Сталин сбит с толку, Красная армия унижена
Сталин сбит с толку, Красная армия унижена
Активность Жукова получила энергичную поддержку наркома Тимошенко, который, как и Сталин, понимал, что Красная армия не находится на той высоте, которой от нее требовали по-настоящему исключительные обстоятельства мировой политики. Политику Сталина в важнейшем 1939 году характеризуют выжидательность, отсутствие стратегии и какой-то непонятный маккиавелизм. Он заключил договор с Гитлером, подписанный в Москве 23 августа 1939 года Риббентропом и Молотовым, и стал ждать развития событий. Опираясь на опыт Первой мировой войны, он разделял общее мнение о том, что предстоящий вооруженный конфликт между двумя группировками западных государств будет носить затяжной характер. Эта ситуация, по его мнению, давала ему два преимущества: пока его противники будут истощать друг друга, Красная армия окрепнет. А когда война между западными демократиями и нацизмом подойдет к концу, он, Сталин, сможет своим вмешательством решить, кто станет в ней победителем, и извлечет максимальную пользу для своей страны. Его посол в Лондоне Иван Майский без околичностей заявил Эдуарду Бенешу, главе чешского правительства в изгнании: «Россия вступит [в конце] и своим вмешательством автоматически решит все европейские проблемы путем социальной революции»[290]. Чтобы способствовать взаимному истощению обеих воюющих группировок, СССР помогал той из них, кто казалась экономически более слабой, – рейху. В этом был смысл важного соглашения, подписанного между СССР и Германией 11 февраля 1940 года. Берлин по нему должен был получать от Москвы зерно, хлопок, нефть, хром, магний, натуральный каучук – все то, чего ему недоставало, а взамен отдавать оборудование и современные системы вооружения.
Сталин тем более радовался своей выжидательной политике, что она немедленно принесла ему крупные территориальные приращения: треть территории бывшей Польши. Добавим к этому – правда, у нас нет никаких подтверждений осведомленности Сталина в данном вопросе, – что в столкновениях с польской армией, даже смертельно раненной, Красная армия показала себя не слишком хорошо. Это служило дополнительным оправданием осторожности вождя в вопросе вступления в большую войну. Действительно, 17 сентября части Красной армии двумя фронтами, в которые входили восемь армий и два танковых корпуса, то есть приблизительно 460 000 человек, 1000 танков и 2000 самолетов, начали «освободительный поход в Западную Белоруссию и Западную Украину». Операция подготавливалась в спешке, снабжение было организовано так плохо, что из-за поломок и отсутствия горючего советские танковые корпуса оставили на обочинах дорог половину боевых машин. Польские войска, несмотря на их небольшие возможности, оказали сильное сопротивление в Гродно и Хелме. Советские войска потеряли 1000 человек убитыми, было уничтожено 150 танков. Освободительный поход показал, что Красная армия дезорганизованна, а ее командный состав не справляется со своими задачами.
Во время «странной войны», Сталин, воспользовавшись тем, что внимание Гитлера было обращено на запад, в период с 28 сентября по 5 октября 1939 года добился от Эстонии, Латвии и Литвы согласия на размещение на их территории советских военных баз. 11 октября он начал переговоры с Финляндией, чтобы заставить ее уступить ему Восточную Карелию. Финны отказались, несмотря на предостережения своего военного лидера, маршала Маннергейма. Сталин попытался найти компромисс. Наиболее компетентные военачальники – Шапошников, Воронов, Мерецков – предупреждали его о трудностях возможной войны с Финляндией. Но преступное легкомыслие Ворошилова, Кулика, Мехлиса, а также несговорчивость Хельсинки и боязнь предстать слабым в глазах Гитлера сыграли роковую роль. 30 ноября пять советских армий перешли в наступление против трехсоттысячной финской армии, надежно укрывшейся за линией Маннергейма. Как напишет в своих воспоминаниях Микоян, «Сталин… разработал план… в уверенности, что чуть ли не через неделю-две все будет кончено»[291].
