Глава IX. Генеральное сражение

Глава IX. Генеральное сражение

Решение его

Что такое генеральное сражение? Это бой главной массы вооруженных сил, но, конечно, бой не маловажный, не преследующий второстепенную цель, не простая попытка, от которой тотчас же отказываются, едва только убедятся, что достигнуть цели будет трудно, а бой с полным напряжением сил за подлинную победу.

И в генеральном сражении к главной цели могут быть примешаны цели побочные; и оно может принять разнообразные оттенки в зависимости от обстоятельств, которые его вызвали, ибо и генеральное сражение связывается с более крупным целым, частью которого оно является. Но так как существо войны есть бой, а генеральное сражение есть бой главных сил, то на него следует смотреть как на действительный центр тяжести войны. В общем, отличительной чертой этого сражения является то, что оно, более чем всякий другой бой, происходит само по себе.

Это влияет на характер его решения, на последствия одержанной в нем победы и определяет его ценность для теории как средства к достижению цели. Поэтому мы делаем его предметом нашего особого рассмотрения, и притом именно здесь, еще до упоминания о тех специальных целях, которые с ним могут быть связаны, но которые, если только бой заслуживает названия генерального сражения, не могут изменить существенным образом его характера.

Раз генеральное сражение происходит главным образом само по себе, то причины его решения должны заключаться в нем самом; другими словами, в генеральном сражении надо добиваться победы до тех пор, пока к тому представляется хотя бы малейшая возможность; отказаться от нее можно не из-за каких-либо частных обстоятельств, а лишь единственно тогда, когда выяснится совершенная недостаточность сил.

Как же ближе определить этот момент?

Когда известный искусственный порядок и расстановка войск, как это довольно долго имело место в новейшем военном искусстве, составляли главное условие, при котором храбрость войска могла добиться победы, то решением являлось расстройство этого порядка. Крыло, разбитое и расшатанное до основания, решало и судьбу еще державшихся частей. Когда в другую эпоху сущность обороны заключалась в тесном единении армии с местностью, на которой она сражалась, с ее неровностями и преградами, так что армия и позиция составляли одно целое, тогда захват важного пункта этой позиции являлся решением. Говорили: ключ позиции утрачен, а потому дольше защищать ее нельзя, дольше продолжать бой невозможно. В обоих случаях разбитые армии напоминали лопнувшие струны инструмента, не годные к дальнейшему употреблению.

Как первое, геометрическое, начало, так и второе, географическое, имели тенденцию создавать в сражавшейся армии состояние напряжения, подобное охватывающему все частицы кристалла, что не позволяло использовать все наличные силы до последнего солдата. В настоящее время эти начала по меньшей мере настолько утратили влияние, что не являются господствующими. И теперь армия вступает в бой в известном порядке, но этот порядок не составляет решающего момента; и теперь еще пользуются неровностями местности для усиления обороны, но они не составляют единственной точки опоры.

Во II главе этой части мы пытались окинуть общим взглядом природу современного сражения. Согласно картине сражения, которую мы себе составили, боевой порядок является лишь правильным расположением боевых сил для наиболее удобного их использования, а ход боя есть взаимное медленное истребление этих сил в их столкновениях друг с другом, имеющее целью выяснить, который из двух противников будет истощен раньше другого.

Таким образом, решение отказаться от продолжения боя исходит в генеральном сражении, более чем в каком-либо другом, из соотношения между уцелевшими свежими резервами, какими располагает та и другая сторона; ибо лишь они еще обладают всеми своими моральными силами, и с ними нельзя равнять выгоревшие вследствие действия разрушительной стихии боя шлаки, представляемые расстрелянными и расстроенными батальонами. Потерянное пространство также служит мерилом утраты моральных сил, как мы говорили в другом месте; с ним тоже следует считаться, но преимущественно как с признаком понесенной утраты, а не как с непосредственной утратой; количество же свежих резервов всегда остается главным пунктом, приковывающим к себе внимание обоих полководцев.

