Часть пятая

Часть пятая

1

Колонна шла рывками. То стремительный бросок на два-три километра, то получасовая стоянка, то медленное, почти черепашье продвижение, то опять рывок…

Третий батальон 70-й отдельной мотострелковой бригады был привлечен к июньской боевой операции. Основную задачу он выполнил – пригороды Кандагара, так называемая «зеленая зона», были тщательно «зачищены». Сейчас сводный отряд бросили на выполнение отдельной задачи. В состав этого отряда, как выяснилось, вошли несколько подразделений из мотострелкового полка, прибывшего аж из Газни.

Старший лейтенант Невский, исполняющий обязанности врача батальона, занимал командирское сидение на своем санитарном бронетранспортере. Этот БТР комбат майор Тараборин выделил ему в начале этого рейда еще пять дней назад. Так что не без основания доктор считал его «своим». Водитель-санитар рядовой Антон Молодчий был опытным и знающим свое дело: хладнокровно вел бронированного «коня» во время рейда даже под плотным душманским огнем. Санинструктор, младший сержант Анатолий Рябий уверенно исполнял обязанности и пулеметчика башенной установки. С такими ребятами доктору не было оснований для беспокойства.

Очередная остановка колонны. Водитель плавно затормозил, остановившись сразу за бронетранспортером комбата. Невский повторил действия майора Тараборина, выбравшись наружу и усевшись, как и он, свесив ноги в люк. Прямо перед бронетранспортером Сан Саныча ехала боевая машина пехоты (БМП-2). Вскоре на броне оказалась фигурка бойца. Старший лейтенант, в который раз внимательно всматривался в этого человека – что-то в его действиях казалось ему необычным. Вроде обыкновенный боец (или офицер), одет в камуфлированную форму, на голове – шлемофон. Но в то же время просматривалась какая-то мягкость в движениях.

Словно специально для старшего лейтенанта боец снял шлемофон… Невский не поверил своим глазам, даже протер их – длинные каштановые волосы рассыпались по плечам. Женщина?!

Да, это была молодая женщина. Она достала зеркальце и осторожно стала расчесывать свои пряди, поминутно встряхивая головой. Но что она делает здесь, на войне, да еще во время боевого рейда?! Изумлению доктора не было предела.

Похоже, удивился не только Невский. Майор Тараборин тоже был поражен – он оглянулся, кивнул Александру на незнакомку, показал большой палец. Всякие неожиданности подбрасывает служба в Афганистане. Казалось бы, уже перестал удивляться. Но сейчас… Испытал настоящий шок.

Между тем динамик-усилитель снизу, из чрева БТР донес до доктора переговоры между отрядом обеспечения движения и старшим всей боевой группы:

– Подошел к вымоине. Выслал четверых саперов с собаками.

– Проверьте, как следует. Не спешите.

– Понял. Стоим. Без доклада саперов двигаться не будем.

– Впереди – мост.

– В каком состоянии?

– Внешне – исправен. Проверяем на наличие мин.

Несколько дней назад жители крупного кишлака обратились к властям, а их представители – к советскому командованию с просьбой о помощи. Оказалось, что душманы перекрыли канал, идущий от водохранилища в этот кишлак, который теперь оказался на голодном водном пайке. А для того, чтобы никто не смог проникнуть к плотине и открыть водовод, подступы к нему заминировали.

Было принято решение силами советских саперов разминировать дорогу и плотину. Учитывая, что подступы к водохранилищу прикрываются многочисленными засадами и огневыми точками, в район выполнения боевой задачи вышли несколько подразделений, включая третий батальон и танкистов из Газни. Впереди двигался отряд обеспечения движения. Он и задавал темп всей колонне.

Сейчас пульс жизни хорошо ощущается только по радио. Доносятся приглушенные горами автоматные очереди. Невский напрягся. Все ли живы?

– Огрызнулись и скрылись, – слышится в динамике. – Потерь нет.

Как все-таки нелепо и неправдоподобно в наши-то дни, когда после Великой Отечественной войны прошло тридцать восемь лет, слышать эти суровые слова: «Потерь нет». Невский облегченно вздохнул.

– До плотины меньше километра. По карте – восемьсот метров. Ликвидировали два завала. Мин пока нет, – следует очередной доклад.

Может, местные жители преувеличили опасность? Просто душманы распустили слух, что дорога, плотина и прилегающие к ней поля заминированы? Может, все обойдется и саперам не понадобится рисковать?

Следя за докладами по радио, Невский даже перестал наблюдать за молодой женщиной. Она закончила расчесывать волосы, вновь надела шлемофон, а потом скрылась внутри боевой машины. Колонна медленно двинулась дальше. Комбат Сан Саныч, а за ним и Александр, скрылись внутри своих бронетранспортеров.

2

Проехали не долго. Снова остановка. Надоело сидеть на месте. Невский вылез из бронетранспортера, спрыгнул на землю. Подошел к БТР комбата под № 302. Сан Саныч тоже прогуливался, разминал ноги, энергично отряхивал руками свою трофейную камуфлированную форму. Закурили.

– Видал, док, красотку? Что она здесь делает, ума не приложу. Я бы таких дома держал, да любовался ежедневно. Как ее муж на войну отпустил?!

– Может, она и не замужем. Всякое бывает. У нас в бригаде ее не видел, значит, из «гостей».

– Это точно. Здесь же с нами подразделения из Газни. Эх, доктор, скинуть бы годков так «дцать», я бы за ней «приударил».

