С боями от Равы-Русской до Сталинграда
С боями от Равы-Русской до Сталинграда
22 июня 1941 года… Группа армий «Юг» под командованием фельдмаршала Рундштедта нанесла основной удар южнее Владимира-Волынского по соединениям и частям 5-й армии генерала Потапова и 6-й армии генерала Музыченко.
В полосе 6-й армии, у Равы-Русской, оборонялась 41-я стрелковая дивизия генерала Микушева. Она сдерживала натиск трех пехотных дивизий и танковых сил фашистов.
Первые удары подразделения дивизии отражали вместе с пограничниками 91 — го погранотряда, которыми руководил майор Малый.
На следующий день, 23 июня, генералом Микушевым была организована контратака, и немецко-фашистские части оказались отброшенными за линию государственной границы. Однако в связи с отступлением соседних подразделений и частей командующий 6-й армией дал команду на отход. Дивизия и 91-й погранотряд оставили Раву-Русскую. Они отступали ко Львову.
В рядах пограничников отступал и лейтенант Иван Скрипка. Хотя он и не входил в состав 91 — го отряда, но форма на нем была офицера погранвойск. Это для прикрытия. На самом деле Скрипка состоял в штате переводчиков разведотдела штаба Киевского особого военного округа и служил на разведпункте при 91-м погранотряде. Правда, послужить в Раве-Русской ему пришлось недолго. В конце апреля 1941 — го прибыл, а 22 июня уже началась война.
И вот теперь они с боями отходили ко Львову. По дороге их бомбила фашистская авиация. Как-то при очередном налете по команде: «Воздух!» колонна пограничников рассыпалась в придорожные канавы, но вместо бомб на голову стали падать листовки, газеты. Некоторые из них подобрал и лейтенант Иван Скрипка. Листовки были на русском языке и призывали сдаваться на милость новым хозяевам, а вот газеты — почему-то на немецком. Видать, не успели фашистские пропагандисты так быстро перестроиться.
Язык противника лейтенант знал неплохо и потому, убедившись, что фашистские самолеты улетели, с интересом развернул газету. На первой полосе большой снимок — избитое, в кровоподтеках, изможденное лицо советского офицера. Под снимком подпись: «Первый русский пленный офицер на Юго-Западном направлении. Захвачен во время сна, без документов». Ни фамилии, ни имени названо не было.
Иван смотрел на снимок и чувствовал, как нарастает волнение, как стучит в висках кровь и перехватывает горло. Первым русским пленным офицером оказался его друг Игорь Солоха. Они встретились на разведкурсах в Москве, потом вместе учились в Смоленске, в Киеве, жили в одной комнате, вместе зубрили страноведение, методы разведки противника и, главное, немецкий язык.
Игорь был высок, красив, умен. Пришел он из кавалерийских частей и на пехотных офицеров смотрел немного свысока. Этакая кавалерийская то ли гордость, то ли надменность. Иван хоть и служил в стрелковом полку, но был артиллеристом — «богом войны», и потому Солоха держался с ним запросто, на равных. Когда погиб в автокатастрофе секретарь парткома курсов майор Яков Прилуцкий и партийные заботы наряду с трудной учебой легла на плечи Скрипки, Игорь помогал ему в партийных делах.
Они вместе выпустились, попали служить в один военный округ, были назначены на равнозначные должности, только Игорь Солоха оказался на разведпункте во Владимире-Волынском, а Иван — в Раве-Русской.
Скрипка ладонью разгладил газету. «Ах, Игорь, Игорь, как же так? Как это случилось? Что теперь с тобой, жив ли?» — задавал он себе безответные вопросы. Потом, через несколько месяцев, Иван встретит сослуживцев Солохи по разведпункту и узнает обстоятельства его пленения. Оказывается, в ночь с 21 на 22 июня Игорь проводил переброску агента через границу. Операция прошла успешно, а лейтенант Солоха, уставший, решил заночевать в приграничной деревне. Там его и взяли фашисты.
За четыре года войны Иван Скрипка нахлебался всякого — падал вместе с самолетом наземь, десантировался ночью во вражеский тыл, голодал, замерзал в горах, терял боевых товарищей, чудом вырывался из лап фашистов, но портрет избитого Игоря Солохи в немецкой газете так и остался для него самым большим потрясением.
