БРОСОК НА БЕРЛИН

БРОСОК НА БЕРЛИН

1

Третью ударную вывели в резерв фронта. Сдав свою полосу польским дивизиям, армия совершила марш на юго–запад и сосредоточилась в районе небольшого города Кенигсберг, километрах в двадцати от реки Одер.

23–я и 52–я стрелковые дивизии 12–го гвардейского корпуса заняли оборону по восточному берегу Одера на участке протяженностью 30 километров: от Нидер–Кренина до Альт–Рюдница. Все остальные соединения находились в тылу, приводили себя в порядок после боев в Померании, принимали пополнение, занимались боевой учебой.

Наш штаб удобно разместился в деревне Штрезов на берегу живописного озера Гроссер–Зее. Вокруг простирались леса, еще по–зимнему темные и неприветливые. Однако днем пригревало солнце, в воздухе уже чувствовалась весна.

Жили мы и работали по московскому времени, которое на два часа опережало местное. Получалось так, что вечер здесь наступал гораздо позже, чем у нас в России. Я долго не мог привыкнуть к такой перемене.

Активных действий армия пока не вела. Штабные офицеры, разумеется, пытались определить наши перспективы, предусмотреть дальнейший ход событий. Если нам прикажут наступать строго на запад, то армия, форсировав Одер, пройдет значительно севернее Берлина. Некоторые товарищи вздыхали: жаль, мол, что не придется самим громить фашистское логово.

Как бы ни развивались события, дальнейший наш путь вперед лежал через Одер, левый берег которого находился в руках противника. А опыта форсирования крупных водных преград дивизии нашей армии не имели.

Учить войска преодолевать водные преграды при помощи табельных и подручных средств — на этом было сосредоточено основное внимание всех командиров и инженерных начальников. При обучении использовалось все, что могло держаться на воде, вплоть до бревен и досок.

Занятия по форсированию водных преград проводились на ближайших озерах, как правило, в сумерках или на рассвете.

Одновременно командиры соединений и частей, штабы и политорганы уделяли большое внимание тактической подготовке войск. С каждой ротой было проведено по два–три тактических учения. На батальонных учениях с боевой стрельбой отрабатывались вопросы взаимодействия подразделений между собою и с родами войск, а также формы и способы ведения боев в крупном населенном пункте и в ночных условиях. Командиры полков, офицеры штабов и политработники большую часть времени проводили в подразделениях, обучая солдат, сержантов и младших офицеров.

Армия получала пополнение за счет бойцов, вернувшихся из госпиталей. Кроме того, было много молодежи, призванной на военную службу из недавно освобожденных районов. Приходили и те, кто был некоторое время в плену. Эти люди требовали особого внимания и заботы.

Численность дивизий в 12–м гвардейском и в 79–м стрелковом корпусах в среднем была доведена до 5200 человек. Роты насчитывали в своем составе по 60–80 человек.

В каждом полку создавался штурмовой батальон. Отбирали в эти батальоны молодых, физически крепких и уже побывавших в бою солдат и сержантов. Туда назначались лучшие командиры и политработники, тоже, как правило, имевшие опыт ведения ближнего боя. Обучение штурмовых батальонов велось на специально оборудованных участках местности под личным руководством командиров полков. Отрабатывались элементы и приемы боя, применяемые при прорыве оборонительных позиций противника и при штурме городских укрепленных объектов.

Особое внимание уделялось усилению партийных и комсомольских организаций. Из?за потерь, понесенных в Померании, распались многие ротные парторганизации. Их восстанавливали, принимая в ряды партии отличившихся воинов, перераспределяя по подразделениям имевшихся коммунистов, а также за счет тех товарищей, что прибывали с пополнением. Однако главным и основным источником был все же прием в партию.

Плоды большой и напряженной работы вскоре дали себя знать. К началу апреля в армии насчитывалось 550 первичных организаций и 831 ротная парторганизация. Они объединяли 17 923 коммуниста. В стрелковых ротах было по 4–6 членов партии, в организациях танковых рот и артиллерийских батарей — до 30 коммунистов в каждой.

В нашем оперативном отделе серьезных изменений не произошло. Отдел состоял из политически грамотных офицеров, прошедших хорошую боевую школу. Многие имели высшее и среднее образование. Значительная часть людей работала в отделе по два–три года и начиная с Великих Лук участвовала во всех боевых делах армии.

Не «прижился» у нас подполковник Пластинкин. Его перевели на другую должность, а к нам вместо него пришел майор И. Ф. Вильховой, который был начальником оперативного отделения в штабе 207–й стрелковой дивизии. В отдел были взяты также майор А. Г. Овчинников, капитан Шушемоин (из штаба 33–й стрелковой дивизии), майор Муравьев (из штаба 23–й гвардейской дивизии) и майор Михмель (из оперативного отдела штаба 12–го гвардейского стрелкового корпуса). Эти новые товарищи быстро сжились со стариками, усвоили наш стиль работы.

Роль начальников направлений выполняли мои старшие помощники. В 12–м гвардейском корпусе — подполковник Б. В. Вишняков, в 79–м корпусе — майор И. Ф. Вильховой, прибывший к нам из этого корпуса и хорошо знавший его дивизии. Направленцем в 7–м корпусе был опытный и серьезный майор Аинцев. В помощь каждому из них я выделил по одному офицеру, с тем чтобы в период боевых действий они, чередуясь, выезжали в войска.

Подготовкой и оборудованием командных и наблюдательных пунктов теперь занимался майор В. Т. Михмель. Наш ветеран майор Ванников неизменно ведал офицерами связи, а также следил за охраной и комендантской службой на командном пункте.