– Да ладно вам, Сан Саныч, ведь нет еще сорока, какие ваши годы.

– Ты забыл, что здесь идет «день за три», так что я за Афган поднабрал годков, считай, по этой арифметике и приблизился к отметке в сорок пять. Теперь положено себя солидно держать. Как говорится, перебирать женщин хорошо лишь в молодости. А у настоящего мужчины должна быть только одна жена. С тем и живу. А жену свою люблю, она меня ждет не дождется. Скоро уже мне возвращаться. Так хочется обнять ее и своих дочек ненаглядных. У тебя есть дети?

– Да, дочь. Четыре года.

– Ну, тогда ты меня поймешь. Девчонки – это ведь тонкая душевная организация. Скучаю по ним.

Из БМП-2 вылез солдат и заспешил по своим делам.

– Слышь, боец! А кто эта женщина, что в вашей «бээмпэшке» прячется? Часом, не вражеский шпион? – Майор Тараборин волевым движением руки остановил солдата.

Тот козырнул и широко улыбнулся:

– Никак нет. Это же наш фельдшер танкового батальона. Прапорщик Мороз Лариса.

– Вот я и вижу, что ты прямо какой-то «примороженный», – комбат даже переступил с ноги на ногу от нетерпения. – Давай дальше выкладывай. Все, что знаешь, чай, перед майором Советской армии ответ держишь.

– Извините, товарищ майор. Я особо ничего и не ведаю. Сам с ней в первый раз еду вместе. Вроде, говорят, не замужем. Сынок десятилетний в Союзе остался, с ее матерью живет на Урале. Деревенька со смешным названием, не запомнил я только какая. Да, по весне было в полку награждение, так товарищу прапорщику вручили медаль «За отвагу». А годов, сколько ей, не знаю точно. Пацаны говорят, что старая она. Извините, товарищ майор, до ветра мне надо. Мочи нету больше терпеть.

– Ладно, беги уже, – майор засмеялся. – А то в штаны наделаешь.

Паренек кивнул и скрылся за ближайшим валуном на краю дороги.

– Вот, значит, как! Слыхал, док? Медичка, да еще с медалью. И красивая. Куда наши мужики в погонах смотрят. Правда, солдатик ее старой назвал. Но не сто же ей лет?! А на вид я бы ей не более двадцати дал. Впрочем, надо при случае поближе рассмотреть. Ладно, по машинам. Вроде, трогаемся опять.

Они поспешно заняли свои места. Колонна двинулась дальше.

– Дайте волю Мирте, – прозвучала по радио необычная фраза.

Впрочем, Невский сразу понял, о чем идет речь. Это означало, что надо пустить на дорогу собак. Специально натренированные, они могут обнаружить и те мины, которые миноискатель не воспринимает.

Доктору уже приходилось в прежних рейдах наблюдать работу саперов и их верных друзей. А с этим подразделением общался не далее, как вчера: пришлось оказывать помощь одному солдату. Пуля, выпущенная из винтовки, была на излете, поэтому застряла в плече. Удалось легко извлечь ее буквально «за хвост». Обработал, перевязал рану, ввел обезболивающее и антибиотик. Все будет нормально. Несмотря на протесты раненого, его эвакуировали на вертолете. Пусть теперь отдохнет в медроте на белых простынях (мечта многих, уставших от войны солдат).

Задержался Невский в этом подразделении подольше. Познакомился с офицерами и солдатами-саперами. И, конечно, познакомился с тремя собаками. Впрочем, все они показались ему «на одно лицо» – восточноевропейские овчарки.

Это, действительно, самые верные помощницы саперов, добродушнейшие существа. Как ему рассказывал вчера старший лейтенант Сергей Батан, у саперов подразделения состоят на довольствии несколько овчарок. Самый большой боевой счет у Мирты и Атланта. Есть еще Динга и сын Мирты – Буран. Он родился здесь, в Афганистане, и в годовалом возрасте работает, отыскивает мины подстать матери – «профессора» этого дела. Его обучили сами саперы. Но сегодня Бурана нет, оставлен дома. Работать должны многоопытные Мирта, Атлант и Динга.

Невский представил, как саперы идут по дороге. Идут медленно, оглядывая и ощупывая каждый сантиметр. Скорей всего, впереди идет сержант Михаил Сорока с опытнейшей Миртой. Чуть сзади, уступом вправо, сержант Сергей Крайний с красавицей Дингой, наконец, еще правее идет сержант Виталий Правдин с поджарым Атлантом. За ними – рядовой Ринат Зайнудинов с миноискателем, потом – младший сержант Михаил Голендухин со щупом.

Командир роты старший лейтенант Сергей Батан внимательно наблюдает за работой подчиненных, но держится поближе к вожатым собак.

– Смотреть внимательней! Искать растяжки! – Скорей всего повторяет он время от времени свою излюбленную фразу.

Конечно, речь идет о проволочных растяжках. Собаки ищут крупные мины, те, которые ставят в основном против танков и бронемашин. Душманы часто ставят рядом и те, и другие. Особенно коварны китайские К-69. Задел за проволочку – мина вылетает из гнезда и тысячью осколков взрывается на уровне живота.

3

Динамик все чаще и чаще доносил далекий голос командира саперов:

– Сняли четыре мины. Одна пластмассовая, итальянского производства, три – английские МК-7.

– Сняли две мины.

Работать саперам и собакам приходится с особой тщательностью.

