9. Проблемы исторического анализа, связанные с секретностью архивных документов 70-летней давности

9. Проблемы исторического анализа, связанные с секретностью архивных документов 70-летней давности

Что предопределило и позволило сделать именно так? Прежде всего – сохраняющийся до сих пор режим секретного хранения ключевых документов. За его стеной можно проводить закрытые исследования разного характера, создавать требующиеся власти для опубликования в то или иное время выводы и публиковать их для народа без ссылки на источники информации, а также фальсифицировать истину. Никто не проверит, не уточнит, не уличит.

Для иллюстрации положения дел в этой сфере нам нужно осветить вопрос о секретности документальных материалов в военных архивах РФ и характере использования их в настоящее время. Рассмотрим его на примере сведений Главного управления формирования и укомплектования войск НКО СССР (Главупраформ) и Оперативного управления ГШКА.

Важнейшей информацией в анализе боевого и численного состава войск являются сведения о пополнении. Кто знает, может быть, поэтому отчётность о нём рассыпана в тысячах разнородных документов и не систематизирована до сих пор? Либо не дана в открытый доступ исследователям. Например, в фонде Главупраформа за № 56 в открытой для всех описи № 12236 среди прочих имеются за 1941 г. всего 3 дела №№ 43, 44, 100 с донесениями фронтов и армий о прибывших маршевых пополнениях с указанием соединений, куда распределены батальоны и роты. Информация в них не облекает весь 1941 г. В этой описи помимо рассекреченных имеются оставленные на секретном хранении дела, доступ к которым исследователям без допуска к работе с секретными документами закрыт. Возможно, в данной описи упомянуты лишь те документы, что сохранились к настоящему времени за 1941 г.

Но, возможно, лишь те, что государство соизволило частично открыть для исследователей к настоящему времени. Поскольку в ЦАМО РФ существуют другие, закрытые для всех, тома документов того же фонда № 56, не упомянутые в описи № 12236. А это уже прямое нарушение Приказа МО РФ № 181 от 8 мая 2007 г. о рассекречивании документов периода Великой Отечественной войны. В его преамбуле сделана следующая ссылка: «В соответствии с Законом Российской Федерации от 21 июля 1993 г. № 5485–1 «О государственной тайне»…». Т. е. в данном случае нарушен не только Приказ МО РФ, но и статья 13 Закона РФ № 5485–1 о сроке давности секретного хранения в 30 лет. Ибо у фонда Главупраформа имеются ещё два больших массива документов, до сих пор недоступные для исследователей:

а) по описи № 21464 – секретные документы фонда № 56;

б) по описи № 19056 – совершенно секретные документы фонда № 56, находящиеся на особом хранении (так называемые «ОХ»).

И все они имеют сведения о маршевом пополнении на фронт, дополняющие открытые сведения или даже являющиеся исчерпывающими. Количество дел по этим двум описям пока неизвестно, ибо и сами описи для исследования не выдаются, являясь секретными.

На этом примере есть веские основания полагать о том, что фонды всех Главных и Центральных управлений НКО и ГШКА имеют такую же особенность в характере хранения документов:

– условно несекретные (с наличием секретных) документы по доступным всем описям;

– секретные документы по недоступной описи;

– и совершенно секретные на особом хранении, также по недоступной описи.

Косвенным подтверждением может служить и тот факт, что объём дел по несекретной описи № 11627 фонда № 28 Оперативного управления ГШКА за 1941–1945 гг. (всего 2919 дел) в 2,2 раза меньше количества дел по несекретной описи № 1221 фонда № 217 Оперативного управления Ленинградского фронта за тот же период (всего 6362 дела). Структуры по характеру и объёму работы на несколько порядков различные! Это означает, что обязаны иметься не упомянутые в открытой описи № 11627 другие документы Оперативного управления ГШКА.

Листая эту опись, ловишь себя на мысли о том, что в неё за 1941–1945 гг. включены лишь разрозненные дела, не могущие дать сводного представления о войне. Отрывочность и второстепенность документов – таково впечатление от анализа описи. Даже если ознакомиться со всеми её 2919 делами – не получить развёрнутую картину боёв РККА. Нет оперативных разработок новых операций в масштабах фронтов и театров военных действий с десятками тысяч листов текста, графиков, карт. Почти нет оперативных директив фронтам и армиям. Нет анализов боевых действий по итогам операций, тем более – неудачных операций. Почти нет донесений и планов подчинённых войск. Нет сводных сведений от армий и фронтов по численности и потерям личного состава, нет заявок на пополнение личного состава и вооружения. Нет данных по ресурсам личного состава в запасе в военных округах, по поступлению выздоровевших из госпиталей, по вооружению и имуществу, да и много чего ещё нет. Справочно эти сведения обязаны быть в документах отделов Оперативного управления ГШКА, без них невозможно качественное планирование операций. Если бы объём дел Оперативного управления ГШКА исчерпывался только этими 2919 делами, то любой исследователь мог бы сделать однозначный вывод – Оперативное управление ГШКА занималось всего лишь сбором и констатацией некоторых фактов и совершенно не занималось систематизацией, анализом данных и планированием боевых действий во всём многообразии.

И впечатление такое может сложиться только из-за того, что исследователи, возможно, довольствуются менее чем 1/3 объёма ключевых сведений Главных и Центральных управлений НКО и ГШКА, имеющихся в ЦАМО РФ и подлежавших рассекречиванию в соответствии с Приказом МО РФ № 181 от 8 мая 2007 г. и Законом РФ «О государственной тайне». И даже эта 1/3 объёма предоставлена в неполный доступ. Вот так Закон Российской Федерации нарушается её же госслужащими.

