Совещание в бригаде
Совещание в бригаде
Операция, план проведения которой осенью 1987 года разработали штабные аналитики 40-й армии, преследовала далеко идущие планы военного и политического руководства СССР и должна была стать точкой отсчета в долгой череде подготовительных мероприятий, направленных на обеспечение безопасности вывода советских воинских подразделений, дислоцировавшихся в южных провинциях Афганистана.
Для придания наибольшей значимости данному мероприятию общее руководство операцией было поручено не кому-нибудь, а лично генералу армии Варенникову Валентину Ивановичу. Будучи руководителем Представительства Министерства обороны СССР и одновременно личным советником Горбачева по военным вопросам в Афганистане, Варенников был, пожалуй, единственным человеком, кого побаивались руководители всех советских представительств в Кабуле. Обладая неограниченными полномочиями, он мог отдавать приказы и распоряжения любому высокопоставленному лицу «в погонах», вне зависимости от его ведомственной принадлежности. Про военных я уж и не говорю. Для них любое произнесенное Варенниковым слово было приказом и руководством к немедленному действию…
На рабочем совещании, проходившем на ЦБУ 70-й ОМСБ, кроме военных присутствовали руководители советнических групп, чьи представительства имелись в Кандагаре. На повестку дня был вынесен один-единственный вопрос: предстоящая в провинции крупномасштабная многоэтапная войсковая операция, для участия в которой привлекались значительные силы советских и афганских подразделений.
Для окончательного утверждения плана проведения операции требовалось совсем немного – увязать его с реалиями «текущего момента» и уточнить некоторые детали.
Военные – они и в Африке военные. Через кабульских коллег они без особых проблем разузнали содержание «легенды» предстоящей операции. Составлявшаяся на основании аналитических материалов месячной давности, она была адаптирована к складывавшейся на ту пору в провинции военно-политической обстановке. Зная заранее, что от них хочет слышать высокое начальство, «кандагарцы» пришли на заседание Военного совета с заблаговременно сделанными выводами.
Зная об особенности «красных командиров» – врать, не моргнувши глазом, – Варенников сразу поставил все точки над «i», предупредив присутствующих о персональной ответственности за свои слова и недвусмысленно намекнув, что он в достаточной мере располагает информацией и о противнике, и о том, что творилось в провинции в последние месяцы.
Потом началось что-то непонятное. Все заранее приготовленные рапорта почему-то застревали у докладчиков в горле, а все их речи сводились максимум к пятиминутной перетасовке различных военных терминов в сочетании со словами «товарищ генерал армии».
Где-то после пятого или шестого доклада Варенников не выдержал и, прервав очередного выступавшего, перешел на отборный мат. Его выразительная речь продолжалась минут пятнадцать. За это время генерал успел навешать кучу ярлыков на докладчиков, не упустив возможности пригрозить им понижением в звании, увольнением из рядов, досрочной отправкой в Союз и еще много чем.
Спустив пар и немного успокоившись, генерал попросил доложить руководителя группы советников МВД. Стало быть – меня.
Как и положено, я встал и представился по всей форме. К докладу приступать не спешил, следя за ответной реакцией генерала. Мне впервые довелось вот так близко, за одним столом, встретиться с военным руководителем столь высокого ранга, и я не знал, как он отреагирует на появление в штабе совершенно незнакомого ему человека.
Не отрывая ручку от своего блокнота, генерал несколько секунд изучал меня взглядом, после чего коротко спросил:
– А где полковник Денисов?
Денисов, руководитель группы советников МВД СССР в Кандагарской провинции, буквально на днях убыл в Союз. В январе 1988 года у него подходил срок отпуска, который полагался всем советникам по истечении одиннадцатимесячного пребывания в Афгане. А тут еще вышла оказия, благодаря которой можно было ускорить отъезд на Родину…
* * *
…Используя доверительные отношения с командиром одной из договорных банд, командование провинциального царандоя вышло на торговцев оружием в Пакистане, изъявивших желание продать ПЗРК «Стингер». Главарь договорной банды, выступавший посредником в этой сделке, запросил за комплекс три миллиона афгани, что по тем временам было эквивалентно ста восьмидесяти тысячам долларов США. Для нищего Афганистана это были огромные деньги.
Чтобы «Стингер» не «уплыл» в руки другого заинтересованного покупателя, операцию по его закупке разрабатывали в сжатые сроки, соблюдая при этом режим строжайшей секретности. Необходимую сумму собрали и, упаковав в два небольших мешка, доставили из Кабула в Кандагар на самолете. Еще пару дней деньги отлеживались в аэропорту на вилле старшего советника МВД зоны «Юг», которая фактически была временным пристанищем для всех советников МВД, прибывающих для дальнейшего прохождения службы в провинциях Заболь, Гильменд и Кандагар.
