Глава 4. НКВД ПРОТИВ ОУН

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4.

НКВД ПРОТИВ ОУН

Как известно, активисты УВО в своей повседневной деятельности вели учёт бывших военнослужащих УГА, собирали оружие и разрабатывали планы вооружённого восстания против Польши. Но, кроме так называемой боевой и пропагандистской работы, они вели подрывную деятельность и индивидуальный террор против польских властей.

Созданная ими широкая сеть резидентур и подпольных групп в Галичине, в крупных городах Польши и некоторых других стран — это было ещё ничего по сравнению с другими фактами, которые фиксировались интересующимися ими спецслужбами.

Например, «в составе «Начальной команды» УВО создаётся рефентура разведки, которую возглавили Ярослав Чиж (бывший сотрудник разведки Австро-Венгрии, а затем и Корпуса сечевых стрельцов), сотники Николай Колтуняк и Осип Думин. Создаются разведподразделения окружных и уездных команд УВО, конспиративные линии связи, по которым информация поступала в «почтовые ящики», находившиеся в ведении руководителей разведки УВО. В учебнике «Разведка», подготовленном Генштабом Польши, отмечалось, что «разведывательная сеть УВО была наибольшею и наилучше организованною в своём роде в Европе». Собирается разноплановая информация о вооружённых силах, государственных учреждениях, промышленности, коммуникациях Польши. Источниками информации служили украинцы военнослужащие или гражданские лица, корыстолюбивые чиновники всех национальностей. Так, сотрудники-украинцы штаба армейского корпуса в Пере-мышле по заданию разведчика УВО Заблоцкого добыли данные о дислокации и командном составе частей, мобилизационные схемы, секретные приказы и документацию местного арсенала.

Уже в марте 1925 г. состоялся громкий судебный процесс над членами УВО по обвинению в разведывательно-подрывной деятельности… По нему проходили 10 участников во главе с руководителем УВО в Галичине Андреем Мельником, получившим 4 года тюрьмы. Всего к 1928 году около 100 украинских националистов отбывали наказания по обвинению в шпионаже. По данным дефензивы (контрразведки, подчинённой II отделу Генштаба Польши), в 1929–1935 гг. около 630 украинцев собирали разведданные (26% от общего числа подозреваемых в шпионаже)».

Как мы уже говорили, в 1921 г. лидер УВО Коновалец вступил в тайные отношения с абвером. Например, в «Меморандуме по украинскому вопросу», подготовленному в 1938 г. НСДАП, говорилось: «В 1922 году тогдашний начальник немецкой контрразведки полковник Гемпш вошёл в письменное соглашение с руководителем ОУН полковником Е. Коновальцем, на основании которого украинская организация получала материальную поддержку, за что передавала отделу контрразведки сведения о польской армии. Затем организация взялась за подготовку в Польше диверсионных актов. Регулярная месячная плата Коновалыгу доходила до 900 марок».

Контакт между УВО и абвером осуществлял напрямую некий Рихард Ярый, ставший руководителем разведывательных курсов для УВО, организованных в Баварии (Мюнхене) майором Фоссом.

Рихард (Рико) Ярый (Ярий) родился в 1888 году во Львове в семье майора цесарской армии (отец — чех, мать — польская еврейка). В 1912 году он окончил военную академию в Винер-Нойштадте и в звании поручика был направлен в 9-й драгунский полк в Коломые. В армии Западно-Украинской Народной Республики дослужился до командира 2-го конного полка конной бригады. Имел звание сотника — капитана. В армии УНР — в 5-м Херсонском конном полку, в составе которого в 1920 году перешёл границу Чехословакии и стал командиром интернированных украинских кавалеристов в Ужгороде.

До своей женитьбы на красавице Ольге (Рейзель, Розе) Шпильфогель Ярый слыл человеком праздным: любил комфорт, модную одежду и дорогое шампанское. Семейную же идиллию осложнял прежде всего вопрос денег. С отцом отношения не сложились, а 26-летняя жена приданого из-за побега под венец без благословения не получила.