Иван Скрипка не прятался за спины других, участвовал в первых боях, видел врагов собственными глазами, но было это словно в тумане, происходило вроде бы и не с ним, а с кем-то другим, а он наблюдал за всем этим со стороны. Не раз ловил себя на мысли, что не может просто так погибнуть, исчезнуть. Оказывается, может. Как его друг, Игорь Солоха. Просто устал, уснул, а на рассвете получил прикладом в лицо. И не успел ровным счетом ничего, не только стать героем, как мечтали они, но даже дать сдачи, отомстить врагу за унижение.
Исчез туман, остановилось кино, в котором лейтенант Иван Скрипка был зрителем, горечь ударила в сердце: нет, он совсем не герой, не бессмертный, не вечный, а обычный рядовой страшной войны. И как бы ни тяжела была эта мысль, надо привыкать к ней, сживаться и идти дальше. Куда? Кто знает… Возможно, к смерти, а может, к победе. Только где она, победа?
Однако стремительно накатывающий враг не давал возможности долго размышлять. Во Львове начальник 2-го отделения разведотдела штаба округа полковник Тутыхин приказал лейтенантам Скрипке и Березкину остаться в городе для проведения агентурной работы. Он напутствовал действовать активно, не оглядываясь на отступающие войска. «В случае критической ситуации я пришлю за вами бронемашину или танк», — пообещал Тутыхин.
Лейтенанты работали, что называется, без сна и отдыха. Последние подразделения Красной армии покинули Львов, он был почти окружен, а обещанный транспорт от Тутыхина так и не появился.
«В соседнем от меня районе, где располагался городской парк, уже появились немцы, — вспоминал Иван Иванович Скрипка. — Я позвонил по чудом уцелевшей связи лейтенанту Березкину. Договорились уходить вместе.
Светила большая луна. Мы оба были одеты в пограничную форму — зеленую, заметную издалека. Шли на восток под обстрелами оуновцев, которые поливали нас огнем с крыш домов и колоколен костелов. К рассвету выбрались на восточную окраину города.
На дороге — ни одного человека. Мы поспешили догнать свои войска. Над нами на малой высоте прошла пара «мессеров». Потом развернулись и начали нас обстреливать. Залегли, стали вести огонь из пистолетов. Проутюжив нас, фашисты улетели».
Так, под обстрелом и налетами немецких самолетов, лейтенанты Скрипка и Березкин добрались до леса, где располагался штаб 6-й армии генерала Музыченко. Разыскали свой разведпункт, который находился здесь же.
В те дни впервые не издалека, а лицом к лицу Иван Скрипка столкнется с фашистом. Наши зенитчики подобьют немецкий самолет, летчик выбросится с парашютом и будет захвачен в плен.
Допрашивали пилота несколько раз, но он так и не сказал ничего важного. Вел себя заносчиво, высокомерно. То и дело повторял: «Сегодня я в плену у вас, завтра вы — у нас».
Иван переводил. Только переводить было нечего.
Командарм приказал расстрелять фашиста. Скрипка сопровождал расстрельную группу, надеялись, что немец все-таки заговорит. Но он молчал до последнего. Попросил закурить. Держался достойно перед смертью. И пусть он был врагом, но невольно вызывал уважение. Иван тогда подумал: если придется умереть, сделать это надо, не теряя самообладание.
С боями войска 6-й армии отходили к Киеву. В их составе двигались и разведчики. Всем им потом пришлось оборонять столицу Украины. Почти все сокурсники Ивана Скрипки, которые находились в штабе округа, погибли. Ему повезло. Он остался жив.
После падения Киева офицеры разведпункта вели разведку через Днепр, на участке Бровары — Золотоноша. На правом фланге работал майор Пастух, в центре — капитан Диев, старший лейтенант Журавлев, лейтенант Березкин. Скрипке достался левый фланг непосредственно в районе Золотоноши.
Основным делом стала подготовка агентов-маршрутников, владеющих немецким языком. Офицеры ночью на лодке переправляли агентов на противоположный берег Днепра, а после выполнения задания забирали обратно. Это были крайне опасные «переправки», но иного выхода в тех условиях просто не существовало.
