2.1. ЗАДАЧИ, ВИДЫ И ОРГАНИЗАЦИЯ РАЗВЕДКИ
2.1. ЗАДАЧИ, ВИДЫ И ОРГАНИЗАЦИЯ РАЗВЕДКИ
В начале XX века Российская империя в основном вела разведку силами разведывательных органов ГУГШ и штабов военных округов, а в Первую мировую войну, в дополнение к ним, — разведывательных отделений Ставки, штабов фронтов, армий и корпусов. Созданием фронтовых структур сопровождался переход спецслужб с мирного на военное время и в некоторых европейских странах, в частности, в Германии и Франции.
«Разведка в мирное время есть явление подготовительное; вся задача этой разведки сводится к принятию всевозможных мер до того, чтобы в случае войны иметь широкую и всестороннюю осведомленность, как о стране противника и театре военных действий, так и об его армии и планах… — писал генерал-майор П.Ф. Рябиков. — С началом войны разведывательная работа входит неотъемлемой составной частью во все действия войск; ни одно положение, ни одна операция не может обходиться без изучения противника, и чем скорее, правильнее и полнее ориентируются о противнике начальники и войска, тем легче будут приниматься начальниками выгодные решения и тем разумнее будут они проводиться в жизнь войсками». Генерал также указывал, что разведывательная служба в военное время является продолжением разведки мирного времени, но лишь с участием целого ряда новых органов разведки, «работа которых в мирное время была невозможна»{523}.
Гражданская война в России изменила этот порядок, поскольку, как верно подметил М.Н. Тухачевский, «план гражданской войны не может быть составлен до ее начала»{524}. Белогвардейцы, вступив в постоянную вооруженную борьбу с противником, сначала формировали армию (Юг, Северо-Запад), а уж затем создали остальные государственные институты. Соответственно, первыми у белых (Юг, Восток) появились фронтовые спецслужбы, а потом — правительственные. «Белый шпионаж во время Гражданской войны главным образом начинал работу с фронта. Все так называемое “правительство” формировалось наскоро. Старое правительство было разнесено, разбито, учреждения все переформировались, перемещались, старый аппарат пропал. Как советскому, так и белому правительству пришлось на скорую руку сколачивать свои аппараты. Так же на скорую руку они строили свой шпионаж, и систематической организации у них не было», — писали С.С. Турло и И.П. Залдат{525}.
В отличие от ставших к тому времени классическими канонов организации разведки, спецслужбы белогвардейских правительств и армий на начальном этапе не могли воспользоваться возможностями, имевшимися у разведки Российской империи. Они были вынуждены идти своим, ранее ни кем не опробованным путем. Это, прежде всего, связано с глобальными политическими трансформациями, произошедшими в России в 1917 году, разрушением прежней государственной системы, в том числе и спецслужб, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Белое движение зарождалось в подполье, в оппозиции к существовавшей тогда советской власти и, соответственно, не имело своей государственности. Его лидеры не предрешали будущее страны до окончания войны, что являлось серьезным препятствием для высшего военно-политического руководства для определения конкретных задач разведке на ближайшую перспективу.
Оставшиеся за границей военные агенты, отказавшись служить большевикам, на некоторое время оказались невостребованными и растеряли прежнюю агентуру.
Вновь образовавшимся белогвардейским спецслужбам пришлось создавать агентурные сети на территории своей страны, что для разведки является несвойственным делом.
Но здесь следует подчеркнуть: как раз на территории бывшей Российской империи у белых имелось больше возможностей для сбора секретных сведений, нежели за рубежом. Данное обстоятельство, по мнению автора, являлось характерной особенностью Гражданской войны и было связано не столько с этнической общностью, сколько с политическим и социальным расколом в обществе.
Однако, несмотря на специфические условия ведения Гражданской войны, задачи военной разведки не претерпели серьезной трансформации. «Дело разведывательной службы выяснить высшему командованию Добровольческой армии силы, состав, и замыслы вооруженного противника, т.е. выполнить те задачи, которые возлагаются на разведку при борьбе с вооруженными силами иностранного государства», — говорится в докладе обер-квартирмейстера штаба командующего войсками Юго-Западного края начальнику особого отделения отдела Генштаба Военного управления{526}.
Более конкретно задачи разведки изложены в инструкциях и других документах. Их анализ позволяет выделить следующие основные элементы информации, интересовавшие белогвардейские разведывательные органы:
— сведения о системе государственного управления, политических партиях и движениях, внешней и внутренней политике других стран;
— настроения правительственных кругов, групп населения, политических партий, общественных движений, их отношение к большевикам и Белому движению;
— национальные и религиозные течения;
— состояние экономики, транспорта, финансовой системы;
— вопросы военного характера: состав, численность, устройство, организация и комплектование вооруженных сил противника, их моральное состояние; вооружение и снабжение; передислокация войск и материальных средств на различные ТВД; состояние железных, шоссейных и грунтовых дорог, складов, укрепленных районов, аэродромов, речных и морских портов, боевых кораблей; планы командования противника и т.д.{527}
Из документов следует, что белогвардейская разведка ставила перед собой задачи проникнуть в различные сферы государственной жизни других государств: внутреннюю и внешнюю политику, экономику, вооруженные силы и т.д.
В исследуемый период не было единой классификации разведки по характеру добываемой информации. Так, генерал-майор П.Ф. Рябиков выделял «чисто военную, военно-статистическую (и военно-географическую), экономическую и политическую (дипломатическую и внутреннюю)»{528}.