Несмотря на достаточно удачный конечный результат, кампания оказалась катастрофической. В декабре в Суомуссалми была разгромлена 163-я дивизия. В начале января 1940-го – та же участь постигла 44-ю дивизию восточнее Суомуссалми: красные теряли 30 своих солдат за каждого убитого финна! Командующим действующей армией был срочно назначен Тимошенко, численность войск, участвовавших в боевых действиях, доведена до 760 000 человек. 1 февраля Тимошенко бросил две свежие армии и 7500 самолетов на штурм линии Маннергейма. Через десять дней ему с большим трудом удалось ее прорвать. Потребовалось еще одно крупное наступление Мерецкова в Карелии, чтобы заставить Маннергейма обратиться с просьбой о начале переговоров. Соглашение о прекращении огня было заключено 12 февраля. За сто пять дней боев финская армия потеряла 68 000 человек, в том числе 25 000 убитыми; это 20 % ее состава. Но потери РККА достигли 126 000 убитыми и пропавшими без вести, 220 000 ранеными и обмороженными. И это несмотря на огромный перевес в живой силе и технике.
Оценка однозначна: Красная армия неэффективна. Недостатки были во всем. Тыловые службы погрузились в полный хаос, хотя финны не имели никакой возможности препятствовать их нормальной деятельности. Прямо во время боев за преступную некомпетентность с должностей были сняты: двое командующих армиями, три начальника штабов армий, три командира корпусов и начальники их штабов, пять командиров дивизий. Красная армия превратилась в посмешище для всего мира, из продемонстрированного ею бессилия немцы сделали далеко идущие выводы. Сталин «понимал, что наша армия не так сильна, как об этом писали в газетах и говорили на митингах, – напишет Хрущев. – Свою слабость Красная Армия показала в войне с финнами, где были большие потери и с трудом решались поставленные задачи»[292]. 7 мая Ворошилов, старый друг Сталина, заплатил за недовольство вождя: он был смещен с поста наркома обороны и заменен Тимошенко, которому было поручено в кратчайший срок реформировать РККА. Второй жертвой Зимней войны стал Шапошников: 15 августа на посту начальника Генерального штаба его сменил Мерецков.
Тимошенко не строил никаких иллюзий. По результатам проведенной в сентябре инспекции 99-й дивизии он докладывал Сталину факты, предвещавшие страшные потери и поражения 1941–1942 годов: «На всех уровнях мы действуем чересчур упрощенно… Преступно готовить подобным образом армию, обладающую такими большими ресурсами. Мы научили армию умирать, а не побеждать. Мы вдолбили нашим людям тактические шаблоны, основанные на мысли, что мы всегда сможем противопоставить силе еще большую силу, направить дивизию против одного батальона, как мы делали во время войны против Финляндии»[293].
Но самое худшее для Сталина происходило на западе. Крушение Франции разрушило стратегический сценарий, разработанный им. Разгромив французскую, бельгийскую и нидерландскую армии, выбив с континента британский экспедиционный корпус, рейх, казалось, избежал затяжной войны; его победы были одержаны малой кровью, его армии получили боевую закалку. Хрущев вспоминал о ярости хозяина Кремля при получении известия о заключении Францией перемирия с Германией: «Я его редко видел таким. Он вообще на заседаниях редко сидел на своем стуле, а всегда ходил. Тут он буквально бегал по комнате и ругался, как извозчик. Он ругал французов, ругал англичан, как они могли допустить, чтобы их Гитлер разгромил. […] На Западе силы, враждебные немцам, разбиты; следовательно, у них остается главная задача – сокрушить Советский Союз»[294].
В такой непростой обстановке Жуков, в рамках обновления командного состава армии, принял командование Киевским военным округом – самым важным со стратегической точки зрения и по сосредоточенным там силам.
Ввиду неожиданного изменения положения в Европе Сталину предстояло играть на двух досках: проводить по отношению к фюреру политику умиротворения и принимать меры по повышению обороноспособности своей страны. В качестве иллюстрации первой политики назовем поставки сырья и продовольствия, дипломатическое равнение на рейх, некоторые меры военного сотрудничества[295], выдачу гестапо немецких коммунистов и даже замену в некоторых библиотеках немецких коммунистических газет нацистскими периодическими изданиями.
