Глава 10 Хотели ли войны германские промышленники?

Глава 10

Хотели ли войны германские промышленники?

До Первой мировой войны, начавшейся в 1914 году, в мире не считали, что война не приносит выгоду. Сэр Норман Энджелл обращался к «глухим», прозорливо утверждая в своей революционной книге «Великая иллюзия», что следующая война принесет разорение как победителю, так и побежденному. И когда ему с насмешкой указывали на тщетность его усилий, он только вздыхал и говорил: «Что ж, нас не слушали, но мы были правы».

Однако война 1914–1918 годов доказала всем предпринимателям, что стране и бизнесу намного выгоднее мир, а не война, что современная война слишком дорого обходится. Даже победитель несет тяжелые потери и длительную финансовую нестабильность.

Пугающие темпы изобретения, усовершенствования и наращивание оружия уничтожения заставили всех осознать, что укрепления перестали быть неприступными, что в наш моторизованный век расстояния не являются помехой, что современные огневые орудия способны стереть с лица земли целые города.

Более того, во время Первой мировой войны было применено новое оружие, которое в последующие годы получило дальнейшее развитие, так что слово «безопасность», по сути, стало бессмысленным. Этим оружием была авиация. До того как воздух тоже стал служить богу войны Марсу, военные заводы размещались в стране таким образом, чтобы даже стремительно наступающая вражеская армия не могла помешать производству. Рабочие спокойно ходили на работу, боеприпасы и новое вооружение безопасно доставлялись по железной дороге и водными путями. Все изменилось с появлением у воюющих стран военной авиации.

Во время Второй мировой войны и после ее окончания было изобретено еще более страшное оружие – атомная и водородная бомбы. Одно упоминание о них вызывает дрожь.

Сказать, что германские промышленники желали войны и поэтому поддерживали режим Адольфа Гитлера, равносильно утверждению, что все они отличались беспросветной глупостью. Если страшный опыт Первой мировой войны не смог открыть им глаза, то хотя бы наблюдения за гражданской войной в Испании, когда в небе над ней кружили военные самолеты шести стран, в том числе Германии, используя его как испытательный полигон, должны были преподать им серьезный урок об опасности воздушной бомбардировки как для армии, так и для мирного населения.

Для понимания позиции германской индустрии после поражения 1918 года следует иметь в виду основные факты:

1. Громадный концерн «ИГ Фарбениндустри», объединяющий германские химические предприятия, экспортировал за границу 57 % своей продукции. Объем торговли виден из следующих типичных показателей (мы взяли наугад 1928 год): всего продаж на сумму 1420 млн марок (около 340 млн долларов), из них продажи на экспорт – на 810 млн марок (около 193,8 млн долларов).

Концерн стал держателем контрольного пакета акций или единоличным владельцем следующих предприятий: американских «Уинтроп Кемикал К^о, Инк.», «Дженерал Анилин Воркс, Инк.» и «АГФА-Анско К^о»; норвежской «Гидро-Электрик Квелстоф Актизельскаб», швейцарской «ИГ Хеми Базель» и американской «ИГ Кемикал Корпорейшен оф Нью-Йорк». Он получал огромные доходы от лицензий, которые выдавал компании «Стандарт Ойл Девелопмент» на производство различных синтетических продуктов из угля, смол и нефти на основе процессов, разработанных «ИГ Фарбен». Концерн вошел в картельное соглашение со швейцарскими и французскими промышленными объединениями, в результате чего каждый участник картеля продавал свою продукцию в определенных соглашением странах, не подвергаясь конкуренции со стороны остальных двух ее участников. Позднее в этот картель вступила лондонская компания «Империал Кемикал Индастриз, Лтд.». Велись переговоры о заключении взаимно выгодных контрактов с химическими производителями в Италии, Польше и Чехословакии.

И если какой-либо концерн в Германии можно было назвать интернациональным по охвату и перспективам, то это был именно «ИГ Фарбен». В случае начала войны это сразу привело бы к захвату заграничных холдингов в странах, воюющих с Германией, прекращению поступления доходов от лицензий и резкому сокращению экспорта в эти страны.

2. Германские производители стали объединились со сталелитейными заводами Европы, особенно Франции, Великобритании, Австрии, Чехословакии, Люксембурга, Бельгии и земли Саар в Континентальный стальной картель с целью определения квот производства для всех групп – членов картеля и устранения губительной конкуренции.

Этот международный картель поддерживал деловые отношения с производителями стали в Соединенных Штатах. Американские наблюдатели присутствовали на европейских совещаниях в конце 30-х годов как почетные и желанные гости.