Неизвестный автор «Записки об агентурной разведке» подразделял ее на военную, дипломатическую, внешнюю политическую и внутреннюю политическую. При этом военная разведка, в свою очередь, им подразделялась на пять категорий: стратегическую, тактическую, тыловую, морскую и «причинения вреда в области военной», надо полагать, активную{529}.
Чекист С.С. Турло и его соавтор И.П. Залдат в книге «Шпионаж» выделили военную, экономическую, политическую, дипломатическую, психологическую разведку. Если первые два вида у современных читателей не вызывают вопросов, то на три последних следует обратить внимание. Задачей политической разведки, считали авторы, являлось изучение внутреннего политического состояния, надо полагать, враждебного государства, особенно «в эпоху гражданской войны, в эпоху борьбы классов, которые не разделены никакими государственными и национальными границами». Задача дипломатической разведки заключалась в том, «чтобы беспрерывно быть в курсе мировой политической жизни, выяснить взаимоотношения государств, создание союзов, степень прочности существующих коалиций». Задачами психологической разведки являлось изучение быта, мировоззрения, настроений, традиций, нравственных качеств, материального и семейного положения военных, политических и общественных деятелей, чиновников, людей творческих профессий и преступников, а также проявления классовых противоречий и т.д.{530}
Генерал Н.С. Батюшин, в изданных в 1938 году лекциях, тайную (агентурную. — Авт.) разведку разделял на политическую, военную и морскую, экономическую, научную и техническую. Задача политической разведки — сбор сведений политического характера об иностранных государствах, а также ведение пропаганды. «Политическая пропаганда преследует цель… понижения духа своего противника непосредственным воздействием или через нейтральные страны, — писал Н.С. Батюшин. — Методы политической пропаганды должны быть чрезвычайно деликатны, дабы лозунги ее не били в глаза своей резкостью, а как бы носились в воздухе. Незаметно создавая настроения масс, т.е. народное движение»{531}.
Кстати, задолго до выхода в свет труда генерала, в 1921 году, начальник отдела агентурной разведки РУ РККА А.И. Кук в своей работе «Канва агентурной разведки» к числу важнейших задач политической разведки отнес оказание «целенаправленного воздействия на население враждебного государства» посредством прессы и пропаганды{532}.
Проанализировав архивные документы и другие источники, автор по характеру добываемой информации подразделил белогвардейскую разведку на военную, политическую и экономическую. В зависимости от целей, масштаба деятельности и характера выполняемых задач она подразделялась на стратегическую и тактическую.
По способу получения сведений разведка белогвардейских штабов подразделялась на агентурную, войсковую, авиационную, радиотелеграфную, а также документальную (изучение трофейных документов, прессы и литературы). Каждый из видов имел свои преимущества и недостатки, и только в совокупности они могли дать более или менее полную картину о театре военных действий. Но теоретики и практики спецслужб преимущество отдавали тайной агентуре, «…как бы многочисленна и великолепна наша конница ни была, как бы ни были самоотверженны и искусны наши авиаторы, как бы высоко ни стояла наша войсковая разведка, только от тайных агентов мы можем получать сведения о глубоких тылах, о стратегических перебросках, о новых формированиях, о готовящемся сосредоточении крупных сил на том или ином участке фронта или направлении, наконец, только тайная агентура может получать и давать сведения о намерении противника», — пришел к выводу разведчик и ученый генерал-майор П,Ф. Рябиков, и в то же время он назвал ее минусы: «трудность обладания вполне надежной агентурой» и ненадежную связь с агентами{533}.
На Юге России самостоятельно организацией разведки занимались штаб главнокомандующего Добровольческой армией (затем — ВСЮР) и отдел Генштаба Военного управления. Первый собирал сведения военного и политического характера (изучение настроений населения) на театре военных действий, а второй вел военно-политическую и экономическую разведку в глубоком тылу Советской России и в других странах.
В начале 1918 года разведывательное отделение Добровольческой армии направляло своих агентов в ближайший тыл большевиков с целью узнать их силы и группировку, а также в ставку Верховного главнокомандующего Н.В. Крыленко для получения сведений о Красной армии на Южном фронте и на других фронтах. Кроме того, разведывательное отделение посылало в Москву и Петроград курьеров для связи с антисоветскими подпольными организациями{534}. Помимо того, штаб получал данные и от политических центров.
Учитывая маневренный характер Гражданской войны, особенно на ее начальном этапе, разведывательное отделение в основном использовало агентов-ходоков, выдавая им частные задания. Отсутствие сплошной линии фронта, слабый контрразведывательный режим позволяли им беспрепятственно проникать на территорию противника и после выполнения задачи возвращаться обратно.
