровенности говорил:

— Пусть уезжают! Я нисколько не боюсь Октавиана. Он слишком тугодумен, чтобы победить меня. Однако если признаться честно, то я весьма опасаюсь Агриппу, ибо только он умеет совершать невозможное!

Осенью 32 года до н. э. Атоний наконец переправил свои войска на Керкиру (ныне остров Корфу), намереваясь оттуда нанести удар по Италии. Но едва его флот вышел в море, как на горизонте внезапно появились дозорные корабли римлян.

— Это Агриппа! — пронесся гул по антониевскому флоту.

— Это Агриппа! — горестно вздохнул Антоний и велел разворачиваться на Керкиру. Панически боясь нападения Агриппы, Антоний вскоре вообще ушел в Грецию. Туда он стянул все свои морские и сухопутные силы. Армию Антоний расположил на побережье Ионийского моря, а флот при входе в Амбракийский залив (ныне залив Арта) у мыса Акциум.

Поразительно, но одного имени римского флотоводца оказалось достаточно, чтобы сорвать вторжение неприятеля в Италию!

— Рим спасла слава Агриппы! — говорили тогда римляне, и в этих словах не было ни капли преувеличения.

Все это время Октавиан и Агриппа деятельно готовились к предстоящей войне. Усиливались легионы, строились корабли. Денег на это не жалели, когда их не хватало, вводили новые налоги, а недовольство подавляли со всей беспощадностью. Что касается Агриппы, то он вновь поразил всех своей проницательностью.

— Раньше мы ломили противника своей мощью, теперь будем бить маневром! — наставлял он корабельных начальников. — У Антония корабли неповоротливы, как раньше и у нас. Таранить нас будет не легко, мы же будем жечь врага зажигательными снарядами. Мы станем кружить вокруг антониевсих колоссов стаями вертких кораблей и атаковать только тогда, когда это будет выгодно нам!

— Как волки! — вставил кто-то.

— Именно как волки, волчьими стаями! — согласился Агриппа. — Волчица некогда вскормила отцов Рима, а теперь волчьи стаи даруют ему небывалое доселе величие!

Прижимистый в деньгах Октавиан никак не мог понять, для чего его соратнику нужна революция в морском деле. Он долго сопротивлялся и уступил лишь тогда, когда Агриппа пригрозил его покинуть.

Весь свой старый флот Агриппа, несмотря на продолжавшиеся вздохи Октавиана, пустил на дрова, а за пять лет отстроил новый. Вместо тяжелых малоповоротливых «линкоров»-декатеров, теперь основу римского флота составляли более мелкие, но более быстроходные и маневренные либурны-триремы. К неожиданному для многих выводу Агриппа пришел во время небольшой войны с мореходами-иллирийцами, которая произошла в 33 году до н. э. Именно там наблюдательный Агриппа убедился, каким грозным оружием могут стать маленькие, но быстроходные суда в умелых руках. Этого наблюдения было достаточно, чтобы римский флотоводец сделал свой выбор. Решение это было, что и говорить, воистину революционном. И чтобы решиться на такое, надо было быть очень твердо уверенным в своей правоте. У Агриппы таковая твердость была.

— Зачем бездумно тратить огромные деньги! — ругался на друга Октавиан, приходя в ужас от бесконечных расходных счетов. — Ведь твой старый флот одержал победу при Миле и Навлохе — это ли не доказательство правильного выбора!

— Противник знает об итогах Навлоха не меньше нашего, а потому готовит к встрече с нашими декатерами свои! При таком раскладе исход сражения решит случай, а на это полагаться преступно! Мы же теперь поразим противника не только новыми кораблями, но и новой тактикой — скоростью и маневром, чем обеспечим себе успех гарантированно!

— Поступай, как знаешь, только добудь мне победу! — махнул рукой уставший от споров Октавиан.

Что же до Антония, то он по-прежнему предавался разгулу с Клеопатрой, неизвестно на что надеясь. Из-за плохого снабжения начался ропот в армии, затем повальные болезни и бегство гребцов с флота. Еще вчера сильнейший флот мира с каждым днем приходил в полнейший упадок. Однако на все происходящее Антоний смотрел как на само собой разумеющееся.

— У меня всего хватит — и людей, и денег! — говорил он тем, кто пытался его образумить. — Только от Клеопатры я получил 200 тысяч талантов, этого золота мне не потратить при всем желании!