Представление боевых донесений и оперативных сводок. лежало на подполковнике В. М. Звонцове, которому помогал образованный и аккуратный в работе капитан Шушемоин. Василий Михайлович Звонцов к этому времени был уже вполне сложившимся офицером–оператором армейского масштаба.

В штаб фронта ежедневно представлялись в 8.00, 13.00 и 20.00 краткие боевые донесения, которые подписывал начальник штаба армии или я. Кроме того, к 17.00 передавалась вверх более подробная информация об обстановке. В 22 часа на имя командующего фронтом отправлялось итоговое боевое донесение за прошедший день. Эти донесения подписывались Военным советом и являлись основными документами при подготовке штабом фронта докладов в Ставку. Наконец, последним документом за сутки была обширная оперативная сводка, которая составлялась наиболее подробно. В полночь ее подписывали начальник штаба армии и я.

Оперативный отдел — это тот центральный узел штаба, в котором концентрируются все важнейшие данные, который координирует работу сложной армейской машины управления, ее отделов и служб. Офицеры оперативного отдела обычно раньше всех и лучше всех были ориентированы в обстановке. Один из наших офицеров постоянно находился в группе командующего армией. При выездах командующего или начальника штаба в войска на их рабочем месте, у телефонов, опять?таки дежурили офицеры оперативного отдела. Со срочными ответственными заданиями в войска также посылались офицеры–операторы. Обязанности их были очень многообразны.

Дисциплина в оперативном отделе была строгая, но не жесткая. Строилась она на высоком сознании офицеров и постоянном чувстве ответственности за порученное дело. В го же время каждый из работавших в отделе, вплоть до машинистки, гордился своей службой. А это, безусловно, способствовало слаженности и спаянности коллектива.

Подавляющее большинство офицеров оперативного отдела были коммунистами. Все они по–партийному относились к своим служебным обязанностям и являлись примером исполнения воинского долга.

Коммунисты наши были очень загружены и часто находились в разъездах. Это требовало гибкости и оператив–пости в партийной работе. Парторг Василий Михайлович Звонцов учитывал такие особенности. Упор делался на индивидуальную работу. Партийные собрания, как правило, проводились накоротке. Выступления были конкретными, немногословными. Усилия коммунистов направлялись на лучшее выполнение боевых задач.

Работа нашей парторганизации усложнялась и тем, что в ней состояли командарм и начальник штаба армии. В силу занятости они присутствовали лишь на немногих собраниях. О планах парторганизации, об очередных партийных делах Звонцов информировал их, когда принимал партийные взносы или когда приносил на подпись донесения в штаб фронта.

Как парторг, В. М. Звонцов действовал всегда в тесном контакте со мной. Мы заранее обсуждали вопросы, выносимые на партийные собрания. Обычно мы вместе решали, как будет наш коллектив встречать революционные праздники, кого и как надо отметить. Если позволяла обстановка, устраивали торжественные заседания.

2

Снова сменился командующий армией.

В середине марта Николай Павлович Симоняк сказал мне, что имел резкий и неприятный разговор с маршалом Жуковым, вызванный каким?то незначительным фактом. Работать в таких условиях он не может, поэтому решил послать телеграмму в Москву с просьбой, чтобы его отозвали.

Николай Павлович был весьма скромным и в то же время бесстрашным и прямым человеком. О таких говорят, что они не боятся ни врагов, ни начальства.

Симоняка очень ценил командующий Ленинградским фронтом маршал Говоров. А вот на 1–м Белорусском фронте все сложилось иначе. Вероятно, сыграло свою роль и то, что стремительный, динамичный характер боевых действий был непривычен для Николая Павловича.

Бывает иногда, что некоторые качества полководца, положительные и полезные в одних условиях, могут обернуться при других обстоятельствах отрицательной стороной. Так произошло и в данном случае. Стремление находиться ближе к передовой, самому чувствовать пульс боя помогало Симоняку, когда он командовал бригадой и дивизией. Были ли необходимы такие качества командиру корпуса — я не уверен. Но командарму подобные тенденции скорее мешали.

В самом деле. Армия — организм большой и сложный. В ее полосе могут вершиться одновременно несколько серьезных событий, требующих единого и четкого руководства. Но Симоняк, не изменивший своим привычкам, находился, как правило, на НП вблизи от передовой. Оттуда он видел только один участок, в лучшем случае мог непосредственно влиять на действия одного из корпусов. Другие события выпадали из его поля зрения. Всеми остальными соединениями зачастую руководил штаб во главе с Букштыновичем. Ведь чтобы связаться с Симоняком, требовалось время, а дело не допускало даже малейшего промедления. Нечего греха таить: армия имела достаточно сил, чтобы предотвратить в Померании прорыв окруженного противника. Однако не была проявлена необходимая распорядительность.

Высшие командиры, как правило, растут постепенно. С корпуса идут на должность заместителя командующего армией. И, только вжившись в армейские масштабы, освоив управление большими массами войск, берут руководство в свои руки. Симоняк же не прошел эту ступень. После корпуса он сразу возглавил армию. Ему трудно было вникнуть в специфику новой сложной работы. А события не ждали.

Как бы там ни было, мы тепло простились с Николаем Павловичем Симоняком и сохранили о нем самые хорошие воспоминания.

18 марта к нам прибыл с должности заместителя командующего 1–м Прибалтийским фронтом генерал–полковник Василий Иванович Кузнецов. Пожилой, с небольшими седоватыми усиками, новый командарм был невысок ростом, имел спокойный и ровный характер. Опыт руководства войсками у пего имелся значительный. Перед войной он командовал в Гродно 3–й армией, принявшей на себя первые удары врага. Затем возглавлял армии под Москвой и под Сталинградом.