После образования ВСЮР, включавших в себя несколько оперативных объединений, была выстроена система разведывательных органов в соответствии с «Положением о полевом управлении войск в военное время» 1914 года. Прифронтовая[10] (тактическая) разведка осуществлялась армейскими штабами — от штаба главнокомандующего ВСЮР до штаба полка. В штабе главкома ВСЮР и штабах армий разведкой занимались разведывательные отделения, подчиненные генерал-квартирмейстерам, в штабах корпусов — старшие адъютанты (офицеры Генерального штаба), в штабах дивизий — помощники старших адъютантов, а в полках — особые офицеры, в помощь которым от каждого батальона назначалось по одному унтер-офицеру. Вхождение разведывательной службы в состав управления генерал-квартирмейстера, которое, в частности, занималось разработкой боевых операций, на наш взгляд, себя оправдывало. Разведка предоставляла командованию сведения о противнике, необходимые для принятия решения. В свою очередь, командование, преследуя оперативные цели, давало указание начальникам разведывательных подразделений указания о том, какие сведения наиболее важны для проведения конкретной операции, в каких направлениях разведывательная работа должна быть усилена. «Работа оперативного и разведывательного отделений должна идти в самом тесном и стройном взаимодействии и согласии, объединяемая и направляемая одним лицом, одним начальником, которым в штабах армий и выше являлся генерал-квартирмейстер, а в низших штабах — начальник штаба, — писал генерал-майор П.Ф. Рябиков. — Начальник, объединяющий оперативно-разведывательную работу, глубоко понимая эти обе важнейшие отрасли службы Генерального штаба, должен быть в каждый данный момент не только в полном курсе всех оперативно-разведывательных данных, необходимых для очередных решений, но обязан все время ставить этим службам те новые задачи, которые выдвигаются оперативными замыслами»{535}.
По всем вопросам специального характера офицеры разведки могли взаимодействовать непосредственно между собой и высшими штабами «в целях установления единства взглядов, взаимной ориентировки и выяснения в срочном порядке неясностей»{536}.
Инструкциями конкретно на армейскую разведку возлагались конкретные задачи по сбору и анализу информации о планируемых противником военных операциях, об организации, численности и вооружении объединений, соединений и частей Красной армии, о настроении различных групп населения в ближайшем тылу и т.д.{537}
Разведывательное отделение управления генерал-квартирмейстера ВСЮР, как свидетельствуют сводки, интересовалось также политической и экономической информацией.
Сбор сведений о противнике осуществлялся с помощью всего арсенала средств, которыми располагала разведывательная служба того времени: агентуры, конных разъездов и пеших разведчиков, путем допроса пленных, перебежчиков и местных жителей, а также изучения захваченных у противника документов. Использовались и технические средства — воздушная разведка, прослушивание радио- и телефонных линий связи. В частности, разведывательная работа радиотелеграфа заключала в себе две функции: определение месторасположения радиостанций противника, что давало ценные сведения о месте дислокации штабов корпусов и армий противника, равно как и прибытие новых частей; а также систематический прием всех оперативных служебных телеграмм полевых станций противника с целью их расшифровки{538}.
С 1918 по 1920 год белогвардейцы читали почти все шифрованные военные и дипломатические сообщения Советской России. По данным некоторых исследователей, в штабе армии П.Н. Врангеля в 1920 году буквально через час после перехвата читали все телеграммы М.В. Фрунзе{539}.
На организацию правительственных спецслужб (отдела Генштаба Военного управления) большое влияние оказали местные центры Добровольческой армии. Они начали формироваться по распоряжению генерала от инфантерии М.В. Алексеева весной 1918 года с целью вербовки офицеров в армию, ведения пропаганды, разведки и контрразведки{540}, но только осенью получили официальный статус — 10 октября 1918 года главнокомандующий Добровольческой армией приказом № 1 утвердил их штаты. К тому времени уже насчитывалось 11 центров: 1-го разряда — Киевский (генерал-лейтенант П.Н. Ломновский), Харьковский (полковник Б.А. Штейфон), Одесский (вице-адмирал Д.В. Ненюков), Крымский (генерал-майор А.К. де Боде), Тифлисский (генерал от кавалерии П.Н. Шатилов); 2-го разряда — Екатеринославский (полковник Р.К. Островский), Таганрогский (полковник М.И. Штемпель), Терский (генерал-майор Д.Ф. Левшин), Саратовский (полковник Д.А. Лебедев), Могилевский (полковник Кавернинский), Сибирский (генерал от инфантерии В.Е. Флуг).
В феврале 1919 года появились Волынский, Елисаветоградский, Кисловодский, Николаевский, Подольский, Полтавский, Сухумский, Черниговский, Херсонский центры, а Саратовский, Терский, Харьковский прекратили свое существование{541}.
Например, Киевский центр строился по системе «девятою), каждый член организации знал только 9 человек, чтобы в случае провала возможные потери составляли максимум 9 членов организации{542}. На центры возлагались задачи по пропаганде лозунгов Добровольческой армии, вербовке и переправке офицеров в армию, добыванию материальных и финансовых средств, поддержке связи с общественными группами, организациями и прессой, ведению разведки и контрразведки и организации партизанской войны «…против большевиков или австро-германцев и т.д. смотря по обстановке».
Вышеуказанным приказом определялась цель создания политических центров Белого движения, выраженная в следующем определении: «… сплоченная и большая армия извне и предприимчивые отряды в верных и опытных руках внутри — вот план борьбы с надвигающейся угрозой»{543}. Генерал М.В. Алексеев обращал самое серьезное внимание начальника Таганрогского центра полковника барона М.И. Штемпеля на подготовку партизанской войны «…к тому времени, когда начало ее будет мною признано полезным»{544}.