«Нужда» заставила сотника спекулировать казёнными лошадьми. От суда его только спасло расформирование части.

Будучи весёлым, хитрым и умелым дипломатом, Ярый владел несколькими иностранными языками. В отношениях с людьми мог быть корректным. Собеседников притягивал симпатичный и весьма представительный офицер.

Именно таким он и попал на связь к майору Фоссу из германской разведки. Естественно, появились и деньги.

Например, в 1923–1928 гг. УВО Коновальца получила около двух миллионов рейхсмарок.

При этом из-за денег же периодически возникали и скандалы. Так, в 1926 г. Ярый, снова «нуждаясь», предложил «сдать» полякам всего лишь нескольких немецких агентов. Правда, не получилось, а его как-то не поняли, но убрать не смогли.

«В 1923 г., находясь в Берлине, Коновалец установил связь с германским штабом через бывшего офицера сечевых стрельцов Карпата (он же — Ришард Ярый).

С этого времени сотрудничество УВО с немецкой разведкой (через полковника Райхенау и ротмистра Баумайстера из разведуправления ГШ, а также начальника тайной полиции Дильса) быстро расширялось. Уже с 1925 г. разведрезидентура УВО действовала в Данциге. Далее Дильс в том же году поручил Коновальцу расширить число оуновцев в рядах тайной полиции разных стран — на Балканах, в государствах Малой Антанты, в Швейцарии, Польше и Прибалтике. Коновалец это задание выполнил. Взамен ОУН получила от немцев вознаграждение, составляющее в середине 30-х годов сумму приблизительно в 80 000 рейхсмарок (50 тыс. от рейхсвера и 30 тыс. от Дильса). Эта сумма была выплачена частично в руки самому Коновальцу (в Женеве), частично — Карпату-Ярому (в Берлине)» (В.К. Былинин, В.И. Коротаев. Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб).

В абвере ОУН была зарегистрирована как разведывательная структура под зашифровкой «Украинише Кампф-организацион». При этом разведывательные функции между отдельными оуновскими деятелями были строго разграничены. Например, Роман Сушко в специальные анкеты вносил информацию об обстановке в польской армии и передавал немцам. Всю разведывательную работу координировал один лишь Рико Ярый.

Сотрудничество с литовскими спецслужбами давало ОУН не только фальшивые паспорта, возможность выпуска политической литературы, но и денежное вознаграждение в сумме 6–8 тысяч долларов США.

В 1926 году разведка УВО приобрела план польского вторжения в Литву. Детали операции были сообщены как литовскому правительству, так и правительствам Англии и Германии. Тесное сотрудничество со спецслужбами Литвы было тесным и абсолютно не случайным. Именно в столице Литвы Каунасе разместилась резидентура УВО во главе с сотником Иосифом Ревьюком (Йонасом Братвичусом). В неё входили 15 сотрудников, владевших польским, литовским и белорусскими языками. Они собирали информацию в регионе Вильнюс — Гродно — Лида — Пинск, содействовали закупке и переправке в Галичину оружия, поддерживали связь с резидентурами УВО в Берлине, Вене, Париже. В последние годы жизни Е. Коновалец использовал для прикрытия именно литовский паспорт.

Из документов, изъятых чешской полицией у Сеника (тайный архив ОУН), стало известно: в 1931 году расходы ОУН на содержание зарубежного руководства, на прессу, на обеспечение боевиков, на помощь заключённым, на адвокатские услуги составили 22 тыс. 143 доллара. Для «революционной работы» в Галиции передано 7425 долларов. Из Америки в Галицию было передано 24 тысячи долларов, но по адресу дошло только 5 тысяч.

В начале 1933 года после утверждения в Германии фонда, предназначенного для финансирования национальных меньшинств, украинцам было выделено 200 тыс. марок. Коновальцу же платили 7000 марок в месяц. Кроме того, он получал отдельную плату за выполнение спецзаданий. Известно, что с 1 января 1934 года лидер ОУН получал от немцев по 110 тысяч марок в месяц.