После окончательного согласования с барыгами всех деталей предстоящей сделки покупатели и сопровождающие их лица двумя вертушками полетели в сторону пакистанской границы. Поскольку деньги были выданы под ответственность Денисова, он и возглавил группу покупателей. С собой он прихватил переводчика Олега, неделю сидевшего на чемоданах в ожидании дембельского «борта». Руководство провинциальной милиции представлял заместитель командующего царандоем по безопасности – майор Сардар. Группа сопровождения численностью до пятнадцати человек полностью состояла из десантуры. Ее присутствие обусловливалось тем, что до последнего момента никто не знал, как на месте развернутся события и чем закончится вся эта авантюра.
К счастью, обошлось без особых эксцессов, и в этот же день «Стингер» был доставлен в Бригаду.
Из Кабула на имя Денисова пришла шифровка, из которой следовало, что он лично должен был сопроводить покупку в Кабул. Утрясая эту проблему, он попутно решил и свой личный вопрос, добившись от руководства Представительства МВД досрочного убытия в отпуск.
Перед отъездом Денисов собрал всех царандоевских советников на своей вилле и объявил, что, по согласованию с вышестоящим начальством, на весь период его отсутствия в Кандагаре обязанности старшего советника возлагаются на меня.
Вот не было печали – назвали старшею женой…
* * *
– В настоящее время полковник Денисов находится в очередном отпуске, – четко отрапортовал я Варенникову.
– А почему вы в гражданской одежде? Или до вас, капитан, не доводили мое распоряжение, обязательное для всех офицеров, – являться на совещания в форменной одежде со знаками различия?
Ну, началось. Генерал не знал, что у меня отродясь не было собственной форменной одежды. Да еще со знаками различия-отличия. На «боевые» в составе десантных групп шурави я выезжал в обычном камуфляжном комбинезоне, поверх которого в холодное время года надевал обычную китайскую ветровку или куртку. На работу в спецотдел ездил исключительно в гражданке. Были, правда, у меня еще сарбозовские дреши, которые я надевал по особым случаям, чтобы не выделяться среди афганцев, когда выезжал с ними на зачистки и прочие мероприятия.
– Товарищ генерал, – не моргнувши глазом, внаглую начал врать я, – прежде всего я оперативный сотрудник, а уж потом исполняющий обязанности старшего советника. В соответствии с действующими приказами и распоряжениями моего вышестоящего руководства, оперативным сотрудникам запрещено покидать пределы места постоянного проживания в форменной одежде.
– А почему же тогда Денисов носит форменную одежду? – решил поймать меня Варенников.
Ага. Не на того напал. Врать – так врать до конца.
– Полковник Денисов не является оперативным сотрудником, и на него данное распоряжение не распространяется.
Судя по тому, как зыркнул на меня генерал, я понял, что наш затянувшийся диалог его начинает раздражать. Но и сказать ему больше было нечего. Еще несколько мгновений, размышляя о чем-то своем, генерал гипнотизировал меня своим взглядом.
«Наверное, думает, откуда на его голову упал этот говорливый капитан», – почему-то подумалось мне.
Варенников не спеша перевел взгляд на блокнот, подчеркнул в нем какую-то запись и, еще раз пристально посмотрев на меня поверх своих позолоченных очков, коротко произнес:
– Докладывайте.
Мой доклад продолжался намного дольше, чем предыдущие. Варенников, делавший записи в своем блокноте, ни разу меня не перебил. На одном дыхании я выложил все, что мне было известно в связи с предстоящей операцией.
Самые последние агентурные сведения о противнике поступили буквально за пару часов до совещания. И были они не очень утешительными.
«Духи» уже давно знали, что в провинции будет проводиться серьезная операция, и усиленно к ней готовились. Болтливость, замешенная на душевной простоте наших сограждан, и предательство в высших кругах афганского военного руководства очень здорово помогали душманской разведке.
В своем выступлении я попытался проанализировать имевшуюся в моем распоряжении оперативную информацию, из которой следовало, что предстоящую операцию нужно было начинать совсем по другому сценарию. При этом сроки ее проведения, с учетом подготовительных мероприятий, необходимо было увеличить почти вдвое. Так что куда ни кинь – «блицкриг» никак не получался.
Складывалось такое впечатление, что при разработке плана операции кабульские штабники использовали разведданные неизвестно какой давности. Даже те сведения о противнике, которые я представил в ЦБУ 70-й бригады за последний месяц, не нашли своего отражения в пояснительной записке к плану операции. Как будто их не существовало вообще.
