Падение мак-стандарта

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Падение мак-стандарта

Я никогда не стоял в знаменитой очереди в первый «Макдоналдс». Не ходил туда на экскурсии. Не спешил воспользоваться бесплатным туалетом. Никакой идеологической бравады в этом не было. В те времена я был вполне себе западнически настроен. Не без национализма, но западнически.

Просто я с детства ненавидел очереди, особенно развившиеся в эпоху агонии социализма. Помнится, в одну такую очередь меня часто ставила бабушка, чтобы купить единственной на всю нашу округу ветчины в новооткрывшемся кооперативном магазине.

Очередь ассоциировалась с советским дефицитом. Стоять очередь за приобщением к Западу было contradictio in adjecto.

1

Была и еще одна причина. Гораздо более прозаичная. У нас просто не было денег на то, чтобы себе позволить поход по гамбургер. Мы и в советские времена жили небогато, а с перестройкой, новым мышлением и демократизацией вовсе впали в нищету.

В 1990–1991 году вообще не о чем было говорить. В 1992-м, с началом «свободы торговли» (единственным действительным достижением «реформаторов» — вообще удивительно, что западные кураторы хотя бы его им позволили), мама ходила на рынок, покупала там зелень — какую-то горькую траву (кажется, базилик), хлеб-питу и потроха. Вкусно жарила потроха, забрасывала их с зеленью в разрез питы, и я этот самодержавный гамбургер ел со вкусом, зачитываясь при этом первым томом Фернана Броделя (на трехтомник ушли все наши семейные сбережения за год и небольшие юношеские заработки) «Структуры повседневности: возможное и невозможное».

Бродель как раз писал про еду. Про привилегированность Европы, которая, будучи земледельческой цивилизацией, могла себе, однако, позволить достаточно много мяса. А после открытия Америки еще и улучшила свой рацион за счет тамошних продуктов — в частности, томата.

Если вдуматься, то гамбургер был как бы своеобразной квинтэссенцией этой пищевой привилегированности: хлеб — мясо — зелень — помидор.

2

Позднее, годах в 1994–1995, мы вместе с моей первой женой Натальей Холмогоровой (ныне известной русской правозащитницей) придумали себе концептуальное развлечение. Когда изредка у нас заводились деньги, мы ехали на Новый Арбат, где рядом с книжным располагалась палатка, в которой продавали исключительно вкусные чизбургеры. Не знаю уж, в чем был их секрет, но никогда и нигде я потом не едал таких чизбургеров. Мы наскребали свои деньги, покупали этот чизбургер и радостно съедали его на двоих, споря о Достоевском. Мысль пойти в «Макдоналдс» нам по-прежнему не приходила.

Лишь где-то в 1996-м я побывал наконец в этом заведении и с тех пор бывал с некоторой средней регулярностью, не переходящей ни в детский фанатизм, ни в антиглобалистское уничижение.

Год-два назад, постарев и потеряв иммунитет, я там бывать перестал, поскольку теперь буквально чувствую на вкус отдельные химические элементы, из которых состоит тамошняя продукция. А еда — это все-таки путь обмана. Ты должен думать, что ешь курицу, овощ или пьешь молоко, а не таблицу Менделеева.

3

«Макдоналдс» стал одним из символов глобализации. Не случайно антиглобалисты всего мира так любят во время своих демонстраций побить в «Мадоналдсах» стекла. Работа там стала символом низкооплачиваемой, утомительной и бессмысленной работы — mac-job (мак-рабство). Однако для позднесоветского человека «Мак» навсегда останется символом западнического потребительского фетишизма.

Почему?

«Мак» создает иллюзию стандарта, иллюзию гарантированного качества, иллюзию повсеместной понятности. Именно поэтому в незнакомой стране, даже с очень хорошей своей национальной кухней, «наш человек» традиционно отправлялся в «родной» «Макдоналдс». Это качество, кстати, делает «Маки» идеальными придорожными закусочными на автобанах.

В лице чизбургера, картошки-фри и «Колы» мы получали понятный «западный выбор» без необходимости думать самому и выбирать. Мак-стандарт. Это последнее свойство и отличает «Мак», именуемый гордо «рестораном», к примеру, от «Пушкина», иронично именующего себя «кафе» — своеобразной цитадели русского духа, гордо противостоящей «Маку» на другой стороне бульвара.

4

Заказ в любом ресторане, сколь угодно элитном или простецком, требует определенной умственной деятельности, способности выбирать, знания своего вкуса, а значит — самосознания и самопознания. Человек, способный объяснить официанту, что нужно сказать повару, чтобы получить желаемое, проявляет себя как развитая самосознающая личность, хоть и во второстепенном для духа вопросе.

Пользователь «Макдоналдса», конечно, от этой рефлексии освобожден напрочь. Он ничего не решает и не выбирает. Он заказывает одну из стандартных позиций, до боли похожих на любую другую. Он — чистый потребитель, поскольку не производит даже собственной воли, своего пожелания, своего «хочу».

