Трудности на марше

Трудности на марше

Вначале поднимаемся по нахоженной тропе. Темно так, что не видно спины впереди идущего солдата. Но разведчиков хорошо слышно, ориентируюсь по звуку. Я не знаю маршрут движения, поэтому стараюсь не отставать от идущих впереди спецназовцев. Утыкаемся в отвесную стену. Медленно, прижимаясь всем телом к скале, по узкому карнизу огибаем ее. Подниматься очень тяжело. Ужасно темно. Двигаюсь ощупью. Догоняю группу. Остановились отдышаться. Прижимаюсь рюкзаком к склону, чтобы компенсировать вес. Сесть не решаюсь, так как не уверен, что смогу подняться без посторонней помощи.

Не слышу звуков, издаваемых от ротного и Травкина, следующих за мной. Странно… Это настораживает. Проявляю беспокойство: где же они? Если группа продолжит движение, мы потеряем ее. Через минуту меня охватывает тревога. Принимаю решение искать напарников. Оставляю рюкзак. Предупреждаю ближнего ко мне разведчика и, досадуя, начинаю спуск. Вновь огибаю скальник, натыкаюсь на Сергея, который без мешка торопливо ползет вверх.

— Кочкину плохо! — встревоженно выпаливает он. Мы резво спускаемся еще десяток метров. Капитан

лежит, спиной распластавшись по поверхности огромного валуна. Склоняюсь над ним, дыхания не слышно. Даже в такой кромешной темноте умудряюсь разглядеть смертельную бледность его лица. Серега от бессилия чуть не плачет, топчется за моей спиной. Обхватив шею офицера под подбородком, пытаюсь нащупать пульс. В этот момент он глубоко вздыхает, издает протяжный стон. Начав дышать, открывает глаза.

— Ребята! — еле слышно произносит он.

Глаза его опять смыкаются, но дыхание не прерывается, пульс есть. Смотрю на Сергея, он — на меня.

— Серега, я к группе. До вершины недалеко. Узнаю путь и спущусь за вами.

— Ребята, только не бросайте меня, — вновь оживает Кочкин.

Мы оторопели. Поднимаюсь с колен, поправляю ремень автомата, рукавом «песочки»[28] утираю пот со лба. Сергей пытается успокоить командира.

Я торопливо лезу в гору. Чувство долга заставляет меня напрягаться изо всех сил. Вот и группа. Ложусь на спину, вставляю руки в лямки мешка. Затем медленно переворачиваюсь на живот, подтягиваю колени к груди. С великим трудом, напрягаясь, ставлю одну ногу на стопу. Начинаю подниматься. Хватаюсь руками за торчащие из скалы камни, пошатываясь, помогаю себе встать. Есть! Вес покорен! Вперед, только вперед!

Поднявшись на макушку горы, оставляю мешок и иду искать офицера группы. Он с отделением разведчиков расположился в окопе. Докладываю ему о происшествии. Тот тревожно вслушивается в новость. Приказывает, если понадобится помощь, связаться с вершиной по рации.

Знакомым маршрутом отправляюсь вниз. Хотя прошло всего пара часов с начала активной деятельности, я очень устал. Кровь пульсирует у виска. Моя куртка песчаного цвета успела насквозь промокнуть от пота и высохнуть уже несколько раз. Кругом мрак и давящая тишина. Но у меня не возникает даже мысли остановиться хоть на секунду, не выполнить свой долг, лучше погибну, — сказывается спецназовская жилка «душу отдать за друти своя».

Вот и мои. Капитан Кочкин окончательно пришел в себя. Сергей помогает мне надеть свой рюкзак. Сам надевает ранец командира, забирает его автомат. Слава богу, тот может идти сам, опираясь на плечо Травкина. На ротного тяжело смотреть. Превозмогая боль, изо всех сил он борется с болезнью. Сердце часто неподвластно своему хозяину.

Медленно, шаг за шагом, помогая друг другу, часто останавливаясь, мы вползаем на гору и натыкаемся на глубокую, с пологими краями, выемку в грунте. Спускаемся в убежище, надуваем сделанный из прорезиненной ткани «Дождь», сооружаем постель для офицера. Его начинает знобить, тело охватывает дрожь.

Укрываем его одеялом, с двух боков ложимся вдоль него, дополнительно теплом своих тел пытаемся согреть. Он успокаивается, перестает стонать и засыпает. Мы, по очереди дежуря, коротаем ночь. При малейшем движении все мое тело очень болит.