8. Движение к Сану и его форсирование

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

8. Движение к Сану и его форсирование

3 сентября, согласно новой директиве командующего армией о движении к Сану, корпус выступил из района Люблинец – Жуков двумя колоннами на Цешанув, Дахнов, Олешице. Штаб корпуса двигался по шоссе. Шли спокойно, мирным порядком. У Дахнова наш путь пересекли гренадеры Астраханского полка[106], и мы дивились, каким образом они тут очутились, когда 3-я гренадерская дивизия – 25-й корпус[107] – была далеко вправо.

Между Дахновым и Олешице на шоссе, против с. Футоры, мы были остановлены офицером штаба армии, который передал нам, что сюда переходит штаб армии, и что корпусу надлежит немедленно установить с ним связь проволочным телеграфом. Я был позван в помещение установленного уже телеграфа штаба армии. Он разместился в огромном господском доме. Я сделал необходимые распоряжения, и телеграфная рота нашего 17-го саперного батальона тотчас потянула отсюда линию.

Ночевали мы в с. Старое Село, а дивизии – в районе его, по обе стороны шоссе. Этот ночлег мне лично памятен тем, что имел много неприятностей от начальства из-за неудовлетворительной работы связи. Это были первые опыты поддержания связи со штабом полевым телеграфом. Самая неблагодарная служба: никогда нет покоя и уверенности, что работа ее будет безотказная. В данном случае, благодаря большому движению по шоссе, наша телеграфная линия часто прерывалась. Хорошо еще, что расстояние было небольшое – 10 верст – до штаба армии. Первые же опыты связи назад, согласно установленному нашим уставом полевой службы основному принципу, что младший ищет связи со старшим, дали неудовлетворительные результаты. Сразу выяснилась необходимость, чтобы старший, не ожидая, когда младший придет к нему со своим концом проволоки, сам шел бы навстречу или даже и до самого его, младшего, штаба. Впоследствии так это и делалось и давало отличные результаты.

4 сентября движение продолжалось. Имелись уже сведения, что противник бросил линию Сана. Сильно укрепленный долговременно Ярославский тет-де-пон[108] очищен им. А такой же тет-де-пон у Сенявы с боя захвачен частями 3-го Кавказского корпуса[109] 4-й армии. Таким образом, становилось очевидным, что переправа наша через Сан должна произойти свободно, без особых задержек.

И действительно, уже в начале перехода этого дня по шоссе нас обогнал понтонный батальон, направленный к Ярославу штабом армии.

Погода в этот день была отвратительная: моросил нескончаемый осенний дождь. Когда мы стали приближаться к Ярославу, по пути нам навстречу стали попадаться группы крестьян. Все они несли много шанцевого инструмента, крупного, – топоры, лопаты, большие поперечные пилы, кирки, мотыги. Для нас это было лишним доказательством того, что противник поспешно уходил, бросив свои склады, которые до нашего прихода, конечно, пограбило окрестное население.

Отлично применены были к местности укрепления Ярославского тет-де-пона: ближайший к шоссе редут мы заметили только тогда, когда подошли к нему почти вплотную. Остановились. Слезли с коней и пошли его смотреть. Основательные постройки. Валялось много светящихся патронов.

К вечеру, сильно намокшие, мы остановились на ночлег в паршивенькой деревушке Конюшков, в домике директора пивоваренного завода. Дивизии расположились в с. Маковиско, Сурохов, Конюшков. Шоссейный мост через Сан у Ярослава был разрушен противником. Ниже его наши понтонеры наводили два моста на понтонах. Выше Ярослава по железнодорожному мосту, который был лишь поврежден, переправлялись части 21-го корпуса. Наш сосед справа, 5-й корпус, тоже подошел к самому Сану у Шовско, обозы же его по недоразумению прошли по шоссе к Конюшкову и вместе с обозами понтонного батальона совершенно забили дорогу. Пробка эта рассосалась лишь к рассвету 5-го.

Ни о каком противнике ничего не было известно. Наша конница была уже далеко за Саном, преследуя в беспорядке отступавшего неприятеля.

Утром 5 сентября по двум понтонным мостам стали переходить на левый берег Сана 17-й и 5-й корпуса, и к полудню они целиком были там. Наши дивизии прошли через Ярослав и расположились на западной и юго-западной его окраинах, выдвинув авангарды по дорогам на Канчуга и Дубецко.

Город Ярослав произвел на нас хорошее впечатление. Чистый, благоустроенный, богатый, красиво расположенный на высоком берегу, который подходил здесь близко к Сану, удаляясь затем в северном пригороде резко к западу.