Генерал–полковник Кузнецов сразу начал знакомиться с войсками. Он посещал дивизии в районах, где проводились различные учения и занятия по боевой подготовке. Бывая в частях, генерал–полковник не расточал похвал, но и не устраивал разносов. В стиле его работы чувствовалась уверенность много повидавшего, много знающего человека.

Едва прибыл новый командарм — внезапно и тяжело заболел начальник штаба армии генерал–майор М. Ф. Букштынович. Приехавшие из медицинского управления фронта врачи–специалисты заявили, что необходимо срочное хирургическое вмешательство, и потребовали немедленно эвакуировать Михаила Фомича в глубокий тыл. Однако он категорически воспротивился этому.

С разрешения маршала Жукова генералу Букштыновичу сделали операцию в одном из госпиталей нашей армии. К общему удовлетворению, она прошла удачно.

Зная неспокойный характер начальника штаба, я и полковник Гвозд отправились в госпиталь проведать его. Михаил Фомич лежал весь забинтованный и, против обыкновения, небритый. Настроение у него было бодрое, а глаза, как всегда, светились. Нас он принял хорошо, подробно расспросил о ходе подготовки войск, о возможных планах на будущее, о результатах разведки через Одер. Прощаясь, пообещал скоро возвратиться к работе.

А пока обязанности начальника штаба армии исполнял полковник А. Бадерко, прибывший из резерва отдела кадров фронта.

Как раз в этот период, по указанию штаба фронта, намечалось провести ограниченными силами частную операцию по захвату дамб на Одере, занятых боевым охранением противника.

Операция была тщательно разработана штабом. 26 марта части 52–й гвардейской стрелковой дивизии, поддержанные мощным артиллерийским огнем, форсировали Одер южнее города Шведт. Удалось захватить не только дамбы, но и небольшой плацдарм на западном берегу. Оборонявшиеся там фашисты были либо уничтожены, либо взяты в плен. Но развития наметившийся успех не получил. Наши части остановились на захваченных рубежах.

Позже мы узнали, что эта частная операция носила демонстративный характер. Командование фронта хотело ввести противника в заблуждение, отвлечь его внимание от главной группировки, создаваемой значительно южнее.

3

Война близилась к победному завершению. Советские войска освободили от немецких захватчиков Польшу, Венгрию и часть Чехословакии, овладели Восточной Пруссией, Восточной Померанией, Силезией, вступили в Вену. Стремительный выход 1–го Белорусского и 1–го Украинского фронтов к Одеру и Нейсе поставил на очередь вопрос об овладении Берлином,. До вражеской столицы оставалось всего 60 километров!

Войска наших западных союзников вышли на Рейн и готовились к быстрому продвижению в глубь Германии. Эта задача облегчалась для них тем, что основные силы противника находились на восточном фронте: гитлеровское руководство было склонно прекратить сопротивление на Западе.

Фашистские заправилы отлично понимали, что падение Берлина явится концом их господства, последует неизбежная расплата за все совершенные ими злодеяния. Они знали, что самым грозным и беспощадным судьей будет советский народ, который больше всех пострадал в войне. Поэтому гитлеровское командование стремилось задержать советские войска на рубеже Одер, Нейсе, не допустить их дальнейшего проникновения в Германию. Гитлеровские главари надеялись, что им удастся выиграть время упорным сопротивлением, поссорить союзников по антигитлеровской коалиции и, заручившись поддержкой реакционных кругов Соединенных Штатов Америки и Англии, заключить с ними сепаратный мир.

Вражеское командование принимало все возможные меры для усиления группировки войск, необходимой для обороны Берлина. Причем усиление шло главным образом за счет переброски частей и соединений из внутренних районов Германии, за счет снятия отдельных дивизий с западного фронта. Для восполнения огромных потерь, понесенных в предыдущих боях, в армию призывались 16— 17–летние юноши.

Общая численность немецких войск, предназначенных для обороны Берлина, достигала миллиона человек. На их вооружении имелось более 10 тысяч орудий и минометов, 1500 танков и штурмовых орудий, около 3 миллионов фаустпатронов и 3300 боевых самолетов.

В конце марта почти все танковые и моторизованные дивизии гитлеровцев, которые до этого обороняли главную полосу обороны, были выведены в резерв.

Готовясь к защите своей столицы, немецкое командование прилагало большие усилия для создания глубокой обороны, чему в немалой степени способствовал характер местности, затруднявший наступательные действия. На пути наших войск находилось значительное количество рок, озер, каналов и крупных лесных массивов.

Наиболее серьезной преградой являлась река Одер, которая в полосе действий 1–го Белорусского фронта достигала ширины 200–250 метров и глубины до трех метров. По берегам Одера, почти на всем его протяжении, были сооружены земляные дамбы высотой до 1,5–2,5 метров. Кроме того, препятствием для наступления на Берлин являлась гряда Зеловских высот, тянувшаяся с севера на юг. Она начиналась в 6–9 километрах от переднего края войск 1–го Белорусского фронта на кюстринском плацдарме. Гряда возвышалась над долиной Одера на 40–50 метров.

Кюстринский плацдарм — это заболоченная и пересеченная многочисленными осушительными каналами пойма! реки. Лесов здесь не было. Плацдарм просматривался противником с Зеловских высот на всю глубину.

По данным разведки, на западном берегу Одера враг подготовил достаточно сильную в инженерном отношении и глубоко эшелонированную оборону. Основной, так называемый одерский рубеж имел общую глубину 20–40 километров и состоял из трех полос, между которыми были построены промежуточные и отсечные позиции.