Слов нет, денег у Антония хватало, но уходили они не туда куда следует.

— У нас осталась лишь половина гребцов! — говорили ему обеспокоенные положением дел военачальники.

— Не беда, мы наймем новых! — отмахивался Антоний.

— Но они не умеют грести!

— За звонкую монету мгновенно научится грести даже безрукий! — смеялся Антоний.

Только весной 31 года до н. э. Октавиан начал боевые действия, сосредоточив стотысячную армию в Брундизе и Таренте. Агриппа тем временем уже вовсю начал крейсерскую войну на коммуникациях противника. Его «волчьи стаи» в короткий срок перекрыли все морские пути из Греции в Египет, Сирию и Малую Азию. В римских портах теперь не успевали принимать захваченные транспорты с продовольствием и военным снаряжением. Боевые действия еще не начались, но деятельный Агриппа уже посадил армию Антония на голодный паек. Затем он неожиданным ударом захватил Керкиру, лишив, таким образом, Антония плацдарма для нападения на Италию. У Керкиры состоялась и первая проба морских сил. Вспомогательную эскадру Антония выследили, настигли и легко уничтожили «волчьи стаи» Агриппы. Следующей на очереди была Греция. Затем флот Агриппы высадил десант и захватил порт Метону на юго-западе Пелопоннеса. Теперь «волчьи стаи» Агриппы кружили уже вокруг берегов всей Греции. Вскоре Агриппа уже с уверенностью говорил Октавиану:

— Весь тяжелый флот Антония по-прежнему недвижим у Акциума, а поэтому ты можешь смело переправлять армию морем!

— А если он двинется? — усомнился осторожный Октавиан.

— Тогда ты узнаешь об этом раньше Антония! — усмехнулся Агриппа. — Мои «волки» надежно сторожат это стадо!

После некоторых сомнений Октавиан все же решился и переправился со всей армией в Эпир. Во все время пути рядом с груженными транспортами неотлучно находились лебурны Агриппы. Неприятельский флот даже не рискнул покинуть место своей стоянки. Вскоре римское войско уже подошло к Амбракийскому заливу и разбило лагерь напротив мыса Акциум. Итак, противники сошлись почти вплотную, и теперь ни у одной, ни у другой стороны не оставалось иного выхода, как генеральное сражение, которое и должно было решить исход кампании, а может и всей войны.

Если бы была возможность взглянуть на Амбракийский залив с высоты птичьего полета, то он предстал бы перед нашими глазами большим прямоугольником, длиной почти в 20 миль и шириной в 10 миль. При этом, если глубины в самом заливе достаточно большие, то вход в него не только весьма извилист и узок, но еще и весьма мелководен. Наименьшая ширина пролива в районе мыса Акциум составляла около 600 метров.

Войска Октавиана расположились по обоим берегам у входа в пролив. Для лучшей защиты позиции были наскоро выстроены две башни, куда поставили катапульты. Армия Антония располагалась по берегам в глубь залива. Все попытки Октавиана вызвать Антония на бой ни к чему не привели, тот от решительного столкновения уклонялся, надеясь на действия своего флота. Весь линейный флот Антония располагался здесь же внутри залива и находился там в относительной безопасности, тогда как флоту Агриппы приходилось для осуществления блокады все время держаться в открытом море и довольствоваться стоянкой в ближайшей открытой всем ветрам бухте.

Шли недели, а обе армии и один из флотов так и оставались недвижимы. Не бездействовал лишь один Агриппа! Для непосредственной блокады залива он выделил часть сил во главе с центурионом Арунцием. Сам же тем временем с все большим успехом вел малую войну, почти полностью прервав всякое сообщение Антония с подвластными и союзными ему областями Средиземноморья. Затем занял близлежащий к материку остров Левкаду, захватив стоявшие там корабли противника. На острове неутомимый Агриппа сразу же организовал свою передовую базу. Теперь участвовавшие в блокаде неприятельского флота корабли получили возможность пополнять запасы и отстаиваться на защищенном от ветров рейде. После этого Агриппа начал угрожать городу Акарнании, через который шло все сухопутное снабжение антониевской армии.

Для изгнания Агриппы Антоний направил эскадру Квинта Назидия, которая шла из Коринфа на соединение с основными силами. Разумеется, Агриппа и не думал уклоняться от боя. Морское сражение произошло неподалеку от Коринфского залива. Там Агриппа полностью уничтожил передовую эскадру Назидия. Разумеется, что это была лишь разведка боем, но результат ее говорил сам за себя. Время решающего столкновения было уже не за горами.