Возможна ли была Победа с таким кажущимся недееспособным Оперативным управлением ГШКА? Никоим образом. Значит, нам не всё предоставили для исследования, до настоящего времени скрыв большую часть сведений.

Судя по всему, остальные документы Оперативного Управления ГШКА учтены в секретных и совсекретных описях фонда № 28, как и документы Главупраформа, и недоступны для изучения. Упрятав сводные данные за частокол грифов секретности, наши военачальники и официальные историки сделали невозможным объективное рассмотрение имевших место событий вне рамок концепции, одобренной руководством СССР 50–60-хх гг. и реализованной в «Истории Великой Отечественной войны» 1960–1965 гг. издания.

Времени прошло много, ясного ответа от государства – почему произошло то, что случилось, и в какую пропасть ухнули миллионы наших соотечественников – до сих пор не поступило. После прихода к власти Н. Хрущёва в военных архивах закипела работа по их «оптимизации», читай – чистке. К примеру, дополнялся обособленный архивный фонд документов И. Сталина, а по сути, из фондов архивов, в т. ч. военных, изымались выявленные документы с его подписями, ломая причинно-следственную связь между ними и прочими распорядительными и отчётными документами.

Одновременно специалистами Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС создавалась «История Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», концепция которой стала главенствующей на десятилетия и является таковой до сих пор. Подчеркну – не военными историками создана концепция, а партийными. Отступления от неё не допускались. Даже ныне только за высказывание сомнений в её трактовках генерал армии М. Гареев 17 февраля 2011 г. публично по телевидению предложил ввести уголовную ответственность. Автор этих строк лично видел сей репортаж.

Генерал армии М. Гареев

Политбюро ЦК КПСС жёстко контролировало создание «Истории». Это было бы нормальным, если бы публикации подлежала исключительно правда, неудобная, тяжёлая, но правда. Народ, понёсший столь большие потери, вправе был ожидать именно её.

Не секрет, что до 1960 г., до выхода в свет и распространения первого тома «Истории», в нашей стране мемуары военачальников не печатались, даже если к тому времени уже были написаны кем-то. И только вслед за началом распространения шеститомника в печать поступили те мемуары военнослужащих всех рангов – от маршала до солдата, которые отвечали концепции авторов «Истории», т. е. официальной точке зрения тогдашнего руководства страны. Первые свидетельства появились в 1960 г.

То, что рассказано в тысячах послевоенных изданий воспоминаний, с трудом прикрыло реалии событий и лишь дополнило мемуарным «мясом» только что свёрстанный умозрительный «скелет» концепции «Истории». Крен в описаниях событий первых двух лет войны направлялся на показ героизма отдельных бойцов и командиров, описание работы партийно-политической системы, мощность германской военной машины и изощрённость её командования. Анализ причин внутреннего характера, в т. ч. неадекватных действий военачальников всех рангов, в неудачах армий и фронтов не допускался. Фактически во всех публикациях источником наших поражений обозначена лишь подавляющая сила противника, а не, в дополнение к ней, имевшиеся изъяны политической и военной системы СССР, духовного состояния народа на глобальном уровне и неадекватность действий и даже противодействие тех или иных ответственных лиц. Прямо скажем – не все любили СССР и его достижения, добытые в жесточайшей внутренней борьбе.

Подобное бьётся лишь подобным. Ценой невероятных потерь и усилий ввиду необходимости преодоления всех этих изъянов добытая Победа по цене стала нам как в песне – «со слезами на глазах», и, естественно, затмила собой в официальной истории и мемуарах весь комплект причин неудач первой половины войны. Однако, будь зависимо всё только от военной силы захватчиков, не сдали бы мы ни Минска на 7-е сутки войны, ни безмерного количества вооружения, складов и громадных запасов всех видов, созданных трудом всей страны, не потеряли бы свыше 10 000 самолетов и почти столько же танков всего за 40 суток, не получили бы блокаду Ленинграда всего через 2,5 месяца после начала боёв и врага у стен Москвы всего через 4,5 месяца. Не потеряли бы десятки миллионов своих сограждан! Причины таких потерь и поражений лежат глубже, нежели «дозволили» увидеть читателям цензоры в изданном материале.

Если историческая правда в воспоминаниях не соответствовала концепции «Истории», надзирающие специалисты предлагали автору «подогнать» факты к её рамкам или изъять их из труда. Мемуары «причёсывались» и выхолащивались, из них изымались порой целые главы и периоды «неудобных» событий. Примером могут послужить воспоминания К. Мерецкова «На службе народу» (М.: Политиздат, 1968), в которых совершенно выпущен период его жизни с 24 июня по 6 сентября 1941 г., когда он находился под арестом в тюрьме на Лубянке, а также эпизод с расстрелом по приказу С. Тимошенко и Л. Мехлиса без суда и следствия в присутствии К. Мерецкова командующего артиллерией 34-й армии генерал-майора В. Гончарова 11 сентября 1941 г. Или воспоминания генерал-полковника И. Болдина «Страницы жизни» (М.: Воениздат, 1961), командующего оперативной группой войск Западного фронта, попавшей в числе прочих в октябре 1941 г. во вражеское кольцо севернее Вязьмы. Иван Васильевич трагическим боям в окружении с потерями сотен тысяч человек Западного фронта в «Страницах жизни» не уделил ни строчки. Можно предположить о том, что ему не дали это сделать цензоры. Где гарантия в том, что оба военачальника об остальных описанных ими в мемуарах событиях сказали правду? Нет такой гарантии.

