Шаг за шагом

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Шаг за шагом

3. Первая отечественная самолетная автоматическая станция имитационных ответных помех

Ю.Н. Ерофеев, д.т.н., профессор

Продолжение.

Начало см. в «ТиВ» № 7,8/2006 г.

У истоков направления

Можно было утверждать, что к концу 1950-х гг. задачи построения отечественных станций помех шумового типа в целом были разрешены. Однако при использовании аппаратуры шумовых помех выявились общие, присущие всей аппаратуре этого класса, недостатки:

— факт создания шумовой помехи относительно простыми приемами устанавливался; оператор и даже автоматические системы обработки радиолокационной информации могли сигнализировать, что нарушение работоспособности радиолокатора явилось следствием создания организованной шумовой помехи;

— открывалась возможность наведения оружия поражения (самонаводящихся ракет, например! на источник шумовой помехи и носитель аппаратуры шумовых помех.

С середины 1950-х гг. усилился интерес к так называемым имитационным помехам, т. е. помехам, имитирующим сигнал радиолокатора, отраженный от цели и отличающийся лишь информационными признаками, говорящими отраекторных параметрах защищаемого объекта.

13 «его восьмом» провели научно-исследовательские работы «Север» и «Север- 1» но изучению возможности создания имитационных помех. В НИР «Север-1» (научные руководители Б.Д. Сергиевский и Ю.Н. Мажоров) были показаны возможности формирования на уже имеющейся элементной базе имитационных помех как дальномерному, так и угломерному координаторам радиолокаторов. При создании имитационных помех всегда остро стоит вопрос обеспечения прицельности станции помех по несущей частоте, т. е. вопрос создания устройств запоминания и воспроизведения несущей частоты импульсных сигналов. Поэтому в НИР «Север-1» рассматривался и этот важнейший вопрос.

Но не только поиски решений по запоминанию и воспроизведению несущей частоты РЛС и построению помеховых модуляторов тормозили создание этого нового типа аппаратуры радиоэлектронной борьбы. Долгое время препятствием служило и отсутствие «вакуума» — широкополосных СВЧ- усилительных приборов, в первую очередь для выходных усилителей мощности станции помех. Еще во время выполнения НИР «Север» (она под научным руководством главного инженера «сто восьмого» Т.Р. Брахмана началась в 1952 г. — Прим. автора) инженер- вице-адмирал академик А.И. Берг, бывший вту пору начальником института, добился перевода в институт группы разработчиков ЛБВ из НИИ-5 Министерства обороны во главе с Л.Н. Лошаковым. Если в макете станции помех «Север» на выходе стояла ЛБВ десятисантиметрового диапазона мощностью всего около 1 Вт, то теперь для обеспечения НИР «Север-1» была поставлена задача по созданию ЛБВ мощностью до 50 Вт [1]. Лишь к концу 1950-х гг. наша промышленность освоила выпуск ламп бегущей волны дя выходных усилителей мощности — еще не «пакетированных», еще с внешним охлаждением, но уже дающих возможность конструировать СВЧ-блоки. Разработчики горели желанием немедленно использовать открывшиеся возможности, чтобы создать прорыв в технике РЭБ.

Люди и их возможности

Шел 16-й год работы института как научного учреждения в области радиолокации и противорадиолокации, уже имелись опытные специалисты в области создания техники активных помех РЛС. Предстояло выбрать главного конструктора заказа по созданию аппаратуры имитационных помех. Кто же был в списке возможных кандидатур на этот пост?

Борис Дмитриевич Сергиевский (1919 г.р.). выпускник Московского энергетического института, в «сто восьмом» — с момента его основания, с 1943 г. Один из активных участников работ по аппаратуре шумовых помех ОП-1 и ОП-2 (см. «ТиВ», № 8,2006). Выполнил целый ряд научных исследований по созданию шумовых помех и их воздействию на элементы радиотехнических трактов. В 1952 г. защитил кандидатскую диссертацию. Выступал научным редактором русского издания книги У.Р. Беннета «Основные понятия и методы теории шумов в радиотехнике» (М., 1957 г.). Одним из первых обратил внимание на возможности имитационных помех, являлся научным руководителем НИР «Север-1», заданной решением правительственных органов, «по исследованию возможностей и путей реализации имитационных помех» (2].

Б.Д. Сергиевский был, вероятно, наиболее теоретически подготовленным и эрудированным специалистом из числа возможных кандидатур на пост главного конструктора аппаратуры имитационных помех. Однако были тут и свои «но». На вопрос, что правильнее; делать «станцию помех с ограниченными возможностями» или отложить начало работы для более детальной научной подготовки, однозначно ответить никогда нельзя. Когда, в каких конкретных условиях «лучше», а в каких — «хуже»? Условия непрерывно меняются. Но для Б.Д. Сергиевского такой вопрос, вроде бы, и не существовал: он был сторонником проведения более углубленной научно-исследовательской работы, которая учла бы новые тенденции построения дальномерных и угломерных координаторов РЛС западных держав. Лишь после ее завершения можно будет выработать концепцию построения эффективной помеховой аппаратуры. Такая НИР (ее название — «Партитура») действительно вскоре началась, и Б.Д. Сергиевский стал ее научным руководителем. Он вообще тяготел к научно-исследовательским, а не к опытно-конструкторским работам, и едва ли можно было от него ожидать согласия на руководство такой сложной и многолетней ОКР.