Пока все происходило так, как и рассчитывал Агриппа. Тяжелые и неповоротливые декатеры Антония оказались в ближнем бою совершенно беспомощными перед верткими и многочисленными либурнами.

Только получив известие об уничтожении резервной эскадры, Антоний начал приходить в себя. По его распоряжению командующий флотом Сосий внезапно атаковал блокадную эскадру Арунция. Благодаря сильному туману римлян удалось застать врасплох. Арунций был вынужден отступать, неся большие потери. Возможно, что все закончилось бы полным истреблением блокадной эскадры, если бы как раз в это время к входу в залив не подошел, вернувшийся из-под Коринфа Агриппа. Мгновенно оценив ситуацию, он на ходу перестроил флот в боевой порядок и стремительно атаковал корабли Сосия. Бой был короткий, но жестокий. Корабли Антония бежали, а командующий флотом Сосий был убит.

После сражения в окружении Октавиана пошли разговоры о том, что Агриппе способствует неслыханная удача.

— Юпитер просто подарил ему счастливый случай! — злословили завистники. — Известно, что Агриппа не пожалел даров в храм Громовержца!

Завистников, однако, решительно пресек Октавиан:

— Пусть это случай! Но счастье редко кому дается в руки просто так! Агриппа своими неустанными трудами сам дал счастливому случаю возможность наткнуться на него!

Завистники сразу примолкли.

Тем временем в ставке Антония совещались, что же делать дальше. После поражения Сосия стало очевидным, что море находится на крепком замке. Дальнейшее же ожидание, как и отступление через Элладу, грозило голодом и мятежом армии. Надо было нападать. Но сразу же вставал вопрос: нападать армией или флотом? Большинство военачальников высказывалось за сухопутный вариант. В этом был резон. Легионы Антония были укомплектованы испытанными ветеранами и превышали по численности войска Октавиана. Антоний вроде бы и сам склонялся к данному решению. Однако в конце совещания слово взяла Клеопатра и без особых трудов убедила Антония избрать морской вариант. Считается, что египетская царица уже не верила в победу и надеялась в случае морского сражения проскочить мимо дерущихся в открытое море, чтобы затем добраться до Египта. «Поэтому, — как говорят документы, — она посоветовала дать сражение на море, а Антоний, совершенно подчинившийся ей, последовал этому совету, вопреки собственному убеждению».

Впрочем, ряд историков не считают виновницей неудачного выбора Клеопатру. Они высказывают вполне здравую мысль, что если победа в сухопутном сражении не решала для Антония всех его проблем, так как он по-прежнему оставался в морской блокаде, то решительная победа над Агриппой сразу же позволяла возобновить снабжение и доставку резервов, в то время как Октавиан сам оказывался в морской блокаде. Так или иначе, но выбор был сделан в пользу морского варианта.

На линейные корабли был посажены 22 тысячи легионеров, что значительно усилило их боевую мощь. При этом Антоний допустил непростительную ошибку. Он велел сжечь несколько десятков египетских кораблей, командами которых усилил основные силы. Разумеется, усиление главных сил было решением вполне разумным. Однако сожжение собственных кораблей перед решающим боем свидетельствовало о больших сомнениях руководства относительно победы, что, в свою очередь, не могло сказаться на боевом духе воинов.

Историки считают, что всего Антоний имел перед решающим сражением 170 тяжелых боевых кораблей с общей численностью экипажей до 100 тысяч человек. В состав флота Агриппы входило 260 легких трирем-либурн с численностью экипажей до 85 тысяч человек, 34 из которых составляли легионеры. Чтобы разместить на палубе такое количество легионеров, Агриппе даже пришлось пойти на то, чтобы снять такелаж. Мера, прямо скажем, весьма рискованная, но, как вскоре увидим, вполне себя оправдавшая.

Масштабы готовящегося морского побоища не могут, думается, оставить равнодушным никого. Даже принимая во внимание, что некоторые из этих цифр дошли до нас возможно не совсем точно, можно с уверенностью сказать, что по количеству участников сражение при Акциуме не знает себе равных во всей мировой истории.