Обыкновенно сражение с самого начала принимает, хотя и довольно неприметным образом, известный оборот. Часто этот оборот уже заранее резко предопределен мероприятиями, имеющими в виду сражение; такой случай свидетельствует о недостатке проницательности со стороны того полководца, который начинает бой при таких неблагоприятных условиях, не отдавая себе в них отчета. Однако и там, где это не имеет места, ход сражения представляет собой по природе вещей преимущественно медленное изменение равновесия; вначале, как мы указали, оно неприметно, но позднее с каждым новым моментом все более усиливается и становится явным; такое понимание хода генерального сражения ближе к истине, чем уподобление его качанию маятника, колеблющегося справа налево, как обычно его мыслят под влиянием искаженных описаний сражений.

Пусть даже равновесие долгое время остается мало нарушенным или даже, будучи нарушено в одну сторону, оно снова восстанавливается, чтобы быть нарушенным в другую, все же несомненно, что в большинстве случаев побежденный полководец предвидит исход сражения задолго до отступления и что случаи, когда какая-нибудь частность влияет неожиданно и сильно на ход сражения в целом, по большей части встречаются лишь в тех измышлениях, которыми всякий старается скрасить рассказ о своем поражении.

Здесь мы можем лишь сослаться на суждение опытных и беспристрастных людей, которые, несомненно, подтвердят наши слова и будут отстаивать наш взгляд перед теми из наших читателей, которые не знакомы по собственному опыту с войной. Доказательство неизбежности такого хода сражения в силу его природы завело бы нас слишком глубоко в область тактики, к которой эта тема относится; мы же здесь имеем дело лишь с результатом тактических действий.

Когда мы говорим: побежденный полководец обыкновенно предвидит неудачный исход сражения задолго до того момента, когда он решится отказаться от продолжения боя, мы все же допускаем возможность и обратных случаев, ибо иначе мы высказывали бы противоречивое по существу положение. Если бы при всяком решительном обороте, какой принимает сражение, на него приходилось смотреть как на сражение уже проигранное, то не стоило бы затрачивать больше сил на то, чтобы дать сражению другое течение, и, значит, указанный решительный оборот не должен был бы намного предшествовать моменту отступления. Правда, бывают случаи, когда сражение приняло уже весьма решительный оборот в определенном направлении, и все же решения в нем сменялись одно за другим; но это – случаи не обычные, а, напротив, крайне редкие. На такой-то случай и рассчитывает каждый полководец, к которому счастье повернулось спиной, и он обязан на него рассчитывать до тех пор, пока у него остаются малейшие шансы, что дело повернется в его пользу. Такую перемену он надеется вызвать увеличением напряжения, повышением еще имеющихся моральных сил, тем, что он превзойдет самого себя или, наконец, уцепится за счастливую случайность. Он продолжает вести дело до тех пор, пока борющиеся в нем храбрость и проницательность не разрешат между собою вопроса. Об этом мы поговорим несколько подробнее, но раньше укажем на признаки утраченного равновесия.

Исход сражения в целом состоит из суммы результатов всех частных боев; последние же запечатлеваются в трех различных видах.

Во-первых, в простой моральной силе сознания вождей. Если начальник дивизии видел, как были разбиты его батальоны, то это отразится на его поведении и на его донесениях, а последние в свою очередь окажут влияние на мероприятия главнокомандующего. Таким образом, даже те неудачные частные бои, которые, по-видимому, потом заглаживаются, не пропадают в смысле их результатов, и впечатления от них суммируются в душе полководца без всякого его старания и даже против его воли.

Во-вторых, в более быстром таянии наших войск, что при медленном, малоподвижном течении современных сражений установить нетрудно.

В-третьих, в потере пространства.

Все эти данные служат для глаза полководца верным компасом, чтобы определить направление, какое принимает корабль его сражения. Если у него потеряны целые батареи, а у неприятеля не взята ни одна; если целые батальоны его пехоты опрокинуты неприятельской конницей, между тем как батальоны противника всюду стоят непроницаемой массой; если линия огня его боевого порядка против воли отодвигается назад с одного места на другое; если для захвата известных пунктов производятся напрасные усилия, а подходящие батальоны каждый раз рассыпаются от хорошо организованного града картечи; если огонь наших батарей начинает ослабевать под действием орудийного огня противника; если наши стоящие под огнем противника батальоны чересчур быстро тают, ибо вместе с ранеными уходят толпами здоровые; если, благодаря нарушению общего плана сражения, отдельные части отрезываются и берутся в плен; если самому отступлению начинает угрожать опасность, – то полководец вынужден опознать во всех этих явлениях тот оборот, какой для него принимает сражение. Чем дольше продолжается ход сражения в таком направлении, чем оно становится определеннее, тем труднее будет поворот колеса, тем быстрее приближается мгновение, когда полководец вынужден будет отказаться от боя; об этом-то моменте мы и хотим теперь поговорить.

