Я. Я. Буйкис «Трудности надо преодолевать, а не бояться их!»
Я. Я. Буйкис
«Трудности надо преодолевать, а не бояться их!»
Буйкис Ян Янович – в 1918–1938 гг. работал в органах ВЧК, ОГПУ.
Весной 1918 года вместе с товарищами по полку я приехал в Москву. Прямо с вокзала мы поехали в латышскую секцию московской городской организации большевиков. Там нам предложили работать в ВЧК. Я тогда не имел ни малейшего представления, что это такое – ВЧК. Но раз нужно для революции, то будем работать!
С запиской из латышской секции направились на Большую Лубянку, в дом № 11 к Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Там с каждым вновь поступающим беседовали председатель ВЧК или его заместитель. Со мной беседовал Феликс Эдмундович. С первого взгляда он показался мне суровым и строгим, но стоило ему заговорить, как мои впечатления изменились.
Его приветливость и спокойный голос как-то располагали к откровенной беседе. Он попросил меня рассказать о себе, расспросил о службе в царской армии. Затем, объяснив цели и задачи ВЧК, заявил, что зачисляет меня на должность комиссара оперативного отдела. При этом он напомнил, что работа будет опасная, требующая самоотверженности. Но беседа с ним вселила в меня не страх, а убеждение, что работа в ВЧК – очень нужное дело для революции. Феликс Эдмундович умел, как никто, вливать в души людей мужество и смелость при выполнении самых опасных поручений. Так было и со мной.
Я стал работать в ВЧК с горячим желанием оправдать оказанное мне доверие. Феликс Эдмундович часто заходил в оперативный отдел, расспрашивал нас, учил, давал советы.
– Чекист должен быть правдивым, честным и дисциплинированным, – говорил он. – Вот, например, кто-то из вас выполнил задание. Возможно, ему захочется похвастаться, приукрасить свое сообщение, сказать, что он сделал больше, чем на самом деле. Или, наоборот, сочтет какие-то детали незначительными и умолчит о них. А ведь мы будем считать его сообщение совершенно объективным, чего-то не сможем учесть, и это повредит делу. Будьте дисциплинированными. Раз уж вам дано задание, нужно его выполнить.
Феликс Эдмундович не любил лишних разговоров.
– Если вам что-то поручили, значит, раскрыли какой-то секрет, – говорил он нам. – Если же вы об этом расскажете «по секрету» другому, третьему, то секрет перестанет быть секретом, а враг может воспользоваться болтовней.
Мне по нескольку раз в день приходилось бывать в кабинете у Ф. Э. Дзержинского. Как сейчас, вижу перед собой этот скромный, строгий, небольшой кабинет с двумя телефонами, простым письменным столом, покрытым красным сукном, а за ним высокого, слегка сутулого Феликса Эдмундовича. Когда бы я ни заходил к нему – утром, днем, поздно ночью, я всегда заставал его за работой. Невольно возникала мысль: когда же он спит? И спит ли вообще? Часа в три-четыре ночи Дзержинский ложился отдыхать тут же в кабинете за ширмой на простую железную кровать. Но стоило только открыть дверь, как он тут же вставал и снова был на своем рабочем месте.
Давая оперативные поручения, Феликс Эдмундович четко и ясно инструктировал, предупреждал о необходимой предосторожности. Но всегда напоминал при этом, что мы, чекисты, – представители Советской власти и в любых условиях должны вести себя так, чтобы не ронять своим поведением ее авторитета и достоинства, никогда не кричать на арестованного, не допускать никаких грубостей.
Сам Феликс Эдмундович говорил, не повышая голоса, спокойно. Мы никогда не слышали от него окрика или грубого обращения. Он не приказывал, но говорил с нами так убедительно, так четко определял свое требование, что мы сами понимали, как следует поступать в том или ином случае. Он умел в нескольких словах сказать многое. Объясняя задание, он всегда давал понять, почему данную работу хочет возложить на такого-то товарища и что эта работа именно ему по плечу. При этом Дзержинский предоставлял полную возможность проявить собственную инициативу.
Он часто говорил:
– Действуйте, смотря по обстоятельствам. На месте будет виднее.
Слушая сообщение о результатах проведенной операции, всегда бывал доволен, если сотрудник сумел проявить находчивость, не растерялся в сложной обстановке и нашел удачный выход.
Самые трудные и опасные операции Феликс Эдмундович проводил сам и своим бесстрашием, решительностью, смелостью всегда служил для нас примером.
Он не признавал никаких заявлений о трудностях при выполнении оперативных заданий.
– Разве трудное задание не должно выполняться? – спрашивал он и добавлял: – Если бы трудные дела мы откладывали и не стали бы их выполнять, то не было бы революции, и буржуазия продолжала бы властвовать над рабочим классом. А если трудное поручение передать другому, то от этого трудность не уменьшится. Трудности надо преодолевать, а не бояться их!
Со мной в начале 1919 года был такой случай. Феликс Эдмундович направил меня со сложным и ответственным заданием в Самарскую, Оренбургскую и Уфимскую губернии. Когда я ему сказал, что хорошо бы еще кого-нибудь послать вместе со мной, что одному мне будет трудно, он спросил:
– Вы рабочий?