Следует также отметить, что центры должны были стать основой для формирования гражданской власти в тылу и новых воинских частей для Добровольческой армии. С этой целью «Краткой инструкцией по организации на местах центров Добровольческой армии» предписывалось устанавливать контакты с деловыми кругами, политическими партиями и общественными организациями, а также требовалось «войти в самую тесную связь со всеми сочувствующими офицерскими и вообще военными организациями», предписывалось установление контактов с деловыми кругами{545}.
Как видим, и белые, и красные в годы Гражданской войны прибегали к сходным в своей основе методам борьбы друг против друга: первые рассчитывали дестабилизировать обстановку в тылу противника с помощью сети политических центров, вторые — подпольных большевистских организаций. При этом обе противоборствующие стороны привлекали спецслужбы для организации разведывательно-подрывной деятельности. Но при этом следует обратить внимание на одну существенную разницу. Большевистское подполье централизованно финансировалось из Советской России, а центры Добровольческой армии, согласно вышеупомянутой инструкции, должны были «пополнять суммы центра из местных средств путем подписных листов, сборов, пожертвований, устройства праздничных дней и т.п.».{546}.
Однако предложенным инструкцией способом далеко не всем центрам удалось добыть нужное количество денежных средств, из-за чего летом—осенью 1918 года они не могли работать «в соответствии с нуждами армии»{547}.
Приступая к созданию политических центров, Верховный руководитель Добровольческой армии генерал М.В. Алексеев вынашивал идею образования русского военного представительства при союзном командовании. Летом 1918 года он писал помощнику главкома Румынского фронта генералу от инфантерии Д.Г. Щербачеву о необходимости скорейшего выезда в Париж «для защиты интересов Добровольческой армии». Но такая возможность представилась только в конце года, когда германские войска покинули Румынию{548}.
Прибытие генерала Д.Г. Щербачева в столицу Франции 26 января 1919 года пришлось на тот момент, когда политическая обстановка в Европе складывалась неблагоприятно для белогвардейских государственных образований в связи с принятием западными странами решения о проведении Союзной конференции на Принцевых островах с участием большевистской России, чему противились лидеры Белого движения.
Ознакомившись с целями и задачами военного представителя, русское политическое совещание под председательством князя Г.Е. Львова постановило: сосредоточить под руководством Д.Г. Щербачева «ведение всех дел, касающихся русских армий», подчинив «русские военные управления во Франции, Англии и Италии»{549}.
Более конкретно задачи военного представительства русских армий при союзных правительствах и союзном Верховном командовании (далее — военного представительства) сводились к следующему: руководству работой военных агентов за границей; информированию штабов А.В. Колчака, А.И. Деникина, Н.Н. Юденича, Е.К. Миллера и всех военных агентов о ходе операций на антибольшевистских фронтах и политическом состоянии всех европейских государств; сбору разведывательных данных о внутриполитическом состоянии Советской России, а также об РККА, польской, финской, эстонской и других армиях; пропаганде идей помощи русским армиям; сношению с представителями союзных правительств и армий; заграничным снабжением, делами военных и военнопленных{550}.
«Временной инструкцией военным агентам[11] в Европе по сбору сведений о большевиках», утвержденной 28 апреля 1919 года генерал-лейтенантом Н.Н. Головиным, определялась цель военной разведки за рубежом: сбор «сведений относительно: а) большевистских сил и средств; б) намечаемых и подготовляемых к исполнению большевиками военных операций; в) о складывающейся военно-политической обстановке»{551}. Таким образом, усилия белогвардейской стратегической разведки были направлены не только против противников — Советской России и Германии — но и других стран, в том числе и союзников: Англии, Франции, Италии, Швейцарии, Дании, Германии, Польши, Чехословакии, Югославии, Болгарии, Греции, Румынии, Турции и США. Высшее военно-политическое руководство крайне интересовало отношение правящих кругов этих государств, в особенности союзников, к Белому движению и, разумеется, к большевикам{552}.
В соответствии с задачами был сформирован аппарат военного представительства, состоявший из управления заграничного снабжения, управления по делам военных и военнопленных, военно-морской комиссии и штаба, на который возлагались разведывательные функции. Он подчинялся адмиралу А.В. Колчаку как Верховному правителю.
В конце августа 1919 года, в целях объединения всей работы военного представительства и экономии денежных средств на содержание личного состава, оно было реорганизовано в один штаб, в котором находились отделы генерал-квартирмейстера (оперативно-осведомительное, агентурно-разведывательное и шифровальное отделения), строевой и хозяйственный отделы, управление заграничного снабжения, военно-исторический и статистический комитеты.
После разгрома армий А.В. Колчака и прекращения деятельности Ставки Верховного главнокомандующего, 1 марта 1920 года, штаб был реорганизован в военное представительство и подчинен штабу Русской армии{553}.
Организация белогвардейской заграничной разведки была представлена следующим образом. Непосредственно военному представительству подчинялись военные агенты в Англии, Бельгии, Германии, Дании, Италии, Норвегии, Нидерландах, Польше, Швеции и Чехословакии. Военными агентами в Австрии с Венгрией, Болгарии с Турцией, Греции, Сербии и Румынии руководил отдел Генштаба Военного управления. Военные агенты в Китае, США и Японии подчинялись штабу Верховного главнокомандующего в Омске. Кстати, адмирал А.В. Колчак, став Верховным правителем, разослал всем военным агентам телеграмму, в которой призвал к возобновлению работы «…на благо единой России и возрождающейся армии»{554}.