Некоторые строптивые генералы и даже Маршалы Советского Союза, не соглашавшиеся с требованиями партийных историков к освещению былых событий, шли на конфликт, а в итоге не получали никакой возможности напечатать свои воспоминания. Никаких отклонений в сторону от концепции не допускалось, мемуаристов жёстко «вели» толпы военных консультантов Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и цензоров Главлита (было в СССР с 1922 г. такое зорко контролирующее издательства ведомство. – Прим. автора), а также специалисты 6-го отдела Военно-научного управления ГШ ВС СССР. Этот отдел так и назывался «отдел контроля за военными мемуарами». При наличии справедливых возражений даже именитые военачальники многие годы не могли ничего издать из-под своего пера, пока не соглашались на внесение правок с подгонкой под рамки концепции.

Многие упрямцы при жизни так ничего и не увидели. Примеры? Маршал Советского Союза С. Тимошенко, генерал-полковник М. Хозин, бывший нарком иностранных дел В. Молотов, бывший нарком путей сообщения Л. Каганович. Кстати, и до сих пор за их аутентичным авторством публикаций нет. Поверить в то, что они ничего не написали, хотя бы «в стол», при всём желании не могу. Высказывания В. Молотова образца 80-х гг. записал и издал в «140 беседах…» Ф. Чуев, но ведь не сам В. Молотов. То же можно сказать и о Л. Кагановиче, чьи меткие слова будут приведены ниже.

Кроме того, некоторые факты в изданном мемуарном материале специально затуманены для предотвращения всеобщего объективного обозрения. К примеру, при внимательном анализе выясняется, что события, происходившие на самом верху военного и политического руководства СССР почти за полугодовой период перед 22 июня 1941 г., фактически описаны в мемуарах лишь четырёх лиц – Н. Хрущева, А. Микояна, Г. Жукова и Н. Кузнецова. Все четыре лица – заинтересованные. Веры им сегодня нет, нестыковок в написанном масса. Не случайно мемуары Г. Жукова уже продолжительное время в народе называют «Сказками маршала Жукова» и всерьёз к ним уже не относятся. Чего стоит один только пассаж о количестве немецких танков и самолётов на начало войны (3712 и 4960 соответственно) и следующая далее фраза бывшего начальника ГШКА: «Количественное превосходство войск врага было велико – в 5–6 и более раз, особенно в танках, артиллерии, авиации» («Воспоминания и размышления». М., АПН, 1969, с. 263, 411). Как относиться к этим словам, коль мы знаем теперь и автор знал тогда, что у нас было 23 106 танков и 29 450 самолётов к началу войны? Как к правде? Но эту «правду», всё же изъяв недостоверную численность немецких танков и самолётов из текста, продолжают издавать якобы во всё новых и новых авторских редакциях уже в 14-м варианте! Может, пора остановиться?

Маршал Советского Союза Г. Жуков

Почему до сих пор нет объективного анализа причин демонстративного неисполнения Директивы № 3 Главного Военного Совета от 22 июня 1941 г. в адрес командования трёх фронтов – Северо-Западного, Западного и Юго-Западного о начале их наступления в направлениях Сувалки, Люблин с переходом госграницы? Найдём ли мы объяснение этому в мемуарах Г. Жукова, одного их подписантов Директивы? Нет. Попытки её исполнения могли бы при одновременных ударах, пусть и не вполне обеспеченных, во фланги наступающих немцев поставить их в критическое состояние. Но ударов не случилось в принципе. Вместо них начальник ГШКА лично стал гонять с места на место мехкорпуса ЮЗФ, «вырабатывая» их ресурс и теряя ударную силу. Согласования действий фронтов для выполнения Директивы № 3 и попыток её исполнения даже не производилось, а исследования причин отсутствия этих ударов и неисполнения Директивы высшего военного органа СССР нам в официальной исторической литературе не найти. Как это стало возможно? Вполне вероятно, что Директива была ошибочно отдана Главным Военным Советом на основе бравых, но не соответствующих действительности заверений военного руководства (нарком обороны СССР С. Тимошенко, начальник ГШКА Г. Жуков) о высокой боеспособности войск трёх фронтов, а по сути, стала невыполнимой из-за их разгрома, дезорганизации инфраструктуры и потери несметных количеств вооружения и запасов у границы в первые же сутки – двое из-за ошибочных или преднамеренных действий военного руководства до войны. Но где читатель увидит такую оценку в официальном источнике?

А если кто-то попробует «копнуть» глубже помимо сочинений упомянутых личностей – а что же у нас происходило в армии и на флоте в течение 4–5 месяцев перед войной? – то ответов в рассказах высших участников событий, подтверждённых документами, не найдёт. Сплошь общие фразы, изредка снабжённые цифрами, которые на поверку почти всегда оказываютс я лукавыми. Какие оргмероприятия происходили, в каком объёме, на основании чего, что этому предшествовало, что явилось результатом проведения оргмероприятий? Не ищите, не найдёте, даже изданные сборники документов (к примеру, «1941 год» или серия «Русский архив») дают ответы лишь на малую часть вопросов. Казус в том, что даже в таких сборниках издана лишь незначительная часть имеющихся свидетельств. Говорю об этом, полностью отдавая отчёт в своих словах.

Или, к примеру, когда читаешь архивные документы о том, что танковые дивизии части мехкорпусов Западного, Киевского Особых, Московского, Орловского, Среднеазиатского военных округов по Директивам начальника ГШКА Г. Жукова от 16 мая 1941 г. вместо танков вооружали обычной артиллерией 76-мм калибра, противотанковыми 45-мм пушками и пулемётами Дегтярёва (ЦАМО РФ, ф. 127, оп. 12915, д. 46, л. 152) ввиду отсутствия танков для них в плане производства 1941 г., то возникает справедливый вопрос. А зачем нужно было расформировывать в марте-апреле 1941 г. сколоченные и укомплектованные танковые бригады и кавдивизии для формирования новых танковых и моторизованных дивизий большей штатной численности, если для них заведомо не хватало танков в производстве 1941 г.? Не хватало даже при увеличенном в феврале плане военных заказов промышленности на 1941 г. по танкам. Ответов у мемуаристов не найдёте. Таким же примерам несть числа.

