VIII. ВОЛОЧАЕВСКИЕ ДНИ
VIII. ВОЛОЧАЕВСКИЕ ДНИ
1
Суровые, изнурительные бои свалили Василия Константиновича в постель. Снова открылись раны. Командующий Южным фронтом М. В. Фрунзе предоставил начдиву Блюхеру отпуск на два с половиной месяца.
Три недели Василий Константинович провел в Симферополе, а затем вместе с женой и только что родившейся дочкой Зоей выехал к своим старикам в Барщинку.
Мать встретила, как всегда, приветливо и ласково. Сытно кормила, поила какими?то целебными травяными настойками и к концу отпуска восстановила сыну здоровье.
Перед отъездом Василий Константинович купил матери теплый шерстяной платок и зимнее пальто, а брату Павлу — хромовые сапоги.
В Одессу, где расквартировался штаб 51–й Московской стрелковой дивизии, Блюхер приехал 13 февраля 1921 года. Рассчитывал заняться мирной учебой, но не пришлось. Революционный военный совет направил В. К. Блюхера в Дальневосточную республику (ДВР) — во временное (буферное) государство, созданное по предложению В. И. Ленина для предотвращения войны с Японией.
С глубокой грустью расставался Блюхер с боевыми товарищами и друзьями. Сколько вместе смертельно опасных дней пережили! Замечательная, редкой боевой славы дивизия — почти все ее полки отмечены Почетными революционными Красными знаменами.
Накануне отъезда неожиданно заболела маленькая Зоя. Галина Павловна попросила мужа:
— Василий, пошли, пожалуйста, телеграмму своему новому начальству, что задерживаешься по непредвиденным обстоятельствам.
Василий Константинович посмотрел на усталое, раздраженное лицо жены, тихо сказал:
— Нельзя, Галя, приказано немедленно выехать. Видно, обстановка осложнилась.
— А ты подумал, у нас какая обстановка? У маленькой высокая температура. Доктор установил—дизентерия. Нужен покой, лекарства…
В разговор вмешалась приехавшая в гости сестра жены Варвара Павловна:
— Василий Константинович, я, как медицинская сестра, советую вам отложить выезд, пока не выздоровеет ребенок. Опасно для жизни.
— И как мы ее кормить будем в поезде? — продолжила прерванную мысль Галина Павловна. — Больной нужна хорошая пища, фруктовые соки. Здесь все это можно достать, а там ничего нет.
Блюхер встал, подошел к кровати дочери. Долго смотрел на широко открытые синие глаза, худенькое красное личико. Сказал, не скрывая тревоги:
— Я вызову хорошего врача–специалиста. Пусть примет все меры. День, ну два мы можем задержаться, но не больше.
— За два дня девочка не поправится, — покачала головой Варвара Павловна. — Может быть, целесообразнее Галине остаться здесь…
— Нет, нет! Поедем все. И вы в том числе. Познакомитесь с Дальним Востоком. А главное, присмотрите за ребенком. Мы должны быть на месте в указанный срок. Я человек военный. Приказ — закон!
Выехали через два дня. Дорога была трудной и продолжительной. Маленькая Зоя умерла в поезде.
Ушел из жизни крошечный человек, а горе родителям оставил огромное. Василий Константинович очень любил своего первого ребенка. Покупал забавные игрушки, принимал самое деятельное участие в купании, радовался первым осмысленным улыбкам и непонятным словам. И не хотелось верить, что этого милого требующего большой заботы и внимания человечка нельзя уже взять и покачать на руках…
И трудно, невозможно успокоить жену, если у самого слезы на глазах.
Это первая размолвка, первая трещина в добрых отношениях. И не покидает мысль — если бы задержались в Одессе, может быть, ребенка удалось спасти. Тяжела военная служба. Вся жизнь в дороге, в походах. И все?таки надо брать себя в руки и работать.
Главнокомандующий Народно–революционной армией Дальневосточной республики В. К. Блюхер. Чита, 1922 г.
Правительство Дальневосточной республики назначило Василия Константиновича Блюхера военным министром и главнокомандующим Народнореволюционной армией (НРА). Нужно было защищать огромную территорию, раскинувшуюся от Байкала до берегов Тихого океана, от японцев и их верных прислужников— белогвардейцев, захвативших Владивосток и организовавших «Приамурское временное правительство».
Исполняющий обязанности главкома НРА Альберт Янович Лапин сказал откровенно и прямо:
— В роль главкома я так и не успел войти. Да и дела, знаете ли, не принимал. Здесь главнокомандующие меняются и исчезают внезапно. Скажу о главном, а остальное вы сами постепенно узнаете. Самое сложное, что вам придется преодолеть, — это плохое финансирование и снабжение Народно–революционной армии. Положение воинских частей крайне тяжелое.
— А вы не преувеличиваете?
— В этом убедитесь лично. И довольно быстро.
Проверив состояние частей НРА, их снабжение и вооружение, Блюхер пришел к выводу, что армия совершенно небоеспособна и, по существу, ее нужно создавать заново. Штабы ютятся в нежилых помещениях. Подумать только: штаб морских сил обосновался в сарае — ни столов, ни стульев. В отдаленных гарнизонах трудармейцы гонят смолу, обжигают известь, рубят дрова — зарабатывают себе на пропитание. Почти всех лошадей съели. Личный состав на 80 процентов подлежит демобилизации, как престарелый. Оружие старенькое, всех образцов и калибров. Кроме русской трехлинейки имеются японские, итальянские, американские винтовки. Артиллерия французского и японского образцов. Средств связи нет. Из семнадцати самолетов в воздух можно поднять только шесть.
Собрав обширный материал, Блюхер написал 24 июня 1921 года доклад в ЦК РКП (б), в котором с исчерпывающей полнотой и правдивостью обрисовал тяжелое состояние Народно–революционной армии Дальневосточной республики. Начинался доклад словами: «Прибыв в Читу и ознакомившись с состоянием армии, нашел, что армия переживает катастрофическое положение» — и заканчивался просьбой принять необходимые срочные меры для «улучшения снабжения всем необходимым, чтобы армия не развалилась и могла бы оказаться боеспособной, тем более что тучи реакции на Дальнем Востоке сгущаются и возможно, что армии придется грудью встретить врага для защиты интересов трудящихся не только ДВР, но и Советской России. Принимая во внимание столь угрожающее положение, верю, что Советская Россия придет на помощь в деле улучшения состояния армии во всех отношениях и даст то, в чем она терпит недостаток, и этим самым предотвратит надвигающуюся катастрофу»[58].