Донесения агентов первой группы направлялись в Омск (копии — в Екатеринодар), экстренные — в Омск и Екатеринодар, вторая группа непосредственно сносилась с Екатеринодаром, где сведения обрабатывались и направлялись в Омск (копией — в Париж). Копии разведывательных сводок направлялись также в штабы Северной и Северо-Западной армий{555}.
Однако руководить из Сибири находившимися в Европе заграничными учреждениями оказалось сложно. Поэтому в июне 1919 года между адмиралом А.В. Колчаком и генералом А.И. Деникиным была достигнута договоренность о подчинении европейских военных агентов через военного представителя в Париже начальнику отдела Генштаба Военного управления. Ему же непосредственно подчинялись военные агенты в Австрии, Германии и Турции. Военные агенты в Балканских государствах «замыкались» на председателя особой военной миссии по оказанию помощи белым армиям генерала Б.В. Геруа. За Омском оставались военные агентуры в Китае, США и Японии. После разгрома армии адмирала А.В. Колчака 10 февраля 1920 года начальник 1-го отдела генерал-квартирмейстера штаба военного представительства направил телеграммы ряду военных агентов, в которых сообщал о прекращении посылки донесений в Сибирь{556}.
Ежемесячно на тайную разведку всех агентур военному представителю в Париже и отделу Генштаба ВСЮР предполагалось выделять по 100 000 франков в месяц: на содержание военного агента — 3000 франков, помощника (Лондон) — 1000, обер-офицера для поручений — 1750. Помимо того предусматривались доплаты на содержание семьи в размере от 600 до 800 франков в зависимости от должности{557}. Согласно докладу помощника начальника Главного штаба от 11 марта 1919 года, «отсутствие у агентов денежных средств подрывало престиж России, а сокращение их числа за границей было невозможным, поскольку могло быть истолковано как умаление собственного достоинства»{558}.
Однако каких-либо определенных кредитов в распоряжение военного представителя не выделялось, поэтому военным приходилось постоянно просить о займах либо у политического совещания, либо у других учреждений, банков и даже частных лиц{559}.
Испытывавшие нехватку денежных средств разведчики приняли за основу идейный принцип вербовки. Упор делался на сотрудничество с агентами, «готовыми по своим убеждениям, заключавшимися в неприязни к большевизму, оказывать содействие в добывании необходимой информации»{560}. «Наибольшую, если только можно так сказать — единственную, ценность представляют собой, конечно, агенты идейные, работающие из патриотизма, — писал в послевоенные годы в эмиграции русский военный ученый А.А. Зайцов. — Эта категория агентов… заслуживает, конечно, самого глубокого уважения. Агенты платные, т.е. единственным мотивом работы которых является корысть, конечно, гораздо менее ценны, ибо главным стимулом их работы является максимальный заработок при минимальном риске»{561}.
Отметим, что в то время когда А.А. Зайцов работал над своим трудом, советская разведка весьма активно использовала в своих целях привлекательность коммунистических идей среди европейской молодежи. А вот удалось ли белым в короткий срок вербовать агентов на идейной основе — прямых свидетельств нет.
Заметим, что далеко не все имевшие отношение к организации заграничной разведки офицеры разделяли точку зрения штаба военного представительства в Париже. Более реалистично смотревший на вербовку агентов начальник штаба военного представительства в Румынии писал: «…агентура, требующая опытных и надежных работников, должна бы оплачиваться самым широким образом, особенно в наше, лишенное принципов время»{562}. А поверенный в делах в Лондоне телеграммой от 25 июля 1919 года сообщал управляющему МИД Российского правительства, что из-за полного истощения денежных средств агентура «находится в критическом положении»{563}.
«Лишенное принципов время» также являлось серьезным препятствием при вербовке секретных сотрудников на идейной основе среди русской эмиграции, представленной широким спектром политических сил. Вряд ли идея лидеров Белого движения о воссоздании «единой и неделимой» могла привлечь к сотрудничеству иностранцев. Для многих европейцев Гражданская война в России оставалась малопонятным явлением. В отличие от большевиков, белые не организовывали акций в других странах в свою поддержку. Их внешняя политика на протяжении войны оставалась пассивной.
Не имея достаточно денежных средств на агентуру, белогвардейские разведчики широко использовали другие источники информации: прессу; русские консульские и банковские учреждения, торговые фирмы и представительства, финансовых и коммерческих агентов; частных лиц, в том числе бежавших из Советской России{564}.
Например, пресса, несмотря на существовавшую цензуру, давала богатый материал, представлявший интерес для иностранных разведок: сведения о политике государства, о деятельности законодательных и исполнительных учреждений, о настроениях различных слоев населения, об экономическом состоянии страны, о борьбе политических партий и т.д. Если из газет и нельзя было получить исчерпывающую информацию по интересующим разведку вопросам, то по крайней мере там встречался намек, где следует искать интересующие сведения.
Судя по военно-политическим сводкам, комбинированный подход в добывании информации себя оправдал.
Следует особо сказать и еще об одном источнике информации — штабах союзных армий. С целью получения сведений о Советской России и {фасной армии генерал Д.Г. Щербачев провел переговоры с начальником французского Генштаба генералом Альби. После чего специально назначенный офицер штаба военного представительства получал в русской секции 2-го бюро все оперативные и разведывательные данные, перехваты большевистского радио, донесения французских военных агентов и миссий, взамен на данные, поученные своей разведкой. Был налажен обмен информацией и с английским штабом{565}. Но официальные контакты с союзниками, на наш взгляд, имели и негативную сторону. В ходе обмена информацией в некоторых случаях происходила расшифровка белогвардейских разведчиков перед иностранными спецслужбами, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В разведывательном отделе штаба полученные сведения после обработки телеграфом или с курьерами переправлялись в «белую» Россию.