У тех, кто по долгу службы, совести, звания Победителя мог и должен был рассказать о сути глобальных перемен, фактически взорвавших предвоенную армию и доведших её организационно до маловменяемого состояния, язык не отважился сказать правду. Как не повернулся он объяснить и такую вещь, как дислокацию окружных и головных складов армий и фронтов, а также аэродромов и полигонов у самой границы, где и громадные запасы, и самолёты, и артиллерия сразу же попали под удар и захват противника. Как не объяснены официально и объективно пустые перегоны мехкорпусов и танковых дивизий с места на место после начала военных действий, приведшие к выходу из строя по техпричинам без боёв тысяч танков и оставлению их противнику. Как не объяснена отмена распоряжением из Москвы 22 июня 1941 г. для железных дорог западнее Урала плана мобилизационных перевозок 5 миллионов людей, сотен тысяч лошадей, повозок и единиц техники, разработанного до войны. Это как гром среди ясного неба привело в появлению распорядительного, т. е. внепланового, а потому сумбурного и беспорядочного характера организации всех войсковых железнодорожных перевозок в период первой волны мобилизации 23–30 июня 1941 г. Отмена плана привела к тому, что никто не знал – кому, куда и сколько подать вагонов и платформ, и, главное, – где взять эти вагоны и платформы?

Как не объяснено – почему войска ЗапОВО в отличие от остальных на Западе не были приведены в состояние полной боевой готовности с утра 19 июня 1941 г. с выходом управления Западного фронта на полевой командный пункт в Обуз-Лесна, выводом войск из казарм и занятием ими позиций у границы, а также рассредоточением боевой техники, как того требовало решение Главного Военного Совета и шифротелеграмма начальника ГШКА Г. Жукова от 18 июня («Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», сборник документов, М.: «Издательство «Русь», 2000, т. 2, кн. 1, с. 389)? Можно даже назвать диапазон входящих номеров, в котором один из них назначен этой телеграмме Г. Жукова для ЗапОВО – между 7657 и 7688. Командующий Западным округом-фронтом генерал армии Д. Павлов в ночь на 22 июня 1941 г., попивая коньяк, спокойно пребывал в Минской опере вместо полевого командного пункта, услаждая взор театральной постановкой вместо проверки готовности войск к отпору наступления противника. И разве нормально, что ни в одном официальном источнике нет ни единого упоминания об эпохальном решении Главного Военного Совета от 18 июня? Хранимые в ЦАМО РФ 4 шифротелеграммы для западных военных округов (ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО) о приведении войск в состояние полной боевой готовности за подписью начальника ГШКА Г. Жукова рано или поздно, но увидят свет. Если их не уничтожат вслед за этой и другими публикациями.

Чего стоит признание, приписываемое Маршалу Советского Союза Ивану Степановичу Коневу, относительно возможности описания событий 1941 года: «Врать не хочу, а правду все равно написать не позволят».

Маршал Советского Союза И. Конев

Конечно, есть и другие примеры. Иван Христофорович Баграмян, создавший книгу «Так начиналась война» (М.: Воениздат, 1971). Он умудрился очень точно описать многое из того, что происходило на окружном и фронтовом уровнях до и после начала войны. Уникальный человек, в каких только переделках не побывал. Всего за 2,5 года войны дослужился от звания полковника до генерала армии (Маршал Советского Союза с 1955 г.) и по должности от начальника оперативного отдела штаба округа и фронта до командующего фронтом.

Маршал Советского Союза И. Баграмян

Матвей Васильевич Захаров, преодолевший силки Института марксизма-ленинизма ЦК КПСС и Главлита и опубликовавший в 1968 г. свой труд: «Накануне великих испытаний». Это прорывная книга. Перед войной автор – начальник штаба Одесского военного округа, генерал-майор. Войну закончил генералом армии, а в 1959 г. стал Маршалом Советского Союза, с апреля 1960 г. по сентябрь 1971 г. (с перерывом в 1 год) возглавлял Генеральный штаб ВС СССР. Лишь столь высокий пост, вероятно, позволил ему опубликовать такую книгу. Именно в ней мы можем увидеть следующие слова и все они – в точку (с. 186):

«В окончательном варианте организационного плана, датированном февралем 1941 г. и составленном начальником ГШКА генералом армии Г.К. Жуковым, предусматривалось иметь 314 дивизий, 65 управлений стрелковых корпусов и 30 механизированных корпусов. Авиация доводилась до 343 авиационных полков, в которых предусматривалось иметь 22 171 боевой самолет…

Наряду с ростом большого числа войсковых организмов происходила ломка сложившейся их организации. Вводились новые штаты корпусов, дивизий и полков. Многие из них, например, механизированные корпуса, по своей организационной структуре и численности оказались громоздкими и негибкими.

Новый план не учитывал наших производственных возможностей.

Только для удовлетворения полной потребности механизированных корпусов в танках КВ и Т-34 потребовалось бы до 5 лет. В целом же перевооружение всех танковых частей и соединений новой материальной частью при существовавших в 1940–41 гг. мощностях танковой промышленности могло быть осуществлено за 9–10 лет.

Подобная картина наблюдалась и в авиации.