По сведениям, переданным польской разведке её информатором (на самом деле — двойным агентом), пресвитером Яковом Кравчуком, близким к высшим руководителям ОУН, в бюджете ОУН (Освободительный фонд) на 1936–1937 гг. из общей суммы, эквивалентной 126 тыс. 282 долларам США, 50 тыс. поступило от Германии, 30 тыс. от Литвы. Непосредственно на разведку потратили 20 тысяч.

В 1931 г. эмиссары ОУН установили контакты с британской спецслужбой СИС через её кадрового сотрудника в посольстве Англии в Варшаве Д. Росса. В 1934 г. японский военный атташе в Стамбуле обсудил с представителями ОУН возможности сбора информации о СССР. По данным разведки НКВД, в августе 1937 г. Ярый свёл в венском отеле «Бристоль» Коновальца и шефа войскового штаба ОУН генерала Николая Капустянского с японским военным атташе в Берлине, генштабистом и кадровым разведчиком Ито — советником посольства Японии в Париже. Стороны договорились о сотрудничестве в сборе разведывательной информации по Советскому Союзу с позиции ОУН в Маньчжурии».

Весьма любопытно, но факт: «…с целью организации шпионско-диверсионной деятельности на землях УССР боевики ОУН — УВО в данный период активно использовали Коммунистическую партию Западной Украины в качестве прикрытия. Именно под видом курьеров КПЗУ они пересекали польско-советскую или румыно-советскую границу, а затем, установив контакты с местными бандитами и прочими тёмными элементами, творили порученное им дело по «расширению рядов» своих сторонников… т.е. по проведению акций саботажа, диверсий, убийств и т.п. С таким же успехом для проведения разведмероприятий и диверсий в самой Польше, а также в Венгрии и Румынии оуновцы использовали документы и каналы связи КП Закарпатской Руси (КПЗР)» (В.К. Былинин, В.И. Коротеев).

Надо сказать, что в 20-е годы с УВО приходилось бороться прежде всего польской полиции. Работала она, как считают историки, достаточно профессионально. Она на данном направлении включала в том числе и агентурную разведку, массовость агентуры в оуновской среде. Причём агентурная разведка считалась приоритетной. Если в 20-е годы в ОУН были выявлены 5 агентов, то в 30-е число выявленных возросло до 11.

Например, в Стрые на полицию трудился в качестве информатора даже дядя Степана Банд еры.

С советской стороны за УВО — ОУН, судя по документам, наблюдали долго и терпеливо.

Агенты были внедрены не только в организацию, но и в само окружение её лидера — Коновальца. Только в 1934 г. терпение, видимо, лопнуло.

Как вспоминал генерал П. Судоплатов, «после трагического убийства советского дипломата Майлова во Львове, совершённого террористом ОУН Лемеком в 1934 году, председатель ОГПУ Менжинский издал приказ о разработке плана действий по нейтрализации террористических акций украинских националистов. Украинское ГПУ сообщило, что ему удалось внедрить в подпольную военную организацию украинских националистов в изгнании (ОУН) своего проверенного агента — Лебедя. Это было крупным достижением.

Слуцкий, к тому времени начальник Иностранного отдела, предложил мне стать сотрудником-нелегалом, работающим за рубежом. Сначала это показалось мне нереальным, поскольку опыта работы за границей у меня не было и я ничего не знал об условиях жизни на Западе. К тому же мои знания немецкого, который должен был мне понадобиться в Германии и Польше, где предстояло работать, равнялись нулю.

Однако чем больше я думал об этом предложении, тем более заманчивым оно мне представлялось. И я согласился. После чего сразу приступил к интенсивному изучению немецкого языка — занятия проходили на явочной квартире пять раз в неделю. Опытные инструкторы обучали меня также приёмам рукопашного боя и владению оружием».

Павел Анатольевич Судоплатов — личность достаточно известная, и всё же необходимо хоть немного рассказать о начале его пути в разведке.