Мы уже неоднократно высказывали, что главным основанием для окончательного решения является по большей части численное соотношение резервов, оставшихся нетронутыми у той и у другой стороны; тот полководец, который видит резкий перевес своего противника в этом отношении, решается на отступление. Особенностью современных сражений как раз является то, что все неудачи и потери, имеющие место в течение их хода, могут быть исправлены введением свежих сил, ибо современные боевые порядки и способ, которым войска вводятся в бой, допускают пользование ими почти повсюду и во всяком положении. Поэтому пока у полководца, для которого, по-видимому, сражение принимает неблагоприятный оборот, еще имеется перевес резервов, он не откажется от дела. Но с того момента, как его резервы начинают становиться слабее, чем резервы противника, надо считать решение как бы предуказанным, и то, что он еще предпримет, зависит отчасти от конкретной обстановки, отчасти от степени мужества и стойкости полководца, данных ему от природы; последние, впрочем, порою могут переходить в неразумное упрямство. Каким образом полководцу удается определить соотношение резервов обеих сторон – это дело специального навыка и умения, о которых здесь во всяком случае не место говорить; нас интересует лишь результат, складывающийся в его суждении. Но этот результат еще не является самым моментом решения, ибо мотиву, возникающему постепенно, это не подобает; он является лишь общей направляющей решения, а последнее, чтобы быть принятым, требует еще особых побуждений. Таких постоянно повторяющихся побуждений главным образом два, а именно: угроза пути отступления и наступление ночи.

Если отступлению с каждым дальнейшим шагом, который делает ход сражения, угрожает все большая опасность и если резервы настолько растаяли, что их уже не хватит для того, чтобы отбросить противника, то ничего другого не остается, как предаться на волю судьбы и искать спасения в упорядоченном отступлении, которое при дальнейшем промедлении оказалось бы невыполнимым и привело бы, конечно, к полному разгрому и беспорядочному бегству.

Ночь также обычно прекращает все бои, ибо лишь в особых условиях ночной бой может явиться выгодным; а так как ночь – более подходящее время для отступления, чем день, то тот, кто считает последнее неизбежным или в высшей степени вероятным, предпочитает для этого воспользоваться ночью.

Но помимо этих двух поводов, самых обыкновенных и главных, могут быть и многие другие – меньшие, более индивидуальные, которых, само собою разумеется, не перечислишь, ибо чем больше сражение клонится к полному нарушению равновесия, тем чувствительнее отзывается на равновесии всякий частичный результат. Так, потеря какой-нибудь одной батареи, удачный прорыв двух-трех полков неприятельской кавалерии и т. п. могут окончательно оформить уже назревшее решение отступить.

В заключение мы должны еще несколько остановиться на том пункте, когда в полководце мужество и проницательность должны выдержать борьбу между собою.

Хотя, с одной стороны, властолюбивая гордость победоносного завоевателя или непреклонная воля природного упорства, или, наконец, судорожное сопротивление благородного воодушевления не хотят отступить с поля боя, где они должны будут оставить свою честь, но, с другой стороны, проницательность разума советует не тратить всего до конца, не ставить последнее на карту, а сохранить хотя бы столько, сколько необходимо для упорядоченного отступления. Как ни высоко надлежит ценить мужество и стойкость на войне и как ни мало шансов добиться победы у того, кто не может решиться искать ее с полным напряжением всех своих сил, все же наступает момент, за которым дальнейшее упорство является отчаянием безумца; такое упорство не может встретить одобрения со стороны критика. В самом знаменитом из всех сражений, сражении при Бель-Альянсе[74], Бонапарт поставил на карту свои последние силы, чтобы повернуть в свою пользу ход сражения; когда его повернуть уже было невозможно, он поставил ребром последнюю копейку, а потом бежал, как нищий, и с поля сражения и из своего государства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.