В условиях надвигавшейся войны, когда вырисовывались явные признаки готовившегося нападения фашистской Германии на СССР в самые ближайшие месяцы, предпринятые меры по коренному переустройству основных видов вооружённых сил и родов войск были не только ошибочными, но и весьма опасными. По существу, армия на какое-то время приводилась в небоеспособное состояние. Например, ранее сложившиеся, слаженные и обученные танковые бригады были почти все одновременно расформированы и растворены в новых механизированных корпусах. Последние могли стать боеспособными только через несколько лет. Не случайно поэтому наши механизированные корпуса к началу войны напоминали больше учебные соединения, чем боевые единицы. Наличие во многих механизированных корпусах устаревшей материальной части обеспечивало только учебный процесс.

В авиации также шёл бурный процесс роста новых формирований. К 54 авиационным дивизиям, имевшимся на 1 января 1941 г., в начале 1941 г. дополнительно развертывалось ещё 26 дивизий. Лучше было бы укомплектовать и полностью вооружить имевшиеся авиационные части и соединения и держать их боеготовность, чем иметь много неукомплектованных боевых единиц».

Маршал Советского Союза М. Захаров

Этим словам вторит и «Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.» (М.: Воениздат, 1961, с. 121, 26), подготовленный и изданный в бытность М. Захарова в должности начальника Генерального штаба ВС СССР:

«В условиях надвигавшейся над страной военной опасности такая система одновременной перестройки важного рода войск не может быть признана правильной. В результате проводимых мероприятий ранее сколоченные и хорошо обученные танковые бригады расформировывались и растворялись в огромной массе новых формирований, которые могли стать боеготовными лишь много времени спустя. Боевая подготовка во вновь формируемых механизированных корпусах к лету 1941 г. только развёртывалась и налаживалась… Бронетанковые и механизированные соединения вступили в войну не полностью укомплектованными танками, вооружением и автотранспортом и недостаточно сколоченными как боевые соединения… Накануне войны военно-воздушные силы Советской Армии в своём составе имели авиакорпусов – 5, авиадивизий – 79, авиабригад – 5. Следует при этом заметить, что около 20 авиадивизий… находились в стадии формирования и были небоеспособны. Значительное количество авиационных соединений и частей имело пониженную боевую готовность в связи с перевооружением на новую материальную часть».

И больше ни в одном печатном источнике, изданном в СССР, мы не увидим аналогичных слов. Остальные авторы предпочли согласиться со всеми требованиями цензоров.

Но если представить, что ножницы Главлита коснулись и книги М. Захарова, то каким же должен был быть исходный материал, если даже изданный можно назвать сенсацией того времени и значимым для сегодняшнего? Вторая книга автора («Генеральный штаб в предвоенные годы») была написана им в 1969 г., но пролежала «в столе» 20 лет. Причины объяснены в послесловии генерала армии М. Моисеева в издании 1989 г. (М.: Воениздат, 1989, с. 308):

«Книга была написана М.В. Захаровым ещё в 1969 году, за три года до его кончины. Столь длительный разрыв между написанием и выходом мемуаров в свет объясняется несколькими причинами. Прежде всего тем, что тогда ещё действовали довольно жесткие ограничения в отношении публикаций в открытой печати по вопросам организации, оперативной и мобилизационной деятельности Генштаба. С другой стороны, по негласным правилам того времени, для выпуска любого военно-политического, тем более такого важного труда требовалось получить одобрение ряда заинтересованных должностных лиц. Это вылилось в диктат конъюнктурных мнений. Из книги исчезло много ценного информативного материала, появились оценки, несвойственные автору. На глазах М.В. Захарова происходило обесценивание его труда. Все, кто в этот период встречался с М.В. Захаровым, видели, как это тяжело сказывается на нем. После смерти автора набор книги был рассыпан, изъяты материалы рукописи, находившиеся в личном пользовании. Можно с уверенностью сказать, что в других условиях М. В. Захаров мог (и он говорил об этом неоднократно) написать более глубокий открытый труд».

Развития прорыва 1968 г. при жизни автора не случилось. И случиться, вероятно, не могло. Только пресловутая «перестройка» стала причиной публикации книги. Содержание, несмотря на изъятия и глубокие правки, также может расцениваться как попытка правдиво рассказать о происшедшем.

Но даже и в этом случае, когда автор – начальник Генштаба, он всё равно по факту – частное лицо, ибо не государство создавало его труд так, как создало «Историю Великой Отечественной» в 1960–1965 гг. Также именно руками госслужащих целых 20 лет был воспрещён выход в свет второй книги заслуженного «частного лица». Именно руками госслужащих, прежде всего – военных, создана такая система хранения документов в нашей стране, которая в настоящий момент не позволяет события 70-летней давности рассматривать объективно. Ничего не поменялось в Отечестве.

Разве даны все ответы на вопросы о причинах тех или иных событий в преддверии начала войны и поражений в её первом периоде?

Главный редактор газеты «Военно-промышленный курьер» М. Ходаренок

В связи с этим не могу не привести слова главного редактора газеты «Военно-промышленный курьер» М. Ходаренка на круглом столе в Клубе военачальников Российской Федерации в августе 2011 г. («ВПК», № 31, 10.08.2011):

«Практически всю первую половину 1941 года напряжённо шло стратегическое планирование. Опять-таки, чтобы стратегическое планирование приняло какие-то законченные юридические рамки, что нужно? Решение высшего военно-политического руководства страны. Требуется какая-то исходная точка. Это либо «Указания по стратегическому планированию», либо соответствующие «Соображения…». Но такой документ непременно должен быть.