А наблюдать за работой собак одно удовольствие. Идут все, не спеша. Стоп! Собака села. Но как она села! Уткнулась носом в землю, постояла, взглянула на хозяина – заметил?

Например, сегодня. Идет Сорока со своей помощницей. Остановилась Мирта. Миша кивнул – заметил. Тогда Мирта сделала шаг назад и, аккуратно подобрав хвост, села. Миша опустился на колени и мягкими, неторопливыми движениями начал разгребать пыль. Добрался до земли – она сухая, каменистая. А вот и мина – «итальянка». Пластмассовая, ребристая «кастрюля» желтоватого цвета. Но в этой кастрюле шесть килограммов тротила. Когда две мины ставят вместе – это уже фугас. Взрыв от него страшной силы.

Миша между тем окапывает мину с боков. Показались веревочки, предназначенные для переноски мины. Потянуть бы за них! Но нельзя. Внизу может быть элемент неизвлекаемости. Это может быть обыкновенная граната. Потянешь мину на себя – выдернешь чеку, и граната сработает. А от детонации, само собой, и мина.

Но, раз саперы живы, значит, они ошибок не допускают. Не зря ведь существует поговорка, что сапер ошибается один раз в жизни.

Между тем, динамик сообщил, что найдена как раз такая мина с гранатой. «Будем взрывать», – коротко доложил командир.

Сапер зацепил мину «кошкой», прикрепленной к длинной веревке, все ушли за огромные камни вдоль дороги. Парень дернул. Даже на большом расстоянии Невский с товарищами отчетливо услышали этот взрыв. А каково там саперам?! Страшный взрыв. Сноп огня. Град камней. Звон в ушах.

Когда пыль осядет, саперы снова выйдут на дорогу. И продолжат свой нелегкий труд. И так по нескольку часов в день.

Вчера, во время знакомства с ребятами-саперами, Невский не уставал восхищаться их выдержкой, мужеством и терпением. Наконец, элементарной выносливостью. Откуда берут силы?!

– Но ведь и собака может устать, схалтурить, а то и подорваться, – даже высказал сомнение доктор.

– Да что вы, товарищ старший лейтенант. Схалтурить – никогда! Собаки – не люди, они халтурить не умеют. – Похоже, сержант Сорока даже обиделся. – А подорваться… До Мирты я служил с Ингой. В прошлом году были тяжелые бои. Мы с Ингой работали ночью. Она задела за растяжку. Инга погибла, но спасла меня: если бы растяжку зацепил я, от меня бы ничего не осталось.

Поочередно доносилось еще несколько взрывов. Потом долгие минуты в динамике слышался только треск. Наконец, снова последовал доклад:

– Мирту в дело пускать больше нельзя. Всех посадили в машину. – Голос старшего лейтенанта замолк. Потом он объяснил причину. – Видимо, дорога полита какой-то жид костью. Есть слабый запах.

И это предусмотрели душманы! Да, не напрасно, видимо, едят здесь хлеб американские, пакистанские и иранские инструкторы. Теперь надо ждать сюрпризов.

– Пустить трал, – поступает новая команда от старше го командира.

Колонна снова остановилась. Было объявлено о стоянке на час. Многие сразу же вылезли из бронированных машин. Солнце уже палило немилосердно. Впрочем, к палящему солнцу в Афганистане отношение особое. Солнце здесь надо научиться не замечать. Иначе никакого дела не закончишь. Похоже, так к нему и относились все, кто сейчас ехал в колонне. Солдаты двигались, может, чуть медленнее, чем где-нибудь на полигоне в Уральском военном округе. Жара. Широкие поля выгоревших панам опущены, прикрывают лицо и шею. Жара. У каждого на ремне, в суконном чехле фляга с водой, а то и две. Жара. Но недаром это одно из самых жарких мест в Афганистане – провинция Кандагар.

Все больше солдат и офицеров прогуливается вокруг своих БТР и БМП. Вон и танкисты выбираются из нутра своих раскаленных грозных машин. А вот спрыгнула на землю прапорщик Мороз Лариса, присела прямо на землю, перебирает содержимое своей сумки с красным крестом. Невский снова залюбовался ее длинными каштановыми волосами – свой шлемофон она сдвинула на спину, теперь он удерживается связанными веревочками.

Мимо молодой женщины стремительно пробежал солдат-танкист, едва не задев ее плечом. Он несколько раз тревожно оглянулся, потом махнул рукой и спрыгнул с полотна укатанной дороги в кювет, направляясь за высокий камень, – нужда заставила. Невский проводил его глазами, понимающе улыбнулся – женщины постеснялся. Александр собирался заглянуть в нутро своего бронетранспортера, чтобы предложить своим медикам перекусить – двенадцать часов уже, пора и «червячка заморить».

За спиной раздался взрыв. Солдат-танкист нелепо взмахнул руками и повалился на землю рядом с высоким камнем. Никто еще ничего не успел сообразить, а молодая женщина уже бежала к раненому, прижимая к груди раскрытую медицинскую сумку.

– Куда?! Там мины!! – закричал комбат Тараборин.

Но Лариса даже не остановилась, смело спрыгнула с полотна дороги.

Невский крикнул своему санинструктору, чтобы он захватил медицинскую сумку, а сам побежал вслед за прапорщиком-медиком. Это расстояние он преодолел одним махом. Тоже подбежал к раненому. Мороз уже успела наложить жгут на обрубок левой голени – нога была оторвана на уровне средней трети. Кровотечение, бившее струей, прекратилось. Пока Лариса бинтовала ногу, Невский поставил обезболивающий наркотик из шприц-тюбика. Вдвоем они подхватили раненого и перенесли его прямо на дорогу. Подбежал Рябий Толя, протянул медицинскую сумку и проволочные шины. Невский закрепил шины по краям раненой ноги – все будет лучше для дальнейшей эвакуации танкиста. Водитель Антон принес медицинские носилки.