Он родился 7 июля 1907 года в Мелитополе (по отцу — украинец, по матери — русский).

Окончил двухклассное училище и два курса факультета советского права МГУ в 1933 году.

Участник Гражданской войны, с 1921 г. работает в оперативном отделе дивизии и в Волынском губернском отделе ГПУ в Житомире.

С 1923 г. на комсомольской работе в Мелитополе, а с 1925 г. — в органах ГПУ Украины.

С августа 1928 года — уполномоченный секретно-политического отдела Харьковского губотдела, затем — уполномоченный Инфо ГПУ УССР в Харькове.

С февраля 1932 года — старший инспектор отдела кадров ОГПУ в Москве (центральный аппарат ОГПУ). Первоначально курировал Иностранный отдел, а затем и работал в этом отделе.

«После восьми месяцев обучения, — напишет Судоплатов в своих мемуарах, — я был готов отправиться в свою первую зарубежную командировку в сопровождении Лебедя, «главного представителя» ОУН на Украине, а в действительности нашего тайного агента на протяжении многих лет. Лебедь с 1915-го по 1918 год просидел вместе с Коновальцем в лагере для военнопленных под Царицыном. В Гражданскую войну он стал заместителем Коновальца и командовал пехотной дивизией, сражавшейся против частей Красной Армии на Украине. После отступления Коновальца в Польшу в 1920 году Лебедь был направлен им на Украину для организации подпольной сети ОУН. Но там его арестовали. Выбор перед ним был простой: или работать на нас, или умереть.

Лебедь стал для нас ключевой фигурой в борьбе с бандитизмом на Украине в 20-х годах. Его репутация в националистических кругах за рубежом оставалась по-прежнему высокой: Коновалец рассматривал своего представителя как человека, способного провести подготовительную работу для захвата власти ОУН в Киеве в случае войны. От Лебедя, которому мы разрешали выезжать на Запад в 20-х и 30-х годах по нелегальным каналам, нам и стало известно, что Коновалец лелеял планы захвата Украины в будущей войне. В Берлине Лебедь встречался с полковником Александером, предшественником адмирала Вильгельма Канариса на посту руководителя германской разведслужбы в начале 30-х годов, и узнал от него, что Коновалец дважды виделся с Гитлером, который предложил, чтобы несколько сторонников Коновальца прошли курс обучения в нацистской партийной школе в Лейпциге».

Впервые за границу В. Лебедь-Хомяк (1899 г.р.) попал в начале 1933 года. Якобы спасаясь от арестов, он по хорошо сфабрикованным документам устроился на корабль. В Бельгии остался и восстановил связь с Коновальцем.

Именно от В. Лебедя была получена информация о командировке в США пятерых боевиков во главе с Мишугой для теракта против наркома иностранных дел СССР М. Литвинова в 1933 году. Террористы были арестованы.

В 1935 году Судоплатов выехал за границу как «племянник» Лебедя и его помощник в работе. В Хельсинки Лебедь передал его на попечение главного представителя ОУН в Финляндии Полуведько (агент ИНО ОПТУ), который, не зная об истинной роли Судоплатова, вообще предложил последнего убрать. Но решение таких вопросов не входило в его компетенцию.

Судоплатов вспоминал: «После двух месяцев ожидания в Хельсинки прибыли связные от Коновальца — Грибовский (Канцлер) из Праги и Андриевский из Брюсселя. Мы отправились в Стокгольм пароходом.

При посадке мне вручили фальшивый литовский паспорт…

В июне 1936 года прибыли в Берлин, и там я встретился с Коновальцем, который расспрашивал меня обо всём с большим пристрастием. Наша встреча проходила на квартире, находившейся в здании Музея этнографии и предоставленной ему германской разведслужбой. В сентябре меня послали на три месяца в нацистскую школу в Лейпциге. Во время учёбы я имел возможность познакомиться с оуновским руководством. Слушателей школы, естественно, интересовала моя личность. Однако никаких проблем с моей «легендой» не возникало.