– Да.
– Для рабочего ничего трудного не бывает. Он умеет преодолевать трудности и не боится их.
Для выполнения задания мне вручили мандат с особыми полномочиями. Мне были предоставлены такие права, что я смутился и обратился к Дзержинскому:
– Феликс Эдмундович, ведь я могу ошибиться. Вдруг превышу свои полномочия. Что тогда будет?
– Если вы ошибетесь в пользу государства, – ответил он спокойно, – то будет хорошо, спасибо скажут. Но если превысите свои права в личных целях, то вы сами знаете, что будет. Так что же вы спрашиваете?
В своей работе я не раз встречался с огромными трудностями. Еще в первые месяцы моей работы в ВЧК в 1918 году Феликс Эдмундович поручил мне и моему товарищу Спроги-су проникнуть в логово контрреволюции, обнаружить источник, питающий заговоры, раскрыть главных руководителей. Не было сомнений, что в них участвуют иностранные государства. Но кто именно?
– Отправляйтесь в Петроград, – сказал нам Дзержинский. – Надо влиться в контрреволюционные организации и найти нити, которые ими управляют. Ясно? Через две недели доложите обстановку.
Две недели в Петрограде мы отыскивали пути, как связаться с контрреволюционными организациями. Знакомились с бывшими офицерами и чиновниками, водили многих в рестораны, вызывая на откровенный разговор, но организации не нащупали. Через две недели вернулись в Москву с пустыми руками и со страхом ждали беседы с Дзержинским. Скажу прямо, чувствовали мы себя очень неважно и совсем, как говорится, носы повесили.
Феликс Эдмундович встретил нас, как обычно, приветливо. Рассказав о своих неудачных поисках, мы стали просить освободить нас от этого задания.
– Пошлите кого-нибудь поопытнее, – говорили мы, – у нас не получается.
– Кого же поопытнее? – ответил он. – Мы все пришли в ЧК одновременно – один месяцем раньше, другой позже. Нет уж, вы эту работу продолжайте – получится. Кто вам ставил условие: закончить все дело за две недели? Такого условия не было.
Он ободрил нас, заставил поверить в свои силы, и мы снова отправились в Петроград.
Прошли недели новых поисков, и нам удалось раскрыть не одну, а несколько контрреволюционных организаций и заговоров. Мы выдали себя за представителей московского контрреволюционного подполья, приехавших в Петроград для установления контакта с петроградским подпольем.
Под видом офицеров латышского полка, недовольных Советской властью, проникли в организацию, которой руководил английский военно-морской атташе Кроми. Нам стало ясно, что напали на верный след и столкнулись с иностранной разведкой. Вскоре на сцене появился и опытный английский шпион Сидней Рейли. Войдя в доверие к ним, мы получили от Кроми рекомендательное письмо к руководителю всех этих заговорщиков – английскому посланнику в Москве Роберту Брюсу Локкарту.
Особенно запомнилась мне ночь накануне отъезда с письмом Кроми в Москву. Мы ее провели в гостинице, размышляя над тем, как передать письмо, прежде, всего в руки Феликса Эдмундовича.
Вдруг рано утром в дверь раздался стук. Вошел Сидней Рейли. Он спросил нас:
– Не возникло ли каких-либо затруднений с передачей письма Локкарту? Не нужна ли моя помощь?
Нам стало ясно, что этот ранний визит был проверкой: не попало ли письмо в чужие руки. Увидев, что все в порядке, он спокойно покинул гостиницу.
Приехав в Москву и опасаясь слежки, мы направились с вокзала пешком. При этом мы шли только нам известным путем, который гарантировал нам уход от слежки, если бы мы ее обнаружили. Убедившись, что за нами никто не наблюдает, мы в тот же день доставили письмо Дзержинскому. Он внимательно нас выслушал и дал указание, как действовать дальше.
Придя к Локкарту, я вручил ему письмо Кроми. Представился я подпоручиком царской армии Шмидхеном, поддерживающим связь с влиятельными командирами латышских стрелков. Я рассказал, что среди латышских командиров растет недовольство и разочарование Советской властью и многие из них готовы выступить в контакте с союзниками.
Прочитав письмо, Локкарт убедился в его подлинности и назначил мне новое свидание. Конечно, он поверил мне не сразу, у такого опытного разведчика, как Локкарт, могли оставаться в душе какие-то сомнения. Недаром же он позже в своей книге «Буря над Россией» писал: «С тех пор я со Шмидхеном не встречался. То ли его расстреляли за участие в заговоре, то ли наградили за раскрытие заговора». Но все же через некоторое время Локкарт изложил свой план. Он предложил путем подкупа и провокаций поднять на восстание латышские части, охранявшие Кремль, и при их помощи свергнуть Советскую власть, арестовать правительство и убить В. И. Ленина. При этом сказал:
– Денег на это будет сколько угодно.
При первой же возможности мы обо всем сообщили Дзержинскому. Услышав от нас о намерении заговорщиков убить В. И. Ленина, Феликс Эдмундович изменился в лице. Я никогда не видел его в такой тревоге и волнении.