Связь являлась слабым местом стратегической разведки. По всей видимости, из-за традиционных для России межведомственных разногласий министр иностранных дел и русский посол во Франции отказались отправлять шифрованные телеграммы без предоставления им нешифрованного текста. Штаб военного представительства был вынужден согласиться на такие условия. Пользуясь этим обстоятельством, посольство взяло на себя просмотр и корректуру не только военно-политических сводок, но даже сведений контрразведывательного характера, задерживая иногда телеграммы под различными предлогами. Тоща офицеры военного представительства обратились за содействием к французскому правительству, но оно не разрешило самостоятельно шифровать донесения. Находясь в безвыходной ситуации, отдел генерал-квартирмейстера направлял открытые военно-политические и разведывательные сводки в Военное министерство, откуда они уже в зашифрованном виде передавались в Омск и Екатеринодар. В то же время белогвардейцы отказались от посылки телеграмм контрразведывательного характера и «касавшихся вопросов, которые неудобно было передавать через французское министерство в открытом виде»{566}.
Хорошо знакомый с положением дел за границей, отдел Генштаба для изменения ситуации в свою пользу решил заручиться поддержкой высшего военно-политического руководства Белого Юга. Так, 24 октября 1919 года начальник особого отделения полковник П.Г. Архангельский в докладе на имя генерал-лейтенанта А.С. Лукомского предложил привлечь к сбору разведывательной информации ресурсы белогвардейских государственных учреждений и коммерческих структур, имевших свои представительства за границей. Он мотивировал это недостатком средств отдела Генштаба на заграничную разведку. Для практической реализации данного проекта полковник П.Г. Архангельский, ссылаясь на опыт США, предлагал всем убывавшим за рубеж лицам давать задание на ведение разведки по заранее разработанной программе. Заметим, что разведывательные задания получали от своих правительств выезжавшие за рубеж, в том числе и в Россию, немцы и японцы. Например, для японцев разведка, осуществлявшаяся в интересах родины, считалась почетным и благородным делом и соответствовала их идеалам патриотизма.
Председатель Особого совещания посчитал предложение начальника особого отделения заслуживающим внимания, и 7 ноября 1919 года письменно доложил о нем главнокомандующему ВСЮР. Генерал-лейтенант А.И. Деникин на документе двусмысленно написал: «Согласен, но думаю, что это не дело и не компетенция Генштаба»{567}.
Трудно однозначно сказать, какими соображениями руководствовался главнокомандующий ВСЮР. В данном случае он остался приверженцем дореволюционной традиции, когда разведка считалась частным делом каждого отдельного ведомства. Позиция лидеров Белого движения объясняется их недооценкой роли разведки во внешней политике. Ее смогли разглядеть лишь некоторое время спустя немногие руководители спецслужб. В частности, глава германской разведывательной службы полковник В. Николаи в 1923 году пророчески писал: «По пути к будущему развитию идет разведка, стремящаяся этот путь распознать и на него повлиять. Тайная сила разведки будет в будущем гораздо более значительной, нежели была в прошлом и есть в настоящее время»{568}.
Видимо, учитывая, что межведомственных бюрократических барьеров ему не преодолеть, начальник особого отделения решил организовать экономическую разведку за рубежом другим способом. В докладе на имя начальника отдела Генштаба генерал-лейтенанта В.Е. Вязьмитинова 27 ноября 1919 года полковник П.Г. Архангельский в интересах дела считал необходимым ввести агентов на ответственные должности в различные работавшие за границей торгово-промышленные и финансовые предприятия, как иностранные, так и русские. Ввиду больших расходов на платную агентуру он просил разрешения набирать кадры агентов из лиц, призванных в армию с крупных промышленных предприятий и финансовых организаций{569}. Дальнейшая судьба этого проекта неизвестна. Вероятнее всего, доклад начальника особого отделения затерялся среди прочих бумаг, а его предложения так и не были реализованы.
Автономно от правительственных спецслужб действовала разведывательная организация «Азбука». Ее задачами являлись сбор и анализ разведывательной информации, а также выяснение политических настроений офицеров и солдат. Программу организации В.В. Шульгин определил так: «1. Против большевиков. 2. Против немцев. 3. Против украинствующих. 4. За Добрармию»{570}.
Работа «Азбуки» делилась на общую и местную. В результате созданная организация представляла собой агентурную цепочку, доставлявшую сведения со значительной территории бывшей Российской империи. Отделения «Азбуки» делились на пункты 3-х разрядов. Пункты 1-го разряда — Москва, Киев; пункты 2-го разряда — Харьков, Воронеж и Саратов; пункты 3-го разряда — Одесса, Кишинев, Львов, Холм, Варшава, Вильно. Кроме этого, существовали постоянные курьерские линии: Екатерино-дар — Москва (4 чел.), Екатеринодар — Киев (3 чел.), Екатеринодар — Харьков (2 чел.), Екатеринодар — Воронеж (2 чел.), Екатеринодар — Саратов (2 чел.), Екатеринодар — Одесса — Кишинев (2 чел.){571}. Агентов «Азбуки» планировалось направить в Берлин, Константинополь и Прагу{572}. Однако вышеперечисленными городами агентурная деятельность «Азбуки» не ограничилась. Сохранились донесения из Ростова, Таганрога, Донецкого района, Екатеринослава, Софии, Белграда, Бессарабии, Константинополя, Чехословакии, Галиции, Берлина, Варшавы, Вильно, Минска и пр.