Мои беседы с Коновальцем становились между тем всё серьёзнее. В его планы входила подготовка административных органов для ряда областей Украины, которые предполагалось освободить в ближайшем будущем, причём украинские националисты должны были выступить в союзе с немцами. Я узнал, что в их распоряжении уже имеются две бригады, в общей сложности около двух тысяч человек, которые предполагалось использовать в качестве полицейских сил в Галиции… и в Германии.

Оуновцы всячески пытались вовлечь меня в борьбу за власть, которая шла между двумя их главными группировками: «стариков» и «молодёжи». Первых представляли Коновалец и его заместитель Мельник, а «молодёжь» возглавляли Бандера и Костарев. Моей главной задачей было убедить их в том, что террористическая деятельность на Украине не имеет никаких шансов на успех, что власти немедленно разгромят небольшие очаги сопротивления. Я настаивал на том, что надо держать наши силы и подпольную сеть в резерве, пока не начнётся война между Германией и Советским Союзом, а в этом случае немедленно их использовать.

Особенно тревожили террористические связи этой организации, в частности; договорённость с хорватскими националистами и участие в убийстве югославского короля Александра и министра иностранных дел Франции Луи Барту. Для меня было открытием, что все эти террористы финансируются абвером — разведывательной и контрразведывательной службой вермахта. Полной неожиданностью явилась для меня и новость, что убийство польского министра генерала Перацкого в 1934 году украинским террористом Мацейко было проведено вопреки приказу Коновальца и стоял за этим Бандера, соперничавший с последним за власть. Бандера стремился к контролю над организацией, играя на естественной неприязни украинцев к Перацкому, который нёс ответственность за репрессии против украинского меньшинства в Польше. Коновалец рассказал мне, что к этому времени между Польшей и Германией был подписан договор о дружбе, так что немцев никоим образом не устраивали любые враждебные акции по отношению к полякам. Они были так взбешены, что выдали Бандеру, скрывавшегося в Германии».

В доверие к Коновалыгу Павел Анатольевич сумел войти, передав ему однажды содержимое одного конфиденциального разговора.

«Как-то Костарев и ещё несколько молодых украинских националистов, слушателей нацистской партийной школы, стали говорить, что Коновалец слишком стар, чтобы руководить организацией, и его следует использовать лишь в качестве декоративной фигуры. Когда они спросили моё мнение, я возмущённо ответил:

— Да кто вы такие, чтобы предлагать подобное? Наша организация не только полностью доверяет Коновальцу, но и регулярно получает от него поддержку, а о вас до моего приезда сюда мы вообще ничего не слышали.

Когда я рассказал об этом Коновальцу, лицо его побледнело. Позже Костарев был уничтожен. Не думаю, что это случайное совпадение».

Удивительно, но Судоплатов каким-то образом сумел обаять лидера ОУН. Кто знает, сыграли в этом роль его подготовка в Москве или какие другие качества, но всё-таки это произошло. Коновалец привязался к нему и взял под свою опеку. Он очень часто брал Судоплатова погулять по городу. Один раз даже сводил Павла Анатольевича на спектакль в Берлинскую оперу.

Особое расположение Коновальца подтверждает предложение к Судоплатову сопровождать его в инспекционной поездке в Париж и в Вену.

А вскоре пришло распоряжение «дяди» Лебедя о возвращении на Украину, где Судоплатова должны были оформить на советское судно, регулярно заходившее в иностранные порты. Предполагалось, что это давало бы возможность поддерживать постоянную связь между подпольем ОУН на Украине и националистическими организациями за рубежом. Коновалец, как и следовало предполагать, одобрил эту идею.

В течение всего 1937-го и части 1938 года Судоплатов неоднократно выезжал нелегальным курьером на Запад под крышей радиста грузового судна. Тогда же он встречался и с Коновальцем.

А потом он получил приказ: ликвидировать Коновальца. Для этого было разработано несколько вариантов операции.