Советская Россия оказала огромную помощь Дальневосточной республике.
В. И. Ленин в ноябре 1921 года подписал постановление Совнаркома о выделении в распоряжение главнокомандующего Народно–революционной армией В. К. Блюхера полутора миллионов рублей золотом[59].
Главком Блюхер приступил к созданию регулярной, боеспособной армии. Одновременно нужно было вести бои с войсками барона Унгерна, которые, наступая из Монголии, шли на Верхне–Удинск. Начдив 35–й стрелковой Константин Августович Нейман объединил части в экспедиционный корпус и, умело маневрируя, отбросил Унгерна к Монголии. Активную помощь Нейману оказал Сухэ–Батор, возглавлявший красномонгольские части. В середине августа 1921 года белогвардейские отряды были разгромлены и их предводитель захвачен в плен. По приговору Чрезвычайного трибунала Унгерн фон Штернберг был расстрелян в Новосибирске.
Главком Блюхер выезжал в дальние гарнизоны и помогал командирам устранять недостатки.
Прибыв в Забайкальскую дивизию, Блюхер приказал начдиву Е. Я. Коротаеву:
— Постройте для смотра дивизию.
Коротаев пожал плечами:
— Не могу, гражданин главнокомандующий. Бойцы в бой пойдут, а на парад не встанут.
Блюхер нахмурился:
— Что это за воинская часть, которую нельзя вывести на парад? Парад — проверка дисциплинированности и строевой выучки.
— У нас это невозможно. Много партизан. Парад для них — посрамление. Я их характер знаю.
— Но вы еще не знаете мой характер. Покажите строевую записку.
Коротаев опять пожал плечами:
— Не имею понятия.
— Скверно! В строевой записке должно быть сказано: сколько в дивизии людей, лошадей, повозок. Кроме того, указывается: сколько бойцов в строю, в госпитале, в отлучке.
— Я это знаю и без записки. Всего четыре тысячи восемьсот человек, ну а в строю… в строю тысячи полторы. Некоторые на хозяйственных делах, некоторые на побывке… и в бегах.
— Постройте дивизию. Даю вам на это полчаса.
Блюхер достал свои золотые наградные часы, засек время.
Полки «строили» три часа, хотя они и располагались в одном гарнизоне. Собрали всего лишь 920 человек.
Главком Блюхер медленно обошел строй. Он видел семнадцатилетних юнцов и седобородых стариков. Одеты в гимнастерки, жакетки, пиджаки, тулупы, шинели. У большинства нет ремней и подсумков. Винтовки без штыков: русские, японские, итальянские.
И Блюхер невольно вспомнил всегда готовую к бою родную 51–ю Московско–Перекопскую стрелковую дивизию. Никакого сравнения!..
После смотра Блюхер побеседовал с бойцами. Все жаловались, что четвертый месяц не получают табаку, спичек, мыла. Приварка нет — хлеб да кипяток.
— Спички и мыло получим в ближайшее время, — заверил Блюхер. — А вот жалобы насчет приварка целиком на вашей совести. Вы живете в богатейшем крае: и рыба есть, и мясо, грибы и щавель. Среди вас есть охотники и рыболовы, а живете впроголодь. Пойдите к начальству и скажите — организовали команду рыбаков и охотников. Хотим обеспечить кухню продуктами. Начальник только похвалит. Правильно я говорю, товарищ Коротаев?
— Совершенно верно! Будут зеленые щи, и уха будет.
В штабе главком предложил начдиву:
— Всех нахлебников–нестроевиков увольняйте в запас. Дезертиров приводите к порядку. Злостных судите! Безделье разъедает воинскую часть. Организуйте занятия по огневой, политической и строевой подготовке. Надо взять на учет неграмотных и научить их читать и писать. За это вас всю жизнь благодарить будут.
…Части постепенно преображались. Были демобилизованы народоармейцы старших возрастов и призвана молодежь. Главком ликвидировал громоздкие и неработоспособные тыловые учреждения. Разрозненные полки были укрупнены и объединены в бригады. Все части сведены в два округа — Забайкальский и Приамурский.
Блюхер снял с работы начальников, явно не справ лившихся с занимаемыми должностями. Враги возненавидели нового главкома. В этом он вскоре убедился сам.
Перед обедом Блюхер сидел в домашнем кабинете и читал «Дальневосточную правду». Просмотрев ее, наклонился, чтобы положить на стоявшую у стола тумбочку. В сквере раздался выстрел. Пуля пробила стекло и просвистела над головой Блюхера.
В кабинет вбежал порученец Алексей Нелидов.
Блюхер кивнул на окно:
— Кто?то стрелял из сквера. Возьми машину. Разберись, в чем дело.
Василий Константинович прошел в столовую, спросил жену и ее сестру:
— Никого не зацепила?
— Пуля разбила на столе мою чашку, — сказала Галина Павловна. — Какой ужас…
— Могла пробить и голову. Вот это ужас, — покачиваясь на носках, заметил Блюхер. — Ладно, кому следует, разберутся. А сейчас давайте пообедаем.
Алексею Нелидову при помощи часовых удалось задержать стрелявшего. Он назвал себя Николаем Третьим и отказался дать показания. Его передали в следственные органы. Позже удалось выяснить, что бывший офицер «Николай Третий» имел задание от террористической организации убить главнокомандующего и военного министра ДВР Блюхера.
2
В августе 1921 года в городе Дайрене[60] открылась русско–японская конференция. Мирную делегацию Дальневосточной республики возглавлял заместитель Председателя Совета Министров профессиональный революционер большевик–ленинец Федор Николаевич Петров.