Со времени основания картеля в 1926 году и до его последнего совещания в Льеже Бельгия, как и упомянутые страны, не выражала опасений, что германские члены картеля могут быть заинтересованы в войне. Напротив, после встречи Гитлера и Чемберлена в Бад-

Годесберге, а затем прошедшей в Мюнхене встречи Чемберлена, Гитлера, Муссолини и Даладье германская, британская и французская группы картеля обменялись телеграммами, поздравляя друг друга с тем, что снова удалось предотвратить войну. А еще через несколько дней в особняке Карла Боша собрались 12 ведущих немецких промышленников, и все присутствующие единодушно праздновали ликвидацию угрозы войны.

3. Лидеры германской тяжелой промышленности лучше других соотечественников могли оценить шансы на победу или поражение с точки зрения производства стали для орудий. Руководствуясь этими соображениями, Эрнст Пёнсген, генеральный директор «Стального треста», воспользовался первой же возможностью, предоставленной промышленникам в январе 1940 года для выражения своей точки зрения, выступил перед группой правительственных экспертов во главе с министром экономики Вальтером Ландфредом. Не вина Пёнсгена, что эта возможность представилась ему лишь через пять месяцев после того, как Гитлер начал Вторую мировую войну; составляя свои планы агрессии, Гитлер полностью игнорировал мнение индустрии.

Пёнсген заявил, что, по его мнению, рано или поздно в военный конфликт непременно вступят Соединенные Штаты. Следовательно, при оценке вооружения необходимо иметь это в виду. Америка ежегодно производила 80 млн тонн стали, и по сравнению с этим объемом производство Германией всего 21,5 млн тонн выглядело смехотворным. Он указал и на нехватку магния, вольфрама, хрома и других металлов, необходимых Германии для производства высококачественной стали. Его слушателям пришлось сделать единственный вывод: Германия не сможет победить в начатой ею войне.

Его предостережением пренебрегли. Большинство коллег Пёнсгена поддерживали его мнение, из правительства же его сторонником был лишь генерал Георг Томас, глава экономического отдела высшего командования вермахта[58].

4. Лидеры германской промышленности лучше других понимали, что для успешного ведения войны необходимы запасы стратегического сырья. Но Гитлера, не разбиравшегося в экономике, эта проблема не волновала. Он был уверен, что блицкриг закончится блиц-зигом (то есть за молниеносным ударом последует молниеносная победа).

Если бы немецкие магнаты промышленности, как принято думать, стремились к войне, разумеется, они бы сами позаботились запасти сырье, постарались бы убедить Гитлера, что он должен обратить особое внимание на этот аспект и с готовностью отозвались бы на требования генерала Томаса увеличить производство военной продукции.

Однако дело обстояло совершенно иначе.

В лекции, прочитанной 15 октября 1937 года в Академии вооруженных сил в берлинском районе Кладов, генерал Томас пожаловался своим товарищам офицерам, что до 1933 года ему стоило огромного труда вызвать у германских промышленников какой-либо интерес к подготовке к обороне. Они отлично знали, что это потребует огромных издержек.

Затем он нарисовал мрачную картину готовности Германии к войне. Никаких запасов золота и иностранной валюты, заявил он, поскольку Гитлер утверждал, что важна только работа, а деньги – это фикция. Планы обрести независимость снабжения населения пищевыми продуктами от иностранных поставщиков – одна из любимых идей Гитлера – обречены на провал, так как Германия никогда не сможет прокормить себя сама. Вместо 760 тыс. тонн стали, ежегодно требуемых вермахтом для нужд обороны, имеется только 300 тыс. тонн; зато не прекращается строительство монументальных зданий, прославляющих величие Третьего рейха. В стране чинятся препятствия свободному предпринимательству и независимым исследованиям, хотя и то и другое совершенно необходимо в интересах обороны. Не составляются планы размещения производственных мощностей на случай войны. В заключение он убедительно просил тщательно изучить состояние экономики потенциальных противников и дал высокую оценку отлично поставленной системе экономического шпионажа Великобритании.

Все это свидетельствует против того, что германские промышленники готовились к грядущей войне.

Из заявления Томаса в 1945 году мы также узнаем, что после Мюнхенского соглашения 30 сентября 1938 года генерал встречался со всеми лидерами промышленного и делового мира и убедился, что был прав в своих пессимистических взглядах на войну.