«Первый из них предполагал, что я застрелю Коновальца в упор. Правда, его всегда сопровождал помощник Барановский, кодовая кличка которого — Пан инженер.

Найти момент, когда я останусь с Коновальцем один на один, почти не представлялось возможным.

Второй вариант заключается в том, чтобы передать ему «ценный подарок» с вмонтированным взрывным устройством. Этот вариант казался наиболее приемлемым: если часовой механизм сработает как положено, я успею уйти.

Сотрудник отдела оперативно-технических средств Тимашков получил задание изготовить взрывное устройство, внешне выглядевшее, как коробка шоколадных конфет, расписанная в традиционном украинском стиле. Вся проблема заключалась в том, что мне предстояло незаметно нажать на переключатель, чтобы запустить часовой механизм. Мне этот вариант не слишком нравился, так как яркая коробка сразу привлекла бы внимание Коновальца. Кроме того, он мог передать эту коробку постоянно сопровождавшему его Барановскому.

Используя своё прикрытие — я был зачислен радистом на грузовое судно «Шилка», — я встречался с Коновальцем в Антверпене, Роттердаме и Гавре, куда он приезжал по фальшивому литовскому паспорту на имя господина Новака. Литовские власти в 30-е годы регулярно снабжали функционеров ОУН фальшивыми загранпаспортами.

Игра, продолжавшаяся более двух лет, вот-вот должна одна завершиться. Шла весна 1938 года, и война казалась неизбежной. Мы знали: во время войны Коновалец возглавит ОУН и будет на стороне Германии».

И действительно, Коновалец был опаснейшим противником. И не только для СССР. Учитывая польскую кровь по матери, с трудом можно понять Коновальца как последовательного борца за освобождение украинских земель из-под власти Польши.

И тем не менее именно Коновалец инициировал начало объединения в среде разрозненных украинских националистических организаций, завершив этот процесс в 1929 году. Благодаря Коновалыгу ОУН превращается в новый фактор украинской националистической политики.

Вот его слова, сказанные в одном из споров с политиками из среды демократов относительно будущего устройства Украины: «Вы идите на Киев через Париж и Лондон, а мы, националисты, будем идти через Берлин и Токио. Главное — идти на Киев».

Однако, как пишет кандидат исторических наук К. Бондаренко, «в руководящих структурах ОУН во времена Коновальца работали двое русских (Костарев и Кожевников), двое поляков, один еврей и один полуавстриец-полусловенец. Настоящий националистический интернационал!»

Естественно, у Коновальца были и серьёзные промахи, и банальные злоупотребления, замеченные прежде всего самими немцами.

«Их особенно раздражала поставляемая «украинской агентурой» дезинформация о положении в СССР, в которой хвастливо преувеличивались заслуги ОУН «в деле подрыва СССР изнутри, — считает А. Войцеховский. — По-иному стал смотреться и сам Коновалец, проваливший агентурную работу в Польше и Швейцарии и выдворенный из этих стран за террористическую деятельность. Ответственный чиновник НСДАП Шикеданц докладывал руководству нацистской партии: «Коновалец не произвёл на меня впечатления вождя народа и даже в какой-то мере значительной личности. На мой взгляд, его можно отнести к категории людей посредственных способностей». Всё более скептическое отношение к нему сменялось открытым игнорированием. Берлинская «Фольксцайтунг» без всяких обиняков называла «вождём украинцев», верным последователем Гитлера Рико Ярого. Имя Коновальца даже не упоминалось…»

Но вред, который приносила его деятельность Советскому Союзу, был однозначно велик. Под руководством Коновальца ОУН готовила своих боевиков к вооружённому вторжению на Украину вместе с германскими войсками. Не исключалась и японская армия.

В 1938 году он имел намерение нелегально прибыть в Украину с целью поддержки остатков националистического подполья.