Итак, 1 сентября 31 года до н. э. все было готово к решающей битве за море. Антоний разделил свой флот на три примерно равные по силе эскадры. Правым флангом командовал Гелий, вместе с ним решил расположиться и сам Антоний. Центр возглавил Юстий, а левый фланг Целий. В резерве со своими быстроходными кораблями расположилась Клеопатра.

План Антония заключался в том, чтобы, отказавшись от всех маневров держать флот в сомкнутом строю, отбивать все атаки противника.

— Агриппа со своими рыбачьими лодками ничего не сможет сделать против наших бронированных колоссов, защищенных таранами и катапультами! Ему останется только разбить свой лоб и с позором бежать, прося снисхождения у Октавиана за свою неразумность! — говорил Антоний начальникам эскадр. — А потому для нас самое главное — это держать строй!

Гелий, Юстий и Целий согласно кивали в ответ. Клеопатру Антоний просил помочь ему быстроходными кораблями для преследования отступающего Агриппы.

— Конечно, милый, я не останусь в стороне, когда потребуется нанести последний удар кинжалом в спину бегущему врагу! — заверила мужа-любовника египетская царица.

Как и Антоний, Агриппа тоже разделил свой флот для удобства управления на три эскадры. Левую эскадру он поручил Арунцию, центр возглавил сам, а правый фланг Луцию. Общая линия построения римского флота была устроена в виде вогнутого полукружия, где центр держался немного позади флангов.

На совете флагманов Агриппа самым решительным образом заявил:

— Антоний, судя по всему, желает, чтобы мы атаковали его. Но я вовсе не собираюсь в угоду Антонию хватать быка за рога и нападать на его плавучие крепости! Мы поступим по-иному. Мы попробуем выманить его из теснин в открытое море, затем заставим разрядить строй, и только тогда будем атаковать, но не столько по фронту, сколько во фланги и в тыл! Только так у нас есть шанс на успех!

Историк A. A. Хлевов в своей работе «Морские войны Рима» пишет: «В ситуации конца 32 г. до н. э. исключительное значение имел контроль над многострадальной Керкирой, которая была ключом к переправе. Флот Антония уже подходил к Керкире, когда показались подходящие корабли под командованием Агриппы. Антоний отступил и укрепился на мысе Акций. Но и Агриппа также не сумел овладеть островом: начавшиеся зимние бури и шторма сорвали высадку. В результате флот Октавиана вернулся в Италию, а Антоний, оставивший армию на мысе Акций, уехал со своей ставкой зимовать в Патры (на полуострове Пелопоннес), оставив армию и флот в лагере на Акции. Весной 31 г. до н. э. в Патры пришла весть: Октавиан не только захватил Керкиру, разгромив при этом одну из флотилий Антония, но и сумел закрепиться на балканском побережье: он высадил здесь войска в количестве почти 75 тысяч человек и занял местность в Эпире, именовавшуюся Торина (т. е. „мешалка“). Его войско располагалось примерно в 35 километрах от лагеря Антония. Клеопатра, смеясь, говорила: „Ничего страшного! Пусть себе сидит на мешалке!“. Однако Антонию было не до смеха.

Армия Октавиана и Агриппы двинулась вперед. Ей навстречу Антоний вывел все свое войско, сняв к тому же солдат и с кораблей собственного флота. Опасаясь, что его лишенные морских пехотинцев суда станут легкой добычей Агриппы, он предпринял откровенный блеф. Антоний приказал вооружить гребцов и расставить их на палубе как бы для настоящего боя и в полной готовности. На опустевших палубах весла были закреплены в таком положении, чтобы издали казалось, что их держат гребцы, которые готовы немедленно налечь на рукоятки и ринуться в битву. В таком состоянии суда были расставлены в боевых порядках в устье залива, носами к противнику. Обман возымел действие. „Купившись“ на гребцов, воинственно стоящих на палубе, Агриппа и Октавиан предпочли не рисковать и, не предпринимая атаки, отступили.

Оба войска расположились лагерями по разные стороны Амбракийского залива: Октавиан на северном берегу, Антоний — на южном. Антоний в основном бездействовал. С помощью построенных на реках и ручьях плотин Антоний затруднил снабжение армии Октавиана водой. Агриппа, в свою очередь, используя часть сил своего флота, захватил Патры, Коринф и остров Левкаду, находившийся у самого Амбракийского залива. В результате армия Антония была блокирована отчасти с суши и полностью — с моря, и подвоз продовольствия из Египта и Азии был отрезан. В лагере начинался голод и дезертирство, многие пополняли армию Октавиана и Агриппы. В который уже раз Октавиана спасала нерешительность его противников».

