13 апреля 1993 года, вторник, вечер

13 апреля 1993 года, вторник, вечер

Москва. Старая площадь. Администрация Президента.

6-й подъезд, седьмой этаж, кабинет 763

Еще раз перечитав текст, Орлов нажал в «Лексиконе» кнопку «Печать». Противно заскрежетал матричный принтер, медленно выпуская лист документа с бледными буквами: «Президенту Российской Федерации Б.Н. Ельцину. Об обязательной проверке…»

Эта записка явилась результатом самых первых ошарашивающих впечатлений, которые получил Андрей, оказавшись на ареопаге российской власти. Привыкший в советское время к тому, что среди людей, наделенных большими полномочиями, не могут оказаться банальные прохвосты, авантюристы и проходимцы, он столкнулся с поразительным обстоятельством. На втором году после августовского путча на работу в Администрацию Президента и Аппарат Правительства принимались люди без какой-либо существенной проверки. Система допуска к госсекретам, но существу, рухнула, и теперь ничто не мешало оказаться в высоких кабинетах тому, кого нельзя было подпускать туда на пушечный выстрел. Более того, всякая попытка хоть каким-либо образом «подсветить» кандидатуру человека, принимаемого на работу, воспринималась как рудимент «тоталитарного прошлого», как попытка «повернуть вспять ход истории», издевательство над «общечеловеческими ценностями» и «правами человека».

Еще до прихода Орлова в администрацию начальник Управления кадров Румянцев несколько раз пытался поставить вопрос о введении обязательной проверки кандидатов на работу, но всякий раз получал ожесточенный отпор: «Что вы, Дмитрий Дмитриевич, хотите возродить советские порядки? У нас не тридцать седьмой год, чтобы всех подозревать!» Андрей же, столкнувшись за последний месяц с многочисленными фактами проникновения людей с криминальными наклонностями в систему управления страной, сразу понял: без немедленного введения тотальной проверки решить ничего будет невозможно. Хочет этого новоявленная демократическая верхушка или нет.

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «Однажды принесли мне кадровые документы на человека, которого собирались назначить начальником отдела одного из управлений администрации. Читая анкету, я обратил внимание на странную запись: „Родственников нет“. Правда, указывались данные бывшей жены, но все-таки было странным, что у этого человека вообще отсутствовали родственники. Я его пригласил на беседу, стал расспрашивать. А он в ответ: „Ничего не знаю, ничего не помню. Жил в интернате“. Очень странно! Я обратился в Министерство безопасности к Вахромцеву. Они через некоторое время сообщили мне, что, оказывается, у этого человека и родители живы, и семь родных братьев с сестрами в полном здравии, а с бывшей женой проживают трос его детей. Да притом все за границей! Румянцев сообщил начальнику управления, который рекомендовал этого человека, что мы, мол, возражаем против его назначения потому, что кандидат на высокую должность явно лгал… Правда, было непонятно, для чего он это делал.

Через несколько дней Филатов позвонил Румянцеву и в самых резких топах потребовал разобраться с теми, „кто насаждает 1937 год“! Оказывается, начальник управления написал докладную записку руководителю Администрации, в которой представил все в искаженном свете. Наше мнение проигнорировали и назначение состоялось. А через полгода этот начальник отдела попался на взятке и его с треском выгнали из Администрации Президента, а потом еще долго с пим судились» (Из воспоминаний П.В. Романенко, в 1992–1994 годах — начальника отдела Управления кадров Администрации Президента).

Сначала Орлов попытался обсудить свои намерения с коллегами в Министерстве безопасности, но там только махнули рукой. Дескать, бесполезное дело! «Ни Ельцин, ни его ближайшее окружение на это не пойдут, поскольку у них еще свежи в памяти попытки КГБ установить за ними контроль, а в день объявления чрезвычайного положения 19 августа 1991 года — всех интернировать!»

Более плодотворным оказался разговор с Филатовым. Сергей Александрович, чувствуя, что утрачивает контроль за кадровой ситуацией и не может создать какой-либо мало-мальски надежной системы предупреждения проникновения криминала во власть, воспринял соображения Орлова с вниманием, хотя несколько раз поморщился, когда Андрей расписывал перспективы введения системы «обязательной проверки».

— А как с этим обстоит дело в странах с устоявшейся демократией? — спросил Филатов.

— У американцев, например, между Белым домом и ФБР есть соглашение о проверке на благонадежность лиц, выдвигаемых на высокие должности в правительственных учреждениях США.

ДОКУМЕНТ: «Проверка анкетно-биографических данных и личной жизни кандидатов, претендующих на работу в Белом доме, в том числе в… госдепартаменте, министерстве обороны, финансов и некоторых других ведомствах, имеющих отношение к обеспечению национальной безопасности страны, на языке ФБР[59] называется специальным расследованием… Его задача обеспечить высшее руководство точной и полной информацией об особенностях характера, репутации, политической лояльности, связях с различными организациями претендента на государственный пост… Организацией проверки занимается служба специальных расследований, которая входит в состав Управления уголовных расследований ФБР…» (Из «Справки по материалам открытой печати по вопросу подбора кадров на должности, находящиеся под политическим патронажем Белого дома». 1992 год).