В нём необходимо определить цели, задачи, характер предстоящих военных действий… Разработка, например, планов первых операций или мобилизационного плана 1941 года началась на основе устных указаний товарища Сталина, высказанных на его даче во время обеда? Этого не может быть… Документы стратегического планирования разрабатываются только на основании письменных указаний первых лиц государства…

Вот хоть один человек… держал в руках эти указания по стратегическому планированию? Наверное, нет. А ведь это именно та исходная точка, та печка, от которой должен плясать любой военный историк, исследующий события конца 1940-го – первой половины 1941 года…

Выдвижение пяти армий (не менее 700 тысяч бойцов и командиров с соответствующими запасами материальных средств) к западным границам СССР можно именовать только одним термином – стратегические перегруппировки (причём как часть стратегического развёртывания, осуществлявшегося в стране весной и в начале лета 1941 года). Должно существовать документально зафиксированное решение на переброску пяти армий в западные особые военные округа. Но опять-таки – где оно, это решение? Где текст, карта, схемы, графики? Где бумаги, в которых указаны цели и задачи перегруппировки? Кто держал в руках эти документы?..

24 мая 1941 года собирается необычайно представительное совещание, на которое товарищ Сталин и его ближайшие соратники вызвали высших военачальников Вооруженных Сил СССР, руководителей Наркомата обороны и Генерального штаба. О чём они там говорили? Никто не знает…

Одна деталь. В Красной Армии была принята пакетная система приведения в боевую готовность. Что находилось в пакетах, которые лежали в сейфах командиров и командующих в приграничных военных округах? Какого цвета были пакеты? По какому сигналу они должны вскрываться? Ничего толком и до сих пор неизвестно.

Очень даже неясно и поныне, что происходило непосредственно в Наркомате обороны и Генеральном штабе 21 июня и в первую половину дня 22 июня. Документальных свидетельств нет и в настоящее время. Воспоминания Жукова не могут служить в этом плане надежным источником.

Нет ни одной приличной гипотезы, объясняющей тот факт, что мобилизационная телеграмма была отправлена из Москвы только в 16.20. Война же была объявлена, как известно, в 4.00.

Как только мы касаемся этих вопросов, выясняется, что никто с соответствующими документами не знакомился. Ну, допускаю, что их где-то и когда-то читали единичные люди на самом высшем уровне. Но если мы не сформулируем ясные ответы или какую-то понятную гипотезу, то будет абсолютно непонятно, почему события 22 июня 1941 года происходили именно по этому сценарию, а не по какому-либо другому».

Кому нужны умолчания? Тем же, кто скрывал и скрывает реальные потери личного состава военнослужащих и мирного населения. Тем же, кто скрыл от родственников невыплаченные вклады погибших бойцов в размере 3 миллиардов рублей к концу войны и тем, кто этими выморочными индексированными деньгами пользуется и ныне. Мифы для чиновников важнее реальности.

Приведу ещё один пример. В Москве в здании ГШ ВС РФ на улице Знаменка, дом 19, дислоцируется 15-й отдел ЦАМО РФ. Как обособленный архив ГШ он был создан с 23 марта 1946 г. Хранил документы управлений ГШ, ряда Главных управлений Министерства обороны СССР. С 21 января 1965 г. архив ГШ преобразован в отдел хранения документальных материалов, подчинявшийся Военно-научному управлению ГШ, с хранением документов СВГК, ГШКА, НКО за период Великой Отечественной войны и послевоенный период, а также документов с грифом «особой важности» главных штабов видов ВС, родов войск и служб, главных и центральных управлений Минобороны. Всего за 30 лет архивом и отделом принято и учтено 116 400 единиц хранения, из которых 53 724 переданы в другие архивы, 20 058 дел уничтожено по истечении сроков хранения. В мае 1978 г. при расформировании Военно-научного управления ГШ архив вошёл в состав вновь созданного историко-архивного отдела ГШ, преемником которого стали впоследствии Военно-мемориальный центр Вооруженных сил РФ и ныне действующее Управление МО РФ по увековечению памяти погибших при защите Отечества. При этом бывший архив ГШ вошёл составной частью в ЦАМО РФ в качестве 15-го отдела.

Его фонды имеют номера, совпадающие с нумерацией фондов ЦАМО РФ. Для отличия их применен литер «А» с добавлением его к номеру фонда бывшего архива ГШ. Но не везде в публикуемых источниках соблюдается это правило. К примеру, в двухтомном сборнике «1941 год» (М.: Международный фонд «Демократия», 1998) литер «А» отсутствует в большом количестве ссылок на документы. И тогда фонд ЦАМО РФ № 8-А Мобилизационного управления ГШКА без литера «А» «превращается» в фонд № 8 отдела связи Оперативного управления ГШКА; фонд № 15-А Главного организационно-мобилизационного управления ГШ – в фонд № 15 Военно-исторического отдела ГШКА; фонд № 16-А Оперативного управления ГШ – в фонд № 16 Центрального управления военных сообщений НКО СССР. Мелочь, казалось бы, но мелочь лукавая. Не специалист не разберётся. А ведь ссылки плодятся в разных публикациях уже с опорой на столь солидный источник сведений! И других, тем более – авторизованных государством, источников документов нет.

Даже в издании «Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.» (М.: Воениздат, 1961) во многих местах ссылки на архивные источники реализованы так: «Архив ГШ, оп. 1261, д…» (указ. соч., сс. 127, 137, 199 и многие другие) вообще без указания номера фонда. Скажите на милость – в каком фонде бывшего архива ГШ и нынешнего ЦАМО РФ искать эти документы ныне?