«В те дни я сталкивался только с единодушной поддержкой моих взглядов, – писал он и продолжал обвинять: – К сожалению, сегодня я вынужден заявить, что, когда Гитлер начал благоволить к доктору Тодту и господину Шпееру[59], многие известные промышленники и банкиры полностью изменили свою позицию, поддались этим новым партийным заправилам и с энтузиазмом отозвались на их военную пропаганду и истерические призывы держаться до конца. И если сейчас германский народ требует правдивого отчета от военных руководителей, то это касается и многих лидеров промышленности, которым не хватило мужества, зная, что я прав, поддержать меня и открыто сказать, что они считают эту войну бессмысленной и безнадежной для Германии».

Обвинение очень серьезное, и мы оценим его позднее, когда будем рассматривать обвинение немцев в непротивлении нацизму. А сейчас заметим, что нравственное разложение этих промышленников произошло в середине войны, а не в начале нацистского режима, когда Гитлер еще не открыл свое истинное лицо и оппозиция могла действовать более решительно и энергично. А вот в 1942–1943 годах бизнесменам и рабочим ничего не оставалось, как только поступать по поговорке «С волками жить – по-волчьи выть», приспосабливаясь к обстоятельствам, на которые они уже никак не могли повлиять.

Обратимся к другому вопросу, а именно: хотели ли германские промышленники войны, и приложили ли они руку к ее развязыванию?

Томас снимает с них это обвинение. В книге «По вопросу о вине германской экономики» (1946) он писал:

«Германская промышленность понимала, что только мир и согласие с Западом может обеспечить процветание… У них не было ни малейшего желания войны. У представителей индустрии не было захватнических планов. Они никогда не желали столкновения.

Геринг и Гитлер были настроены против лидеров промышленности. Они считали, что те не умеют хранить секреты. Но поскольку промышленники обладали основной продукцией и капиталом, Гитлер изменил свое отношение.

В 1937 году Гитлер уверял, что Германия ведет только подготовку к обороне. У них [промышленников] были основания верить ему….

Германия вступила в войну, будучи весьма слабо подготовленной, и капитулировала бы еще раньше, если бы не ресурсы захваченных ею стран».

Телфорд Тейлор косвенно подтверждал, что германские промышленники не вели накопления стратегических запасов на случай войны[60]: «Удивительно, но, как показывают воспоминания генерала Томаса и многие источники, в течение четырех лет велась лишь частичная мобилизация экономики, то есть ее перевод на военные рельсы, а всеобщая мобилизация началась лишь в 1943 году, когда рейхсминистром вооружения стал Альберт Шпеер».

Летом 1938 года, за год до развязывания Гитлером Второй мировой войны, Инспекция по надзору за металлургией и сталелитейной промышленностью, тайная организация, работающая на министерство экономики, своего рода экономическое гестапо, представила два отчета, до сих пор не опубликованные. В первом, от 25 июля 1938 года, речь шла о возможности производства чугуна в плашках и стали в слитках на случай, если уменьшится импорт руды из других стран; во втором, от 31 августа, говорилось о мобилизации запасов железа.

Эти два отчета свидетельствуют о том, что тяжелая промышленность Германии не делала никаких запасов в подготовке к войне.

В докладе от 25 июля говорилось: «В случае прекращения поставок сырья из-за границы производство чугуна в плашках, которого сейчас производится ежемесячно в среднем 1,5 млн тонн, и стали в слитках, которой производится в среднем 1,85 млн тонн, может упасть на 300 тыс. тонн в месяц и продолжаться лишь около четырех месяцев. По истечении этого срока будут полностью исчерпаны все запасы руды и шлака, находящиеся на территории всего рейха у различных сталеплавильных заводов… Поэтому после четвертого месяца можно будет рассчитывать только на 324 тыс. тонн чугуна в плашках. А стали в слитках будет производиться только 550–600 тыс. тонн».

В другом отчете, где ставился вопрос о резервах самородных руд, которые можно будет мобилизовать в том случае, если Германия будет лишена возможности импортировать их, отмечено: «.включая все наличные резервы, в случае войны необходимые 1,3 млн тонн могут быть использованы в течение 6,5 месяца. По истечении этого срока германские резервы могут обеспечить только половину этого количества».

Однако, подчеркивается в отчете, это только в лучшем случае, то есть если военные действия противника не помешают их добыче.

Оба отчета определенно указывают на сильнейшую зависимость Германии от иностранных держав в поставках сырья для производства стали и чугуна. Как свидетельствовал на Нюрнбергском процессе Якоб В. Райхерт, исполнительный директор Объединения металлургической промышленности: «Если индустрия, чьи потребности в железе и магнии на 80 % обеспечиваются поставками из других стран, ставит своей целью войну, она совершает самоубийство».