Против кюстринского плацдарма первая полоса обороны гитлеровцев состояла из двух–трех позиций. Каждая позиция имела три–четыре траншеи полного профиля и густую сеть ходов сообщения. Передний край своей обороны противник прикрыл минными полями, проволочными заграждениями и малозаметными препятствиями.

Вторая полоса обороны, глубиной от 1 до 5 километров, была подготовлена на линии Ангермюде, Бад Фрайенвальде, Врицен, Зелов. Наиболее сильно эта полоса была развита перед кюстринским плацдармом. Здесь она проходила по Зеловским высотам и имела две–три сплошные траншеи. Крупные деревни и города противник превратил в опорные пункты, подготовил их к круговой обороне.

Третья, тыловая полоса была оборудована на рубеже Эберсвальде, Мюнхеберг, Фюрстенвальде. Эта полоса находилась на удалении 20–40 километров от переднего края и состояла из ряда сильно укрепленных населенных пунктов, превращенных в узлы сопротивления.

Одновременно с сооружением одерского рубежа немецко–фашистское командование приступило к строительству берлинского укрепленного района, состоявшего из трех кольцевых обводов и самого города, подготовленного к упорной обороне.

На пути к вражеской столице советским войскам предстояло вести ожесточенную борьбу буквально за каждый клочок земли, за каждую улицу и каждый дом.

Утром 5 апреля наш командарм, член Военного совета, командующий артиллерией армии и командиры корпусов были вызваны в штаб фронта. Там в течение двух дней проводилась игра на картах: наступательные действия войск 1–го Белорусского фронта на берлинском направлении. После игры маршал Г. К. Жуков поставил армиям задачи и дал указания о порядке подготовки к операции.

Мы ожидали своего командарма с большим нетерпением. Нас волновал вопрос: куда будет нацелена 3–я ударная? Все прояснилось на заседании Военного совета, на которое были приглашены ответственные работники штаба. С нескрываемым волнением генерал Кузнецов сообщил: мы будем наступать на Берлин!

Удовлетворением, радостью и гордостью наполнились наши сердца!

Командарм в общих чертах познакомил нас с замыслом Берлинской операции. Затем определил всем задания по подготовке армии к наступлению, предупредив, что мероприятия должны осуществляться в строгой тайне.

1–й Белорусский фронт наносил главный удар силами четырех общевойсковых и двух танковых армий с кюстрниского плацдарма непосредственно на Берлин. В первом эшелоне наступали 47–я армия, 3–я и 5–я ударные и 8–я гвардейская армии. За ними, севернее и южнее Кюстрина, сосредоточивались 2–я и 1–я гвардейские танковые армии. Ввод их в прорыв намечался в первый день операции, после того как общевойсковые армии овладеют грядой Зеловских высот. Задача танкистов — развивать успех в общем направлении на Берлин, обходя его с севера и юга.

Кроме главного удара 1–й Белорусский фронт наносил один удар севернее Берлина силами 61–й армии и 1–й армии Войска Польского, которые должны были форсировать Одер и наступать на Эберсвальде, Фербеллин, Зандау. Другой удар, чтобы обеспечить главную группировку фронта с юга, наносили 69–я и 33–я армии. Их направление — на Фюрстенвальде, Потсдам, Бранденбург.

По решению Ставки для участия в Берлинской операции привлекались также войска 2–го Белорусского и 1–го Украинского фронтов. Как теперь известно, эти три фронта имели в своем составе около двух с половиной миллионов человек, 41 600 орудий и минометов, 6250 танков и самоходных орудий, 7500 боевых самолетов. Превосходство над противником в людях было в два с половиной раза, в артиллерии, танках и самоходных орудиях — в четыре раза, в авиации — более чем в два раза.

Берлинская наступательная операция предусматривала разгром вражеской группировки, оборонявшей это направление, овладение столицей фашистской Германии и выход советских войск на Эльбу для соединения с союзниками.

Определенную долю усилий в достижение этой цели предстояло вложить войскам 3–й ударной. Прежде всего требовалось незаметно переместить все наши силы на 30 километров южнее — в район Бервальде, Ноймюль, Нойдамм. Дивизии двигались в темное время, соблюдая тщательную маскировку. С наступлением рассвета передвижение войск прекращалось.

Соединения 79–го стрелкового и 12–го гвардейского корпусов сосредоточивались в лесах в 8–10 километрах к востоку от Одера с расчетом, что они будут наступать в первом эшелоне армии. 7–й стрелковый корпус сосредоточивал свои дивизии в глубине: он предназначался во второй эшелон.

10 апреля штаб армии перешел в новый район и разместился в населенном пункте Фюрстенфельде. Перед нами был Одер, на его левом берегу находился плацдарм, занимаемый войсками 5–й ударной армии. С этого плацдарма нам предстояло в ближайшее время начать наступление.

В этот день генерал Букштынович, несмотря на возражения лечащих врачей, вернулся из госпиталя и сразу с присущей ему энергией взялся за дело. Наш штаб снова заработал как точный, хорошо отлаженный механизм.

4

Утром 12 апреля из штаба фронта поступила частная оперативная директива за № 00542/оп. В ней были указаны задачи двум армиям — 3–й ударной и 47–й, которым предстояло действовать севернее Берлина.

Нашей армии нужно было прорвать оборону противника на участке Золиканте, отметка 8.7, в трех километрах юго–западнее Киннитца, и, развивая удар в общем направлении Нейтреббин, Мецдорф, Бернау, к концу третьего дня операции овладеть рубежом Альбертсхоф, Таефельде, Люме. В дальнейшем наступать в обход немецкой столицы с севера, чтобы на восьмой день овладеть районом Геннигсдорф, Фарлянд, Гатов, Шпандау.

