Возмездие. Советское контрнаступление под Сталинградом
Возмездие. Советское контрнаступление под Сталинградом
Вопрос о том, как готовилось сталинградское контрнаступление, мы уже затрагивали в одной из предыдущих глав. Не вызывает сомнений, что идея последнего контрнаступления вытекала из тех контрнаступлений, которые проводили советские войска под Сталинградом в сентябре и октябре, и что реальная подготовка к нему началась только после 20 октября. Однако в течение нескольких десятков лет господствовала версия о значительно более раннем рождении замысла и начала подготовки решающего удара по армии Паулюса.
В «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Жуков описал историческую встречу в Кремле с Верховным 12 сентября, во время которой будто бы зародился замысел окружения 6й немецкой армии. После доклада о неудачных попытках ликвидировать коридор, соединяющий 6-ю немецкую армию с Доном, они с Василевским «отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение.
– А какое «иное» решение? – вдруг, подняв голову, спросил Сталин.
Я никогда не думал, что у Сталина такой острый слух».
Верховный приказал генералам вернуться в Генштаб и еще раз подумать, какие войска можно перебросить под Сталинград. На вечер следующего дня он назначил новое совещание. Там Жуков и Василевский доложили о наметках плана большого контрнаступления, нацеленного на фланги армии Паулюса, прикрытые румынскими войсками. Предлагалось создать новый Юго-Западный фронт для удара по оперативному тылу сталинградской группировки противника. По словам Жукова, Сталин сперва отнесся к плану скептически: «У нас сейчас не хватит сил для такой большой операции». Жуков уверил, что все удастся подготовить за 45 дней. Сталин предложил сузить фронт будущего наступления, ударить вдоль Дона. Жуков настаивал на ударе к западу от Дона, чтобы противник не успел перебросить танковые дивизии из-под Сталинграда для отражения атак. Тогда между этими дивизиями и советскими войсками оказался бы Дон. Сталин, однако, в тот день не дал окончательную санкцию на подготовку контрнаступления, приказав любой ценой удержать Сталинград.
Василевский в мемуарах поддерживает жуковскую версию, утверждая, будто решение было принято в середине сентября после обмена мнениями между Сталиным, Жуковым и мною. Суть стратегического замысла сводилась к тому, чтобы из района Серафимовича северо-западнее Сталинграда и из дефиле озер Цаца и Беманцак южнее Сталинграда в общем направлении на Калач, лежащий западнее Сталинграда, нанести мощные концентрические удары по флангам втянувшейся в затяжные бои за город вражеской группировки, а затем окружить и уничтожить ее основные силы…»
Однако рассказ Жукова большого доверия не вызывает. Жуков никак не мог встречаться со Сталиным в Кремле 12 сентября, потому что в этот день он там никого не принимал. Значит, эта встреча могла быть только на даче или на кремлевской квартире Сталина. А вот 13 сентября посетители в кремлевском кабинете были, но среди них не было ни Жукова, ни Василевского, и потому Сталинградское контрнаступление никак не могло обсуждаться. Жуков и Василевский появились в кабинете Сталина только 27 сентября, а уже 28 сентября вместе с ними у Сталина были командующий Западным фронтом Конев и командующий Калининским фронтом Пуркаев. Вместе с ними были начальник штаба Западного фронта Соколовский и член Военного совета Западного фронта Булганин. Но об операции «Марс» тогда речи не было, так как только к середине октября затихло советское наступление на Сычевку и Ржев, начатое еще 30 июля. В тот же день, 28 сентября, у Сталина короткое время присутствовал и Рокоссовский с начальником штаба Донского фронта генералом Малининым. Фронт был создан директивой Ставки именно в этот день из войск бывшего Сталинградского фронта. Еременко же, ранее командовавший двумя фронтами, остался командующим Юго-Восточным фронтом, переименованным в Сталинградский. Действительно, Андрею Ивановичу сложно было руководить двумя фронтами, которые разделяла немецкая группировка. Несомненно, «Уран» и «Марс» готовились параллельно в одно и то же время, причем для операции «Марс», которую курировал Жуков, было выделено даже больше сил и средств, чем для курируемой Василевским операции «Уран». Но подготовка этих операций началась только в конце октября. 6 ноября Жуков, Конев и Булганин снова были у Сталина. Вероятно, уже тогда обсуждалась подготовка «Марса».