5. Сам Гитлер старался держать лидеров промышленности в неведении относительно своих агрессивных планов. Первый намек о намерении начать войну он сделал на секретном совещании 15 ноября 1937 года, содержание которого стало известно благодаря появлению в печати Протокола Госсбаха. Фридриху Госсбаху, в то время майору, было поручено вести протокол этого совещания, куда Гитлер пригласил только министра иностранных дел фон Нойрата, министра обороны генерала фон Бломберга, а также глав армии, флота и военно-воздушных сил генерала фон Фрича, адмирала Эриха Редера и генерала Геринга.

Примечательно, что ни один представитель делового мира приглашен не был. Помимо Гитлера, только шесть человек, пять из которых были военными, услышали из уст фюрера, что все его заявления о мире были ложью.

Следующий инцидент показывает, насколько тщательно Гитлер скрывал свои агрессивные намерения.

Фердинанд Порше, сконструировавший компактный автомобиль «фольксваген», народный автомобиль, на приобретение которого копили деньги сотни тысяч немцев, явился к Гитлеру в октябре 1937 года, до сооружения огромного завода в Вольфбурге рядом с Брунсвиком по приказу нацистского режима. Порше знал, что Германия усиленно готовится к войне.

Он задал Гитлеру прямой вопрос: есть ли вероятность, что завод «Фольксваген» будет переведен на военное производство? Затем объяснил причину своего вопроса. Во-первых, он планирует соорудить дороги для испытания автомобилей из деревянных брусьев, а не из бетона или асфальта. Если завод будет переведен на производство оборонной продукции, он станет завидной целью для авиации противника, которая наверняка будет сбрасывать на деревянные дороги зажигательные бомбы. Однако, если Гитлер заверит его, что на заводе не будет производиться ничего, кроме дешевых автомашин для населения, и что он не ожидает войны, то он, Порше, приступит к выполнению своего плана, то есть строительству дорог для испытаний с деревянным покрытием.

Во-вторых, сказал он, на заводе мирного назначения окна устанавливаются перпендикулярно земле. А на оборонных заводах их следует устанавливать под углом, чтобы шпионы, летающие на вражеских самолетах, не видели, какими механизмами и оборудованием оснащено данное предприятие.

Адольф Гитлер решительно отрицал опасность какой-либо войны; он и не думает ее начинать, так что Порше может спокойно приступить к осуществлению своих планов.

Но когда в сентябре 1939 года началась война, Герман Геринг сразу реквизировал «Фольксваген» для нужд люфтваффе. Тысячи простых людей, копивших деньги на «фольксваген», так и не получили своих машин, а деньги, депонированные на специальном банковском счете, были переведены в военный заем. Вместо «фольксвагена» был разработан и построен немецкий вездеход, аналог американского джипа.

6. Тот факт, что производство оборонной промышленности стало расти после того, как в 1935 году Гитлер начал перевооружение, промышленники рассматривали не как подготовку к войне, а как естественный результат безнаказанного нарушения Гитлером условий Версальского договора и восстановления полной независимости Германии.

Генерал Томас утверждал[61]: «Было бы несправедливо не согласиться с лидерами германской индустрии в том, что у них были все основания верить обещаниям Гитлера, что они понимали перевооружение только как меры для защиты отечества и считали своим патриотическим долгом помогать этой цели».

Эрнст Пёнсген в заявлении от августа 1945 года так объяснял отношение «Стального треста» к увеличению оборонных заказов:

«По условиям Версальского договора «Стальному тресту» разрешалось производство оружия в Бохуме. Представлялось естественным увеличить производство в связи с увеличением армии со 100 до 400 тыс. человек. Во исполнение решения соорудить напротив линии Мажино Западный вал, известный в Соединенных Штатах как линия Зигфрида, наш завод «Хёрде» развернул производство бронированных покрытий без никеля, которые, ко всеобщему удивлению, оказались намного надежнее сплава с никелем. Затем исполнительный директор Вальтер Борбет получил указание приступить к производству орудий. Поскольку местоположение завода «Хёрде» и его оборудование не соответствовали этим задачам, он приобрел локомотивный завод «Ганомаг» в Ганновере, который практически бездействовал, за исключением небольшого цеха, где собирались автомобили. Насколько я помню, до начала войны там производились только зенитки и, может быть, несколько полевых пушек по чертежам, полученным от Круппа…

Не думаю, что перед войной там изготовлялись бомбы[62]. Завод для производства бомб в Лангендрере, который не был оккупирован, начал действовать только во время Второй мировой войны и выпускал бомбы массой сто фунтов; более тяжелые бомбы стали делать позднее где-то в другом месте. К сооружению танков приступили в Хёрде в 1941 году, как и мин в Дюссельдорфе. Все остальное, например броня для танков, оборудование для субмарин, увеличенное производство снарядов, началось еще позднее, для чего во время войны частично на средства вермахта были сооружены необходимые военные предприятия.