Раненого осторожно переложили, перенесли к БМП, на котором ехала Мороз. Парень уже не кричал от боли, а смотрел вполне осмысленном взглядом, даже попытался виновато улыбнуться:

– Сходил «по маленькому», называется. Даже не успел. А так охота.

– Давай мы тебе поможем, – Толя Рябий осторожно завозился со штанами раненого. Все деликатно отвернулись.

Прошло не менее пяти минут. Тишина. Потом снова раздался виноватый голос раненого:

– Никак не получается. А так хочется. Сил больше терпеть нету.

– Это у него на нервной и болевой почве спазм наступил. Надо ставить резиновый катетер, у меня он есть в сумке. Пустите меня. – Мороз решительно присела, отодвинула санинструктора Рябия и быстро справилась с задачей, не переставая приговаривать. – Дурачок, не надо меня стесняться. Все будет хорошо. Тебе сразу станет легче. Давай, миленький, облегчайся.

Сделав свои дела, раненый даже вздохнул с облегчением. Между тем, майор Тараборин и прибежавший командир танковой роты старший лейтенант Сергей Дубровин, уже доложили старшему всей боевой группы майору Семенову о раненом. Тот вызвал вертолет, который прибудет в скором времени.

Оказалось, что в эвакуации нуждается еще один человек. Полчаса назад поступил доклад от саперов: под катком трала взорвалась мина. Видимо, очень большой мощности. Механик-водитель контужен, осколками камней иссечено лицо. Ему на месте санитарный инструктор оказал первую помощь. Серьезных повреждений нет. Опасности для жизни – тоже. Трал в рабочем состоянии. Майор Семенов Константин Васильевич распорядился готовить пострадавшего к эвакуации. Саперам было приказано работать с предельной осторожностью, а всем остальным – ни под каким предлогом не сходить с полотна дороги.

Вертолетная пара появилась через полчаса. Сначала забрали контуженного сапера, потом винтокрылая машина зависла над свободным участком дороги, пилотам подали носилки с раненым танкистом. «Вертушки» улетели. Все вздохнули с облегчением. К счастью, обстрелы неприятеля уже прекратились. Душманы, сидевшие в засадах, видимо, поняли, что помешать разминированию не удастся, стали отходить, изредка огрызаясь автоматными и пулеметными очередями, которые шли мимо: уж слишком велика была дистанция. Вести огонь с близкого расстояния им не позволяло охранение.

4

Отправка колонны задерживалась. Комбат Тараборин, доктор Невский, командир танковой роты Дубровин и фельдшер Мороз уселись рядком на камни, закурили. Разговор то и дело возвращался к раненому танкисту. Было очень жалко молодого парня, так несправедливо обиженного жизнью. Кто знает, как теперь сложится его дальнейшая судьба. Сумеет ли он найти себя в мирной жизни.

– Жалко Степку Федько. Один из лучших наводчиков был в моей роте. – Старший лейтенант Дубровин горестно вздохнул. – В этом рейде уже одну «шестьдесятдвойку» потерял – подрыв на фугасе. Никто из экипажа не спасся. А теперь вот и Степан так пострадал. У меня каждый человек на счету. Где теперь замену брать?! Хорошими танкистами за один день не становятся.

Сергей бросил сигарету и тут же закурил новую. Было видно, что он искренне переживает за потерю своего бойца. Ему хотелось высказаться, это понимали остальные. Молча кивали головами и слушали наболевшее на душе:

– Сам я чуть более трех месяцев, как по замене из Союза приехал. 5 марта принял свою роту. А уже несколько похоронок родителям моих ребят написал. Теперь вот сразу на новых четверых писать. Поверьте, нет ничего горестнее, чем писать близким о гибели их сына, порой единственного в семье. Сам я родом с Урала, небольшой городок есть в Свердловской области. А заканчивал я танковое училище в Омске. Еще на стажировке были мы с однокурсниками в Аягузе, это в Казахстане городок. Самое смешное, я после распределения попал служить именно в этот Аягуз. Ох, и холодные зимы там, скажу вам! Мне кажется, я здесь эту жару лучше переношу, чем те холода. В январе меня перед Афганом отправили в отпуск, вместе с женой и дочерью гостили у моих родителей в Кушве. В феврале возвращаюсь в часть и узнаю ошеломляющие новости! Без меня проводились учения, б?льшая часть офицеров вышла из строя – поморозилась, простудилась.

Несколько дней потом ходил проведывать офицеров в госпитале: один с пневмонией лежит, другой сильно руки обморозил, пришлось ему даже ампутировать пальцы на правой руке. Мой командир взвода, который остался за меня, тоже на больничном. Комбат и тот заболел. Тогда моя рота впервые действовала во втором эшелоне, но все равно ей досталось. Из батальона все ротные тогда оказались в госпитале, а командиры взводов – кто где. Одному коробка передач на палец упала, а она весит полторы тонны! Так этого офицера все равно через 4 дня вызвали на службу. Так что, если бы я не был в отпуске, то неизвестно, что меня ждало. Я эту историю своим родителям подробно описал. Теперь постоянно пишу, что здесь легче, чем в Аягузе служить. Пусть лишний раз не волнуются за меня. Ну, ладно, я пошел. Счастливо всем!