Армия усиливалась одной артиллерийской дивизией, двумя истребительно–противотанковыми артиллерийскими бригадами, двумя бригадами и двумя полками гвардейских минометов, танковым корпусом, двумя танковыми и двумя самоходно–артиллерийскими полками, четырьмя инженерными батальонами и батальоном химической защиты.

Правее нас начинала наступление 47–я армия генерала Перхоровича. Она должна была на одиннадцатый день операции, выйти к Эльбе. Слева 5–я ударная армия, которой командовал генерал Берзарин, наносила удар по берлинской группировке противника непосредственно с востока.

Подготовку операции предлагалось вести скрытно, чтобы достигнуть максимальной внезапности. Как всегда, с директивой разрешалось ознакомить только начальника штаба, начальника оперативного отдела и командующего артиллерией армии. Остальным исполнителям давать задания в пределах выполняемых ими обязанностей. Командирам полков письменных распоряжений не отправлять, задачи поставить устно за три дня до наступления.

Прочитав директиву и получив указания командующего армией, генерал Букштынович приказал мне закончить разработку всех документов по планированию операции не позже 13 апреля.

Боевой приказ войскам 3–й ударной армии был подгдтовлен мною в точном соответствии с решением командарма. В 23.30 13 апреля его подписали генералы Кузнецов, Литвинов и Букштынович. Задачи корпусам были поставлены на первые три дня наступления. Отпечатанный на машинке приказ занимал всего четыре страницы.

Одновременно полковник М. С. Тур составлял план армейской наступательной операции. По этому плану под–готовительный период определялся в восемь дней. За этот ограниченный срок войскам, командирам, штабам, политорганам и работникам тыла предстояло сделать очень многое. Требовалось сосредоточить войска армии в районе предстоящего наступления, провести во всех звеньях командирские рекогносцировки на участке прорыва, изучить систему обороны противника и провести разведку боем, доукомплектовать стрелковые роты за счет прибывающего пополнения и тыловых подразделений, пополнить части боеприпасами, оборудовать исходный район для наступления, организовать взаимодействие с авиацией и танками, подготовить связь и пункты управления, сменить на плацдарме части 5–й ударной армии, чтобы занять исходное положение для атаки.

Первый этап операции (первый день наступления) заключался в прорыве тактической глубины обороны противника. Войска армии должны были выйти на рубеж Кунерсдорф, Альт–Фридланд. В этот же день намечалось ввести в прорыв 9–й танковый корпус.

Второй этап операции охватывал следующие двое суток наступления. Предусматривались развитие прорыва, борьба с оперативными резервами противника, ввод в бой вторых эшелонов наших корпусов.

В плане операции, как и в боевом приказе, рассматривались подробно только первые три дня боевых действий. Выписки из указанных документов были вручены командирам корпусов утром 14 апреля.

По решению генерал–полковника Кузнецова наша армия прорывала оборону немцев на 10–километровом фронте, имея в первом эшелоне 79–й стрелковый и 12–й гвардейский стрелковый корпуса. 7–й корпус составлял второй эшелон. Приданный нам 9–й танковый корпус предполагалось ввести в прорыв двумя колоннами, когда пехота выйдет на рубеж Грос–Барним, Вильгельмсауэ.

По сведениям, полученным в штабе 5–й ударной армии, перед нами оборонялись части пехотной дивизии «Курмарк» и 309–я пехотная дивизия противника, усиленные артиллерией и танками. В глубине вражеской обороны в районе Буков, Мюнхеберг стояла в резерве 25–я моторизованная дивизия. Однако не было полной уверенности в том, что немцы держат на передовых позициях свои основные силы. Чтобы убедиться в этом, требовалось провести дополнительную разведку.

Подготовка к наступлению не прекращалась в штаб армии ни днем, ни ночью. Кроме основных документе¹ (карта–решение, боевой приказ и план операции) был раз работай целый ряд других. Мы составили подробный план рекогносцировок во всех звеньях. Затем, совместно со штабом инженерных войск и штабом артиллерии, подгото вили план вывода войск армии на плацдарм. По этому плану артиллерия переправлялась через Одер в первую очередь и занимала огневые позиции в темное время су ток. В ночь на 14 апреля один полк от каждой дивизии первого эшелона сменял соответствующие части 5–й удар ной армии. Все остальные стрелковые полки корпусов, наступавших в первом эшелоне, переправлялись на плацдарм в ночь на 15 апреля. Исходное положение пехота и танки занимали к часу ночи 16 апреля.

Войск у нас было немало. Чтобы не произошло путаницы, мы составили детальный график переправы частей через Одер. В разработке графика приняли участие начальник инженерных войск армии, начальник штаба артиллерии, начальник дорожного отдела и я. График был утвержден командармом и являлся основным регулирующим документом при переправе войск.

По ночам, незаметно для противника, саперы построили три моста через Одер грузоподъемностью 5, 15 и 60 тонн. На правом фланге армии дополнительно действовал 30–тонный паром, на левом — пункт для переправы пехоты на подручных средствах.

Кропотливо велась работа по инженерному дооборудованию плацдарма и исходных районов для наступления. Саперы готовились пропустить войска через минные заграждения. Все минные поля в глубине расположения своих войск были заранее сняты. В заграждениях на переднем крае проходы для танков и пехоты прокладывались накануне наступления.

В штабе армии отрабатывались с представителями авиации вопросы взаимодействия и авиационного обеспечения. Войска 1–го Белорусского фронта прикрывала с неба 16–я воздушная армия. Она должна была помогать ударной группировке фронта, и особенно танковым армиям.