Российский военный историк А. Панин справедливо отметил, что в результате советских атак на сталинградский коридор, длившихся с 23 августа до конца октября, «прорвать немецкую оборону не удалось, понесенные советскими войсками потери были еще больше, атаки прекратились, когда наступать было уже некому». Эти атаки, в которых в первые дни 500 советским танкам противостояли 50 немецких, а 18 стрелковым дивизиям – шесть немецких мотопехотных батальонов, отвлекали только немецкую авиацию, но никаких частей из самого города немцы для защиты коридора не перебросили, а наоборот, наращивали силы, штурмующие Сталинград. Точно так же провалилось наступление Донского и левого крыла Сталинградского фронта 20–27 октября. При этом уже наступление, начавшееся 18–19 сентября, имело целью окружить основные силы 6-й армии, которые действовали уже в районе Сталинграда. А 20 октября, когда, по уверению Жукова, уже вовсю шла подготовка «Урана», была начата операция по окружению только немецких войск, сражавшихся в самом Сталинграде, ударами Донского фронта на Котлубань и Гумрак и Сталинградского фронта на Ельшанку и Гумрак. Только после того, как это наступление в первые же дни потерпело неудачу (хотя попытки прорвать оборону продолжались до 27 октября), 22 октября была издана директива Ставки о сформировании к 31 октября Юго-Западного фронта, который должен был, в зависимости от обстановки, либо развить успех Донского и Сталинградского фронтов, либо нанести главный удар в новом наступлении. Вот это последнее и называлось операцией «Уран», и этот термин стал использоваться только в ноябре. На беду Жукова, он непосредственно руководил предшествовавшими неудачными наступлениями под Сталинградом, а вот подготовкой и проведением последнего, успешного наступления пришлось заниматься Василевскому. Жукова же отправили координировать операцию «Марс», в ходе которой Сталин рассчитывал на еще большие успехи, чем в Сталинграде, но которая окончилась неудачей. Поэтому Георгий Константинович отнес рождение замысла ноябрьского контрнаступления еще к середине сентября, чтобы таким образом доказать свое авторство плана контрнаступления, а также гениальное предвидение. Хотя вряд ли Жуков мог предвидеть, что в октябре немцев на Дону сменят румыны.
Новый Юго-Западный фронт, призванный сыграть решающую роль в операции «Уран», по рекомендации Жукова возглавил его бывший заместитель на посту начальника Генштаба Ватутин. Директива о создании фронта была издана 22 октября. Очевидно, примерно с этого времени можно говорить о практической подготовке последнего, решающего контрнаступления под Сталинградом.
22 октября, хотя наступление Донского и Сталинградского фронтов еще продолжалось, Ставка решила перенести главный удар из полосы Донского фронта в междуречье Дона и Волги на плацдарм в районе Серафимовича – Клетской, если прорвать оборону немцев в ближайшие дни не удастся. Таким образом, фактически было принято предложение Военного совета Сталинградского фронта о переносе центра наступления на участок, занимаемый румынскими войсками. В это день была издана директива о создании к 31 октября Юго-Западного фронта в составе 21-й армии и заново сформированных 1-й гвардейской и 5-й танковой армий. В случае, если операция «Дон» все-таки приведет к окружению 6-й армии, этот фронт должен был наступать на запад, отодвигая как можно дальше внешнее кольцо окружения. Если же октябрьское наступление окончиться провалом, то в новом наступлении для окружения 6-й армии в ноябре Юго-Западный фронт должен был наносить главный удар.
Жуков писал писателю Василию Соколову 7 января 1964 года: «Для того, чтобы разработать такой крупнейший план контрнаступления, как план контрнаступления трех фронтов в районе Дона – Волги, нужно было исходить не из абстрактных размышлений и материально необоснованной идеи, фантазии, а из конкретных материально-технических расчетов. Кто же мог производить конкретные расчеты сил и средств для проведения такой крупнейшей операции? Конечно, только тот, кто держал в руках эти материальные силы и средства, в данном случае Ставка Верховного Главнокомандования и Генеральный штаб, который являлся на протяжении всей войны рабочим и творческим аппаратом Верховного Главнокомандования, без творческой, инициативной, организаторской деятельности которого не проводилась ни одна операция оперативно-стратегического масштаба…
Первоначально Ставкой планировалось начать операцию 13 ноября, но ввиду неполной готовности фронтов, по просьбе A. M. Василевского контрнаступление Ставкой перенесено на 19 ноября, а Сталинградского фронта на 20 ноября.
Главная роль на первом этапе операции отводилась вновь созданному Юго-Западному фронту, который возглавлял генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, отозванный, с Воронежского фронта. После прорыва фронта окружения всей Сталинградской операции и отсечения ее, операцию продолжали два фронта Сталинградский и Донской, а Юго-Западный фронт развернул свои действия на запад и юго-запад, с целью свертывания обороны противника и отбрасывания его подальше от Сталинграда на запад…
Сталин приказал: лично А. М. Василевскому взять на себя всю работу по сосредоточению сил и средств предусмотренных планом для Юго-Западного, Сталинградского и Донского фронтов, по сосредоточению всех материальных средств и резервов Ставки. Это была колоссальная работа.