Дубровин бросил уже третью по счету сигарету, кивнул всем и побежал к своим танкистам.

– А мы слышали, вы, Лариса, тоже с Урала. Разведка нам доложила, – Сан Саныч пристально посмотрел на девушку, словно стараясь запомнить ее лицо.

Мороз улыбнулась, потом перевела взгляд с Невского на Тараборина и обратно:

– Знаю я эту разведку! Живо ему уши откручу. А родом я из небольшой деревеньки на Урале. Не скажу, в какой области, сами по карте ищите. Деревенька называется Хахатулька. Смешное название. Там до сих пор моя мама живет, она у меня дояркой работает. С детства помню, как она рано подымалась, чтобы на ферме коров подоить. Папа у меня был агрономом, он рано умер. Я тогда еще в школе училась, в соседней усадьбе была восьмилетка. Каждый день туда на велосипеде ездила, а зимой – на лыжах. Пять километров туда, пять обратно. Вот и выросла такой крепкой, – Лариса рассмеялась, обнажив ровный ряд зубов. Вблизи было видно, что она уже не молоденькая девушка.

Словно прочитав мысли Невского, Мороз продолжила:

 – А лет мне уже много. 34 года в мае исполнилось, 8 числа. Так сказать, подарок родителям ко Дню Победы. Я знаю, что солдатики меня называют старой, случайно как-то услышала. Но я не обижаюсь. Свои года я никогда не скрывала. Не вижу в этом ничего зазорного. Для этих парнишек, которым по 18–20 лет я, конечно, кажусь взрослой. Да я и отношусь к ним по-матерински, правильнее, наверное, надо сказать – как старшая сестра. Вот и вас обоих я, наверное, старше.

– Ну, что ты, Лариса. Мне уже под сорок, – Сан Саныч даже приосанился, разгладил свои щегольские усики.

– А доктор молоденький, я вижу. Ладно, это не суть важно. На войне взрослеют быстро. Но я поняла здесь одну истину. Неправда, Афганистан не портит человека, не ожесточает. Но и не исправляет. Он только показывает, что человек такое есть. Что-то потянуло меня на задушевные разговоры, извините. Расстроилась из-за этого паренька. Он ведь от меня побежал прятаться, чтобы в туалет сходить. Когда взрыв прозвучал, я прямо вся одеревенела. А потом представила, как он там истекает кровью, побежала к нему. Откуда и прыть взялась.

– Ох, и смелая ты, Лариска! Я вот не рискнул сразу броситься, о минах подумал сначала. Надо будет твоему комбату намекнуть о награждении. Обязательно к нему подойду. Но ты рассказывай, нам с Санькой все интересно о тебе знать. Не часто видишь такую красивую женщину, да еще в боевом рейде. Так ведь, док?

Невский кивнул, достал новую сигарету, протянул пачку женщине. Она затянулась глубоко, потом продолжила:

– После окончания школы я наперекор матери поехала в областной центр. Как же, я уже взрослая! 15 лет. Устроилась в объединение «Красное знамя» – ткани гладила. Жила в общежитии. Позже поступила в медицинское училище, подрабатывала в больнице санитаркой. По окончанию учебы поставили меня операционной сестрой.

Мне всегда нравилась эта работа. Операционные сестры – своеобразная элита: редко кто бросает эту профессию. В этом деле нужно иметь силу воли: операция может длиться и сорок минут, и двенадцать часов. А мы не «размываемся» – не снимаем халата, перчаток до ее конца. Очень многому научилась я у заведующего травматологическим отделением Олега Ивановича Шишкина. Одержимый человек, доходил до всех тонкостей, плохо операций он не делал. И от сестер требовал, чтобы все время повышали квалификацию. Даже на операции разрешал обращаться к себе с вопросами.

Работать бы мне там и работать. Но вот неугомонный характер у меня – хочется всего попробовать.

Короче говоря, поступила я в Пермский педагогический институт, на факультет педагогики и психологии дошкольного воспитания. Захотелось посвятить свою жизнь работе с детьми. Жаль было, конечно, расставаться с медициной, с коллегами по работе. Но бросилась, как в омут с головой.

За годы учебы умудрилась побывать замужем, парень тоже учился в пединституте на факультете физического воспитания, боксер, мастер спорта. Родился у нас в 1973 году сынок Коленька. Он сейчас у моей мамы в деревне живет, десять годков уже стукнуло моей кровиночке. А с мужем мы развелись, когда сынку было 2 года. Пил он очень, мог и меня ударить, а сила у него огромная. Не жалею ни о чем.

Начала работать по специальности воспитателем в детском саду. Трудно было, конечно. Одна с маленьким сыном, денег еле-еле хватало на жизнь. И опять я решила круто поменять свою жизнь. Побывала в военкомате. Немного поучилась и – превратилась в прапорщика Советской армии. Вот уже восемь лет служу в армии. Вернулась опять в медицину. Теперь фельдшер. Конечно, стало полегче. Жильем всегда обеспечивают, кормят, одевают. Так что благодарна нашей родной армии.

Осенью прошлого года предложили поехать в Афганистан. Согласилась. Ведь я все должна попробовать, посмотреть сама. Будет о чем внукам рассказывать на старости лет, мол, интернациональный долг выполнила.

Не утомила я вас своим рассказом? Так хорошо с вами, так и хочется душу излить. Ладно, немного осталось, да и колонна вроде собирается двигаться.