Незадолго до начала подготовки Берлинской операции в 3–ю ударную прибыл новый начальник тыла — полковник К. П. Бугров. Деловой, подвижный и энергичный, он уверенно взялся за большое и сложное дело. Войска получили все необходимое. Пожалуй, никогда раньше у нас не насчитывалось столько ресурсов, сколько имели мы перед началом штурма вражеской столицы. Вот несколько цифр: боеприпасов для стрелкового оружия в армии было до 2 боекомплектов, для минометов — до 2,6 боекомплекта, для артиллерии — до 4 боекомплектов, дизельного топлива — 2,6 заправки, автобензина — 3,8 заправки.

Огромная подготовительная работа легла на плечи наших артиллеристов. В полосе армии сосредоточивалось 1640 орудий, минометов и боевых машин реактивной артиллерии. Такое количество артиллерии па главном направлении позволяло создать плотность более 250 орудий и минометов на километр фронта.

При создании группировки артиллерии учитывалось такое требование: каждый общевойсковой командир, от командующего армией до командира стрелкового полка, должен был иметь свою артиллерийскую группу, огнем которой он мог бы влиять на ход боя. Поэтому пришлось создавать армейскую, корпусные, дивизионные и полковые артиллерийские группы.

Для достижения тактической внезапности маршал Жуков предполагал начать наступление ночью. Артиллерийская подготовка — 30 минут. Поддерживать атаку пехоты и танков намечалось двойным огневым валом на глубину до двух километров. Следующие два километра — одинарным валом. Дальнейшее наступление войск обеспечивалось последовательным сосредоточением огня.

Для освещения местности и ослепления противника в полосе нашей армии по сигналу начала атаки включалось 20 зенитных прожекторов.

Готовя операцию, офицеры 3–й ударной широко использовали разнообразные методы и способы боевого применения артиллерии и минометов. Первостепенную роль играл при этом штаб артиллерии армии, возглавляемый полковником А. П. Максименко.

Подготовка к артиллерийскому наступлению состояла из двух основных частей — организационной и непосредственного огневого планирования.

Организационная часть включала разумное распределение средств и сил артиллерии в соответствии с замыслом командарма, передислокацию артиллерийских частей, выбор позиционных районов, организацию связи и комендантской службы.

Планирование огня на весь период артиллерийского наступления было, пожалуй, более важным и трудоемким процессом. Ведь от того, насколько правильно будет наложен огонь артиллерии и минометов на вражескую систему огня, на его заграждения, оборонительные сооружения и районы сосредоточения живой силы и техники, зависело многое. Разве можно допустить, чтобы залп сотен орудий и минометов пришелся по пустому месту, по позициям, которые оставлены войсками противника! Поэтому артиллеристы уточняли и корректировали свой план в соответствии с изменением обстановки. Последние поправки вносились в него буквально за несколько часов до начала атаки.

5

Наступление на Берлин! Сражаясь у стен Москвы, на Волге, в предгорьях Кавказа и в лесах Валдая, советские воины верили — придет час расплаты, когда под ударом окажется фашистская столица.

Личный состав армии, от солдата до генерала, был охвачен в те дни небывалым подъемом. Это в значительной степени облегчало работу партийно–политических органов. Пропагандисты и агитаторы старались довести до сознания каждого солдата и офицера важность происходящих событий, призывали укреплять воинскую дисциплину, повышать бдительность. Немалую роль играла армейская газета «Фронтовик». Она учила, как лучше бить врага, преодолевать его оборону, умело пользоваться своим оружием. «На Берлин!» — таков был в те дни главный лозунг «Фронтовика».

Чтобы обеспечить ведущую роль коммунистов и комсомольцев в бою, во многих частях перед началом наступления были проведены краткие партийные и комсомольские собрания. Каждый коммунист и комсомолец должны были первыми в своем подразделении подняться в атаку.

За несколько часов до наступления в частях и подразделениях армии было прочитано обращение Военного совета 1–го Белорусского фронта ко всем бойцам, сержантам, офицерам и генералам. В нем говорилось:

Боевые друзья!

Наша Родина и весь советский народ приказали воинам нашего фронта разбить противника на ближних подходах к Берлину, захватить столицу фашистской Германии — Берлин и водрузить над нею Знамя Победы! Пришло время нанести врагу последний удар и навсегда избавить нашу Родину от угрозы войны со стороны немецко–фашистских разбойников. Пришло время вызволить из фашистской неволи еще томящихся там наших отцов и матерей, братьев и сестер, жен и детей наших.

Дорогие товарищи!

Войска нашего фронта прошли за время Великой Отечественной войны тяжелый, но славный путь. Боевые знамена наших частей и соединений овеяны славой побед, одержанных над врагом на Дону и под Курском, на Днепре и в Белоруссии, под Варшавой и в Померании, на Украине и на Одере.

Славой наших побед, потом и своей кровью завоевали мы право штурмовать Берлин и первыми войти в него, первыми произнести грозные слова сурового приговора нашего народа гитлеровским захватчикам.

Мы призываем вас выполнить эту задачу с присущей вам воинской доблестью, честью и славой. Стремительным ударом и героическим штурмом мы возьмем Берлин, ибо не впервые русским воинам брать Берлин.

…От вас, товарищи, зависит преодолеть последние оборонительные рубежи врага и ворваться в Берлин.

За нашу Советскую Родину — вперед на Берлин! Смерть немецким захватчикам!

Это обращение сыграло большую роль. В частях и подразделениях, где позволяла обстановка, сразу были проведены митинги, на которых выступали представители руководящего состава армии, корпусов и дивизий. Горячо, искренне говорили бойцы.