Иосиф Яковлевич Альтман (1920 г.р.), выпускник Московского энергетического института, в «сто восьмом» — с 1944 г. В нашем кругу, чаще, правда, за глаза — Ёс. В коллективе — лидер, это, видно, у него еще со студенческих лет [3]. Я видел характеристику деятельности И.Я. Альтмана в промышленности — довольно подробную и, по существу, неверную: «Крупный специалист в области модуляторов радиопередатчиков и защиты РЛС от радиолокационных помех противника» [4].

В его биографии, действительно, был недолгий период работы в области радиолокационных модуляторов, но основная часть его жизни принадлежала «сто восьмому» и была связана с построением аппаратуры радиоэлектронной борьбы. С его именем неразрывно связаны три поколения самолетной помеховой аппаратуры. Сначала он занимался помеховыми средствами защиты наземных объектов от поражения с воздуха — был заместителем главного конструктора заказа «Альфа», потом — заказа «Бета».

«Когда мы делали «Альфу», — сказал как-то в курилке один из наших инженеров Виктор Баранов, — кстати был Альтман. А сейчас «Бету» делаем, тут нужнее Бэтман». Но Ёс успешно завершил и «Альфу», и «Бегу». Он был наиболее подходящей кандидатурой для назначения руководителем такой крупной работы.

Невысокий, широкий в плечах. Напорист и задирист. Была у И.Я. Альтмана еще одна черта, присущая далеко не всем крупным руководителям: он никого не «подставлял», огонь принимал на себя, в общем, был бойцом.

Блоки антенных переключателей изделия «Резеда» в изготовлении запаздывали, и, увидев их на столе в сборочном цехе, я ринулся осматривать эти первые, заводского изготовления, образцы. Они были почти готовы, осталось только закрепить кожухи. Но, заглянув внутрь, я радости не почувствовал: не смытые капли флюса, шарики припоя прямо у контактных пар, не отрегулированные, на глаз видно, межконтактные расстояния, смазанные маркировочные надписи. Я сказал, что сборку надо приостановить, вернуть блоки исполнителям и все операции выполнить заново. Радости у рабочих это не вызвало, но в спор они до поры не вступали: надо, мол, поставить в известность мастера участка Василия Егоровича. Василий Егорович раскипятился, как перегретый чайник: «Как — вернуть? Да что вы говорите! А за какие деньги, кто нам оплатит эту работу?» Монтажники подваливали к Василию Егоровичу, а он пуще расходился: «Эти московские ученые! Не любите вы рабочий класс! У вас одно: остановить, переделать…»

Перспектива маячила нерадостная: спорить предстояло почти со всем цехом…

И тут из цехового коридора вылетел Ёс. Он мгновенно оценил ситуацию. Как в уличной драке, встал рядом, спина к спине, и жилы на его шее раздулись: «Что за базар в рабочее время? Я здесь отвечаю за внедрение заказа, и я подпишусь под каждым его (он кивнул на меня) замечанием. А тебе, — рыкнул он на Василия Егоровича, — тебе надо порядок в цехе наводить, а не демагогией про любовь к рабочему классу заниматься. Делай выводы!»

Народ стал расходиться.

Иосиф Яковлевич Альтман был. вероятно, первой кандидатурой в руководители заказа. Но обстоятельства неумолимы. В дни начала работ по заказу он по горло был занят аппаратурой «Бега» и отвлекаться еще на один заказ не мог физически. Руководителем заказа «Бета» был главный инженер института Т.Р. Брахман. Но, поглощенный общеинститутскими проблемами, он не мог влезать во все технические детали, а их было множество, и все они — на Ёсе. Через короткое время Альтман переключился на «Резеду» — не только как технический, но и как административный руководитель: его назначили начальником отдела, в котором проводилась разработка, и формально главный конструктор заказа, он же — начальник входящей в отдел лаборатории, оказался в его прямом подчинении. Альтману пришлось сыграть большую роль в организации и испытаний «Резеды», и ее серийного производства. Но к его приходу в отдел работа по «Резеде» уже пошла.

Всеволод Васильевич Огиевский (1919 г.р.). О нем уже было рассказано в предыдущем номере журнала. Вулик мог бы, наверное, вынести тяготы руководства заказом «Резеда», особенно при пробивном, типа Ёса, заместителе, знающем детали процесса внедрения. Но беда была та же, что и с Ёсом: В.В. Огиевский был в это время научным руководителем НИР «Газон»: на базе этой НИР предполагалось в кратчайшие сроки начать проектирование станций шумовых помех «Букет», и требовалась постоянная помощь научного руководителя НИР коллективу далекого сибирского предприятия главка, который взялся за проектирование этой аппаратуры. Сразу переключить В.В. Огиевского на заказ «Резеда» не удавалось.

Юрий Николаевич Мажоров (1921 г.р.). Участник Великой Отечественной войны (командовал узлом связи), инженер-майор, выпускник Военной инженерной академии связи им. С.М. Буденного, в «сто восьмом» — с 1954 г. Потом он станет главным инженером института, его директором, Генеральным директором НПО им. П.С. Плешакова |5]. А тогда, перед открытием заказа «Резеда», он был старшим научным сотрудником «сто восьмого», руководителем небольшой но численности группы разработчиков радиоэлектронной аппаратуры, работающей по направлению НИР «Север-1». Группы небольшой, но имеющей самое прямое отношение к тематике открываемой ОКР, потому что именно Ю.Н. Мажоров провел в рамках НИР «Север-1» изучение процессов длительного запоминания несущей частоты радиолокационных импульсов и построения устройств «длительной памяти». Именно по этим вопросам Ю.Н. Мажоров подготовил отдельный, в рамках НИР «Север-1», научный отчет.

— И сколько, Юрий Николаевич, ламп пришлось Вам задействовать в блоке длительной памяти? — уточнял главный инженер института Т.Р. Брахман.