Повторяю, до начала войны я считал, что увеличение производства вооружения осуществляется лишь с целью обороны. Кроме того, я полагал, что Гитлер и Риббентроп только блефуют с этим перевооружением и надеются достичь политического успеха без кровопролития – что им вполне удалось в Мюнхене и Годесберге».

7. После окончания Второй мировой войны ученые мужи союзников всеми силами стремились доказать, что ведущие немецкие промышленники финансировали подготовку, планирование и ведение агрессивной войны и с этой целью вступили в сговор с Гитлером.

Первая попытка доказать это была предпринята в начале суда над Герингом, Гессом, Риббентропом и прочими, среди которых должен был присутствовать и Густав Крупп фон Болен как представитель индустрии. Однако тяжелое состояние здоровья не позволило ему явиться в суд.

Затем последовали суды над Фликом, «ИГ Фарбен» и Круппом и во всех случаях фигурировало обвинение в заговоре о развязывании войны.

В списке прокуроров, помощников и следователей, которые старались доказать наличие у промышленников стремления к войне, были такие авторитетные люди, как судья Верховного суда Соединенных Штатов Х. Джексон, бригадный генерал Телфорд Тейлор, Джосия Дюбуа, Джозеф Кауман, Рассел Тейер, Дрексел Шпрехер, Томас Эрвин и Чарльз Лайонс.

На всех судах обвинение немецких промышленников в подстрекательстве к войне подавалось как доказанное.

Эта глава была бы неполной, если бы я не сказал об особой роли концерна Круппа в период между двумя мировыми войнами.

Почему именно Круппа? Потому что во всем мире его знают как Пушечного короля. Объяснение этого эпитета можно найти в том, что фирма Круппа привлекла международное внимание своими громадными пушечными стволами, изготовленными из литой стали во время Международных выставок в Лондоне 1851 года и в Париже 1855 года.

«Почему при разговорах о производстве пушек всегда упоминается имя Круппа?» – спросил при мне давний работник фирмы известного британского журналиста.

«Да просто имя Крупп короткое и легко произносится», – ответил англичанин.

Разумеется, этот ответ ничего не объясняет. Политической пропаганде удалось прочно внедрить в сознание западных народов представление о том, что Крупп олицетворяет прусскую агрессивность.

Нынешний глава фирмы Альфрид Крупп фон Болен отказался от попыток избавиться от этой одиозности и лишь беспомощно усмехался.

В интервью, которое он дал Яну Колвину для лондонской «Санди экспресс» 22 марта 1953 года, включен следующий диалог между супругами:

«Неожиданно Вера (миссис Альфрид фон Болен) не удержалась и прервала наш разговор:

– Неужели нельзя объяснить, что Крупп выпускает не только оружие?

– Нет, – отвечает Крупп. – Все, даже немцы, связывают имя Круппа только с оружием».

Все, говоря о Круппе, обычно упускают из виду два факта.

Во-первых, после Первой мировой войны и до приказа Гитлера о перевооружении оружие составляло лишь 7 % всего объема продукции концерна.

Во-вторых, даже до 1914 года, когда оружие занимало большое место в производстве Круппа, оно все равно было не основным. Главное внимание Крупп уделял производству локомотивов, подвижного состава, рельсов, колес и прочего оборудования для железной дороги.

По условиям Версальского договора после 1918 года Германии разрешалось иметь очень небольшую армию и производить ограниченное количество оружия только на предприятиях, названных Контрольной комиссией союзников. По просьбе тогдашнего правительства социал-демократов Контрольная комиссия уполномочила концерн Круппа производить тяжелое оружие калибром более 17 см. Служащие комиссии регулярно посещали предприятия Круппа, не допуская нарушения условий Версаля.

Остальные предприятия огромного концерна стали заниматься производством товаров народного потребления, от локомотивов до зубных протезов. Как объясняет профессор Паундс[63]: «Концерн Круппа выпускал высококачественную сталь и занимался научными исследованиями стали и стальных конструкций. Сталь, производимая Круппом[64], использовалась и для других целей, помимо оружия и броневых листов, а научные исследования в области металлургии так же важны для производства железнодорожных рельсов, как и для танков. Весьма вероятно, что исследования Круппа будут продолжаться независимо от того, существуют перспективы перевооружения Германии или нет».