Руководитель японской делегации, начальник департамента министерства иностранных дел, опытный и хитрый дипломат Мацушима, принял все меры к тому, чтобы затянуть переговоры. Японская сторона всячески игнорировала обсуждение главного вопроса — об эвакуации японских войск с территории ДВР. Мацушима ссылался на свою неосведомленность в военных делах. Ф. Н. Петров предложил созвать совещание военных специалистов. В город Дайрен срочно выехал главком Блюхер с группой советников.
Японские генералы вели себя куда нахальнее и заносчивее дипломатов. Они безапелляционно отклоняли предложения военных работников НРА и диктовали явно неприемлемые требования. А тем временем белогвардейские войска генерала Молчанова перешли в наступление на станцию Уссури и, сбив немногочисленные части народоармейцев, заняли ее. Об этом Блюхер узнал 5 декабря из шифрованной телеграммы замглавкома Трифонова. В ней также сообщалось, что «1 декабря противник повел наступление на всем фронте, принудив отойти наши части на линию Муравьево — Амурский — Рождественка. 2 декабря в 17 часов противник, обойдя оба фланга, потеснил наши слабые части, которые отошли за речку Иман…
По сообщениям Луцкова, участие в боях японцев не подтверждается»[61].
Блюхер был страшно удручен легкостью, с которой продвигаются к Хабаровску белогвардейские части. Как будто на их пути нет никаких войск. Решил, что оставаться в Дайрене дальше нельзя. Показал телеграмму Петрову. Выждав, когда он прочтет, попросил:
— Разрешите выехать на фронт. Там я принесу больше пользы. Чем скорее мы разобьем белогвардейцев, тем быстрее японцы примут наши предложения о выводе своих войск.
— Совершенно согласен. Выезжайте немедленно. Постоянно держите нас в курсе всех боевых дел. Надеюсь, что вы скоро порадуете нас добрыми вестями.
18 декабря В. К. Блюхер прибыл в Читу. Положение на фронте было тяжелым. Белогвардейцы действовали с отчаянной смелостью, умело маневрировали и 21 декабря ворвались в Хабаровск.
Для руководства операциями был сформирован Восточный фронт НРА во главе с С. М. Серышевым и членами Военного совета П. П. Постышевым и Б. Н. Мельниковым.
Командующий фронтом Серышев, отдав приказ об оставлении Хабаровска, выехал со штабом на станцию Бира.
Потерявшие боеспособность малочисленные полки, 4, 5 и 6–й, оказались без управления и в течение недели откатились к станции Ин. Сюда же отошел особый Амурский полк и отряд моряков Амурской флотилии, взорвавший свои суда в Осиповском затоне. Комиссар Амурского полка Бороздин по собственному решению привел в порядок разрозненные части и объединил их в отдельный сводный полк.
Командующий Восточным фронтом НРА Степан Михайлович Серышев
Обо всем этом главком Блюхер узнал с большим опозданием из приказа-№ 15 от 26 декабря 1921 года командующего Восточным фронтом Серышева. В этом документе отразилась повышенная нервозность штаба, вызванная большими потерями и неудачами на фронте. В приказе отсутствовал глубокий, обоснованный анализ причин отступления частей, зато карательные меры были представлены широко: военно–полевому суду предавались командиры и комиссары полков и каждый десятый народоармеец. Даже комиссар Бороздин, проявивший похвальную инициативу в наведении порядка и дисциплины и заслуживавший поощрения, предавался суду «за сепаратные действия».
Блюхер прекрасно понимал, как мог появиться такой документ. Оставить его в силе нельзя. И отменить не так?то просто — подрывается авторитет командующего фронтом, человека, преданного Советской власти, коммуниста, прошедшего суровый путь революционной борьбы, более года проведшего в белогвардейской одиночной тюрьме. Видно, изрядно потрепанные нервы не выдержали тяжелейших испытаний последних дней. Нужно поправить боевого товарища, объяснить его ошибку.
И главком Блюхер связался с командующим Восточным фронтом Серышевым и посоветовал ему приказ №15 от 26 декабря отменить и назначить комиссию для выяснения причин отступления и потерь обозов и вооружения.
Спокойный, деловой тон главкома убедил Степана Серышева, и он понял, что репрессивные меры излишни, надо создать из оставшихся малочисленных частей стойкие полки, способные разбить белогвардейцев и интервентов.
Главком Блюхер послал комиссару Бороздину телеграмму, в которой от лица службы вынес благодарность за распорядительность и находчивость, проявленные в тяжелые минуты растерянности и паники.
Стремясь создать на главном направлении ударную группу, главнокомандующий Блюхер приказал перебросить в район боев из Забайкалья 1–ю отдельную Читинскую стрелковую бригаду и Троицко–Савский кавалерийский полк.
По призыву Дальневосточного бюро ЦК РКП (б) на фронт выехали сотни коммунистов и комсомольцев. Только Забайкальская область послала в армию полтысячи членов партии. Они несли в части большевистские лозунги: «Ни шагу назад, только — вперед!», «Хабаровск должен быть красным!», «Привал на Имане, отдых во Владивостоке».
«Ни шагу назад» — с этими словами отбивали атаки врага народоармейцы на станции Ин в ночь на 28 декабря.
Командир Поволжской бригады генерал Сахаров разработал смелую операцию по окружению и уничтожению гарнизона красных на станции Ин. Сахаров направил Камский стрелковый полк в обход с севера, Уфимский кавалерийский полк должен был совершить рейд с юга, основные силы — Уфимский и Волжский пехотные полки атаковали в лоб, вдоль полотна железной дороги.
Первой вышла к станции Ин конница. Ее вел генерал Сахаров. Увидев летящую конную лаву, бойцы растерялись и хотели было отходить. В эту решающую минуту появился комиссар Кузьма Трегубенков. Все услышали его звонкий голос:
— Ни шагу назад! За мной, товарищи!
Народоармейцы развернулись в цепь и встретили атакующих залповым огнем.
Командир отдельного пластунского отряда Федор Петров–Тетерин бросился к бронепоезду № 8 «Освободитель» и поднял команду в ружье.
По приказу командира бронепоезда Ивана Дробышевского по белой коннице ударили 24 пулемета и 3 орудия. Били в упор.
Потеряв 80 лошадей и много всадников, Уфимский кавалерийский полк отступил на юг.