— Семьдесят пять, Теодор Рубенович.

— Ох, много, — сокрушался тот.

Если бы они знали, что число активных элементов в блоке длительной памяти придется увеличивать и увеличивать…

Ю.Н. Мажоров стал автором ряда изобретений по построению устройств длительной памяти. У него была хватка руководителя, умение работать с подчиненным ему коллективом. Система длительного запоминания несущей част оты была одним из важнейших и трудно реализуемых элементов аппаратуры «Резеда», и деятельность Ю.Н. Мажорова в этом направлении являлась бы естественным продолжением его предшествующей работы в «сто восьмом».

Но организаторские способности Ю.Н. Мажорова уже заметили. В это время начинал свою научно-исследовательскую работу филиал «сто восьмого» в Калужской области |6], требовалось надежное, проверенное руководство основными подразделениями этого филиала. Администрация «сто восьмого» считала укрепление филиала делом не менее насущным, чем руководство одним из многих, пусть и важных, заказов, проходящих в институте. Ю.Н. Мажоров отбыл в провинцию — сначала на должность начальника лаборатории, а затем — начальника научно-исследовательского отдела.

Сейчас думается, что по отношению к Ю.Н. Мажорову это была «милость божия». Случись иначе — и он, как раб к галере, на десятилетия был бы прикован к нуждам этого трудно проходившего заказа, к проблемам, которые, в основной массе, ни к большой науке, ни к новейшим технологиям не отнесешь. И не быть бы ему в числе инициаторов работ в области защиты баллистических объектов, радиотехнической разведки с космическими носителями, приборов нелинейной радиолокации, «Резеда» высосала бы из него отпущенный ему запас жизненных сил, как это и случилось с главным конструктором изделия «Резеда». Тогда же Ю.Н. Мажоров отбывал на новое место работы с некоторой обидой в душе: его, специалиста по «длительной памяти», от «Резеды» отлучают!

Евгений Кузьмич Спиридонов (1922 г.р.). Тоже участник Великой Отечественной войны (был начальником радиолокационной установки «Редут»), тоже майор, в «сто восьмом» с 1954 г. Выпускник Военно-воздушной инженерной академии им. проф. Н.Е. Жуковского. При изучении вопросов запоминания и воспроизведения несущей частоты импульсных сигналов в «сто восьмом» работал в особом направлении — изучал воспроизведение несущей частоты с помощью потенциалоскопов, готовил под руководством Л.М. Юдина дипломный проект по этой теме. При оценке практической реализации этого направления пришли к выводу, что перспективы использования в ОКР оно не имеет, оказывается тупиковым. Однако накопленный опыт в вопросах воспроизведения несущей частоты не пропал впустую — вопросы запоминания и воспроизведения несущей частоты были для Е.К. Спиридонова «своими».

Еще в дни войны он познакомился с сержантом Соней, Софьей Арсентьевной, и она стала его супругой. У них были дочки-близнецы, в которых он души не чаял. Хоть и «близняшки», но с внешностью разной — одна блондинка, другая темная.

К тому же, у Кузьмича — открытый нрав, общительность. Решительный характер, в трудных случаях — склонность к риску, даже с долей авантюризма (а разве без него из безнадежной ситуации выпутаться?). Для своих — просто Кузьмич, свой человек, который и в теплой компании может «погудеть», и успех дела отметить. Недостатком его было отсутствие опыта руководства опытно-конструкторскими работами и взаимоотношений с серийными заводами на стадии внедрения результатов. Но, считали все, это дело наживное, и способностей у Е.К. Спиридонова на это предостаточно.

Примерно такую «колоду карт» приходилось тогда тасовать руководителям института — директору института П.С. Плешакову, впоследствии министру радиопромышленности СССР, и главному инженеру Т.Р. Брахману. Были еще молодые офицеры В.И. Радько, В.П. Романов, Н.П. Пересунько, перспективные инженеры В.И. Бутенко, Л.М. Юдин, К.И. Фомичев. Все они потом скажут свое слово в создании техники радиоэлектронной борьбы, но тогда, на пороге 1960-х гг., они были еще недостаточно опытными и эрудированными, чтобы возглавить столь сложную ОКР.

Легенда, живущая в «сто восьмом» до сих пор: руководство переговорило со всеми кандидатами: все отказались, и только Е.К. Спиридонов дал согласие. Я говорил на этапе подготовки этой статьи с каждым из упомянутых сотрудников (из числа еще живущих, конечно): не было собеседований с ними на эту тему, не было и прямых предложений возглавить заказ. Видно, обсуждение проходило в самом узком кругу руководителей «сто восьмого», без привлечения заинтересованных лиц. Собеседование было только с Е.К. Спиридоновым. После второго собеседования он дал свое согласие на назначение.

Лейтенант Е.К. Спиридонов с сержантом Соней в годы войны.

Заместитель главного конструктора заказа «Резеда» по ВЧ- и СВЧ-элементам Лев Иванович Большаков (1927 г.р.).

Руководители заказа

Итак, главным конструктором аппаратуры «Резеда» был назначен Евгений Кузьмич Спиридонов. Ему пришлось возиться с «Резедой» полтора десятилетия: разработка, потом внедрение на серийном заводе, потом решение вопросов, связанных с эксплуатацией в войсках. Заказ изрядно вымотал и стал последней его разработкой:

«…Иного огня

Он раздуть уже так и не смог…»

Далее он перешел на направление, с созданием радиоэлектронной аппаратуры напрямую не связанное: работал начальником отдела научной организации труда, потом перешел в Научно-исследовательский институт экономики и информации по радиоэлектронике.