Назначили меня на должность в медицинском пункте полка в Газни. Но через две недели попросилась в батальон. Почему? Не сложились деловые отношения с командиром. Работала я тогда и в операционной медпункта, но основная моя обязанность – выезжать на боевые операции. А выезды мне командир запретил категорически. Я понимаю, может быть, женщине на боевых не самое подходящее место: когда идет бой, слов не выбирают и о том, как выглядят со стороны, не заботятся. Но ведь оказывать медицинскую помощь – моя обязанность.

Перешла на эту должность фельдшера танкового батальона. Командир – майор Семенов Константин Васильевич (он сейчас старший в этой операции) выездам не препятствует. Сам он о себе любит говорить, что он, как Блюхер Василий Константинович, только наоборот. Его в полку и зовут за глаза «Блюхер наоборот». А мое дело в рейдах – находиться в колонне, а на поле боя помочь раненым – это уже работают санинструкторы. У нас ведь, танкистов, своя специфика ранений и травм. Порой мне приходится подсказывать этим молодым ребятам, как жгут наложить, как раненого положить, посадить. Многие санинструкторы – нештатные, солдаты из экипажей, не каждый еще переносит вид крови. Конечно, за эти месяцы повидала и тех, кому помочь была не в силах. Они умирали на моих руках, а я их слезами своими поливала. Целовала на прощание, как многие просили. Ведь еще не целованные мальчишки уходили в вечность.

Ладно, пошли по машинам. Колонна начала движение.

5

Колонна проследовала уже без остановок до самой плотины. Предстоял заключительный, но не менее ответственный этап боевой операции. Саперы приступили к разминированию подступов к самой плотине, ведь требовалось открыть водовод для подачи воды в кишлак. Боевые подразделения танкистов и мотострелков заняли свои позиции вокруг плотины. Саперы должны работать в полной безопасности.

На небольшом удалении от водохранилища разместилось управление. Здесь же встали рядышком бронетранспортер Невского и боевая машина пехоты прапорщика Мороз, образовав своего рода «объединенный медицинский пункт».

По-прежнему по рации можно было получить информацию о ходе работ саперов. В течение последующих двух часов собаки нашли еще с десяток мин. Их взрывать не стали, а спокойно сняли. Сейчас вожатые с собаками отдыхали на пункте управления в тени скалы, а ребята с миноискателями и щупами продолжали работу. Появился здесь и командир саперов старший лейтенант Батан. Ему требовалось обработать раны на лице – посекло камушками.

Сергей несколько часов провел за рычагами трала вместо контуженого водителя. Он метр за метром утюжил дорогу и подходы к водохранилищу, мины рвались под катками трала, камни разлетались во все стороны – не всегда успевал от них спрятаться. Частенько приходилось останавливать машину. Выскакивал офицер из кабины и вместе с другими саперами, взяв уже затупившийся щуп, тоже исследовал каждый квадратный дециметр дороги. Миноискатель здесь плохой помощник: много металлических предметов, да и на пластмассу он не реагирует. Вся надежда на острый глаз и щуп.

С трудом отправили саперы своего командира на перевязку, уже и бровь рассечена – глаза кровью заливает. Доктор и его многоопытная помощница провели полноценную обработку ран, остановили кровотечение, перевязали и залепили пластырями. Уговорили офицера немного передохнуть, напоили чаем, накормили.

Невский не преминул задать свои вопросы специалисту-саперу. Тот начал нехотя отвечать, но вскоре сам увлекся.

– Миноискатель радиоволновой: грунт волна проходит быстро, а от твердых предметов отражается. Тут главное – научиться по тональности щелчков отличать камень от металла или пластмассы. Вы думаете, почему «итальянка» ребриста? Для эстетики? Нетушки! Ребра – это рассеиватели радиоволн. У всех саперов должен быть идеальный музыкальный слух. Когда я отбираю ребят из пополнения в свою роту, всегда предпочитаю певцов, гитаристов, пианистов и скрипачей.

– Ой, значит, и я бы вам подошла, ведь я играю на гитаре и пою, – Лариса подсела поближе, стараясь не пропустить ни слова из рассказа офицера-сапера.

– Наверное, подошли бы. Но мы женщин на такую работу не отбираем. Считаю, это только мужской профессией. Так вот, продолжаю. Мы даже тренируем слух. Видели бы вы нашу утреннюю зарядку: все бегут кросс, а мы… надеваем наушники и слушаем щелчки. «До» – камень, «ре» – пластмасса, «фа» – чистый металл.

Подъехала к управлению пара тягачей. В их кузовах навалом, словно картошка, были набросаны теперь уже безобидные, но еще недавно таящие смерть мины. Отдельно, поблескивая, словно только что с завода, лежали взрыватели и несколько пластмассовых упаковок к ним.

– Хотите, я вам подробнее расскажу устройство мины? – Сергей Батан показал на тягач, попросил пройти за ним. Невский и Мороз быстро пошли следом.

Офицер-сапер взял «итальянку» и начал лекцию.

 – Полный вес девять с половиной килограммов, тротила – шесть килограммов. Взрыватель – пневмомеханический. Видите, наверху резиновая крышка. В ней все коварство. Смотрите, нажал на резинку – крышка подсосала немного воздуха, но взрыва нет. Значит, первый танк или БМП пройдут спокойно. Нажимаем еще раз – воздуха больше, третий раз нажимать не стоит – рванет. В этом все дело.

– А как ее обезвредить? – почти одновременно спросили слушатели.