– Немедленно, немедленно к Ленину!..
Он сел в машину и уехал в Кремль к Владимиру Ильичу.
У Феликса Эдмундовича созрел новый план, и он предложил нам познакомить Локкарта с Э. П. Берзиным, командиром латышского особого дивизиона, которому в то время была поручена охрана Кремля. Я представил Берзина Локкарту и в дальнейшем присутствовал при всех их встречах. Мы понимали, что Локкарт установит за нами наблюдение, и делали все возможное, чтобы убедить его в нашей заинтересованности в осуществлении заговора. Я встречался с Берзиным только в условленных местах. Обычно это происходило в Сокольниках, у Оленьих прудов. Локкарт знал о предстоящих встречах и, конечно, за нами следил. Но все его предосторожности были напрасны. Заговор чекистами был раскрыт.
Локкарт и его сподручные были арестованы, иностранные шпионы и заговорщики разоблачены, пойманы с поличным. Они предстали перед советским судом, и об их гнусных делах и намерениях с возмущением узнали трудящиеся Советской России и всего мира. Планы врагов были вовремя сорваны.
Радостным событием для чекистов был приезд Владимира Ильича Ленина 7 ноября 1918 года, в первую годовщину Октябрьской революции, к нам в клуб на митинг-концерт. В своем выступлении он говорил о задачах и работе чекистов. Когда речь зашла о саботаже чиновников и специалистов, Владимир Ильич сказал, что нужно уметь отличать и отбрасывать мелочи, не всегда действовать одними только репрессиями, надо уметь воспитывать людей, влиять на них убеждением.
Вскоре мне пришлось по заданию Дзержинского заняться такой работой. В ВСНХ саботаж служащих принял широкие размеры, и Феликс Эдмундович выделил специальную комиссию «по борьбе с саботажем и преступлениями по должности в органах ВСНХ», как значилось в мандатах членов комиссии (Фридмана, Матулевича и в моем).
Изучая обстановку в ВСНХ, мы установили, что часть старых специалистов работает добросовестно. Однако их было меньшинство. Многие служащие работали кое-как, некоторые из них приходили только в дни выдачи заработной платы, чтобы получить деньги. Пришлось заняться воспитанием: беседовать с ними, убеждать их. Когда же наши уговоры не помогали, мы предупреждали, что если они не станут честно работать, а будут продолжать злостный саботаж, то придется вызвать их для беседы на Лубянку.
Вскоре саботаж прекратился. Но дисциплина осталась очень низкой. Служащие приходили на работу, когда им заблагорассудится, даже через несколько часов после начала рабочего дня. Тогда мы взяли чистый лист бумаги и терпеливо стали поджидать «опаздывающих». Когда они приходили, их заставили самих на этом листе проставить время явки на работу и расписаться. После этого дисциплина, конечно, подтянулась.
Феликс Эдмундович был доволен результатами работы нашей комиссии.
Деятельность ВЧК проходила под непосредственным контролем и руководством партии. Дзержинский сам был очень самокритичен и заставлял нас критически оценивать свою работу. Он постоянно напоминал, что ВЧК – это вооруженный отряд рабочего класса, осуществляющий диктатуру пролетариата, и учил нас всегда опираться на партию и трудящиеся массы…
Феликс Эдмундович был человеком очень скромным. Он ни в чем не выделял себя, не пользовался никакими привилегиями по сравнению с другими работниками ВЧК. Если только работа ему позволяла, он приходил обедать в общую столовую. Сам брал на раздаче пищу, такую же, как получали все, садился с нами за стол, сколоченный из длинных досок и установленный на козлы. С обеих сторон стола стояли длинные скамейки. Однажды, обедая, я оглянулся и увидел Дзержинского, который с тарелкой в руках перешагивал через скамейку, чтобы сесть за стол.
Обеды тогда готовились без мяса и жиров. На первое – жидкие постные щи, на второе – каша из чечевицы или ячменя, изредка давали конину.
Когда Феликс Эдмундович был занят, и обедать ему приходилось в своем кабинете, он справлялся у сотрудников, что они ели в столовой, не допуская, чтобы ему приносили что-либо лучшее. Настоящего чая тогда не было, часто пили просто кипяток или какой-нибудь суррогат. Дзержинский тоже пил морковный чай или кипяток, как и все.
Мы глубоко и преданно любили своего Дзержинского и готовы были идти за ним на самые трудные дела и подвиги. В нем было что-то светлое, особенное. Он как бы излучал тепло, проникающее в душу. Само присутствие Феликса Эдмундовича среди нас вселяло спокойную уверенность, бодрость и желание работать самоотверженно и смело. Закаленные Дзержинским, чекисты оказались умнее и сильнее любой вражеской и иностранной разведки. Чекисты были неподкупны, честны. Преодолевая огромные трудности, не зная часто ни сна, ни отдыха, бесстрашно работая под руководством партии, они верно и беззаветно защищали завоевания Октября. Роль в этом Ф. Э. Дзержинского была великой и незабываемой. Он поистине был пролетарским якобинцем и рыцарем революции.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.