Пуск опытного котла

Пуск опытного котла

Год 1946-ой завершался. В Лаборатории № 2 подходило к концу сооружение опытного уран-графитового котла.

Параллельно шла подготовка к совещанию у Сталина. 24 декабря Борис Ванников подписал «перечень вопросов», которые предполагалось рассмотреть на этой встрече. Был среди них и «… доклад чл. — кор. АН СССР Харитона Ю.Б. и акад. Семёнова Н.Н. о ходе работ по конструированию бомбы».

Два последних слова, как и положено, были вписаны от руки: секретность — прежде всего.

Но для нас сегодня гораздо интереснее другое: в каком порядке представлены докладчики. Член-корреспондент Харитон идёт раньше академика Семёнова, своего директора. Курчатов продолжал выдвигать на первые роли своих.

К «перечню вопросов», предлагавшемуся на рассмотрения вождя, прилагался также список «… лиц, подлежащих приглашению для участия в совещании:

акад. Курчатов И.В.

акад. Семёнов Н.Н.

акад. Вавилов С.И.

акад. Алиханов А.И….» и так далее.

И вновь изумляет порядок представления. Самый молодой (по сроку пребывания в Академии наук) академик назван первым, все остальные (включая президента Академии!) идут за ним следом.

25 декабря 1946 года первый опытный атомный котёл (его, как мы уже говорили, называли «физическим») был, наконец, пущен! Это событие хорошо запомнилось Дмитрию Семёновичу Переверзеву. Кто он такой? О себе он позднее скажет:

«В начале 1948 года меня назначили секретарём И.В. Курчатова».

О том, что означала эта должность — «секретарь Курчатова», речь впереди. А сначала — небольшое уточнение: до того как стать «секретарём», Дмитрий Переверзев был просто охранником начальника Лаборатории № 2. А теперь — фрагмент воспоминаний:

«Три года неимоверного напряжения, поисков, расчётов, блужданий в „лабиринтах атома“ подошли к концу. Ядерный котёл уже не в мыслях, а наяву построен на территории бывшего картофельного поля на окраине Москвы, где сейчас высятся корпуса института».

Далее — рассказ Ефима Славского:

«По расчётам физиков всё вроде должно получиться. Стали загружать в реактор уран. Загрузили, замерили, а цепной реакции нет. Реактор не идёт. Говорят, мало урана, не хватает для критмассы. Давайте ещё!

Всё, что было у нас, заложили. Добавили. Опять не идёт реакция. На. с стегают: мол, «плохо уран очищаем на заводе в Электростали, примесей в нём много». Но это оказалось ошибкой. Критмасса для цепной реакции оказалась малой.

Один-два раза добавили уран, — наконец, всё пошло! На первый реактор мы добавили небольшое количество урана, вывезенного после победы из Германии».

Физик Игорь Головин:

«Когда на, ступил момент начала цепной реакции, Курчатов сам сел за пульт первого реактора, сам двигал регулирующие стержни, следил за работой счётчиков и ионизационных камер, сам осуществлял этот первый пуск. Никому не передоверил самый ответственный и опасный момент, пустил реактор собственными руками, чтобы ощутить, подчиняется ли он его воздействию».

И снова подробности, запомнившиеся Дмитрию Переверзеву:

«Игорь Васильевич не отрывал взгляда от „зайчика“ гальванометра, соединённого с индикатором мощности реактора. Вдруг навалилось: вспыхнули световые индикаторы, в динамике раздались громкие щелчки. В котле началась цепная саморазвивающаяся ядерная реакция. Первый этап победы.

Так в 6 часов вечера 25 декабря 1946 года впервые на континенте Евразии вспыхнула цепная реакция деления урановых ядер».

Ефим Славский:

«Звонит мне Игорь Васильевич:

— Приезжай! У нас очень интересные дела!

Я приехал тут же. Он мне:

— Пойдём в этот балаган!

Ведёт на реактор и заставляет ребят:

— Ну-ка, давай демонстрировать!

Начинает регулирующий стержень поднимать — идёт цепная реакция! Ребята устроили усилитель — хлопун, он трещит, как пулемёт! Игорь Васильевич:

— О! О! Пошло!

И продемонстрировал через хлопушки, как получаются нейтроны, как идёт цепная реакция. Пустили практически реактор. Он радуется, и я вместе с ним.

Игорь Васильевич предупредил:

— Не говори никому!

Я поехал к себе, и он тоже — в ПГУ. «Прискакал» к Ванникову, Завенягину. Игорь Васильевич был у Ванникова первый заместитель, а я — обычный, но по атомным, диффузионным делам. Они тут же — к Берии».

Берия тоже приехал посмотреть. Чтобы лично убедиться в том, что котёл на самом деле заработал. Высокому гостю всё продемонстрировали. Лаврентий Павлович очень удивился: столько трудов, столько времени положено, а в результате — всего лишь щёлкает хлопушка!

— Это всё? — ледяным разочарованным тоном спросил Берия.

Что ответили Лаврентию Павловичу, история тех слов не сохранила. Но рассказ физика Юрия Николаевича Смирнова о том давнем пуске опытного котла заканчивается очень тревожно:

«Казалось бы, в радостные минуты пуска первого опытного атомного реактора Ф-1 в конце 1946 года Берия, ознакомившись с его работой и выходя из реакторного здания, задал Курчатову зловещий вопрос:

— Кто ваш преемник?».

Вот так это всё и происходило. Точнее, так запомнилось то событие тем, кто принимал в нём участие. Если же отбросить эмоции, то останется один голый факт: котёл заработал!

Берия, Курчатов, Ванников и Первухин тотчас направили Сталину торжествующую докладную записку об этом событии:

«Совершенно секретно

Товарищу Сталину И.В.

Докладываем:

25 декабря 1946 года в лаборатории т. Курчатова закончен сооружением и пущен в действие опытный физический уран-графитовый котёл.

В первые же дни работы (25-26-27 декабря) уран-графитового котла мы получили впервые в СССР в полузаводском масштабе ядерную цепную реакцию…

С помощью построенного физического уран-графитового котла мы теперь в состоянии решить важные вопросы, проблемы промышленного получения и использования атомной энергии, которая до сего времени рассматривалась только предположительно, на основании теоретических расчётов».