Были отражены атаки и двух других колонн белогвардейцев. Камский пехотный полк с трудом вырвался из огненного кольца, оставив на поле боя своего командира полковника Сотникова.
После тяжелых поражений народоармейцы одержали первую победу. В бою под станцией Ин Поволжская бригада потеряла 232 убитыми и ранеными, 50 человек пленными и 2 пулемета.
Главнокомандующий НРА Блюхер отметил героев сражения под станцией Ин Кузьму Георгиевича Трегубенкова, Федора Михайловича Петрова–Тетерина, командира роты Максима Маркова, коменданта станции Владимира Смирнова и народоармейца Георгия Мясникова высшей боевой наградой — орденом Красного Знамени.
Пулеметчикам Зикзееву и Григорию Кайде, а также начальнику команды пеших разведчиков Ивану Нагорнову главком Блюхер вручил часы.
Воодушевленный успехами, командующий Восточным фронтом Серышев по прямому проводу 10 января 1922 года доложил главкому Блюхеру о своей готовности ликвидировать группу противника на Ольгохте, развивая успех до Волочаевки включительно.
Трезво взвесив обстановку, Блюхер счел наступление преждевременным и предложил в ближайшие дни сосредоточить части, способные нанести поражение сильному и опытному врагу.
Главком собрал военных специалистов штаба, ранее служивших в белогвардейских частях, и попросил их охарактеризовать войско генерала Молчанова.
Бывшие офицеры посматривали друг на друга, молчали. Блюхер терпеливо ждал, катал карандаш по столу. Поднялся бывший полковник Петр Анисимович Луцков и заговорил спокойно и деловито:
— Два года тому назад я был генералом для поручений при штабе Сибирской армии Каппеля. По роду службы мне приходилось часто встречаться с видными белыми генералами. Хорошо знаю командующего белоповстанческой армией генерала Молчанова. Для пользы дела считаю необходимым подчеркнуть — генерал Молчанов умный, хорошо знающий дело, неоднократно отмеченный боевыми наградами военачальник. Его начштаба Ловцевич имеет высшее военное образование и шестилетний опыт войны. Следует также отметить опыт, смелость и воинское мастерство полковника Аргунова, возглавляющего группу войск на главном, волочаевском направлении. Весьма опасен рейдовый отряд капитана Карлова–Илькова, действующий в приграничной с Китаем полосе. Эта маневренная группа может наносить внезапные, сильные удары по нашим тылам и штабам.
— А что вы скажете о войсковых соединениях белоповстанческой армии? — спросил Блюхер.
— Об этом я только что собирался говорить. Главная опора Молчанова — Ижевско–Воткинская бригада, созданная из полков дивизий тех же наименований. Воюют четыре года. Хорошо вооружены. Морально стойки. Противник имеет довольно много кавалерийских частей: восьмой Камский, четвертый Уфимский, Егерский, Боткинский, Сибирский казачьи полки. Их маневренность ограничена рельефом местности и глубоким снегом. Артиллерия, по моим приблизительным подсчетам, — двенадцать стволов. Весьма опасны укомплектованные офицерами бронепоезда «Волжанин» и «Дмитрий Донской». По–видимому, противник использует прекрасные естественные позиции у Волочаевки и создает мощные оборонительные рубежи. Взять их лобовой атакой будет весьма трудно, но обойти можно. Удар с фронта и тыла решит судьбу сражения. Это мое субъективное мнение.
— И весьма объективное, Петр Анисимович. Благодарю вас. К сожалению, я не все запомнил. Прошу изложить ваши соображения на бумаге.
Начальник полевого штаба Народно–революционной армии Петр Анисимович Луцков. Снимок 1917 г.
Специалисты ушли. Блюхер улыбнулся:
«Каков полковник! Генштабист! Его надо взять в полевой штаб. Прекрасно знает Молчанова и его свиту.
Незаменимый работник. И конечный вывод безусловно заслуживает внимания. Противник действует по линии железной дороги. Зима сковала реки, можно Волочаевку обходить и слева и справа. Можно и нужно использовать партизан для ударов по тылам врага. И не только под Волочаевкой, но и под Хабаровском. Главная задача— снабдить части всем необходимым, подготовить их к решающему бою. Противника нужно уничтожить в Волочаевском кольце».
Весь январь главком Блюхер готовился к контрнаступлению. Провел Неделю помощи фронту. Трудящиеся Дальневосточной республики жертвовали для своих защитников теплую одежду и обувь, отправляли посылки с продуктами.
Блюхер понимал, что оперативно руководить частями из Читы, удаленной от фронта на 880 верст, нельзя. Надо выезжать в район боевых действий.
28 января В. К. Блюхер с полевым штабом и группой политработников прибыл на станцию Ин.
Несмотря на сильные морозы, главком решил провести парад–смотр частей Инского гарнизона. Член Военного совета фронта П. П. Постышев удивился:
— Зачем парад, когда надо воевать? Зря поморозим людей.
— Павел Петрович, парад надо провести. Не ради меня, а во имя укрепления дисциплины и порядка. Пусть все бойцы увидят, какие крупные силы собрали мы для разгрома врага. А чтобы люди не мерзли, мы их согреем горячим большевистским словом. Вы это умеете делать. Я плохой оратор, но для пользы дела выступлю обязательно.
Провели митинг. Впервые Народно–революционная армия прошла церемониальным маршем.
2 февраля главком Блюхер в приказе дал высокую оценку частям, участвовавшим в параде, и выразил благодарность «товарищам бойцам, командирам и комиссарам за отличный строевой, бодрый вид». В этом же приказе главнокомандующий Блюхер призвал народоармейцев к стойкости, мужеству, отваге: «В тех нечеловеческих тяжелых условиях, в которых находимся мы, среди оледенелых полей и тайги, единственным теплом является огонь наших сердец, наполненных любовью к Родине и Революции.
Наш враг — это последний враг, идущий против раскрепощения от иностранного насилия Республики…
Я уверен, что мы дадим этому последнему врагу достойный отпор и концами наших штыков сорвем последние погоны с последних изменников народа и Революции.
Теснее ряды! Тем же уверенным шагом вперед, на последнего врага! Победа будет за нами!»[62]
Этот приказ зачитывался перед строем, призывные слова главкома услышала вся армия.