Помню внешность Кузьмича периода его командировок на серийный завод: изъеденные экземой руки с трещинами чуть ли не до костей, воспаленные глаза…

…Через некоторое время, уже по представлению Е.К. Спиридонова, состоялось назначение заместителей главного конструктора.

Не сразу, а после перехода к этапу технического проектирования первым заместителем главного конструктора с очень широким кругом полномочий стал Иосиф Яковлевич Альтман.

Сорок пятьлет проработал И.Я. Альтман в «сто восьмом». За его плечами будет более десяти станций помех (этот результат, хоть в книгу Гиннесса заноси, не будет перекрыт никем и никогда), станций не только разработанных, но и переданных в серийное производство. А еще будет трясущаяся голова и целый букет болезней. Давали знать, что ни говори, нервные перегрузки. Потом больной, обескураженный сумятицей в нашей «оборонке», он плюнет на все и уедет в США к детям, которые уже успеют туда перебраться |4 |. В 2004 г. из- за океана долетел телефонный звонок: И.Я. Альтман скончался…

Очень скоро выявился весь умопомрачительный объем СВЧ-узлов в этом заказе: входные и выходные сумматоры и разветвители СВЧ-сигналов, сумматоры и разветвители в каждой ступени матричного устройства «длительной памяти», СВЧ-фильтры, в общем, сотни функционально необходимых СВЧ-элементов. Все они требовали самого пристального внимания, и в заказе решили предусмотреть пост заместителя главного конструктора по СВЧ-элеменгам. Начальник высокочастотного отдела Б.Я. Резниченко (возможно, и для того, чтобы оградить от ответственности за выполнение такой не очень приятной работы себя) предложил на этот пост молодого ведущего инженера своего отдела Льва Ивановича Большакова. Обсудили. Подошел.

Л.И. Большаков стал заместителем главного конструктора изделия «Резеда» по ВЧ- и СВЧ-элементам. Ему пришлось возглавить освоение этих элементов на серийном заводе, как, впрочем, решать и многие другие вопросы. «Спиридонов — обманув. Большаков — не явился. План под угрозой срыва», — поступали с серийного завода панические телеграммы. Он участвовал в выполнении заказа «Резеда» до полного завершения работ. А вот дальнейший его путь в «сто восьмом» оказался совсем не безоблачным.

Дочь вышла замуж за эфиопа. Значит. связь с иностранцами, значит, работать в «сто восьмом» по закрытой тематике никак нельзя. Пришлось проситься в не режимные подразделения, от разработки отойти. Потом, после «перестройки», когда в этом отношении потеплело, да и эфиопское родство у дочери порушилось, удалось снова перейти в разрабатывающее подразделение. Вот только годы стали уже не те, да и заказы совсем перестали поступать…

Еще одним заместителем главного конструктора (по вопросам конструирования) был назначен Павел Тимофеевич Архипов. Его кандидатуру на этот пост предложил Н.Я. Чернецов, в те годы руководитель всех конструкторских подразделений «сто восьмого» [7]. Павел Тимофеевич — конструктор опытный, со стажем, до этого, однако, всегда был почему-то на вторых ролях.

«Сидел в бутылке много лет

И, наконец, увидел свет», -

откликнулась на это его назначение институтская стенная газета.

Близорук. Выпуклые линзы очков с огромными диоптриями. Трудяга, никогда не рвущийся в первый ряд на торжественных заседаниях.

Район, где разместился куйбышевский серийный завод, — окраинный, рабочий, хулиганский. Как-то вечером Павел Тимофеевич, почему-то не доехав до заводского общежития — нашего привычного пристанища, пешком зашагал через мост. На мосту-трое парней в сдвинутых на глаза кепках. Содержание нагрудного кармана архиповского пиджака быстро перешло к ним в руки. Паспорт, партийный билет, скромненькая сумма денег. Деньги были немедленно отсепарированы. Остальное вернули. Вложили партийный билет в паспорт: «Ладно, папаша, иди, строй коммунизм…»

Когда по-настоящему развернулось производство, валом пошли так называемые «приказы» — извещения о коррективах в разработанной документации, продиктованные условиями производства. Прямые ошибки (никуда не денешься-люди ошибаются), изменения в нормативных документах, улучшения, до которых раньше не додумались. Острота ситуации состояла в том, что при устранении ошибок в специальной графе надо было указывать фамилию и должность виновного в ошибке. Виртуозы проведения «приказов» делали так: выпускали первый пяток, из числа самых безобидных, и в них указывали фамилии действительных виновников. В остальных, слоем ниже, виновного указывали одинаково: «Зам. главного конструктора П.Т. Архипов». И Павел Тимофеевич, доверчивый и вечно по горло занятый, просматривал первый пяток извещений и, покачивая головой, утверждал их. Остальные утверждал не глядя, и к концу квартала показатели брака в работе у него превышали все возможные нормы.

Ход разработки

Создание «Резеды» шло довольно необычно — от частного к общему. Сначала были выработаны задания на разработку блоков станции, как бы функционально законченных элементов ее комплекса, и лишь потом, года через пол тора, дошли до функциональной схемы «Резеды» в целом. Предпосылки для такого подхода имелись. Блоки изделия «Резеда», такие как блок длительного запоминания и воспроизведения несущей частоты, блок ретранслятора и устройства кратковременного запоминания частоты, блок формирователей модулирующих сигналов, были, в основном, функционально независимыми, можно сказать-«самодостаточными». Работу по их созданию можно было вести независимо, параллельно, ограничиваясь при составлении заданий лишь небольшим числом входных и выходных характеристик.