На сей счет у меня в голове шевельнулась одна мыслишка, но я отогнал ее прочь, поскольку не хотелось верить в то, что такое могло быть на самом деле.
Дело в том, что последние три недели наш шифровальщик – Витюша «Камчатский», прозванный так за свое происхождение, – отлеживался в госпитале по причине обострения у него язвенной болезни, спровоцированной чрезмерным потреблением «кишмишовки». А поскольку я был его дублером, то вся работа по подготовке шифровок и перегонке их через советническую радиостанцию в Кабул полностью легла на мои плечи.
Полуденный сеанс радиосвязи совпадал по времени с заседанием координационного совета на ЦБУ 70-й бригады, на котором представители разведслужб всех советнических контрактов докладывали об имевшихся изменениях оперативной обстановки в провинции.
С тем чтобы со стороны руководства Бригады не было особых нареканий в мой адрес за систематическую неявку на ЦБУ, я передавал всю информацию через Денисова. Благо, он едва ли не ежедневно выезжал на «Майдан» по своим личным и служебным делам. По всей видимости, Денисов просто-напросто не сдавал мои депеши куда следует, считая это не барским делом.
Но то были всего лишь мои ничем не подтвержденные домыслы…
А пока, закончив на мажорной ноте свой красноречивый доклад, я стал ожидать реакции со стороны генерала.
Варенников молчал, сосредоточенно уткнувшись в свои записи. Все присутствующие замерли в напряженном ожидании.
Первым молчание нарушил сам генерал. Слегка покачивая головой, он с сарказмом выдавил из себя:
– Ну вот, отцы-командиры, мы и дожили до времен, когда в учителя по стратегии и тактике ведения боя к нам набиваются «мильтоны». Что делать-то будем?
Один из наиболее шустрых «отцов-командиров», вскочив с насиженного места, довольно круто поддержал генерала относительно его высказываний в мой адрес.
Варенников оборвал его на полуслове и с армейской прямотой спросил:
– Майор! Мать твою! Я что-то запамятовал, чью контору ты здесь представляешь?!
– Отдел оперативного планирования штаба сороковой армии, товарищ генерал армии, – четко отрапортовал майор.
После этих слов генерал побагровел до корней своих седых волос и, стукнув кулаком по столу, еле слышно выдавил из себя:
– А чего стоит весь твой сраный отдел, если он, – генерал ткнул пальцем в мою сторону, – насколько я понимаю, знает больше, чем весь ваш гребаный штаб? Хотелось бы знать, майор, где ты лично был, когда планировали такую серьезную операцию? И был ли ты здесь в окопах, чтобы прочувствовать реальную обстановку, прежде чем вообще что-то планировать? Что ты на это можешь мне ответить?
Поняв, что по собственной дурости попал в непонятку, майор, понурив голову, не пытался даже смотреть в сторону генерала.
– Садитесь, – перешел на «вы» Варенников. – Думаю, что среди присутствующих нет больше подобных умников. Вся беда как раз в том, что милиционер прав. Но ни я, ни все здесь сидящие ничего изменить уже не сможем. Поздно. Маховик раскручен, и все боевые части сороковой армии, дислоцированные на данный момент в провинции, – генерал посмотрел на часы, – менее чем через двенадцать часов начнут выдвижение на исходные рубежи. Время начала первого этапа операции ровно в четыре ноль-ноль утра. Я не знаю, сможет ли что-то или кто-то противостоять нашим войскам в «зеленке» после шестичасовой ее обработки авиацией и артиллерией, но если последующая затем атака десантно-штурмовых групп захлебнется, спрашивать буду с конкретных виновных.
Варенников объявил о получасовом перерыве, после которого попросил вновь собраться командирам подразделений, непосредственно участвующим в первом этапе операции, для постановки им конкретных боевых задач.
– Ну, ты, Анатолий, даешь! – хлопнул меня по плечу начальник разведки, майор Лазарев. – Ты знаешь, а ведь я думал, что генерал тебя выгонит с совещания.
– Ага, побежал спотыкаясь, – в тон Михаилу ответил я. – Он че, сам, что ли, за меня будет рулить в царандое? Или в сороковой у него все подчиненные перевелись? Вот приду на следующее совещание в духовском малахае да чалме и заявлю, что прямо с контрольной встречи с агентом пришел. Что он тогда скажет?
Михаил рассмеялся, представляя, по всей видимости, как бы все выглядело, но потом, посерьезнев, рекомендательно изрек:
– Да ну его к лешему. Не препирайся ты с ним больше никогда. А то ненароком доведешь нашего «Деда» до инфаркта. Мы-то к нему уж давно привыкли. Ничего вроде мужик. Другие бывают намного хуже. Договорились?
Хлопнув по рукам, на этом мы с Михаилом и расстались.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.