Большую воспитательную работу вели армейские коммунисты, возглавляемые выдающимся большевиком–ленинцем Павлом Петровичем Постышевым.
3
Решающую роль в разгроме белоповстанческой армии под Волочаевкой главком В. К. Блюхер отводил артиллерии и бронепоездам № 8 и 9. Они имели на вооружении 6 орудий и 48 пулеметов. Для того чтобы использовать всю мощь огня бронепоездов, нужно было освободить станцию Ольгохта. Эта задача возлагалась на 2–й полк Читинской бригады. Пехоту поддерживали бронепоезд № 8 и 3–я батарея И. Н. Оглоблина. 5 февраля внезапным ударом белогвардейцы были выбиты из Ольгохты. Саперы приступили к восстановлению мостов. Когда работы подходили к концу, белогвардейцы скрытно по лесу подошли к станции Ольгохта и внезапно атаковали ее. Пехота растерялась. Редкое самообладание и мужество проявил командир батареи И. Н. Оглоблин и военком С. Г. Ивашинников. Они не испугались вражеского окружения и, развернув свои орудия, открыли меткий огонь по наступающим цепям противника. Остановив атакующих, артиллеристы ударили картечью. На поле боя ворвался бронепоезд № 8 «Освободитель» и пулеметными очередями срезал идущих по глубокому снегу белогвардейцев.
Пехота приободрилась и, преследуя отступающих, продвинулась до третьей полуказармы, находившейся в 7 верстах восточнее Ольгохты.
Стремясь задержать бронепоезд, белые подожгли два моста.
Доблесть артиллеристов 3–й батареи главнокомандующий НРА В. К. Блюхер отметил в приказе от 8 февраля 1922 года: «Военный совет НРА, отмечая столь доблестную боевую работу 3–й отдельной легкой батареи и объявляя всему личному составу батареи глубокую благодарность за проявленное боевое мужество, постановил: за лихую работу в районе разъезда Ольгохта наградить 3–ю отдельную легкую батарею серебряным кубком»[63].
В дальнейшем по ходатайству В. К. Блюхера 3–я отдельная легкая батарея стала Краснознаменной. Советская Родина отметила орденом Красного Знамени командира батареи И. Н. Оглоблина и военного комиссара С. Г. Ивашинникова.
Серебряный кубок и Знамя «За удержание станции Ин в наших руках» главком вручил команде бронепоезда № 8 «Освободитель».
Находясь непосредственно на переднем крае, В. К. Блюхер на месте принимал необходимые меры для улучшения быта и питания бойцов. Заметив, что командиры частей несвоевременно эвакуируют раненых с поля боя, главком требовал: «Командирам и комиссарам всех степеней обратить самое строгое внимание на необходимость своевременно выносить раненых даже в момент сражения, а не только после такового, для чего приложить все старания, использовав как имеющихся в частях санитаров, так и другие вспомогательные средства.
Ни один раненый товарищ не должен быть забыт на поле боя — в этом долг каждого члена нашей боевой семьи»[64].
К 9 февраля подготовка к штурму Волочаевского узла сопротивления закончилась. По замыслу главкома Блюхера удар наносили две войсковые группы. Сводная стрелковая бригада под командованием героя гражданской войны Якова Захаровича Покуса должна была разбить противника на волочаевских позициях. Забайкальская группа, возглавляемая опытным, смелым и находчивым военачальником Николаем Дмитриевичем Томиным, имела задачу, наступая на правом фланге на Верхне–Спасскую и Нижне–Спасскую, выйти к поселку Казакевичево и отрезать путь отступления армии генерала Молчанова в Приморье.
Первой вступила в бой Забайкальская группа Томина, состоявшая из частей Читинской бригады. Бойцы совершили труднейший 30–километровый марш по рыхлому глубокому снегу и на рассвете 10 февраля подошли к Верхне–Спасской. Дозоры противника не спали и вовремя подняли тревогу. Завязался упорный, кровопролитный бой. Три атаки белогвардейцы отбили. В четвертую бойцов повел сам Николай Томин. Поддержанные огнем артиллерии, цепи народоармейцев ворвались в деревню Верхне–Спасскую. В течение ночи белые несколько раз атаковали горящую деревню, но взять ее не смогли. Днем 11 февраля Томин ввел в бой резервные части и, обойдя противника с севера, занял деревню Нижне–Спасскую. Народоармейцы так устали, что дальше двигаться не могли и остановились на ночлег.
Забайкальская группа проявила массовый героизм и самоотверженность, но в указанный срок не смогла выйти к поселку Казакевичево. Приказ главкома не удалось выполнить.
Сводная бригада Покуса атаковала шестирядный проволочный забор, но белогвардейцы обрушили всю силу огня пулеметов и орудий. Старенький трофейный танк, на который командование возлагало большие надежды, был подбит, когда пытался пробить проходы в стене колючки…
Бойцы зарылись в глубоком снегу у проволоки. Стоял сорокаградусный мороз. Усталые бойцы засыпали и замерзали. Комиссары и коммунисты ползали вдоль цепи и подталкивали, тормошили товарищей:
— Не спать, только не спать. Можно петь, кричать, ругаться, но не спать…
С наступлением темноты цепи народоармейцев были оттянуты с линии огня.
Главком Блюхер в это время находился в переполненной ранеными третьей полуказарме. Это было единственное здание в прифронтовой полосе. Раненых и обмороженных собралось до 400 человек. На полу — лужи крови. Блюхер вывел полевой штаб и управления из помещения, чтобы освободившуюся комнату отдать выбывшим из строя бойцам. За домом развели большой костер. У него собрались легкораненые и работники полевого штаба во главе с Блюхером.
Ночью командир партизанского отряда Федор Петров–Тетерин донес, что при поддержке 1–го Тунгузского партизанского отряда Ивана Шевчука в тылу у белых заняли деревню Архангельскую и в захваченном штабе полка нашли приказ–воззвание командующего всеми войсками белоповстанческой армии генерала Молчанова.