Автоматчик 713–го полка 171–й стрелковой дивизии рядовой Николаев сказал так:

— Еще в боях в Померании мы мечтали о том, когда пойдем на штурм Берлина. И вот этот долгожданный час настал. Мы имеем возможность до конца рассчитаться с врагом за все его злодеяния. Нет такой силы, которая могла бы остановить наш яростный натиск. Мы добьем врага в его собственном логове и водрузим Знамя Победы над Берлином! Я заверяю всех, что буду беспощадно истреблять гитлеровцев, отдам все свои силы, а если потребуется, то и жизнь, для полной победы над врагом!

Командир 5–й роты 155–го гвардейского полка капитан Крошкин заявил:

— Коммунисты и беспартийные моей роты видят в обращении Военного совета фронта конкретное воплощение программы нашей Коммунистической партии по окончательному разгрому врага. Мы клянемся, что боевую задачу выполним с честью!

С такими мыслями, с таким настроением шли в бой солдаты и офицеры 3–й ударной.

8

В конце дня 13 апреля две группы офицеров штаба армии отправились в войска для контроля за ходом подготовки к атаке. Группу, которая выехала в дивизии 79–го стрелкового корпуса, возглавлял подполковник И. Ф. Вильховой. Старшим среди офицеров, направленных в дивизии 12–го гвардейского корпуса, был полковник М. И. Новиков, прибывший к нам в штаб после Восточно–Померанской операции на стажировку по моей должности.

Михаил Иванович внимательно следил за работой оперативного отдела, но предпочитал находиться в войсках, видеть все своими глазами. Он сам обратился к генералу Букштыновичу за разрешением возглавить одну из групп. Генерал согласился и, кроме того, приказал нашим офицерам остаться в корпусах на весь период боевых действий.

В ночь на 14 апреля 79–й стрелковый и 12–й гвардейский стрелковый корпуса сменили на плацдарме части 89–й гвардейской стрелковой дивизии 5–й ударной армии, выставив на передний край одиннадцать батальонов. Полными данными о противостоящем враге мы к этому времени еще не располагали. Прежде всего требовалось уточнить систему огня и группировку сил противника. А главное — установить истинное начертание переднего края немецкой обороны.

Дать ответ на эти вопросы могла лишь разведка боем, которую решили провести утром 14 апреля. Гитлеровцев должны были атаковать два усиленных батальона 89–й гвардейской дивизии. Части наших корпусов в бой не ввязывались, чтобы противник преждевременно не узнал о перегруппировке войск.

В 7 часов 27 минут по московскому времени оба батальона, поддержанные артиллерией, поднялись в атаку, ведя на ходу сильный ружейно–пулеметный огонь. Через три минуты артиллерия и минометы перенесли огонь на вторую траншею и отсечные позиции противника. Пехота стремительно хлынула через проходы в минных полях, сделанные ночью саперами. Враг был выбит из первой траншеи. Наши бойцы захватили 37 пленных, принадлежавших 1234–му полку пехотной дивизии «Курмарк» и 653–му полку 309–й пехотной дивизии. Был установлен настоящий передний край обороны противника и частично вскрыта система вражеского огня.

Но и этих данных оказалось все?таки недостаточно: они касались лишь ограниченного участка. Поэтому генерал Кузнецов, с согласия маршала Жукова, решил 15 апреля продолжить разведку боем на более широком фронте, выделив для этой цели пять батальонов и значительные силы артиллерии.

Выполняя приказ командарма, наши пушкари произвели короткий, но мощный артиллерийский налет. Затем два батальона 79–го корпуса и три батальона 12–го гвардейского корпуса одновременно атаковали позиции противника, ворвались в первую траншею и начали продвигаться в глубину вражеской обороны. Вскоре была занята и вторая траншея. При этом удалось захватить 132 пленных из 309–й пехотной дивизии.

Сам бой был проведен в таком ошеломляющем темпе и при такой мощной артиллерийской поддержке, что немцы приняли эту разведку за начало наступления наших главных сил. Они вынуждены былп подтянуть резервы и полностью раскрыть систему огня.

Группировка противника в полосе наступления армии была определена. Нашим артиллеристам, уточнявшим в ходе разведки местоположение вражеских огневых средств, пришлось срочно вносить изменения в свой план.

В проведенном бою славный подвиг совершил комсомолец первой роты 82–го полка 33–й стрелковой дивизии Алексей Олимпиевич Алексеев, которого товарищи звали просто Аликом. Роте, в которой служил автоматчик Алексеев, была поставлена задача форсировать канал и выбить противника из траншеи на противоположном берегу. На рассвете бойцы под командованием старшего лейтенанта Куликова скрытно подошли к каналу и навели мостки. По сигналу атаки Алик Алексеев первым пробежал по мостику и устремился вперед. Застучал вражеский пулемет. Алик метнул гранату, но пулемет продолжал вести огонь. Вскочив из?за бугорка, мужественный комсомолец бросился на пулемет и закрыл его своим телом. Пулемет смолк на несколько секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы через канал перебрались многие наши солдаты. Враг был выбит из траншеи.

Во время разведки в руки советских бойцов попало обращение Геббельса к немецким солдатам. Возведенный в роль гаулейтера и имперского комиссара обороны Берлина, Геббельс, оказывается, побывал 14 апреля в 9–й армии, оборонявшей восточные подступы к столице. Игнорируя действительную обстановку, совершенно не учитывая безвыходность немецко–фашистских войск, Геббельс, как всегда в высокопарном и демагогическом тоне, писал:

Солдаты девятой армии!