Надводной видимой частью исторического «айсберга» как раз и являются редкие опубликованные, порой объёмные, сборники документов. Но теперь даже в достоверности данных рассекреченного в 1994–1995 гг. журнала учёта посещений И. Сталина (одно из изданий «На приёме у Сталина», М.: «Новый хронограф», 2008) по части записей посещений вождя в апреле-июне 1941 г. теперь возникли сомнения из-за многочисленных нестыковок данных. Его настойчиво публикуют в разных издательствах, на него уже привыкли опираться историки. Он стал аксиомой. А если он ложный в отражении некоторых периодов и подтасован в 50-х гг.? Так скоро получить «добро» на рассекречивание, как не получили его многие другие важнейшие документы, перечисленные ниже, возможно, мог только «нужный» документ.

Публикации некоторых из них, например, в сборнике «1941 год», а также в серии «Русский архив» (М.: «Терра», 1993–1997 гг.), «1941. Документы и материалы к 70-летию начала Великой Отечественной войны» (СПб.: ФГБУ «Президентская библиотека имени Б.Н. Ельцина», 2011) фактически произведены с той же целью: показав – скрыть. Показать одно малое и скрыть другое большое. В них много чего есть, но отсутствует главное:

1. Подробная схема развёртывания ВС СССР по мобплану МП-41 от фронта до ветлазарета – какая войсковая часть за счёт кого укомплектовывалась и какие части кем формировались после начала мобилизации. Схема развёртывания являлась основой мобплана, его скелетом, была утверждена в декабре 1940 г. и в выписках из неё тогда же доведена до всех военных округов. Впоследствии в неё были внесены многочисленные мелкие поправки, но в целом именно в соответствии с ней ВС СССР развернулись из мирного состояния до штатов военного времени. В настоящее время несколько пухлых томов этого объёмного документа возрастом в 72 года хранятся в 15-м отделе ЦАМО РФ в здании Генерального штаба в Москве на Знаменке, до сих пор прячась под грифом «Сов. секретно. Особой важности».

2. Оперативные планы использования ВС СССР для ведения боевых действий на западном, северном, южном и восточном театрах с публикацией текстовых частей, карт, графиков по каждому из вариантов – речь идёт не о рассекреченных небольших «Записках» и «Соображениях», а о развёрнутых планах, обязанных быть в армии любой страны. Они также находятся в 15-м отделе ЦАМО РФ.

3. Дислокация войсковых частей с детализацией до полка на всей территории СССР к началу войны. В настоящий момент российскими исследователями-добровольцами восстановлены детали довоенной дислокации частей РККА, РКВМФ и НКВД вплоть до отдельной роты, но государственной публикации этих данных хотя бы до полка никогда не было.

4. Сведения о приписке миллионов военнообязанных запаса к конкретным войсковым частям для установления деталей движения воинов от мест мирной дислокации до фронта после начала войны.

5. Перечни нарезки районов в регионах для комплектования приписным составом войсковых частей с детализацией от управления фронтом до отдельного батальона (для определения войсковых частей, куда были направлены свыше 5 млн чел. после начала мобилизации).

6. Планы мобилизационных перевозок Центра и военных округов при объявлении Указом Президиума Верховного Совета СССР открытой мобилизации и введении графика перевозок военного времени. Как сказано выше, на железных дорогах западнее Урала эти планы были отменены 22 июня распоряжением из Москвы и привели к неразберихе, однако их изучение дало бы возможность определить – куда, к какому сроку и в чьё распоряжение каждая войсковая часть должна была выдвигаться после её укомплектования до штата военного времени. Это даёт возможность установления боевых путей миллионов воинов, кто числится пропавшими без вести.

7. Графики накопления войсковых частей в районах сосредоточения на театрах военных действий – даты и места выгрузки и дальнейшего сосредоточения по прибытии железной дорогой или походом.

8. Подробности проведения сборов нескольких сотен тысяч лиц младшего начальствующего и рядового состава с отправкой сформированных из них сапёрных, строительных и автобатальонов на Запад в апреле-мае 1941 г. Детализация «Больших учебных сборов» приписного состава кадровых частей и соединений в мае-июне 1941 г. (скрытая мобилизация), в результате которых без афиширования было привлечено в ряды РККА свыше 800 тысяч чел. к 10 июня 1941 г.

9. Материалы и принятые решения расширенного совещания в Кремле вечером 24 мая 1941 г. с участием руководства СССР, НКО, ГШКА и приглашением на него всех командующих, членов Военных Советов и командующих ВВС западных военных округов – ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, произошедшее после получения сведений от разведки о миссии Р. Гесса в Англии.

10. Исчерпывающий перечень важнейших распорядительных документов высших инстанций до начала войны и сразу после него, в т. ч.:

10.1. Директивы НКО от 12–13 мая 1941 г. на переброску армий внутренних военных округов и ЗабВО на Запад (управления 16-й, 19-й, 21-й, 22-й армий, 25, 34 ск, всего 28 сд, 3 тд, 1 мд), опубликованы лишь частично.

10.2. Директивы НКО от мая 1941 г. (третья декада) о приостановке выделения управлений 19-й, 21-й, 22-й армий из управлений Северо-Кавказского, Приволжского, Уральского ВО и задержке переброски этих армий на Запад с нахождением части корпусов и дивизий в пунктах постоянной дислокации до особого распоряжения.

10.3. Директивы НКО от мая 1941 г. (третья декада) по дислокации 16-й армии в Орловском ВО.

10.4. Директивы ГШКА от 27 мая 1941 г. командующим западными приграничными округами («Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», М.: Воениздат, 1961, с. 160) о подготовке командных пунктов управлений будущих фронтов и армий: для СЗФ в Паневежисе с выделением управления фронта на базе управления ПрибОВО, для ЗапФ в Обуз-Лесне – на базе управления ЗапОВО, для ЮЗФ в Тарнополе – на базе управления КОВО, для 9-й армии в Тирасполе – на базе управления Одесского военного округа.