Командир сводной бригады Покус ознакомил Блюхера с этим документом. В первых пунктах приказа говорилось: «По всем данным, противник в ближайшие дни перейдет в наступление. Самое уязвимое место для нас — Тунгузское, через Архангельское, Ново–Николаевку — на Покровку.
Совершенно безопасное направление по железной дороге, благодаря укреплению позиции сильными проволочными заграждениями и снежными окопами. На амурском направлении, по–видимому, противником будет брошена кавалерия»[65].
Прочитав приказ, Блюхер сказал Покусу:
— По–видимому, генерал Молчанов направит часть своих сил на более опасные, по его мнению, участки. И невольно ослабит центр, позиции которого он считает недоступными. Ударим по центру. Завтра любой ценой надо восстановить мост через речку Поперечную и бросить на Волочаевку бронепоезда. И еще один совет — подумайте о непрерывности атаки. Первая колонна, штурмовая, пробивает проходы в проволоке, вторая и третья захватывают окопы и огневые позиции противника.
11 февраля саперы выполнили свой долг: под обстрелом неприятеля восстановили мост и прилегающий к нему участок железнодорожного полотна.
В ночь на 12 февраля комбриг Сводной Яков Покус направил в обход Волочаевки рейдовую группу комбата В. А. Гюльцгофа. В нее вошли: 3–й батальон 6–го полка, две команды пешей разведки, эскадрон Амурского полка и два орудия. Совершенно неожиданно эта маленькая группа сыграла большую роль в разгроме Волочаевского узла сопротивления белых. На линии дороги Нижне–Спасская — Волочаевка участники рейда встретились со своими — с Троицко–Савским кавалерийским полком Васильева. В это время к деревне Дежнева пробиралась Поволжская бригада генерала Сахарова с заданием выбить красных из деревни Нижне–Спасская. Мела метель. Белогвардейцы сбились с пути и на рассвете вышли к группе Гюльцгофа. Их ошеломили внезапным артиллерийским и пулеметным огнем. Белогвардейцы побежали по дороге к Дежневу. За ними устремились конники Троицко–Савского полка и вырубили половину отряда—более 300 пехотинцев.
Командир Сводной бригады Яков Захарович Покус. 1922 г.
Еще было темно, когда полки Сводной бригады выдвинулись на исходные рубежи. Не спавший всю ночь Блюхер надел полушубок, надвинул на уши заячью шапку и вышел из душной третьей полуказармы. Поежился. Кажется, мороз усилился. Выжимает слезы. Трудно дышать. А как бойцы — в стареньких?то шинелях лежат на снегу! Хватит ли у них сил кинуться на шестирядный забор, у которого лежат трупы их товарищей? Сегодня Волочаевка должна быть взята, или полки потеряют боеспособность, и их придется отвести назад.
Неслышно подошел начальник полевого штаба Петр Анисимович Луцков. Похлопал рукавицами, озабоченно заметил:
— Проверял боезапас. Снарядов маловато. Распылим остатки, и тогда бронепоезда противника будут хозяевами положения.
— А без артиллерийской подготовки трудно рассчитывать на успех атаки. Бедны мы. Чертовски бедны. Даже ножниц для резки проволоки и тех нет. И все?таки мы сегодня возьмем этот дальневосточный Перекоп. Или… или все замерзнем…
Трижды грозно рявкнуло тяжелое орудие бронепоезда № 9. У высокой сопки Июнь–Корани взметнулось бурое облако.
— Сигнал подан. Поднимутся ли? — насторожился Луцков.
— А как же! Поднимутся и прорвутся, — поднося к глазам бинокль, сказал Блюхер.
Артиллеристы обстреляли засеченные во вчерашнем бою огневые позиции белогвардейцев.
Блюхер видел, как из снежных окопчиков выросла первая штурмовая полоса. Это были бойцы интернациональных рот — корейцы и китайцы. Снег был глубокий. Многие не успели добежать до забора — застыли в сугробах. А те, что добежали до первого ряда, принялись сбивать с кольев прикладами, лопатами, топорами нити стальной колючки.
На станции появились бронепоезда «Каппелевец» и «Волжанин». Их борта озарились багровыми вспышками. Офицерские команды работали слаженно и точно. Атакующие повисли на колючем заборе.
Блюхер опустил бинокль. Сказал Луцкову:
— Надо незамедлительно сбить бронепоезда.
Подозвал связного:
— Пулей летите к командиру пятого полка Чернову и передайте: немедля выдвинуть орудие к станции и прямой наводкой отогнать бронепоезда противника. Запомнили?
— Так точно!
Проводив взглядом связного, Луцков сказал:
— Орудие собьют. У них превосходные наводчики.
— Вижу. Так что? Мы на них любоваться будем?
Пустим в лоб «Освободитель». Посмотрим, чьи наводчики лучше, — и Блюхер приказал командиру поезда Дробышевскому на всех парах устремиться на станцию и любой ценой сбить бронепоезда противника.
Машинист Б. М. Гребенников повел «Освободителя» к станции. Начался огневой поединок. Блюхер с тревогой заметил, что «Освободитель» на прицеле всех полевых орудий и бронепоездов противника. Выдержит ли броня? Надо воспользоваться благоприятным моментом. И главком передал приказание комбригу Покусу:
— Незамедлительно двигайте вторую волну.
Тяжело дыша, окруженный темно–багровыми столбами разрывов, «Освободитель» шел на «Каппелевца». Вражеский снаряд врезался в капитальную площадку и разбросал лежащие на ней рельсы. Осколки второго снаряда помяли броню паровоза. Третий угодил в заднюю пулеметную площадку. Окутанный дымом и пылью «Освободитель» вел огонь из всех орудий и пулеметов. И вот уже заглохло переднее орудие «Каппелевца», и он пятится назад.
Следом за «Освободителем» двигался бронепоезд № 9. Его грозная 120–миллиметровая пушка гасила огневые точки врага.
Блюхер невольно вздрогнул, когда увидел за Волочаевкой вставшее стеной пламя и черные облака дыма. Потряс Луцкова за рукав:
— А ведь это наши! Наши. Рейдовики Васильев и Гюльцгоф. Зажгли мосты. Вот вовремя подоспели. Молодцы!