Переход германской промышленности с военного на мирное производство, проводившийся в начале 20-х годов, конечно, давался не просто. Временами даже концерн Круппа испытывал острые финансовые затруднения. В разное время мне доводилось встречаться то с одним, то с другим бывшим членом правления концерна, честность которых не вызывала у меня сомнения, и все они утверждали, что в конце Первой мировой войны Крупп фон Болен серьезно подумывал вообще отказаться от производства оружия. Однако снова взяла верх его верность традициям Круппов. В концерне трудились тысячи квалифицированных мастеров, умеющих производить оружие, как нигде больше в Германии. Что же, выбросить их всех на улицу?

Он решил продолжать выпуск оружия, но в гораздо меньшем объеме и, как всегда, высокого качества, распорядился, чтобы на предприятиях строго соблюдались требования Версальского договора.

Сменявшие друг друга кабинеты министров помнили, что Версальский договор разрешает выпускать только определенные категории вооружения, но не запрещает разрабатывать и конструировать другие виды оружия. Поэтому правительство уполномочило эссенскую фирму заняться разработкой вооружения, которое пока нельзя было производить, в частности подводные лодки и некоторые виды оружия. Густав Крупп фон Болен со свойственной ему дисциплинированностью обрадовался возможности дать работу огромному количеству своих квалифицированных рабочих и служащих и стал заниматься исследованиями по баллистике и создавать современное вооружение, утешая себя тем, что в конце концов он выполняет свой долг патриота. У него установились очень тесные отношения с германским флотом. Тот факт, что западные державы, зная о данном Круппу поручении правительства, не выразили свой протест, видимо, показывал, что германские власти правильно поняли ситуацию. По чертежам Круппа Голландия, Испания, Финляндия и Турция строили собственные подводные лодки на своих верфях.

Официальные лица правительства и промышленности также обратили внимание, что в Версальском договоре нет запрета на приготовления к тому моменту, когда будут сняты установленные им ограничения. Другими словами, концерн Круппа считал себя вправе планировать дальнейшую деятельность по восстановлению производства военной продукции после снятия ограничений. Это объясняет причину письма, адресованного Круппом фон Боленом правительству в апреле 1941 года: «Все во мне, как и в каждом немце, восстает при мысли, что германский народ навеки останется порабощенным… Я никогда не сомневался в том, что однажды все изменится. Я стремился и считал своим долгом, несмотря на все препятствия, сохранять концерн Круппа как военное предприятие, пусть и для далекого будущего».

Иначе говоря, пока Крупп воздерживался от производства запрещенных видов оружия, он чувствовал себя обязанным сохранять свой военный потенциал в лице рабочих высокой квалификации и оснащал свои предприятия современным оборудованием, несмотря на то что это означало временные финансовые убытки, – и все это ради будущего.

Германские власти нашли в Версальском договоре лазейку, позволяющую Круппу и другим германским фирмам, не нарушая условия договора, вести торговлю оружием за пределами своей страны. Они обнаружили, что ничто не мешало Круппу установить связи с заграничными концернами как для приобретения акций, так и для продажи им лицензий на использование технологий и патентов Круппа. Однако иностранные контрагенты Круппа никогда не поставляли оружие германским вооруженным силам.

Вероятно, самой выгодной была сделка со шведской фирмой «Бофорс компани, Лтд.». Со временем эссенская фирма стала основным держателем ее акций и главным поставщиком лицензий. Крупп мог использовать предприятия Бофора для испытания своих военных изобретений. Представители Круппа имели право беспрепятственно посещать предприятия Бофора и получать всю необходимую информацию.

Насколько серьезно Крупп готов был соблюдать условия Версальского договора, как их понимали германские власти, показывают два инцидента. Арно Гриссман, глава крупповского завода «Грузон» в Магдебурге, в 1927 году был вызван в Эссен принимать цеха военного производства. Позднее он рассказывал о своей встрече с Пушечным королем:

«Когда я собирался приступить к своим обязанностям, мистер Крупп фон Болен сказал мне буквально следующее: «Герр Гриссман, я официально назначаю вас ответственным за военное производство, чтобы вы лично не допускали ни малейших нарушений требований Версальского договора. Точные инструкции вы получите от господина Баура».