Блок делили на функциональные части: усилители, фильтровые устройства, линейки управления, составляли на каждый из таких элементов технические задания с указанием основных входных и выходных параметров. После разработки узлов создавали «комплекс» блока — проверяли взаимодействие имеющихся элементов, пока еще на лабораторном столе. Потом, при положительном исходе лабораторной стыковки. составляли задание на конструирование блока и изготавливали лабораторный образец блока по конструкторским проработкам.

Лишь к концу второго года прорисовались общие контуры станции и были составлены функциональные схемы как для станции в целом, так и дя возможных режимов ее эксплуатации.

Заместитель главного конструктора заказа «Резеда» по вопросам конструирования Павел Тимофеевич Архипов (1910–1999).

Технические подробности

По господствующим тогда среди заказывающих организаций взглядам, аппаратура «Резеда» должна была перекрывать практически весь сантиметровый диапазон несущих частот РЛС. Однако, поскольку не существовало не только усилительных элементов, но даже и фидерных трактов с такими показателями широкополосности, пришлось использовать «литерный» принцип построения аппаратуры. Предполагалось создать станции «Резеда» литеров «А», «Б» и «В». Литер «А» должен был работать в трехсантиметровом диапазоне, литер «Б» — в шестисантиметровом, литер «В» — в десятисантиметровом. Работа превращалась в создание целого набора станций. Литер «В» считался базовым. Работа аппаратуры литеров «А» и «Б» осуществлялась за счет преобразования несущих частот — переноса рабочего диапазона частот в диапазон работы литера «В» с такой же последующей обработкой сигналов, как и в аппаратуре «Резеда-В». После обработки осуществлялся обратный перенос частоты. Следовательно, аппаратура литеров «А» и «Б» начиналась с частотнопреобразовательных блоков.

В станции были предусмотрены три способа и, соответственно, три устройства воспроизведения несущей частоты РЛС: ретрансляция как способ получения прицельного по несущей частоте сигнала, совпадающего по времени с принимаемым сигналом РЛС: «кратковременное воспроизведение несущей частоты» на основе использования СВЧ-рециркулятора; «дителыюе» или «долговременное» воспроизведение несущей частоты на основе матричного устройства запоминания частоты. Эти устройства составляли существенную, если неосновную, часть массы станции. Особенно значительны были весовые показатели у блока длительного запоминания и воспроизведения несущей частоты — так называемого «шестого блока» по принятой в станции системе нумерации блоков.

Формирователи модулирующих помеховых напряжений были введены в отдельный, «пятый блок» изделия. Для противодействия РЛС на этапе поиска и выбора цели были предусмотрены шумовые помехи и формирователи многократных синхронных ответных импульсов, включаемые при создании «многократной ответной помехи» (МОП). Дя нарушения работы автодальномеров импульсных РЛС на этапе сопровождения были предусмотрены устройства формирования уводящих импульсов по дальности — их тогда называли «формирователями плавно запаздывающего сигнала». Для подавления угломерного координатора радиолокатора использовались формирователи сигналов типа «ложная огибающая» пачки импульсов и формирователи низкочастотной шумовой помехи (НЧШ). В режиме групповой защиты аппаратура могла работать в режиме «мерцающих», из двух точек пространства, помех.

При переходе от создания одного вида помехи к другому необходимо было не только переключать типы формирователей модулирующих напряжений, но и использовать тот вид устройства воспроизведения несущей частоты сигнала, который был более пригоден для формирования помехи. Это требовало наличия весьма сложного, продуманного устройства управления работой станции. Его элементы были рассредоточены по блокам станции, значительная часть этих элементов размещалась в «пятом блоке». В устройстве управления осуществлялось и временное программирование этапов воздействия помех: излучение помех начиналось с создания помех дальномерному координатору РЛС. после осуществления «увода по дальности» создавались помехи угломерному координатору и, наконец, цикл завершался созданием помех, затрудняющих повторные обнаружение и выбор цели.

В аппаратуре литера «А» предусматривалось также переключение секторов излучения (передний, задний левый, задний правый] в зависимости оттого, из какого пространственного угла приходили зондирующие импульсы РЛС. Для этого служили блоки антенных переключателей (уже упоминавшиеся в нашем рассказе). Они устанавливались в цепях приемного и передающего трактов станции и имели систему управления. в состав которой входил приемноусилительный блок самолетной станции СПО-3. разработанной «сто восьмым» ранее.

В целом получалось солидное количество различных по назначению блоков. устройств и элементов. Масса литера «А», включая собственные блоки этого литера, блоки базового литера «В», антенно-фидерный тракт, кабели силовой сети, элементы установки и обтекатели антенн, превышала 800 кг.

Недостатки аппаратуры

Эти недостатки проявились еще в ходе выполнения работы, задолго до ее завершения, и это влияло, конечно, на психологический настрой исполнителей на последних этапах работы. Первый из недостатков можно было выявить уже из анализа технического задания. Станция могла противодействовать радиолокаторам только с одним типом зондирующего сигнала — радиолокаторам с импульсным излучением. Однако ко времени окончания работы уже появились радиолокаторы сопровождения с непрерывным и квазинепрерывным излучением. Они имели другие принципы селекции целей и требовали другой организации помех каналу селекции. Отечественных радиолокационных комплексов подобного типа в войсках еще не было. Знаменитый «Куб» появился позднее (8], и проверить эффективность помех таким РЛС на практике было затруднительно, чем в какой-то мере и объяснялось «умолчание» о таких РЛС в техническом задании на проектирование. Однако сведения о появлении РЛС с непрерывным и квазинепрерывным излучением за рубежом уже поступали. Когда в 1960 г. был сбит американский самолет-шпион «Локхид» U-2, пилотируемый Пауэрсом, в парашютном отсеке самолета была найдена помеховая станция радиотехнической защиты «Рейнджер» |9], которая уже имела канал противодействия радиолокационным средствам с непрерывным излучением. Следовательно, в этой части аппаратура «Резеда» по заложенным в ней принципам подавления отставала от помеховой аппаратуры вероятного противника.