Пламя за спиной испугало командиров «Каппелевца» и «Волжанина». Развивая полную скорость, бронепоезда помчались назад, к Хабаровску. Им удалось проскочить по горящим мостам.
А в эти минуты вторая волна уже надвигалась на Волочаевку.
— Хорошо идут! Замечательно! — не выдержал Луцков. — И направление правильное — на центр.
— А наши бронепоезда уже на станции. Бьют по позициям на Июнь–Корани. Вот это и есть взаимодействие!
Бойцы 3–го Читинского и 6–го полков добежали до проволоки и, не задерживаясь, двинулись дальше: по трупам товарищей, повисших на колючке, по проходам, пробитым снарядами, гранатами, прикладами. И шестирядный забор остался позади. Ворвались в траншеи.
Бронепоезда прекратили стрельбу.
Начался злой, беспощадный рукопашный бой. Он продолжался недолго. В полдень к Блюхеру подскакал связной и, не скрывая ликования, прокричал:
— Главную гору взяли. Во пакет. Где наша не пропадала!
На листке из полевой книжки несколько торопливых слов:
«Сегодня в 11 часов 32 минуты частями НРА занята деревня Волочаевка. Покус».
Блюхер потер немеющие от стужи щеки, сказал связному:
— Спасибо за добрую весть, дружище. Скачи к комбригу Покусу и передай — наступление продолжать. Взять Хабаровск.
— Возьмем, товарищ главком. Теперь?то что! Вся колючка здесь осталась, — скаля крепкие молодые зубы, заверил связной. Хлестнул коня: — Пошла, душа, в рай!
Блюхер посмотрел на Луцкова, удивился:
— Петр Анисимович! У вас нос белый. Скорее трите снегом.
— Вот ведь и не заметил. Ничего, отойдет, — и Луцков захватил пригоршни искрящегося снега.
Блюхер подождал, вытащил фляжку, предложил:
— Хватите согревающей влаги и поедем в Волочаевку.
Дымились подожженные отступающими белогвардейцами крестьянские избенки. На огромном поле боя густо лежали трупы. Ходили санитары, собирали раненых и обмороженных. Пахло порохом и кровью.
И, потрясенный суровой и грозной картиной, Василий Константинович Блюхер продиктовал приказ:«В беспримерном по доблести бою под Волочаевкой смертью храбрых погибли многие из лучших сынов трудового народа. Имена этих товарищей должны быть записаны на самой светлой странице истории нашей борьбы за Революцию и родную землю.
Памяти павших должен быть оказан тот почет, который они заслужили…
Приказываю: немедленно собрать тела всех, кто с беззаветной доблестью погиб в жестоком бою под Волочаевкой, и похоронить их в общей братской могиле на вершине горы Июнь–Корань и над этой могилой воздвигнуть достойный памятник»[66].
Советская Родина отметила величавый подвиг своих верных сыновей высшей боевой наградой. Гордое имя Краснознаменных получили героический 6–й стрелковый, отныне Волочаевский, полк и бронепоезд № 8 «Освободитель». Орденом Красного Знамени были награждены: командующий фронтом С. М. Серышев, командир Сводной бригады Я. 3. Покус, военный комиссар B. П. Малышев, командир 6–го стрелкового полка А. Н. Захаров, начальник бронепоезда «Освободитель» И. А. Дробышевский и военком М. Д. Кручинин, командиры взводов и рот Г. В. Кондратьев, А. И. Суслов, C. В. Федук, командиры партизанских отрядов И. П. Шевчук, Ф. М. Петров–Тетерин, Д. И. Бойко–Павлов и многие рядовые народоармейцы — участники штурма Волочаевки, всего 67 человек.
Отступая, противник цеплялся за ранее укрепленные позиции и упорно, озлобленно защищал их.
С порученцем Александром Поповым и ординарцем главком Блюхер выехал в Казакевичево — в штаб Забайкальской группы. Дорог не было. Двигались по следу, проложенному прошедшими утром забайкальцами. К вечеру лошади выбились из сил. Пришлось идти пешком. Вскоре Блюхер почувствовал боль в пояснице, но спутникам своим ничего не сказал. Тишина. Только иногда ахнет раздираемое морозом дерево. Следы свернули в замерзшую реку. Справа и слева застыли в безмолвии угрюмые сопки. Блюхер обрадовался, увидев вдалеке горящие костры. Попов спросил:
— Что это за рать? Свои или чужие?
— Не знаю, — сказал Блюхер. — Дернула меня нелегкая поехать в такую глушь. Пошли на огонь.
— Может быть, я пойду вперед? И узнаю, свои или чужие? Все?таки опасно.
— Опасно и вам, и мне, и ему, — кивнул головой на ординарца Блюхер. — Пойдем вместе.
Услышали слова:
— Под Хабаровском придется постоять. Огромадный городище.
— Ни черта! Под Волочаевкой так пугнули, что покатятся до самых японцев. Вот попомните мое слово.
— Наши! — облегченно вздохнул Попов. — Согреемся и отдохнем.
Бойцы сидели на валежнике, протянув к костру ладони. Блюхер подошел, попросил:
— Разрешите погреться.
Услышал:
— Никак, главком. Подвиньтесь, ребята!
Костер был жаркий, снимал холод и усталость. Рыжебородый высокий боец поставил перед главкомом котелок, предложил:
— Испробуйте за компанию. Правда, мясцо особого сорта. Побили кадеты лошаденку. Вот мы ее и схарчили.
Блюхер кивнул на своих спутников:
— Давайте три ложки.
— И три котелка, — улыбнулся рыжебородый. — Ешьте на здоровье.
Суп был густой, горячий. Мясо жестковато, видно, конь скончался в пожилых летах.
Подкрепившись, Блюхер спросил:
— Скажите, товарищи, а до Казакевичево далеко?
— Близко. Час хода. Ночью взяли, а все еще горит.
— Пойдемте, товарищ Попов, — поднялся Блюхер. — Надо застать на месте штаб группы.
Снова заныла поясница. Шли долго. Почувствовав запах гари, Блюхер сказал проводнику–народоармейцу:
— Возвращайтесь к своим. Теперь?то найдем.