В конце августа 31 года до н. э. Антоний созвал военный совет. Убедившись, что флот ни в чем не имеет успеха и представляет собой, скорее, обузу, чем реальную силу, Антоний все более склонялся к тому, что стоит перебороть противника на суше. Его правая рука, Канидий Красс, также склонял своего главкома к сухопутному образу ведения войны. Он призывал его отослать Клеопатру назад в Египет, сжечь оставшийся флот, от которого и так мало толку, и двигаться вглубь Балкан — во Фракию или Македонию (к войскам царя гетов, обещавшего помочь), где и дать сухопутное сражение, которое должно решить исход дела. На море Антоний явно уступал противнику, на суше же и сейчас имел превосходство — у него было не менее 100 тысяч солдат против 75 тысяч войск Октавиана. Полководческие таланты Антония были общеизвестны, а войска еще не успели разложиться и проявляли все еще вполне приличное состояние духа. Будет глупо сказал Канидий, распределить это войско по кораблям и потратить его впустую.

За несколько дней до сражения армия и флот Антония чуть не оказались обезглавленными. Лагерь сообщался с якорной стоянкой флота проходом, по обеим сторонам которого были легионерами отстроены длинные стены — миниатюрная копия системы Афины — Пирей. Антоний частенько хаживал к своему флагу по этой дороге, причем обычно без всякой охраны, в сопровождении одного-двух человек. Раб-перебежчик сообщил об этом Октавиану, и тот устроил засаду. Однако дело сорвалось, поскольку солдаты слишком рано выскочили из засады у стены, и захватили лишь охранника Антония, шедшего впереди, сам же главнокомандующий спасся бегством.

Но битва приближалась неумолимо — впереди была осень, а за ней шла зима. В отличие от Агриппы с Октавианом ждать Антонию было нечего. Приняв решение дать морской бой, Антоний распорядился сжечь все египетские суда, оставив только 60 наиболее крепких и качественных из них. Часть из его тяжелых кораблей также не участвовала в сражении — Антоний провел отбор и выбрал самые большие или наиболее прочные. Именно их он укомплектовал гребцами и моряками по полному штату. В результате флот насчитывал 360 кораблей, почти исключительно тяжелых классов. Учитывая, что у Октавиана по-прежнему оставались его 260 кораблей, а они были в основном легкими, можно смело утверждать, что суммарное водоизмещение Антониева флота было минимум в три раза больше, чем у его противника. На кораблях было размещено в общей сложности 20 тысяч легионеров и две тысячи лучников. Один из его старых боевых командиров, префект когорты, весь покрытый шрамами от бесчисленных сражений под началом Антония, встретившись со своим командующим, заплакал и сказал: «Ах, император, ты больше не веришь этим шрамам и этому мечу и все упования свои возлагаешь на коварные бревна и доски! Пусть на море бьются египтяне и финикийцы, а нам дай землю, на которой мы привыкли стоять твердо, обеими ногами, и либо умирать, либо побеждать врага!» Антоний, ничего не сказав, лишь жестом и взглядом призвал ветерана мужаться. Похоже, он сам сомневался в успехе мероприятия. Капитаны собирались оставить паруса на берегу, однако Антоний приказал погрузить их на корабли — чтобы можно было, дескать, преследовать бегущего неприятеля.

Однако сражение откладывалось: четыре дня сильный ветер и бурные волны не давали начать битву, только наутро пятого дня наступил штиль, и море сделалось ровным, как зеркало. Антоний вместе с Геллием Попликолой возглавил правое крыло своего флота, где стояли три эскадры; Целий и Геллий Соссий командовали двумя эскадрами левого крыла. Марк Октавий и Марк Инстей возглавляли центр строя. Шестьдесят оставшихся египетских кораблей Клеопатры находились в резерве позади боевых порядков флота Антония.

Октавиан также разделил свой флот на три отряда: правое крыло он возглавил сам вместе с Марком Лурием, центром предводительствовал Луций Аррунций, а левым доверили командовать Агриппе. Впрочем, он же осуществлял и общее руководство флотом.

Канидий Красс и командовавший армией в отсутствие императора Октавиана Тит Статилий Тавр выстроили свои войска на противоположных берегах залива. Воины на берегу отлично понимали напряженность момента: они знали, что здесь, на их глазах, в море, решается судьба войны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.