«А теперь миссия окончена»

«А теперь миссия окончена»

«В январе 1989 года ЦРУ понятия не имело, что приливная волна истории собирается вновь обрушиться на нас», – сказал в интервью Боб Гейтс, который в том месяце покинул штаб-квартиру – как он думал, навсегда, – чтобы занять пост заместителя советника по национальной безопасности в администрации Буша.

Агентство объявило советскую диктатуру нетронутой и незыблемой в тот час, когда та уже трещала по швам. 1 декабря 1988 года, за месяц до того, как Буш пришел к власти, ЦРУ выступило с официальным сообщением, уверенно заявив, что «основные элементы советской оборонительной стратегии и практики к настоящему времени не претерпели изменений в результате реформ Горбачева». Шесть дней спустя Михаил Горбачев, выступая перед членами Организации Объединенных Наций, предложил одностороннее снижение численности советских войск на 500 тысяч человек. Это было невероятно, заявил на следующей неделе в конгрессе Дуг Макичин, на тот момент руководитель отдела ЦРУ по советской аналитике: даже если бы ЦРУ заключило, что столь важные изменения потрясут Советский Союз, «мы, откровенно говоря, никогда смогли бы опубликовать это, – сказал он. – Поступи мы так, мне бы точно было не до смеха».

В то время как Советское государство потихоньку увядало, ЦРУ «постоянно докладывало о росте советской экономики, – рассказал в интервью Марк Палмер, один из самых опытных кремлинологов в администрации Буша. – Они имели обыкновение принимать за чистую монету то, что официально сообщали Советы. Что было совершенно неправильным, ведь любой, кто провел хоть какое-то время в Советском Союзе, побывал в советских деревнях и городах, мог оглянуться по сторонам и понять, что подобные заявления – сущий бред». Но именно в таком ключе и трудились лучшие мыслители ЦРУ, в том числе и Боб Гейтс, который в течение многих лет являлся главным советским аналитиком, и Палмера это просто бесило. «Он же никогда не бывал в Советском Союзе! А ведь считался главным советским экспертом в ЦРУ!»

Агентство каким-то образом упустило из виду важнейший факт, что его главный противник уже не тот, что прежде. «Они говорили о Советском Союзе, как будто не читали ни газет, ни секретных донесений своей агентуры», – сказал в интервью адмирал Уильям Дж. Кроу-младший, председатель Объединенного комитета начальников штабов при Джордже Буше. Когда весной 1989 года в отношениях советских республик с Москвой наметились первые глубокие трещины, ЦРУ действительно получало львиную долю информации из советских газет. Таким образом, аналитики имели дело со сведениями трехнедельной давности, с учетом доставки этих газет в США.

Никто в агентстве не задавался вопросом, который поставил перед своими сотрудниками в мае 1989 года Вернон Уолтерс, недавно назначенный послом США в Германии: «А что мы будем делать, когда рухнет Берлинская стена?»

Символ холодной войны простоял без малого тридцать лет. Когда в ноябре 1989 года от нее стали откалывать первые камешки, руководитель советского подразделения тайной службы Милт Бирден безмолвно сидел в штаб-квартире ЦРУ, уставившись в телевизор, по которому транслировался один из срочных репортажей Си-эн-эн. Создание новой агентурной сети превратилось в крупную проблему для агентства. В кризисные моменты донесения ЦРУ выглядели как оперативная разведка в режиме реального времени. Но как ЦРУ могло этого сейчас добиться? Из Белого дома непрерывно сыпались вопросы: что происходит в Москве? что сообщают оттуда наши шпионы? Было нелегко признаться, что ни один шпион на территории СССР гроша ломаного не стоил. Почти все были разоблачены и уничтожены, и никто в ЦРУ не понимал почему.

Агентство хотело двигаться на Восток как завоеватель, подминая под себя разведслужбы Чехословакии, Польши и Восточной Германии, но Белый дом советовал вести себя осмотрительнее. Лучшее, что могло на первых порах предпринять ЦРУ, – это заняться обучением персонала разведслужб новых лидеров, таких как чешский президент Вацлав Гавел, или, например, перекупать за более высокую плату за секретные досье Штази, которые в один прекрасный день начали исчезать из архивов, попадая в руки представителей толпы, разогнавшей местную тайную полицию.

Разведывательные службы советского коммунизма были огромны по своим масштабам и являлись, по сути, инструментами репрессий. Они были предназначены прежде всего для того, чтобы шпионить за собственными гражданами, наводить на них страх и держать под полным своим контролем. Будучи более могущественными и куда более безжалостными, чем ЦРУ, они много раз побеждали своих противников за границей, но эту войну они проиграли, погубленные жестокостью и банальностью Советского государства.

«Неожиданная» потеря Советов фактически вырвала почву из-под ног у ЦРУ. Как агентство могло теперь существовать без своего главного противника? «Когда-то, много лет назад, ЦРУ было проще создавать иллюзию уникальности и таинственности, – сказал в интервью Милт Бирден. – Это было не просто ведомство. Это была миссия. А сутью ее являлся крестовый поход против коммунизма. Потом нас лишили Советского Союза, его у нас забрали и не дали ничего взамен. У нас нет истории. У нас нет героев. Даже наши медали являются секретными. А теперь наша миссия и вовсе завершена. Все, конец».

Сотни ветеранов тайной службы провозгласили победу и… вышли в отставку. Одним из них был Фил Джиральди, который начинал службу в качестве оперативного сотрудника в Риме, а закончил ее шестнадцать лет спустя как руководитель резидентуры в Барселоне. Его коллега по Римской резидентуре имела степень доктора философии по итальянской политике. В Барселоне эта женщина носила чин майора и совершенно не говорила по-испански.

«В конечном итоге трагедия имеет духовный оттенок, – поведал Джиральди в интервью. – Большинство младших офицеров, которых я знал, ушло в отставку. Они были лучшими среди нас. 80 или 90 процентов людей, которых я знал лично, завершили свои карьеры на полпути. Нам почти не оставили никакой мотивации. Былой энтузиазм ушел. Когда я вступил в ЦРУ в далеком 1976-м, здесь существовал трайбализм[39]. Агентство поощряло через этот трайбализм честь мундира, и все это служило хорошей и важной цели». А теперь все куда-то ушло, и вместе с этим – большая часть личного состава тайной службы.

Еще в 1990 году «ситуация стала резко ухудшаться», сказал Арнольд Донахью, ветеран агентства, ответственный за бюджет национальной безопасности при Буше. Всякий раз, когда Белому дому хотелось, чтобы «десять или еще пятнадцать сотрудников тайной службы на местах выяснили, что происходит» в Сомали или Балканах – везде, где тогда назревал кризис, – он спрашивал у ЦРУ: «А есть ли у вас люди, готовые туда отправиться?» И ответ всегда был один и тот же: «Нет».