Принципы противодействия радиолокаторам с непрерывным и квазинепрерывным излучением были к этому времени проработаны и в «сто восьмом». Однако заказчик доработки аппаратуры не требовал, да и вводить найденные технические решения в аппаратуру «Резеда» уже не представлялось возможным: это не привело бы ни к чему иному, кроме срыва сроков выполнения важного правительственного заказа.

Другой недостаток состоял в том, что в комплексе «Резеда» отсутствовал «укороченный», облегченный вариант исполнения. Каждый из литеров («А», «Б» и «В») выполнялся с полным набором блоков: с тяжелым и громоздким блоком длительного запоминания частоты и столь же тяжелым, требующим охлаждения блоком выходного усилителя мощности. Размещать такую аппаратуру удавалось только на тяжелых машинах с большой грузоподъемностью. А количество их (даже до хрущевских мероприятий по сокращению авиационных подразделений) не было уж очень большим. Из-за этого обострялся вопрос серийности изделия. Внедрение заказов, идущих небольшими сериями, для заводов-изготовителей всегда невыгодно экономически.

Следующий недостаток был обусловлен состоянием элементной базы в тот переходный период, на который пришлась разработка «Резеды». В то время, когда отрабатывались принципиальные схемы узлов и блоков станции (1959–1961), «транзисторизация», как называл министр радиопромышленности В Д. Калмыков переход на полупроводниковые элементы, уже стучалась в дверь. Однако полную номенклатуру полупроводниковых элементов, которая могла бы удовлетворить потребности разработчиков, отечественная промышленность еще не давала. Поэтому такие технические решения, когда большинство каскадов устройства выполнялось в транзисторном варианте, а один- два каскада — на пальчиковых лампах или лампах типа «дробь», были в «Резеде» весьма распространены. Все это усложняло условия теплоотвода, выполнение силовых кабелей, приводило к разнотипности и увеличению общего количества источников питания, показатель относительной массы которых по отношению к общему весу станции у аппаратуры «Резеда» доходил до 35 % и был существенно выше, чем у последующих станций ответных помех.

Давало о себе знать и отсутствие опыта в промышленности с охлаждением широкополосных мощных выходных ЛБВ. Система охлаждения выходного блока требовала совершенствования и дорабатывалась по существу до завершения «жизни» этого заказа в промышленности.

Значение разработки

Несмотря на отмеченные недостатки, создание аппаратуры «Резеда» стало этапом в развитии техники радиоэлектронной борьбы в нашей стране. Это была первая отечественная станция ответных имитационных помех, поступившая на вооружение ВВС. Она открыла эпоху использования нового вида оружия — средств радиоэлектронной борьбы, средств индивидуальной и групповой защиты самолетов. Последующие разработки в этом направлении являлись усовершенствованием «Резеды» и шли по линии улучшения показателей, отсчитываемых от уровня этого заказа. «Жесткие» программы чередования помеховых воздействий, принятые в аппаратуре «Резеда», в целом оказались верными как по порядку чередования помех, так и по длительности циклов их создания и впоследствии испытали лишь незначительные изменения.

Разработанные в ходе выполнения заказа «Резеда» устройства длительного запоминания и воспроизведения несущей частоты и устройства кратковременного запоминания несущей частоты (УКЗЧ) рециркуляционного типа впервые прошли стадию освоения в серийном производстве, на серийном заводе, и далее могли рассматриваться уже как серийно пригодные элементы аппаратуры радиоэлектронной борьбы.

Нельзя забывать и ту роль, которую сыграла разработка «Резеды» в становлении коллективов разработчиков средств радиоэлектронной борьбы в отрасли. Уже в ходе выполнения заказа, можно считать, в его недрах, сформировался коллектив разработчиков куйбышевского конструкторского бюро «Экран», который, используя опыт «сто восьмого» и прямые контакты с ним, взял на себя разработку одного из литеров станции.

Крупным потребителем аппаратуры «Резеда» стали военно-морские силы страны. И речь здесь идет не только об использовании станции «Резеда» для защиты самолетов морской авиации [10]. Когда эффективность станции в этом направлении подтвердилась, началась разработка корабельной станции ответных имитационных помех «Гурзуф». Ее осуществлял Таганрогский НИИ связи, и сотрудники этого института долгое время стажировались в «сто восьмом», размещаясь в качестве дублеров на рабочих местах разработчиков «Резеды» и постепенно постигая на практике все премудрости работы (об этом ниже).

С «Резедой» связаны и первые почетные звания лауреатов Государственных премий СССР в области самолетной аппаратуры активных помех. Разработчики аппаратуры оборонного назначения прекрасно знают все этапы таких работ: почешиха, неразбериха, поиски виновных, наказание невиновных, награждение непричастных… На этот раз «непричастных» в списках авторского коллектива, вроде, и не было.