В плане «противодействия Германии» 15 июня 1940 года, на следующий день после падения Парижа, Литва была полностью оккупирована Красной армией. Через два дня то же случилось с Латвией и Эстонией. 26 июня, как раз накануне вступления в силу франко-германского перемирия, СССР предъявил ультиматум Румынии, требуя немедленного возвращения Бессарабии и передачи Северной Буковины. Жуков, всего за десять дней до того вступивший в должность, получил приказ в сорок восемь часов выступить в поход. Но Бухарест уступил без боя, и Бессарабская кампания превратилась в прогулку.
Тем не менее на ней произошел случай, вновь привлекший к Жукову внимание Сталина. В соответствии с соглашением, подписанным с Румынией, ее войска должны были уйти с уступленных территорий, оставив всю технику и оборудование. Однако Жуков заметил движение по железной дороге, указывающее на эвакуацию важного оборудования. Со свойственной ему быстротой Жуков приказал выдвинуться к реке Прут передовой мобильной группе как можно скорее и произвести высадку трех воздушно-десантных бригад в города и железнодорожные узлы Београд, Кагул и Измаил. Совершенно растерявшись, румынские войска побежали, бросив всё. Жуков рассказывает, что после проявленной им инициативы Сталин позвонил ему по телефону спецсвязи.
« – Что у вас происходит? Посол Румынии обратился с жалобой на то, что советское командование, нарушив заключенный договор, выбросило воздушный десант на реку Прут, отрезав все пути отхода. Будто бы вы высадили с самолетов танковые части и разогнали румынские войска. […]
– Никаких танков по воздуху мы не перебрасывали, – ответил я. – Да и перебрасывать не могли, так как не имеем еще таких самолетов. Очевидно, отходящим войскам с перепугу показалось, что танки появились с воздуха…
И.В. Сталин рассмеялся…»[296]
Этот случай иллюстрирует еще одно качество Жукова, ставшее редким среди генералов Красной армии: способность принимать решения, не запрашивая разрешения политического руководства. Во многих своих интервью Жуков будет подчеркивать, что считает важнейшим пороком сталинской системы ее гиперцентрализацию. Так, например, он рассказывал Симонову:
«Начало войны застало меня начальником Генерального штаба. Обстановка для работы в Генеральном штабе в те дни была крайне трудной. Мы все время отставали, опаздывали, принимали запоздалые, несвоевременные решения.
Наконец Сталин поставил передо мной прямой вопрос:
– Почему мы все время опаздываем?
И я ему на это тоже прямо ответил, что при сложившейся у нас системе работы иначе и быть не может.
– Я, как начальник Генерального штаба, получаю первую сводку в 9 утра. По ней требуется сейчас же принять срочные меры. Но я сам не могу этого сделать. Я докладываю наркому Тимошенко. Но и нарком тоже не может принять решения. Мы обязаны доложить это вам. Приехать в Кремль и дожидаться приема. [Эвфемизм, означающий «дожидаться, пока вы проснетесь». Сталин ложился спать на рассвете и просыпался к 11 часам.] В час или в два часа дня вы принимаете решения. Мы едем, оформляем их и направляем приказания на места. Тем временем обстановка уже изменилась»[297].
Высадка нескольких сотен парашютистов на Пруте, прошедшая технически успешно, но без сопротивления со стороны противника, не могла скрыть общей слабости Красной армии. Серия изданных во время этого похода приказов, опубликованная историком Валерием Красновым, показывает одновременно плачевное состояние войск и тщательность, с которой Жуков анализирует проблемы. В своем рапорте Тимошенко он без снисходительности описывает все: низкую боеготовность частей, плохую организацию работы штабов, отсутствие дисциплины на всех уровнях, слабое взаимодействие между наземными войсками и авиацией или полное отсутствие такового, недостаточное обучение пехоты, конницы, артиллерии, танковых и саперных войск, авиации и службы тыла и даже плохую подгонку снаряжения и обуви, что вызывало нарушение строя подразделений на марше. Каждый принимал меры соответственно своему уровню. Жуков интенсифицировал подготовку частей и соединений своего округа к будущей войне. Выход на учения производился по сигналу боевой тревоги. Войска учились преодолевать водные преграды, танки – маневрировать на трудной местности, офицеров заставляли использовать для управления боем рации…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.