«Мак-модель» социальной инженерии стала фирменным приемом американизации, политкорректно именуемой «глобализацией». Запад начал поставлять миру не столько продукцию и блага, сколько стандарты и «готовые решения», и больше всего злится не на тех, кто не покупает американское (в конечном счете «американское» в 90 % случаев является китайским, а тот же «Макдоналдс» в большинстве стран мира, за вычетом, как ни парадоксально, России, является франшизой), а на тех, кто не хочет брать стандарт, кого не устраивают «готовые решения».

В 1990 году к нам «зашли» не только «Макдоналдс», но и «мак-демократия», «мак-либерализм», «мак-европейские ценности», «мак-музыка» и «мак-тряпки». Россия, покорно выстраиваясь в очереди, все это начала жевать. И казалось, наш потолок приобщения к Западу достигнут.

Но вскоре обнаружилось явление, которое многомудрые грантовые социологи, у коих на все найдется политкорректный термин, окрестили «сопротивлением материала». «Материал», человеческая протоплазма русских, оказался недостаточно послушным. Ему не нравились то «мак-демократия», то «мак-реформы», потом он дорос до недовольства «мак-геями» и «мак-Украиной». И вот уже посягнул на то, с чего все начиналось — на «Макдоналдс».

5

Первым звонком стало закрытие «Макдоналдсов» в освобожденном Крыму. А, надо сказать, «Маки» в Ялте и Севастополе играли видную роль в городском ландшафте.

В Ялте «Мак» логически увенчивал собой набережную, вознесясь непокорной буквой «М» выше самого ялтинского Ленина (интересно, что в то время как по всей Украине был «ленинопад», в Крыму случился «макопад»). Вокруг стояли аттракционы, суетились дети, стояли стройными рядками в униформе из маленьких черных платьев проститутки.

Рональд Макдоналд был естественным царем этой набережной горы, логическим центром, к которому стекалась вся ялтинская цветущая сложность.

Еще большее значение имел «Макдоналдс» на площади Лазарева в Севастополе, долгое время бывший единственным заведением в городе, где, по представлению туриста, есть «нормальная еда». К его кассам и окошкам выстраивались очереди, пакеты с гамбургерами и «Колой» везли на машинах через полгорода на «Победы» и «Омегу». Весь центр Севастополя был раскрашен выброшенными мак-обертками и мак-стаканами. «Мак» буквально погребал под собой центр Севастополя.

6

И вдруг в одночасье все изменилось. Я уверен, что однажды будущие историки напишут о чисто политическом решении компании «Макдоналдс» закрыть свои «рестораны» в «оккупированном Россией» Крыму как о точке бифуркации на пути к закату Империи, а может быть, и всего глобального миропорядка. «Мак-точек сборки» не стало. И…

Города освободились. Буква «М», все еще возвышающаяся над набережной Ялты, кажется теперь страшной нелепостью. Без нее, без «мак-центра», место действия «Дамы с собачкой» задышало гораздо вольнее. Освобожденный от мак-похоти человек может съесть мягкого мороженого или выпить апельсиновый фреш и мохито, может послушать бесчисленных музыкантов (в этом году на набережную внезапно вернулись деды-пенсионеры, лихо отжигавшие на ней три — четыре десятилетия назад, их голоса дребезжат, но они представляют собой экзотичное и умилительное зрелище). Можно начать разбираться в местных забегаловках, которые отнюдь не всегда плохи.

Пустота на севастопольской площади Лазарева и вовсе не бросается в глаза. Я уже даже начал забывать о том, что «Макдоналдс» здесь когда-то был.

В Севастополе за последние годы появилось множество заведений, которые именно что тренируют ум и твою способность выбирать. От дорогого шикарного «Острова», значительно превосходящего все известные мне московские заведения того же класса, через хипстерский «Момо», где вам сразу дадут смузи с видом на бухту, до скромного «1820», где не жалеют ни мяса, ни травы, или веселого «Безумного чаепития» с безумными по размеру порциями.

В Севастополе теперь стало можно выбирать и наслаждаться выбором. Вы думаете, где и что вы хотите съесть, и, быть может, однажды задумаетесь о смысле своей жизни. Так или иначе, вы… думаете.

За Крымом был Донецк, где в «Макдоналдсе» открыли бесплатную столовую для беженцев и ополченцев. И вот (я почему-то был уверен в том, что «макопад» из Крыма дойдет и до Москвы) санкции Роспотребнадзора докатились до легендарного для кого-то «Мака» на Пушкинской.

* * *

Забавно наблюдать за муками представителей креативного класса, недавно оплакивавшего хамон и пармезан. Если говорить честно, от «макопада» они пострадают гораздо больше, чем от исчезновения евроспециалитетов. По структуре их повседневности это ударит гораздо больнее. Но публично признаться в том, что тебя всерьез задевает падение «Макдоналдса», для московского хипстера полностью немыслимо. Поэтому уже второй день я наблюдаю на виртуальных лицах выражение, более приличествующее Колину Ферту в роли Мистера Дарси — напряженное высокомерие, отдающее геморроидальными коликами.

Россия в конечном счете оказалась слишком сложной страной для приведения к «мак-стандарту». Впрочем, кажется, даже Европа стандартизируется сегодня менее охотно, чем прежде. Говорят, что в Шотландии скоро начнется время «Маклаудов». А там — то ли еще будет.

Опубликовано: Взгляд (vz.ru)

21 августа 2014.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.