В 1963 г., когда испытания показали, что техническое задание коллективом полностью выполнено, научно-технический совет института принял решение о выдвижении авторского коллектива на соискание Ленинской премии. Коллегия министерства (тогда, впрочем, эта организация называлась не министерством, а Госкомитетом — ГКРЭ) это выдвижение поддержала. Комитет по Ленинским и Государственным премиям тоже отнесся положительно к факту представления, но посоветовал отложить это мероприятие на год: желательно было получить документ о серийном изготовлении первых партий изделия. Однако на следующий год ситуация несколько изменилась: часть ведущих специалистов, входящих в научно-технический совет «сто восьмого», заняла позицию, что будет надежнее (и скромнее) выдвигать не одну станцию «Резеда», а комплекс средств радиоэлектронной борьбы, разработанных «сто восьмым», — тогда институтом были созданы и серийно изготавливались и другие средства. И выдвигать этот комплекс надо будет не на Ленинскую, а на Государственную премию. При таком раскладе количество мест в авторском коллективе, отводимых разработчикам «Резеды», конечно, поубавилось. Ограничились лишь главными конструкторами разработок. Из авторского коллектива пришлось вывести заместителей главного конструктора Л.И. Большакова и П.Т. Архипова. В 1967 г. в составе авторского коллектива по такому большому комплексу Е.К. Спириднову и И.Я. Альтману (впрочем, последнему- как руководителю работ «Альфа» и «Бета») была присвоена Государст венная премия.

Вместо послесловия: по страницам напечатанного

В 1996 г. вышла книга мемуаров бывшего командующего дальней авиации страны В.В. Решетникова «Что было, то было» [11]. В ней рассказывается, как осенью 1968 г. он был назначен заместителем командующего дальней авиацией, и первое дело, с которым пришлось ему столкнуться на этом посту, — принятие на вооружение «новой радиотехнической станции самолетной системы обороны». Решетников насторожился: «Вопрос был для меня нов, не знаком, и не потому ли избрали такой «удобный момент» для его торопливого решения?» Он стал разбираться.

«Постепенно выплыла вся история вопроса. Оказывается, станция помех самолетным радиолокационным прицелам противника была задана промышленникам еще 10 лет назад. Разработчики с энтузиазмом ухватились за эту тему, но, плюнув на все обусловленные сроки, тянули время, как могли. Работа высоко оплачивалась, все остальное для них не имело значения. Не зря подобные работы, каких в промышленных министерствах скапливалось великое множество, в обиходе именовались «кормушками».

Станция, в конце концов, родилась с характеристиками, соответствовавшими данным 10-летней давности. Минрадиопром решил, что с задачей справился, и счел возможным представить разработчиков, а заодно и некоторых не очень надоедавших им заказчиков из службы вооружения ВВС к Государственным премиям. На заводах был размещен заказ на серийное производство нескольких сотен станций, вскоре их поток стал искать адреса.

Все, казалось, в порядке. Но за время, пока шел «творческий процесс», во всех странах НАТО сменилось поколение самолетов-истребителей, обновились их бортовые системы вооружения и прицеливания, мощность излучения которых стала непреодолимой для нашей до рождения устаревшей «новинки». В строю НАТОвских ВВС оставалось 10 или 12 экземпляров стоявших на датских аэродромах и готовых к списанию старых истребителей «Хантер», которым она еще могла «заплевать глаза». Ни на что большее она не была способна».

В.В. Решетников, судя по его рассказу, в вопросе о принятии станции помех на вооружение резко разошелся с другим отве тственным представителем командования ВВС. Это был заместитель командующего по вооружению, человек решительный, не раздумывающий и абсолютно неуязвимый по причине своего прямого родства с одним из секретарей ЦК. Александр Николаевич не мог не понимать абсурдности своего решения, но и отказаться от него не мог, попав в чудовищную разорительную западню. Оплаченный многомиллионными суммами поток новеньких и негодных станций, хлынувший с завода, уже нельзя было остановить. Этот оппонент «подключил на свою сторону только что заступившего на пост Главнокомандующего ВВС Кутахова», но В.В. Решетников упрямо отстаивал свою точку зрения.

Заместитель Главкома не находил выхода:

— Что же делать? — вопрошал он в отчаянии. — А что если эти станции сдать на склады?

— Куда угодно. Только не на самолеты, — ответил я.

Прошло 15 лет. Новый Главком ВВС А.Н. Ефимов однажды, открывая заседание Военного совета, «не садясь за стол, выпалил жесткой скороговоркой:

— На складах обнаружены в заводской упаковке многолетние залежи сотен станций помех для самолетов дальней авиации. Кто это сделал? — грозно спросил он.

В мертвой тишине поднялся я и коротко изложил суть той, уже почти забытой, истории. Главком сразу понял, что все безвозвратно ушло в прошлое и спросить за это ему ни с кого не удастся, как не удалось бы и раньше. Он с силой шлепнул папкой о стол, сел и приступил к очередному вопросу».

В.В. Решетников не называет тут фамилии противостоящего ему заместителя Главкома ВВС по вооружению. Впрочем, гут нет загадки: им в те годы был А.Н. Пономарев, действительно брат одного из секретарей ЦК КПСС. Не указывает В.В. Решетников и названия не полюбившейся ему станции радиотехнической защиты. Но нетрудно сопоставить даты. В.В, Решетников стал первым заместителем командующего дальней авиацией в 1968 г. Станцию, по его рассказу, начали разрабатывать 10 лет назад, т. е. в 1958 г. Это начало работ по «Резеде», других станций радиотехнической защиты тогда не создавалось. Следовательно, В.В. Решетников рассказал о самолетной станции помех «Резеда», значит, так видится эта история одному из командиров ВВС, ответственных за создание в авиации нового вида оружия — средств радиоэлектронной борьбы.

Что можно сказать о поведанном В.В. Решетниковым? Была ли эта история с направлением станций помех в заводской упаковке на склад?