– Очень просто. Вот так: осторожненько, аккуратненько вывинчиваем крышку, слегка придерживая резиновую мембрану.

– И все?

– И все. Ладно, мне пора возвращаться. Спасибо за перевязку, за еду – питье. Еще увидимся.

Сергей пожал руку Невскому, кивнул Ларисе и умчался к своим саперам.

Потянулись часы ожидания. Как же изощрялись душманы, минируя подступы к водохранилищу уже с другой стороны! Как оказалось, никакой видимой системы не соблюдалось. Смертоносные заряды – мины и фугасы – находили в самых разных местах: на дорогах и тропинках, подходах к арыкам, прямо на поле. Устанавливали их с бесчеловечной жестокостью. Ведь в основном там ходили люди, обрабатывающие землю, и дети.

Здесь, вблизи от водохранилища было попрохладнее – сказывалась близость воды. Горы, равнина – все вперемежку. Особенно поражали камни. Огромные, величиной с барана и верблюда. Они лежали, как лежат дыни на базаре, – один к одному. Совсем неподалеку стремительная горная речушка несла свои воды к водохранилищу.

В Афганистане говорят: «Вода у нас дороже золота». Несмотря на то, что среди камней бежала речушка, на эти камни старались не попадать ни местные жители, ни звери – чтобы не переломать себе ноги и шею. Такое «минное поле» создала здесь сама природа.

Но для «шурави» не существует препятствий. Один за другим к стремительным потокам подходили освежиться советские солдаты и офицеры.

Уже ближе к вечеру Лариса уговорила Александра Невского тоже сходить и освежиться. Они прихватили с собой автоматы, а Мороз взяла и длинную веревку – на всякий случай. Как оказалось, не зря.

Отошли от своего «медпункта» метров сто. И вот она, речка. Напористая и чистая, сбегает откуда-то с гор. А какая прохладная! Вмиг остужает разгоряченное лицо. Но не зря местные опасаются этих мест.

Вроде и был осторожен старший лейтенант, но поскользнулся на камнях. Доля секунды – его уже несут бурные потоки, больно ударяя о камни. Вмиг нахлебался воды.

Лариса точным движением бросила конец веревки. Александр чудом смог его поймать. Далее с невероятным напряжением молодая женщина подтянула доктора к краю речки и вытащила на каменистый берег. Минут пятнадцать они оба лежали без движения – настолько выбились из сил.

Первой поднялась Лариса.

– Да, Саша, чуть не упустила тебя. Старая дура! Зачем притащила сюда? Это же гиблое место.

– Да, ладно, Лариса! Все ведь хорошо закончилось. Ты меня и спасла в итоге. Зато искупался, теперь не жарко, – Невский уже пытался шутить, приводя дыхание в порядок.

Он поднялся, дрожа всем телом. То ли от холода, то ли от пережитого страха.

– Снимай куртку, ее надо выжать. А, то простудишься.

Она помогла снять «хэбэ», стали вместе отжимать, выкручивая. Хорошо, что документы предварительно переложил в санитарную сумку и оставил в бронетранспортере. Как чувствовал. Досталось бы ему за порчу партийного билета.

– Боже, Сашка, ты же весь в синяках!

Действительно, оба плеча, грудь и спина были покрыты кровоподтеками. Все тело болело.

– Надо тебе помочь!

– Как? Поговоришь с моим ушибленным плечом? Ты же психолог, словами лечишь. – Невский уже окончательно успокоился.

Лариса это поняла. Засмеялась. Слегка шлепнула его по спине:

– Дурак! Я ведь не только психолог, хоть и детский, но и медик, черт побери. У меня есть мази от ушибов.

– Ладно, обойдусь. Мужчину украшают раны, особенно синяки и шишки.

Он уже натягивал на себя отжатую куртку, повесил автомат через плечо. Хорошо еще, что не утопил его во время купания.

– Я готов! Возвращаемся. Думаю, не стоит никому говорить, как доктор нахлебался воды. Хочешь анекдот? Ты не блондинка, поэтому не должна обидеться. Итак, слушай. «Беседуют две блондинки:

– Как ты думаешь, зачем на вертолете ставят такой большой пропеллер?

– Ты че, это же вентилятор, он нужен для того, чтобы пилот не потел!

– Чушь! Ты меня разыгрываешь!

– Нет, не чушь. Я недавно летела на вертолете. Так вот, перед приземлением, почти у самой земли, этот пропеллер вдруг перестал крутиться. Ты бы видела, как пилот вспотел!».

Лариса заразительно засмеялась, потом сама себя оборвала:

– Грех, наверное, смеяться над этим. Я испытываю глубочайшие симпатии ко всем вертолетчикам и летчикам. Героические люди все без исключения! Сколько они наших раненых спасли, сколько грузов перевезли. А почту ведь они привозят. Вернемся домой в Газни, а там меня будут ждать письма от моей мамы и сыночка. Они всегда по отдельности посылают, у каждого есть свои тайны, которыми хочется поделиться со мной. Как я уже соскучилась по ним! А отпуск будет не скоро, обещали в октябре – ноябре.

– Ну, лето быстро пролетит, а там и осень подойдет. Поедешь в свою Хахатульку. Там, наверное, веселые люди живут, смеются с утра до вечера.

– Это точно. Так и не закрывают весь день рот, ржут, как кони.

Незаметно подошли к своим боевым машинам. Удивительное дело, Невский и Мороз были знакомы всего несколько часов, но уже общались, как старые знакомые.