10.5. Директивы НКО СССР от 3–19 июня 1941 г. о развёртывании фронтовых управлений на базе управлений Московского и Архангельского военных округов и армейских управлений на базе управлений Харьковского, Северо-Кавказского, Орловского, Приволжского, Уральского, Сибирского военных округов (18-й, 19-й, 20-й, 21-й, 22-й, 24-й армии соответственно); как сказано выше, ни у одного бывшего командующего военным округом, назначенного 3 июня командующим армией, в учётно-послужной карте в ЦАМО РФ дата назначения не указана, все карты составлены в послевоенное время.

10.6. Директивы НКО СССР от 6–9 июня 1941 г. о приведении войск западных приграничных округов в состояние повышенной боевой готовности (с выписками из Директив и планов по её выполнению было ознакомлено командование вплоть до отдельных батальонов и дивизионов через получение 9–10 июня 1941 г. пакетов с грифом «Сов. секретно. Особой важности»).

10.7. Директивы НКО СССР от 12–14 июня 1941 г. о переброске войск упомянутых армий из внутренних округов на Запад и соединений из глубины западных округов к госгранице (опубликованы частично).

10.8. Протоколы и решения заседания Главного Военного Совета от 18 июня 1941 г., постановившего привести войска западных округов (ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО) в состояние полной боевой готовности (согласно официальной точке зрения, в этот день заседание ГВС не проводилось).

10.9. Телеграммы-шифровки начальника ГШКА Г. Жукова от вечера 18 июня 1941 г. о приведении войск западных округов в состояние полной боевой готовности, подтверждённые поступившими с нарочными 19 июня 1941 г. в округа из Москвы пакетами с подлинными подписанными директивами Главного Военного Совета.

11. Сводные анализы, выводы, прогнозы и планы, которые в большом количестве производились управлениями ГШКА и НКО.

12. Отчётные данные о боевом и численном составе войск на исходную дату 22 июня 1941 г. (хотя бы по состоянию на 20 июня) и за каждую декаду до конца войны, включая людей, танки, самолеты, артиллерию, корабли ВМФ, автомобили, вещевое имущество, прочее.

13. Данные о пополнениях личного состава, вооружения, техники, снаряжения.

14. Объяснение причин, по которым мобилизационная шифротелеграмма наркома обороны СССР № 2206 ушла в войска лишь после 16 часов 22 июня 1941 г. – через полсуток после начала войны и позже, чем был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации.

15. Объяснение причин и показ автора отмены по распоряжению из Москвы 22 июня 1941 г. довоенного плана мобилизационных перевозок по железным дорогам западнее Урала, приведшего к развалу запланированной упорядоченности при мобилизации и отправке в войска 5 миллионов людей и сотен тысяч лошадей и единиц транспорта в период 23–30 июня 1941 г.

16. Объяснение причин, по которым на территории западных приграничных округов (ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО) на складах НКО, базах Главнефтесбыта и в войсках к началу войны по запасам ГСМ – бензину для танков и автомобилей, дизтопливу для танков этих округов, автомаслу – сложилась картина, вызывающая следующие закономерные вопросы (ЦАМО РФ, ф. 67, оп. 12001, дд. 145, лл. 27–48, д. 161, лл. 41–53, д. 195, лл. 4, 6–17 – копии сделаны):

16.1. Почему в НЗ и текущем довольствии ГСМ в войсках и на ближайших складах НКО на территории этих округов было заложено всего от 50 до 62 % от потребности НЗ по наличию техники, а не 100 %, как того требовала обстановка?

16.2. Почему в ёмкостях текущего довольствия ГСМ в войсках округов в ПрибОВО оказалось всего 260 тонн, ЗапОВО – всего 600 тонн, КОВО – всего 750 тонн ГСМ, что не покрывало даже одной заправки для всех автомобилей этих округов и оставляло танки без горючего при наличии сотен тысяч тонн топлива вдали от войсковых частей?

16.3. Почему при общей обеспеченности округов по мобзапасам ГСМ в 100–105 % от потребности сложилось так, что на базах Главнефтесбыта на территории предстоящих боевых действий ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО в резерве НКО находилось всего от 0 до 6 % ГСМ этих запасов, предназначенных для техники округов, а остальное назначенное им в мобзапасах топливо (автобензин, дизтопливо, керосин, автомасло) в количестве нескольких сотен тысяч тонн базировалось в других военных округах на нефтебазах Главнефтесбыта за многие сотни и даже тысячи километров от мест предстоящего потребления в войне на Западе (Москва, Горький, Батуми, Батраки, Камбарка, Казань, Саратов, Сталинград, Армавир, Туапсе, Баку, Махачкала и др.)?

16.4. Почему обеспеченность западных приграничных округов по мобзапасам ГСМ в складах НКО на их территории была от 1,5 до 23 % от общего наличия, назначенного для каждого округа, а остальное, для них предназначенное, было расположено также на нефтебазах Главнефтесбыта за многие сотни и тысячи километров от места потребления в будущей войне?

16.5. Как могло случиться так, что сотни тысяч тонн ГСМ оказались где угодно вместо дислокации в пределах тыловых границ будущих воюющих фронтов и не могли быть доставлены до потребителя после начала боевых действий ввиду загруженности и бомбардировок железных дорог?

16.6. Как могло случиться так, что общая обеспеченность ГСМ в сумме в НЗ, в текущем довольствии частей, в мобзапасах на складах НКО и базах Главнефтесбыта на территории ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО на 22 июня 1941 г. составила по округам соответственно:

– по автобензину для грузовых автомашин и тракторов – 11, 25, 24 %;

– по лигроину для тракторов «ЧТЗ-60» – 0, 52, 30 %;

Данный текст является ознакомительным фрагментом.