Да, как ни прискорбно об этом вспоминать, была. На последнем этапе производства изделия «Резеда». Мы, разработчики, долгое время даже не знали об этом: руководство ВВС не информировало институт о принятом решении, производство станций «Резеда» шло по плану, неизбежные в ходе производства технические вопросы решались, завод исправно отгружал продукцию. Но руководители института, знавшие ситуации в отрасли, заподозрили неладное: аппаратура на серийном заводе изготавливается, отправляется заказчику, а парк самолетов, оборудованных средствами радиоэлектронной борьбы, почему-то не увеличивается. Главный инженер института (им был тогда Ю.Н. Мажоров) связался с А.И. Стрелковым, руководителем 5-го Главного управления ВВС, непосредственно контактирующим с институтом. Тот неофициально ответил: да, продукция пошла на склад, так как нет возможности заставить руководство Дальней авиации размещать эту аппаратуру на своих самолетах. Ю.Н. Мажоров запротестовал: это не государственный подход, серийный завод загружается производством аппаратуры, которая, по мнению заказывающей стороны, потеряла перспективу дальнейшего использования. Правильнее сформировать комиссию для подтверждения такой ситуации и по ее решению выпуск такой аппаратуры приостановить.

У нас очень мало серийных заводов, способных выпускать продукцию такого профиля. Следует сразу же снять с завода этот заказ, а освободившиеся мощности использовать для освоения другого заказа, благо, заказов, готовых для серийного освоения, скопилось немало по разным направлениям.

Мнение ВВС было жестко отрицательным: деньги за этот заказ платим мы, завод желательно и далее сохранять для производства нашей аппаратуры.

В общем, история была, а вот детали ее изложены не совсем верно. В.В, Решетников рассказывает, что заказ на создание станции помех «Резеда» стал своего рода «кормушкой», и разработчики, получая хорошие деньги, «тянули время, как могли». Надо сказать, что В.В. Решетников никогда на стадии разработки «Резеды» в нашем коллективе не бывал и, видимо, потому не был знаком с царившей там атмосферой, с настроениями. Строки, написанные им, — плод его личных, умозрительных представлений.

В институте В.В. Решетников стал появляться уже после ухода на заслуженный отдых, через десятилетия, и только потому, что на территории, занимаемой институтом, арендует помещение малое издательское предприятие «Дельта НБ», с которым В.В. Решетников договаривается об издании своих новых книг.

В принципе, заказы-«кормушки», конечно, были. По ним всегда устанавливались особые условия оплаты труда (повышенные оклады, системы «надбавок», особые условия премирования). На этапе открытия работы, заранее, оговаривалось количество Ленинских или Государственных премий для ответственных исполнителей, иногда даже количество ученых степеней, на которое может рассчитывать состав, обеспечивающий научное сопровождение разработки. К таким заказам, действительно. «кто только не прилипал» — к ним пристраивались дети министров, цековских руководителей, заказчиков.

Но «Резеда» к подобным заказам не относилась: для института это был обычный, рабочий заказ. Главный конструктор заказа Е.К. Спиридонов даже при желании не смог бы обеспечить «кормушечные» условия оплаты труда по заказу: для этого у него не было ни рычагов, ни связей в высших сферах. Ни одного «сынишки» среди разработчиков мы не видели. Я начал работу по «Резеде» инженером с окладом 1050 рублей. Потом кадровая служба обнаружила, что вузовский диплом у меня «красный» (я-то сам им никогда не тыкал), и оклад мне был увеличен до 1150 рублей. Никаких надбавок — ни за секретность, ни за выполнение правительственного заказа. Так оплачивался труд всех моих коллег. Разработчики действительно «с энтузиазмом ухватились за тему». Только энтузиазм был вызван отнюдь не меркантильными соображениями, о которых говорит В.В. Решетников. В наши дни тем, кто не участвовал в подобных разработках, трудно поверить, что в основе «энтузиазма» были не материальные выгоды. В то время в коллективе даже как-то не было принято говорить о материальных претензиях. Привычнее был другой тип разработчика, демонстрировавший полное презрение к материальным благам. Помню прекрасно, как начальник отдела И.Я. Альтман, который был и постарше, и, несомненно, поумнее нас, охлаждая ретивые комсомольские головы, высказывался: «Кто тут мне говорит, что он…э… что он…э… совсем безразличен к материальной стороне дела, тот …э… я бы сказал… не совсем честный человек».

Военно-транспортный самолет Ан-12, в состав оборудования которого входила аппаратура имитационных помех «Резеда».

Дальний бомбардировщик Ту-16, оснащенный аппаратурой имитационных помех «Резеда».

Искреннее желание создать новое средство для защиты самолетов наших ВВС, новый высокоэффективный вид радиоэлектронного вооружения — это было. Присущее молодости честолюбие, желание выдвинуться в круг признанных разработчиков аппаратуры радиоэлектронной борьбы — тоже, наверное, было. Патриотизм, желание не отставать от уровня техники вероятного противника тоже были. Все это. а вовсе не жажда материальных благ, и было причиной энтузиазма, по поводу которого злословит В.В. Решетников.

В своей книге «Что было, то было» В.В. Решетников не один раз говорит о «сотнях новорожденных станций», о «сотнях станций помех дя самолетов дальней авиации». Не было «сотен». Масштабы производства аппаратуры «Резеда» представлены в явно искаженном виде. Не было и «заводов», имелся единственный серийный завод-изготовитель аппаратуры «Резеда»: куйбышевский «Экран». Я сделал гуда запрос: за всю историю производства это предприятие выпустило всего 138 экземпляров аппаратуры «Резеда» всех литеров и модификаций (12).