А в это время в Москве было изготовлено взрывное устройство в виде коробки конфет. Как вспомнит сам Судоплатов, «часовой механизм не надо было приводить в действие особым переключателем. Взрыв должен был произойти ровно через полчаса после изменения положения коробки из вертикального в горизонтальное. Мне надлежало держать коробку в первом положении в большом внутреннем кармане своего пиджака. Предполагалось, что я передам этот «подарок» Коновальцу и покину помещение до того, как мина сработает.

Шпигельглас сопроводил меня в кабинет Ежова, который лично захотел принять меня перед отъездом. Когда мы вышли от него, Шпигельглас сказал:

— Тебе надлежит в случае провала операции и угрозы захвата противником действовать как настоящему мужчине, чтобы ни при каких условиях не попасть в руки полиции.

Фактически это был приказ умереть. Имелось в виду, что я должен буду воспользоваться пистолетом вальтер, который он мне дал.

Шпигельглас провёл со мной более восьми часов, обсуждая различные варианты моего ухода с места акции. Он снабдил меня сезонным железнодорожным билетом, действительным на два месяца на всей территории Западной Европы, а также вручил фальшивый чехословацкий паспорт и три тысячи американских долларов, что по тем временам было большими деньгами. По его совету я должен был обязательно изменить свою внешность после «ухода»: купить шляпу, плащ в ближайшем магазине».

Примерно «с 1933 года Коновалец особенно страдал от болезни почек. Иногда болезнь становилась невыносимой — и ему приходилось отходить от дел, заниматься лечением. У него оставалось мало времени для семьи, однако он очень любил свою жену Ольгу и сына Юрия и всячески старался компенсировать своё отсутствие дома. Особенно он баловал сына, посылая ему конфеты и шоколад. После нескольких покушений на Коновальца было решено отправить его семью в Рим, где она находилась бы в безопасности. Сам Коновалец продолжал странствовать: Берлин, Прага, Берн, Роттердам» (К. Бондаренко).

Во время своих визитов к Коновальцу Судоплатов постоянно привозил вождю ОУН в коробках из-под обуви и печенья крупные суммы денег, сигареты, а кроме того, шоколад для его любимого маленького сына Юры. Словом, Судоплатов не просто пришёлся Коновальцу по душе, но и приручил его «своими подарками».

Настал черёд и самого последнего!

23 мая 1938 года в Роттердаме погода была тёплой и солнечной. Пролил дождь. На часах без десяти двенадцать. Коновалец уже ждал за столиком у окна ресторана «Атланта». Судоплатов вошёл туда и подсел за столик. Говорили недолго и условились снова встретиться в центре города в 17.00. Только теперь Павел Анатольевич бережно положил ту самую коробку шоколадных конфет на столик рядом с ним, сказав, что срочно необходимо вернуться на судно.

«Мы пожали друг другу руки, и я вышел, сдерживая своё инстинктивное желание тут же броситься бежать, — расскажет спустя десятилетия ПА. Судоплатов. — Помню, как, выйдя из ресторана, свернул направо на боковую улочку, по обе стороны которой располагались многочисленные магазины. В первом же из них, торговавшем мужской одеждой, я купил шляпу и светлый плащ. Выходя из магазина, я услышал звук, напоминавший хлопок лопнувшей шины. Люди вокруг меня побежали в сторону ресторана. Я поспешил на вокзал, сел на первый же поезд, отправлявшийся в Париж, где утром в метро меня должен был встретить человек, лично мне знакомый. Чтобы меня не запомнила поездная бригада, я сошёл на остановке в часе езды от Роттердама. Там, возле бельгийской границы, я заказал обед в местном ресторане, но был не в состоянии притронуться к еде из-за страшной головной боли…

Всё прошло без сучка и задоринки».

Позже в газетах выдвигались три версии: Коновальца убили большевики, Коновальца убила соперничающая группировка украинцев, Коновальца убрали поляки.

Но, как бы то ни было, гибель Коновальца вызвала первый и серьёзнейший раскол в ОУН, имеющий соответствующие последствия. Потом было много смертей как соратников, так и боевиков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.