6

Не пришло и часа после возвращения Невского и Мороз, как на пункте управления рейдом возникла тревога. Механик-водитель и заряжающий одного из танков забеспокоились долгим отсутствием своего командира взвода. Лейтенант Даруга Андрей ушел на горную речку освежиться. Прошло полчаса, а его все нет. Майор Семенов приказал организовать поиск офицера по течению речушки.

Группки по два-три человека отправились на поиски. Невский и Мороз, получив это сообщение, понимающе переглянулись. Сразу в памяти всплыла картина недавнего «купания» доктора. Они отправились снова к реке.

Лариса сразу принялась громко кричать то имя офицера, то его фамилию. Впрочем, из других мест по течению реки тоже доносилось: «Даруга!».

Пытались найти хоть какие-нибудь доказательства его пребывания у реки. Приходилось самим осторожничать – в надвигающихся сумерках легко было поскользнуться на коварных камнях и свалиться в бурный поток.

Накричавшись до хрипоты, Лариса смолкла. Устало села на один из камней. Невский не сразу смог разглядеть ее в быстро наступающей темноте. Подошел, присел рядом.

– Сколько ты еще будешь тут сидеть?

– Пока не вернется голос. Потом еще покричу.

Закурили, посидели молча. Лариса щелчком отправила сигарету в реку. Она пролетела красным огоньком.

– Помню, читала одну книгу, не помню название. Мне запомнилась одна фраза: «Здесь смерть не была естественной…» Вот и сейчас, глядя на этот поток, хочется также сказать. Тут можно сломать шею в считанные минуты. Я с тем лейтенантом прибыла в один день в Газни. Познакомились еще в Кабуле на пересылке. Веселый парень. Очень любил читать стихи. По-моему, даже своего сочинения. Правда, не признавался мне в авторстве. Потом мы с ним вместе оказались на заставе Дуаб, на два месяца. В ущелье – кишлак, место красивое необычайно. До Газни восемьдесят километров, до Кабула – сто. На заставе я единственная женщина. Наша задача – прикрывать дорогу. А место горячее. «Духи» там били колонны с грузами. Были раненые. Опекал он меня постоянно, словно телохранитель старался быть всегда рядом, особенно в «заварушках». Кажется, он был в меня влюблен. Но стеснялся об этом говорить. Да, и какая я ему пара, ведь парню было только двадцать два, сразу после училища сам вызвался поехать в Афган. Мальчишка-романтик. Помню, как-то мы с ним сидели ночью под звездным небом. Он тогда сказал:

– Посмотри, какая луна лунявая, а звезды звездатые. Я тогда посмеялась нелепости его выражений. А сейчас вот смотрю на луну, и, правда, – лунявая. Неужели Андрюша погиб? Как все нелепо и несправедливо устроено в этой жизни.

Невский услышал сдерживаемые рыдания. Он осторожно обнял Ларису. Она уткнулась ему в грудь и разрыдалась в голос. Однако быстро взяла себя в руки:

– Пошли, Саша, а то еще и нас потеряют. А может, его спасли другие группы?

Невский только пожал плечами. Вернулись к своему «медицинскому пункту». Наступила уже чернильная темнота.

Обнаружить тело лейтенанта не удалось никому. Было принято решение – считать его пропавшим без вести.

Ужинали одной общей медицинской группой. Ребята из экипажа БТР и БМП соорудили небольшой костерок, разогрели банки с кашей и тушенкой. Ели молча. На огонек подошел старший саперов Батан Сергей. Он с благодарностью принял из рук Толи Рябия баночку разогретой каши. На вопрос Невского, все ли успели сделать, он только буркнул, мол, завтра утром закончим.

О том, насколько трудно пришлось саперам, говорили избитые в кровь мозолистые руки и усталые движения старшего лейтенанта. Сергей Батан, поев, поблагодарил, затем пробормотал «извините», опустился на пыльную каменистую землю и мгновенно уснул. Он работал четырнадцать часов подряд, лично обезвредил более десятка мин. К тому же еще выполнял обязанности механика-водителя. Конечно, досталось всем без исключения саперам. За это время они обнаружили и обезвредили более полусотни мин. Это только просто сказать: «Более полусотни». Но ведь их надо еще искать, буквально играя в прятки со смертью. Не меньшего труда стоило и извлечение мин.

Толя Рябий и Антон Молодчий осторожно подняли офицера и переложили его на приготовленные Невским медицинские носилки. Кажется, офицер даже не проснулся. Лариса заботливо укрыла спящего одеялом.

Пора было укладываться спать и остальным.

Утром, к девяти часам, саперы закончили свою работу. «Мин больше нет!» – таков был доклад старшего лейтенанта Сергея Батана.

Спустя еще час вода потекла по ожившему каналу. Дело было сделано. Кишлак получит драгоценную жидкость. Впрочем, жители наверняка не узнают, каких трудов и потерь стоила «акция доброй воли». Да им и не надо этого знать…

Обратный путь проделали без всяких происшествий. Сводный отряд влился в общую боевую колонну, возвращающуюся из рейда. Задачи были выполнены. Подразделения разъезжались на «постоянные квартиры». Невский тепло попрощался с Ларисой Мороз. Пожелали друг другу удачи и успешного возвращения в Союз.

Александр еще долго следил за облаком пыли, по которому угадывалось движение колонны, спешащей в Газни. Где-то там, в одной из боевых машин пехоты, едет удивительная женщина, которая «и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет…».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.