Георг Карл Фридрих Баур, член правления Круппа, представлявший концерн в Китае, Индии и на судостроительных верфях в Киле, получил задание тщательно изучить Версальский договор и его соответствие Закону о боевых средствах Германии во избежание каких-либо нарушений на предприятиях Круппа.

Второй случай произошел в 1935 году, когда Гитлер приступил к программе перевооружения. И я снова процитирую воспоминания Арно Гриссмана:

«Когда при Гитлере началось перевооружение, меры, принятые им и его правительством, вскоре стали вынуждать компанию Круппа производить оружие, запрещенное Версальским договором. Я помню проходившие на протяжении нескольких лет бесконечно трудные переговоры в Берлине, во время которых на Круппа все больше оказывали давление с тем, чтобы он «уступил воле фюрера». Ему постоянно указывали на то, что другие фирмы «не столь упрямы» и выражают больше готовности «пойти навстречу нуждам отечества» в этих вопросах. Я не могу судить, насколько эти ссылки на другие фирмы соответствовали действительности; во всяком случае, я исправно сообщал о них господину Круппу фон Болену. Он оставался твердым и говорил: «Поведение других меня не касается. Мы можем обеспечить наших рабочих и служащих работой и едой и без производства запрещенных позиций оружия».

Ситуация постепенно ухудшалась, пока не произошло следующее. Генерал [Курт] Лизе однажды признался мне, что «терпение фюрера лопнуло». Мне дадут приказ, сказал он, посетить генерала фон Бломберга, который от имени фюрера заявит, что тот решил принять самые решительные меры, если господин фон Болен и дальше будет отказываться выполнять поручения правительства. Для всех информированных это означало, что он добьется подчинения и без Круппа фон Болена.

Я немедленно отправился в Эссен и доложил об этом разговоре господину фон Болену, которого возмутило принуждение под страхом наказания. Мы обсудили положение. Что было делать? Если, несмотря на столь грозный ультиматум, господин фон Болен продолжит сопротивляться, мы, зная ситуацию, могли не сомневаться, что в итоге господина фон Болена лишат права решать судьбу концерна и передадут ее Гитлеру или его послушным помощникам. И тогда будут осуществлены не только те требования, которые предъявляются к концерну в данный момент, но и поистине безумные планы, о которых я знал благодаря семилетним переговорам в Берлине.

Если господин фон Болен пойдет на уступки, он сохранит за собой право контроля и предотвратит захват концерна Гитлером. Тогда он хотя бы сможет помешать осуществлению безумных проектов и осторожно сдерживать выполнение требований фюрера.

Мне было поручено сообщить господину фон Бломбергу, что господин фон Болен готов отказаться от сопротивления требованиям артиллерийского управления на следующих условиях: он будет производить орудия калибром менее 17 см, в соответствии с производственными возможностями, существующими на данный момент на его предприятиях [курсив Гриссмана].

И господин фон Болен упорно придерживался своего решения».

Вполне естественно задуматься, как же фон Болен мог сопротивляться требованиям нацистов. Как и в случае с Имперским объединением германских промышленников, сказав «а», фон Болен должен был сказать и «б». Вскоре последовало категорическое требование военного начальства расширить предприятия Круппа, превышая пределы их рентабельности.

«К сожалению, принуждение под страхом захвата предприятия становилось все настойчивее, – заключает Гриссман. – И господин фон Болен, уступая давлению, вынужден был согласиться на расширение предприятий, что, как он справедливо оценивал, было ошибочным».

22 августа 1946 года во время Нюрнбергского процесса Герман Геринг показал, что за отказ Круппа подчиниться требованиям Гитлера его намеревались подвергнуть наказанию за саботаж. «Никто не имел права отказываться», – заявил он. По его словам, господин фон Болен всеми силами уклонялся от принятия военных заказов и согласился на это исключительно из патриотизма. Он пояснил, что после Первой мировой войны Крупп с огромным трудом перевел предприятия на выпуск мирной продукции и не желал снова испытывать подобные проблемы.

Вряд ли Геринга можно считать другом фон Болена. Раздосадованный упорным нежеланием эссенского промышленника принимать военные заказы, он заявил одному из директоров Круппа вульгарным языком, который так любил: «Ваш выживший из ума тайный советник скорее готов делать ночные горшки, чем оружие!»

Правление директоров концерна Круппа открыто воспротивилось нацистскому правительству, которое потребовало перевести на выпуск исключительно военной продукции крупповские верфи в Киле и локомотивный завод в Эссене. Верфи фактически уже были захвачены нацистами, а локомотивному заводу было запрещено производить мирную продукцию. На этот раз оба приказа были аннулированы.