В штабе Забайкальской группы Блюхер узнал подробности упорного боя за Казакевичево. Сказал угрюмо:
— Упустили белую рать. Придется еще долго сними возиться. Люди не вынесли напряжения. Считай, неделю не спали. Да и кормим скверно. Как только на ногах держатся.
На следующий день Блюхер выехал в Хабаровск, который был занят без боя 14 февраля. Допросив пленных офицеров, главком решил обратиться к войскам генерала Молчанова с предложением прекратить дальнейшее, явно безнадежное сопротивление.
На первое обращение, посланное накануне штурма Волочаевки, командующий белоповстанческой армией Молчанов не ответил. Может, теперь, после разгрома частей генерала Аргунова, командарм понял, что ему придется спасаться в так называемой нейтральной зоне, охраняемой японскими орудиями.
Блюхер писал долго, тщательно отбирая слова: «…Вы не ответили на мое первое письмо потому ли, что ваши руки разучились писать искренние русские слова без диктовки закулисных суфлеров, или потому, что вы еще верите в торжество приморской кривды над русской революционной правдой, меня это интересует мало.
…Какое число русских мучеников приказано вам бросить к подножию японского и другого иноземного капитала?
Сколько русских страдальческих костей необходимо, чтобы устроить мостовую для более удобного проезда интервентских автомобилей по русскому Дальнему Востоку?
Нет, генерал, мы этого не позволим. Мы, мужики, защищающие свое родное достояние, свою родную революционную русскую землю, впервые в течение столетий увидевшие свою истинно народную власть.
…Мы победим, ибо мы боремся за прогрессивные начала в истории, за новую в мире государственность, за право русского народа строить свою жизнь так, как подсказывают ему его пробужденные от векового оцепенения силы.
Вы погибнете, ибо вы продали шпагу для защиты чужеземных интересов кучке грубых и жадных коммерсантов, не имеющих ничего общего с историческими задачами национального возрождения.
Для того чтобы облегчить ваше положение, я предлагаю вам следующее: не допуская каких?либо обид или оскорблений, я гарантирую полную неприкосновенность личности и свободное возвращение на Родину всем подчиненным вам войскам»[67].
В комнату вошел начальник полевого штаба Луцков и положил на стол исписанные листы бумаги:
— Вот сочинил послание генералу Молчанову. Все?таки когда?то вместе служили. Может, и поймет. Поправьте, если что не так…
Блюхер прочел довольно длинное письмо, улыбнулся:
— Все правильно, Петр Анисимович. Лишь одно маленькое замечание. Вы в конце пишете: «Я сам не боялся ехать в стан гродековцев уговаривать их бросить авантюру и не боюсь поехать к вам и ехать куда угодно, только бы достичь прекращения бесцельной гибели русских людей». Не пустим мы вас в волчью пасть. Они вас яростно ненавидят. Помните, как трудно было вызволить из белогвардейского плена вашу супругу, Елену Васильевну. Хорошо, что нам удалось подобрать для обмена жену министра иностранных дел марионеточного белогвардейского правительства Михайлову.
— Как же, великолепно помню и никогда не забуду. Спасибо вам огромное за Елену Васильевну!
Блюхер вызвал Русяева, попросил:
— Виктор Сергеевич! Подготовьте эти письма Для вручения генералу Молчанову. Их повезет Павел Подервянский. У него уже есть некоторый «дипломатический» опыт.
Павел Подервянский выполнил задание главкома и 22 февраля доставил в штаб белоповстанческой армии письма Блюхера и Луцкова. Генерал Молчанов снова уклонился от прямого ответа. Он спешно отводил уцелевшие от разгрома части в нейтральную зону, под защиту японских оккупантов.
…Главком В. К. Блюхер вернулся в Читу. На вокзале он увидел состав, окруженный оборванными, исхудалыми, грязными ребятишками. Спросил дежурного по станции:
— Откуда они и куда следуют?
— С Поволжья. Сильнейшая засуха была. Говорят, тридцать пять губерний голодают. А это — сплошь сироты. Привезли к нам. И куда девать такую ораву — ума не приложу. Разбегутся, воровать начнут.
Блюхер поспешил домой. Ласково поздоровался с женой и ее сестрой. Торопливо рассказал об эшелоне голодающих детей и попросил жену съездить на вокзал и взять одного ребенка на воспитание.
— Я возьму круглую сироту. Как дочку будем растить, — сказала Галина Павловна.
— Вот именно — как свою! Только подбери самую худющую, неприглядную, некрасивую. Такую, от которой все откажутся.
— Хорошо! Я так и сделаю.
Вместе с Галиной Павловной на вокзал пошла ее сестра Варвара.
Часа через два они вернулись с худенькой чем?то напуганной девочкой, которая все время повторяла:
— Дяденька, дай корочку, Христа ради. Тетенька, дай корочку круглой сиротинке Кате.
Василий Константинович подошел к девочке, сказал улыбаясь:
— Ты теперь не сирота, Катюшенька. Ты наша дочка.
— Дай корочку, дяденька. Век помнить буду.
— Сейчас вымоем руки и будем вместе обедать.
— Сперва дай корочку, дядя…
Василий Константинович посмотрел на жену. Та поняла, быстро отрезала кусок хлеба, подала Кате. Она схватила хлеб двумя руками, отошла в угол. Ела жадно, давилась.
Василий Константинович попросил Варвару Павловну:
— Отмойте, пожалуйста, Катю. И смажьте чем там полагается ее болячки. А мы с Галей пойдем в город и купим кое?что из одежды.
На улице Галина Павловна призналась:
— Кажется, я жестоко ошиблась. В вагоне к нам подошла белокурая хорошенькая девочка, прижалась ко мне, кричит: «Ты моя мама. Я узнала тебя». Мне так хотелось сказать—-да, я твоя мама. И не решилась. Ты приказал взять самую неприглядную. Более страшной не было.
— Ты поступила правильно, Галя. Девочка придет в себя. Мы ее вырастим и воспитаем[68].
В тот же день детей–сирот усыновили многие работники штаба, служб, военно–политического управления.
Прибытие эшелона осиротевших детишек с юга натолкнуло на мысль провести по всей Дальневосточной республике месячник помощи пострадавшим от засухи голодающим губерниям России.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.