На Днепре держались больше месяца. В середине сентября начальник разведпункта подполковник Копылов передал радиограмму: «По оперативным данным, вы находитесь в окружении. Приказываю собраться вместе и выходить в районе размещения штаба 12-й кавалерийской группы». Здесь же были указаны координаты штаба.
Приказ есть приказ. Быстро собрались и совершили марш в указанный район. Действительно, там располагался штаб, но не 12-й кавгруппы, а 26-й армии. Что ж, случалось и такое на войне.
А противник частями и соединениями группы армий «Юг» продолжал наносить удары по нашим отступающим войскам. У села Оржица перед переправой через реку и переходом по болотам пришлось уничтожить автомашины, чтобы они не достались врагу.
Переправлялись под постоянным обстрелом противника. Но и там, за болотами, от фашистов не было спасения. Измученных, грязных, мокрых бойцов и командиров встретили засевшие на деревьях немецкие автоматчики.
Пробившись через засаду, отступающие попали на немецкий аэродром. Правда, замаскирован он был под крестьянское поле, на котором то тут, то там стояли снопы. Произошла перестрелка с аэродромной охраной, наши подожгли несколько самолетов и ушли дальше на восток.
Через десяток километров старшие офицеры, собравшись вместе, объявили, что идут на юг в направлении Донбасса. Младшим офицерам и рядовым бойцам предстояло двигаться отдельно от них, самим. В этой группе был и лейтенант Скрипка. На одиннадцатые сутки они вышли из окружения в районе Ахтырки.
После соответствующей проверки их разведпункт действовал уже в составе 21-й армии Юго-Западного фронта. Работа была прежней. С помощью партийных и комсомольских комитетов через военные комиссариаты набирали и готовили агентов для деятельности в тылу. Брали только добровольцев. Переброска за линию фронта осуществлялась, как правило, пешим порядком. Разведчики всячески старались воспользоваться благоприятными возможностями боевой обстановки, если, разумеется, такие возникали.
Как-то в период весеннего контрнаступления на Харьков в 1942 году наши войска продвинулись на узком участке фронта и от Мурома дошли до шоссе Белгород — Харьков. Этим прорывом не преминул воспользоваться разведчик Иван Скрипка. Он провел своих агентов по узкому коридору, пробитому частями Красной армии, и простился с ними немного западнее шоссе. Назад уже возвращался в полном одиночестве. Только однажды встретил экипаж танка, который ремонтировал свою боевую машину.
При подходе к Мурому был обстрелян немцами. Фашисты к тому времени уже успели ликвидировать прорыв наших войск.
«Под покровом темноты, — расскажет Иван Иванович Скрипка, — я скатился под откос и по кустарнику пробрался на высоту, где оставил полуторку и водителя Петра Умнова. Даже ночью, при свете луны, увидел побледневшее лицо своего шофера. Все водители, находившиеся здесь, давно уехали, а Петр не мог оставить меня. Если водители в опасной ситуации бросали своих командиров, то подвергались суровому наказанию.
С огромным трудом вдвоем мы вытолкали вперед грузовую машину и, не включая мотор, покатились вниз с горы. Немцы еще не успели закрыть нашу разведтропу и только со стороны обстреливали из минометов и пулеметов.
Обо всех трудностях фронтовой жизни во время отступления и не расскажешь. Их было множество».
Да уж, это действительно так. С боями и потерями разведпункт дошел до Сталинграда.
В декабре 1942 года Ивана Скрипку отозвали в Москву. Сначала ему предложили лететь в тыл врага, в город Лисичанск. Там работала нелегальная резидентура, которую при отступлении он создал сам. Однако к Лисичанску уже подходили наступающие части Красной армии, и необходимость использования резидентуры отпала.
Вскоре он был назначен заместителем начальника оперативного центра военной разведки. Кроме него в состав центра вошли два резидента и шесть радистов. Руководителем стал опытный разведчик, участник войны в Испании подполковник Николай Шорохов.
Действовать оперативному центру предстояло на базе партизанского соединения, которым командовал бывший секретарь Сталинского обкома партии Яков Мельник. Соединение дислоцировалось на территории Курской области, штаб располагался в Хинельских лесах.
2 февраля 1943 года центр был десантирован в заданный район.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.