Но это был единичный случай успеха. Давление усиливалось, и, как мы уже знаем из показаний Гриссмана, Густав Крупп фон Болен вынужден был уступить.

Но как бы ни воспринимать уступки фон Болена – как позорную капитуляцию или неизбежное подчинение существующим условиям, – нет сомнений, что глава концерна не желал нарушать международный договор. Это подтверждает генерал Томас, писавший об отношении германской индустрии к Версалю:

«В эти дни крупный бизнес особенно обвиняется в помощи приготовлениям к войне, тогда как он всегда подчеркивал необходимость выполнять военные и политические условия Версальского договора.

Я лично по приказу тогдашнего военного министерства рейха дважды посещал тайного советника Дуйсберга, главу «ИГ Фарбен», с целью заинтересовать его концерн производством газовых снарядов. Оба раза тайный советник Дуйсберг отклонял мое предложение под тем предлогом, что крупные концерны с их широкими международными связями просто не могут себе позволить открыто нарушать требования договора. Той же точки зрения придерживались и большие электротехнические концерны».

Свое отношение к оружию Болен ясно изложил в речи, которую он произнес в ноябре 1933 года, когда Гитлер уже назначил его фюрером германской промышленности. Он сказал: «Германская индустрия убеждена, что мирное существование, реально обеспеченное взаимным и одновременным разоружением всех государств, способно дать такой толчок развитию экономики всех народов, какого даже близко не даст выполнение заказов на производство оружия»[65].

Я сознаю, что это высказывание сразу будет подвергнуто сомнению тех, кто внимательно следил за Нюрнбергским процессом. На нем в качестве документального доказательства была представлена лекция, приписываемая Густаву Круппу, в которой пропагандировалась война, милитаризм и производство вооружения. В лекции содержалось и многословное восхваление Адольфа Гитлера, что заставляет недоумевать, как человеку, известному своей сдержанностью на язык, удалось сочинить столь пышный панегирик.

Лекция должна была читаться в Берлинском университете в конце 1943 года, но она так и не состоялась. Почему же? А потому, что начиная с 1938 года здоровье фон Болена стремительно ухудшалось, сначала ему отказали слух и зрение, а затем и мозг. Такое состояние здоровья Круппа вынудило Международный военный трибунал отказаться от его судебного преследования. К тому времени он уже был психически невменяемым.

Мало кто знал о его расстроенном здоровье. Один посетитель, ныне занимающий высокий пост в правительстве Бонна, сказал мне, что навестил его в 1941 году в Бад Гастейне и уже тогда у него создалось впечатление, что фон Болен весьма сдал в умственном отношении и его состояние производило еще более угнетающее впечатление, когда он приезжал к нему в 1944 году на виллу Хюгель в Эссене. Могущественный хозяин империи Круппа являл собой жалкое зрелище: он бродил по территории поместья и собирал в корзину металлические осколки вражеских снарядов – помогал правительству собирать металлолом.

Когда Круппа попросили произнести лекцию перед студентами Берлинского университета, он рассчитывал, что сумеет прочитать текст, написанный кем-то из его служащих. Но к тому времени нацисты уже до такой степени подчинили себе образ мыслей немцев, что ни один мелкий чиновник не осмелился бы написать текст без общепринятых шаблонов, превозносящих достоинства милитаризма и деяния, совершенные Адольфом Гитлером. Лекция, написанная подчиненным Круппа, действительно существует в письменной форме, вот только он ее так и не читал.

Считаю уместным привести здесь отрывок из работы генерала Томаса: «Необходимо поставить общественность в известность, что Германия вступила в войну, будучи совершенно не готовой к ней с точки зрения экономики, и что ее коллапс наступил бы еще раньше, если бы кампании Гитлера по захвату чужих территорий не снабдили вермахт огромными трофеями в виде сырья и топлива. Энергичные экономические приготовления к войне, которых требовал новый мировой конфликт, в частности создание запасов синтетического топлива и каучука, добыча природных металлов, увеличение продукции калийной селитры и сернистой кислоты, обеспечение запасов алюминия, увеличение выпуска коленчатых валов и шарикоподшипников, расширение громадных заводов по выпуску высококачественной стали, а также все подобные меры подготовки практически не предпринимались, а осуществлялись по большей части спонтанно только во время войны. Это отсутствие широкой программы подготовки, по моему мнению, является доказательством того, что германская промышленность и ее лидеры в целом не только не предвидели, но и не намеревались развязать новую мировую войну».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.