СТАТЬЯ: «…Главная цель проверки — обеспечить президента и его ближайших помощников объективной и полной информацией о характере, лояльности, репутации и связях претендентов на высшие и средние руководящие посты в федеральном правительстве, на основании которой президент смог бы принять официальное решение о назначениях на должности. При этом важно, чтобы ФБР проявляло полную беспристрастность к кандидатам и оставалось вне политики…» (Из статьи В. Андреева «О процедуре проверки кандидатов на высшие посты в администрации США». Газета «Новости разведки и контрразведки», № 6–7,1993 год).

Орлов стал приводить примеры из практики работы режимных органов Франции, Германии и Великобритании, но Филатов его остановил:

— Ладно, я согласен. Готовьте записку на имя Бориса Николаевича.

Этот разговор состоялся всего лишь три дня назад. И теперь Андрей распечатывал подготовленную им записку. Из принтера поочередно медленно выехали три листка, которым, как надеялся Андрей, предстояло сыграть ключевую роль для воссоздания системы противодействия коррупции на новом витке истории нашей страны.

Неожиданно распахнулась дверь, и на пороге кабинета показался коллега Андрея Хрупов. Орлов едва успел перевернуть вверх чистой стороной только что отпечатанные листки, что, впрочем, не осталось незамеченным вошедшим.

— Все скрытничаешь, Нетрович? Интригуешь?

Андрей смутился:

— Почему интригую? Просто выполняю поручение.

— Знаю, знаю, эти поручения. У вас, у чекистов, опыт большой!

— Что-нибудь нужно, Илья Сергеевич? А то я очень занят.

— Одну бумагу хотел показать, но вашей части.

— Что за бумага?

— Да в убойном отделе дали. На, почитай. Отдать тебе не могу, извини. У тебя свои секреты, у меня — свои.

Андрей взял в руки листок, который протянул ему Хрупов, стал читать. Это была страница, вырванная из тетради в клетку, на которой корявыми буквами был написал текст без начала и конца. Похоже, фрагмент какого-то заявления или сообщения, полученного от негласного источника. В нем говорилось о сходке криминальных авторитетов, имена которых Андрею ни о чем не говорили, о каком-то киллере, которого наняли для убийства владельца фирмы, что-то не поделившего со своими конкурентами.

— Нет, это не по моей «епархии»! — Андрей оторвался от чтения и с удивлением посмотрел на Хрупова. — Это ваши, милицейские дела.

— А вы читайте, читайте дальше! — Хрупов ткнул пальцем в листок.

Но и дальше Орлов не заметил ничего, что привлекло бы его внимание. Криминальные разборки, бандитские сходки и наемные убийцы — все это не входило в компетенцию Министерства безопасности, тем более, что в информации не фигурировали ни военные объекты, ни иностранные граждане, ни даже какие-либо чиновники или военнослужащие — все то, что могло явиться хоть каким-то поводом для работы чекистов.

Андрей бегло пробежал информацию до конца и хотел было уже вернуть листок Хрупову, как взгляд его наткнулся на перечисление нескольких московских адресов, в которых якобы проживают объекты, «представляющие интерес». Для кого, из содержания информации ясно пе было. В числе этих адресов значился дом Орлова на улице Крылатские Холмы. И хотя там не был указан ни номер корпуса, ни номер квартиры, все это показалось Орлову не простым совпадением. Тем более что Хрупов, заметив проявленное Андреем внимание к последним строчкам тетрадной страницы, сразу изменился в лице — оно расплылось в довольной улыбке, в то время как глаза продолжали оставаться колючими и злыми.

— Илья Сергеевич, здесь нет ничего, что могло бы заинтересовать Министерство безопасности! — Стараясь не подавать виду, что обратил внимание на указанный в записке адрес, Орлов вернул листок Хрупову.

— Ну что ж, Андрей Нетрович, мое дело показать!

— Спасибо, — Андрей протянул руку к лежащей на столе записке, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

— Тогда я пошел. — Хрупов убрал листок в кожаную папку и уже в дверях бросил напоследок: — В криминальном государстве живем! Бандиты творят что хотят! Ни в чем не повинные люди гибнут!

Когда за Хруповым закрылась дверь, Орлов продолжил работу с запиской Президенту — снова перечитал се, расставил недостающие запятые, поправил форматирование текста и снова отправил на печать. Затем поднял трубку прямого телефона с руководителем администрации:

— Сергей Александрович, записка готова.

— Хорошо, доложите завтра в девять. Может быть, сразу подпишу у Бориса Николаевича. Я ему уже говорил, он в курсе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.