Посетив вашего командующего, я увожу с собою в Берлин уверенность, что оборона нашей родины, подвергающаяся столь суровым испытаниям от степных извергов Востока, находится в руках самых лучших солдат Германии…

Как это имело место и раньше в истории нашей страны, немецкий солдат явится той преградой, о которую разобьется поток, несущийся из далеких азиатских пространств. Пусть вас не смущают настоящие события. Мы знаем наши шансы и знаем, почему таков ход событий. Вечно господствующая историческая справедливость будет с нами.

Любовь к родине и вера в фюрера укажут нам путь, в конце которого находится победа. Несмотря на все, что произошло, мы вспоминаем в эти часы единственного человека, посланного нам провидением. Да здравствует фюрер!

Ваш доктор Геббельс.

Немецкое командование любыми путями стремилось внушить народу и армии, что еще есть возможность отразить ожидаемое наступление русских и, таким образом, избежать окончательного разгрома Германии. В своих приказах Гитлер требовал от солдат и офицеров во что бы то ни стало обескровить и остановить наступательный порыв русских.

В воззвании к солдатам 15 апреля 1945 года Гитлер заявил:

Если каждый выполнит свой долг на восточном фронте, последний штурм азиатов будет сломлен точно так же, как штурм наших врагов был сломлен несмотря на го максимальное напряжение.

Берлин — немецкий и останется немецким, а Европа никогда не будет русской! Я призываю вас к сплочению не для защиты страны, а для защиты ваших детей и жен, для защиты вашей судьбы.

В эти часы на вас смотрит весь мир! Мои восточные бойцы, учтите, что только благодаря вашему мужеству, смелости, упорству и фанатизму мы затопим кровью большевистское нашествие!

Как видно из этих лживых и хвастливых заявлений, никто не собирался «открывать нам двери в Берлин», как пишут об этом сейчас некоторые западные историки. Нет, фашистские руководители призывали своих головорезов оказать самое упорное сопротивление советским войскам.

Утром 15 апреля командирам корпусов было направлено последнее приказание, касающееся наступления: «Начало артподготовки — 5.00 16.4.45. Атака пехоты и танков — 5.30 16.4.45. Кузнецов, Литвинов, Букштынович».

Время Ч, которое держалось в строжайшей тайне, было наконец объявлено командирам соединений.

Поздно вечером мы с командармом выехали на наблюдательный пункт армии, оборудованный на высоте 23.3 вблизи Одера. Высота эта господствовала над прилегающей местностью, отсюда плацдарм просматривался почти весь, до самого переднего края. С НП под руководством подполковника Н. С. Федотова, исполнявшего обязанности начальника связи армии, была организована надежная радио- и проводная связь со всеми командирами корпусов и дивизий.

Наступила темная, тревожная ночь. Войска армии незаметно занимали исходное положение для завершающего сражения войны. Противник, как обычно, вел редкий ружейно–пулеметный и артиллерийский огонь. Его авиация до 3 часов бомбила наши переправы на Одере и боевые порядки войск на плацдарме. К 5 часам саперы подготовили и обозначили указателями 60 проходов и минных полях противника, шириной от 20 до 50 метров каждый.

После войны товарищи, близкие, многие люди, с которыми доводилось встречаться, часто спрашивали меня что испытывали мы накануне штурма фашистского логова. Выше я уже говорил о мыслях и чувствах наших солдат и офицеров. Хочется добавить только одно: перед началом операции мы в штабе армии были настолько загружены разнообразными и срочными делами, что времени для эмоций просто не оставалось.

Солдаты и офицеры армии с подъемом, с вдохновением выполняли каждый свою работу, видя ближайшую цель — Берлин. Величие происходившего, грандиозность и историческое значение развернувшихся событий мы осмыслили позже.

В ту ночь в армии почти никто пе заснул. Вглядываясь в темноту, люди с напряжением ожидали начала артиллерийской подготовки. Офицеры штаба заранее заняли свои рабочие моста на наблюдательном пункте командарма. До рассвета было еще далеко. Время тянулось медленно. Снова и снова проверялась связь.

Генерал–майор И. И. Морозов доложил генерал–полковнику В. И. Кузнецову о полной готовности всей артиллерии к открытию огня. Через некоторое время доложили о занятии пехотой и танками исходного положения командиры корпусов генералы С. Н. Переверткин и А. Ф. Казанкин.

Смотрю на часы: идут последние минуты. Офицеры разговаривают вполголоса, никто не может скрыть волнения.

И вот — ровно 5 часов по московскому времени. По местному — 3 часа. Воздух над кюстринским плацдармом содрогнулся от залпа нескольких тысяч орудий и минометов. Небывалый шквал огня обрушился па позиции врага. Мы прильнули к стереотрубам и биноклям. Ничего не видно в темноте, только яркие вспышки пламени взметываются в расположении противника. Стоит сплошной гул. В районах позиций нашей артиллерии небо озаряется вспышками орудийных залпов. Огненные стрелы реактивных снарядов, описав гигантские дуги, мгновенно уносятся на запад.

В 5 часов 30 минут просигналил один из прожекторов вблизи нашего наблюдательного пункта. Как только мощный вертикальный луч вонзился в небо, сразу включились еще 19 прожекторов, ослепляя противника ярким светом. Одновременно артиллерия перенесла огонь в ближайшую глубину вражеской обороны. Дружно ринулись в атаку пехота и танки непосредственной поддержки.

Стремительно катившийся вал наступающих захлестнул немецкие траншеи и устремился дальше.

С рассветом над полем боя появились наши штурмовики и бомбардировщики. Истребители прикрывали наступавшие войска с воздуха. Противник, подавленный огнем артиллерии, почти не оказал сопротивления на переднем крае. Но затем, оправившись от потрясения, гитлеровцы начали драться с ожесточением.