С особенно приятным чувством вступали в этот древний русский град. Население не особенно пряталось. Многие магазины даже открылись, и мы нашли в них чудные галицийские наливки. Остановились в одном громадном шикарном «Хотеле» на одной из лучших улиц. Через город проходили наши войска под звуки оркестров. Помню, мимо нас прошел 9-й Ингерманландский императора Петра I полк. Обмундирование, снаряжение на людях было уже достаточно затасканное, на лицах похудевших, серых видно было утомление от беспрерывных маршей и плохо проведенных ночей. Но в глазах всех сверкала радость, и виден был большой подъем душевный. Предупрежденные, видимо, командиром полка полковником Карнауховым (генерального штаба, один из моих преподавателей в Тифлисском военном училище), что будут проходить мимо командира корпуса, роты особенно подтянулись и старались идти в ногу и сохранять образцовый порядок строя. Это парадное дефилирование войск производило прекрасное впечатление, необычайно всех бодрило, заставляя забывать усталость, и вселяло в нас чувство гордости и сознание необычайной мощи нашей армии, лавиной катящейся по древлерусской земле.

Ярослав так нам понравился, что мы настраивали уже себя на удовольствие задержаться в нем. Но скоро в этом были разочарованы.

Вечером поздно получен был приказ из штаба армии – 17-му корпусу выдвинуться в южном направлении от Ярослава, чтобы блокировать Перемышль с северо-запада и запада до реки Сан выше крепости.

Это распоряжение нас немного удивляло; корпуса армии раньше нас подошли к Сану и начали его форсировать; еще 4-го, то есть накануне, части 21-го корпуса должны были уже перейти выше Ярослава на левый берег. Дальше у Радымно переправлялись (или должны были переправляться) 11-й, 9-й и 10-й корпуса. Войск больше чем достаточно, чтобы изолировать Перемышль совершенно. Единственно, чем можно было объяснить бросок нашего корпуса к Перемышлю, что войска 3-й армии стали и отдыхали, промедление же в пресечении путей от Перемышля на северо-запад-запад было нежелательно.

Как бы то ни было, а 6 сентября мы выступили из Ярослава на юг. В стороне Перемышля раздавались глухие выстрелы крепостной артиллерии.

Остановился наш корпус в районе с. Рокетница. Тотчас была направлена разведка в сторону Перемышля, выслан сильный разъезд от 42-го Донского полка на Прухник-Дубецко. Этому разъезду ставилась задача – непременно дойти до Дубецко, а оттуда осветить шоссе на запад и в сторону Перемышля. На 7 сентября предполагалось занять корпусом более широкий район, чтобы сесть по возможности на все пути из Перемышля и тем осуществить блокаду его с северо-запада-запада. Но скоро получилось распоряжение, коим эта задача с корпуса снималась и предписывалось перейти ему в район Пржеворска. В Рокетнице мы первый раз получили почту из России и страшно рады были ей.

7-го это и было исполнено. Корпус занял район Пржеворск – Дебов – Уржеювице – Мацковка. Штаб корпуса расположился в Пржеворске в доме польского магната князя Любомирского[110].

Штаб армии перешел в Ярослав. В состав корпуса прибыл тяжелый дивизион из двух гаубичных и одной пушечной батарей новеньких орудий. Передавалась снова в состав нашего корпуса и 61-я пехотная дивизия, прибывшая со штабом армии в Ярослав и составившая временно гарнизон города.

Спешно исправлялась железная дорога от Сокаля на Рава Русска – Любачув – Ярослав для подвоза армии продовольствия и боевого снабжения. Из Владимир-Волынска прокладывалась линия для соединения его рельсовым путем с австрийской сетью в Сокале.

Двое суток простояли мы в Пржеворске. О противнике были слабые сведения. Было известно в общем, что идет еще преследование его нашей конницей по пути на Делебицу и на Ясло, в Карпаты.

В районе Ярослава и к западу от него скопилась масса войск. У Пржеворска стоял наш корпус, южнее – 5-й, сюда шел 10-й, у Ланцута 19-й, еще западнее 25-й – в затылок один другому.

Поэтому, а также ввиду новых замыслов, – тогда нам еще неизвестных, – нашего высшего командования, начался вывод корпусов 5-й армии, затиснутой между 4-й и 3-й армиями, назад за Сан и переброска их к северу.

10 сентября наш корпус выступил из района Пржеворска на Лезахов (на Сане), перешел здесь по понтонному мосту через Сан и расположился в районе Сенявы. Штаб ночевал в богатом имении какого-то польского магната (фамилию его я забыл), заядлого русофоба. Огромный дом видел в своих стенах уже много наших штабов и войсковых частей (помню, на дверях мы читали надписи и 25-го корпуса, и 3-го Кавказского, и даже Гвардейского[111]), а потому подвергся изрядному разгрому. Громаднейшие рамы с картинами подлинных кистей знаменитых художников зияли пустотой: полотна были большей частью вырезаны. Здесь к корпусу присоединилась бригада 61-й дивизии.

11 сентября корпус, согласно распоряжению штаба – перейти к Кржешову, двинулся дальше по отвратительным после дождей грунтовым дорогам. Наши автомобили с великими усилиями пролезали по разбитым путям.

Ночевали в селе Дабровица (против Лежайска), а дивизии в ней и других селениях в районе Дабровицы.

12 сентября перешли в Кржешов на Сане. Здесь корпус простоял несколько дней и затем двинулся к Люблину, куда перебрасывалась вся 5-я армия для новых операций.

На этом собственно и заканчивается первая Галицийская операция для 17-го корпуса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.