Курьеры «Азбуки», возглавляемые штабс-капитаном Максимовичем, осуществляли связь между штабом ВСЮР и московским «Национальным центром»{573}.
Киевское отделение объединилось с одноименным подпольным центром Добровольческой армии, имевшим подобные задачи. Оно издавало агитационную литературу и распространяло ее по Малороссии, «разрушало военное имущество и подвижной состав большевиков»{574}.
В.В. Шульгину пришлось самому придумывать способы передачи добытой информации. По его словам, материал от агентуры получался в устном порядке и обрабатывался им лично или его заместителем А.И. Савенко и в секретном порядке курьерами отправлялся в штаб ВСЮР. Способ передачи информации был изобретен следующий: «На ленточках бумаги печатался текст. Эти ленточки скручивались и вкладывались в готовую папиросу, в гильзу. Эта вкладка совершенно была незаметна. И до такой степени, что папиросы со вложением отмечались едва заметной точкой карандашом. Остальные папиросы были без таких вложений и отметок. Затем последовало усовершенствование — вместо ленточек текст печатался на листах бумаги и снимался на фотопленку. Пленка точно так же разрезалась на кусочки и вкладывалась в папиросы. При всей своей примитивности, этот способ оказался удобным, действовал до конца и никогда никто не был пойман из-за папирос»{575}.
Для надежности одно и то же сообщение поручалось к доставке нескольким курьерам, что повышало риск «утечки информации», но с этим приходилось мириться, так как курьеры очень часто гибли в дороге. Например, из шести курьеров, отправленных из Ставки в Киев, до места назначения добрался только один.
Обычно донесения составлялись по определенной схеме: внешний вид города, настроения населения, военный гарнизон, мобилизация, эвакуация, органы надзора, советские учреждения, пропаганда и агитация, контрибуция и реквизиция, институт заложников, внутренний фронт. Круг освещаемых вопросов был довольно широк. «Азбука» получала сведения не только о действиях, дислокации, планах Красной армии, но и интервентов, и белой армии. Информирование командования ВСЮР «о злоупотреблениях и ненадлежащем исполнении обязанностей» называлось «Азбукой-изнанкой» или «Азбукой-наоборот»{576}. Обзоры положения в Советской Росси составлялись на основе агентурных данных, опроса частных лиц, прибывших из Москвы и других городов, а также материалов советских газет. Для обработки и анализа «совдеповских» прессы и листовок в Москве, Киеве и Екатеринодаре существовали специальные аналитические подразделения, состоявшие в основном из женщин. По некоторым оценкам, «обобщенные сведения стоили иногда засылки десятка агентов в тыл»{577}. Собранные с различных источников данные тщательно анализировались и подвергались критической оценке.
В виде аналитических докладов информация рассылалась: главнокомандующему ВСЮР и его начальнику штаба, председателю Особого совещания генералу A.M. Драгомирову и двум его членам (А.А. Нератову и Н.Н. Чебышеву), начальнику Военного управления, начальникам разведывательного и контрразведывательного отделений штаба главкома ВСЮР, Всероссийскому национальному центру. Некоторые сведения, касающиеся деятельности союзников на Юге России, давались для ознакомления представителям французского правительства в Екатеринодаре. В последнем случае исключалось все, что могло быть так или иначе истолковано не в пользу Добровольческой армии. И тем не менее в апреле 1919 года генерал A.M. Драгомиров на одном из документов оставил следующую резолюцию: «Главнокомандующий приказал впредь “Азбуку” иностранцам не посылать»{578}. Однако В.В. Шульгин, как следует из протокола его допроса в январе 1945 года, делился ею с английской и французской разведками и считал себя тайным сотрудником этих спецслужб{579}.
Пришедший на замену А.И. Деникину П.Н. Врангель, проведя реорганизацию высших органов военного управления, не коснулся организации разведки. В июне 1920 года полковник А.И. Гаевский докладывал обер-квартирмейстеру, что работа политической и военной агентуры будет безрезультатна до тех пор, пока все его управление не будет сосредоточено в одних компетентных руках. По мнению А.И. Гаевского, в распоряжении начальника отдела Генштаба нет гибкого аппарата, который бы быстро и решительно осуществлял следующие функции:
а) ставить резидентам задачи, вытекающие в зависимости от военной и политической конъюнктуры из целей командования;
б) распределять эти задачи и районы между резидентами;
в) передавать им совершенно конспиративно распоряжения и поддерживать с ними непрерывную связь;
г) снабжать их всем необходимым для работы;
д) подбирать агентуру и инструктировать ее;
е) вести учет провалившейся и опасной агентуры, а также тех элементов, которые в случае проникновения ее на службу в качестве агентов могли бы быть вредны.
Реорганизация, по мнению А.И. Гаевского, должна быть основана на следующих началах:
а) вся сеть резидентов, посаженных в иностранных государствах и Советской России, должна быть подчинена начальнику разведывательного отдела управления обер-квартирмейстера;
б) на начальника отдела должны быть возложены:
— идейное и техническое руководство сетью;
— снабжение деньгами и всем необходимым;
— служебная и юридическая ответственность.
в) при разведотделе должен быть совершенно конспиративный аппарат для управления сетью резидентов и сношение с ней, этот аппарат не должен иметь ничего общего с официальны ми учреждениями разведотдела; микрофотографическое бюро должно быть органом этого тайного аппарата;
г) официальным учреждением разведотдела должно быть:
— совершенно секретная канцелярия, где должны разрабатываться все задания и распоряжения резидентам, причем личность последних не должна быть известна этой канцелярии;
— регистрационное бюро, где сосредотачивается карточная и дактилоскопическая регистрация элементов;
— паспортное бюро для проверки лиц, выезжавших с территории ВСЮР;
— личная канцелярия начальника отдела, ведущая общую переписку, денежное хозяйство;
д) при этом отделе должен быть специальный информационный аппарат для обработки получаемых сведений{580}.
Была ли проведена предлагавшаяся реорганизация — однозначно сказать трудно, т.к. подтверждающих документов автору обнаружить в российских архивах не удалось.
Из донесения советской агентуры нам известно, что входивший в состав 1-го генерал-квартирмейстера разведывательный отдел структурно подразделялся на три части: агентурную (полковник Г.И. Шлидт), отчетную (подполковник Э.Б. Болецкий) и общую{581}.
По данным Особого отдела Кавказского фронта, агентурная часть вела глубокую разведку в Москве, Петрограде, Киеве, Харькове и в Поволжье, давая задания: 1) установить представителей советских организаций и вступить с ними в связь; 2) склонить их к помощи армиям Врангеля или хотя бы к саботажу красного командования; 3) организовать восстания, волнения, взрывы, покушения и поджоги{582}.
Агентурная часть имела в своем подчинении три пункта: северный — в Джанкое, восточный — в Керчи, западный — в Караджи и Евпатории. Помимо них имелись резиденты в Одессе, Николаеве, Херсоне, Очакове. Штабу представителя генерала П.Н. Врангеля в Грузии поручалось ведение разведки на Кавказе, главным образом среди горских народов{583}.
Собранные агентурной частью сведения направлялись в отчетную часть, где они обрабатывались и в виде сводок направлялись 1-му генерал-квартирмейстеру{584}.
В Крыму белогвардейская разведка, согласно докладу особого отдела ВЧК от 29 октября 1920 года, имела следующую организацию. Штаб главкома Русской армии вел «глубоко-тыловую» разведку, направляя агентов с «особо специальными» заданиями, в частности, в Москву и другие крупные центры России. Прифронтовая разведка велась штабами корпусов и дивизий — освещались настроения населения в ближайшем тылу и качественно-количественные характеристики войск противника. Корпусные разведорганы подчинялись начальнику разведотделения штаба группы, который, в свою очередь, подчинялся руководителю разведывательного отдела штаба главкома{585}.
В 1920 году для многих белогвардейских генералов и офицеров, в том числе и разведчиков, поражение Русской армии в Крыму стало очевидным. Руководители спецслужб начали готовиться к борьбе против Советской России с территории иностранных государств. Среди тех, кто намеревался противодействовать большевизму до конца, можно назвать и начальника разведывательной части особого отделения отдела Генштаба действительного статского советника В.Г. Орлова, который весной 1920 года был командирован за границу. В письме начальника Военного управления военному агенту в Италии указывалось: «Мною командирован в Западную Европу начальник разведывательной части отдела Генерального штаба действительный статский советник Орлов для выяснения постановки агентурного дела в военных агентурах, организации тайной противобольшевистской разведывательной сети за границей в связи с Генеральным штабом. Прошу оказать Орлову полное содействие»{586}. Русскому военному агенту предписывалось поставить разведчика в курс работы военной агентуры, а также принимать к отправлению его телеграммы, содействовать проникновению в Советскую Россию указанных В.Г. Орловым лиц.
В служебной записке, составленной 5 июля 1920 года, он предлагает организовать международную разведывательную службу, «в которой будут иметься специальные секции для каждой страны и которые будут информировать заинтересованные стороны о том, что происходит в мире с точки зрения большевиков»{587}.
Эту идею белогвардейский разведчик и контрразведчик вынашивал еще с 1919 года. Со своим проектом он обратился сначала к французам, но представители союзного государства зачислили его… в немецкие, а потом и английские агенты и отказались от сотрудничества. Письмо В.Г. Орлова с подобным предложением к английскому резиденту в России С.Г. Рейли также не дало желаемых результатов{588}. Безрезультатной оказалась и попытка В.Г. Орлова реализовать свою идею в 1920 году. Ни Франция, ни Англия не пошли на создание объединенной разведывательной организации для борьбы с Советской Россией.
Причина отказа, думается, заключалась не только в недоверии к личности В.Г. Орлова. От его услуг можно было бы отказаться, например, и после того, как созданная им резидентура начала бы действовать. Причина, по мнению автора, заключалась в ином. Каждая из сторон — Англия, Франция и белая Россия — в Гражданской войне преследовала свои цели. И здесь можно согласиться с историком А.А. Здановичем, что ни одна страна «не хотела ставить в какую-либо зависимость свои национальные контрразведывательные и полицейские органы от некоего Международного бюро»{589}.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.