На перевозке войск и грузов работало 27 тыс. машин. Железные дороги ежедневно подавали 1 300 вагонов грузов. В исключительно сложных условиях осеннего ледохода на Волге перевозились войска и грузы для Сталинградского фронта. С 1 по 20 ноября через Волгу было перевезено 160 тыс. солдат, 10 тыс. лошадей, 430 танков, 600 орудий, 14 автомашин, около 7 тыс. тонн боеприпасов и т. д.
Лично мне, генерал-лейтенанту авиации Новикову, генерал– лейтенанту Голованову, генерал-лейтенанту Воронову и другим генералам было поручено Сталиным выехать во фронта и помочь им разработать фронтовые и армейские планы контрнаступления, помочь практически подготовить соединения, авиацию и артиллерию для наступления.
Всю вторую половину октября и 11 первых дней ноября большую часть времени мне пришлось провести в войсках Юго-Западного фронта, Сталинградского фронта и других войсках, предназначенных к участию в операции.
Во время работы, естественно, почти ежедневно приходилось вести переговоры с А. М. Василевским и И. В. Сталиным, так как без их вмешательства не могли быть устранены недостатки по сосредоточению сил и средств.
Вначале нами был рассмотрен и откорректирован план Юго-Западного фронта, а затем во всех деталях были рассмотрены и увязаны планы действий 21-й армии, 5-й танковой и 1 гвардейской армий. Особо детально изучались сведения о противнике, характере его обороны, расположении основных средств и общей системы огня, наличии и месте противотанковых средств и противотанковых опорных пунктов.
Определялся способ и план артиллерийской подготовки, ее плотность, вероятность уничтожения и подавления обороны противника, а также способ сопровождения артиллерией боевых порядков при наступлении.
Определялся план взаимодействия авиации с артиллерией, какие цели брала на себя авиация, план и способ взаимодействия с танковыми частями при прорыве и танковыми соединениями после ввода их в прорыв.
Увязывалось взаимодействие на флангах с соседями, особенно во время боя в глубине обороны противника.
Тут же давались конкретные указания, что нужно еще доразведать о противнике, что доработать в планировании, какую работу провести непосредственно в войсках.
Когда последний раз отрабатывался план Юго-Западного фронта, а это было, кажется, 2 ноября, в штаб Юго-Западного фронта был приглашен командующий Донским фронтом К. К. Рокоссовский и его начштаба М.С. малинин. 3 ноября работа проводилась в штабе 5-й танковой армии, 4 ноября – в штабе 21-й армии, куда для увязки взаимодействия был вызван командующий 65-й армии Батов П. И., 5 ноября работа проводилась в штабе 1-й гвардейской армии.
Я не знаю, зачем понадобилось генералу Батову в своих мемуарах извращать смысл работы представителя Ставки и опорочивать его метод работы. Думаю, что не из честных побуждений он это делал, а впрочем, пусть это останется на его совести. Сейчас я могу только одно сказать, что в те времена Батов был самый подхалимистый командарм и ловко лизал лапу старшим начальникам.
9-го, не то 10 ноября в деревне Ивановка (южнее Сталинграда) состоялось совещание представителей Ставки, командования фронтом, командармов 64-й, 57-й, 51-й, 8-й воздушной армий, 4 МК и 4 КК.
От Ставки кроме меня были: генералы авиации А. А. Новиков, А. Е. Голованов, генерал-лейтенант Воронов Н. Н.
Командующего фронтом А. И. Еременко не было. Он появился значительно позже. Н. С. Хрущев сказал, что Еременко находится где-то в частях. На совещании в Ивановке были: Н. С. Хрущев, М. М. Попов, М. С. Шумилов, Ф. И. Толбухин, Н. И. Труфанов и ряд других генералов фронта.
Перед совещанием мы с Н. С. Хрущевым выехали на участок 51-й армии с тем, чтобы лично посмотреть местность где предположено развернуть наступление главных сил Сталинградского фронта.
После личной рекогносцировки были рассмотрены вопросы взаимодействия в районе Калача, вопросы взаимодействия частей после завершения окружения и другие крупные вопросы предстоящей операции.
После общих фронтовых вопросов состоялся доклад командующих армиями и отдельными корпусами о плане и способах наступления вверенных им войск.
Поздно вечером прибыл командующий А. И. Еременко. На мой вопрос, почему так поздно явился, Еременко доложил, что никак не мог выбраться из Сталинграда.
А. И. Еременко выглядел уставшим и это было вскоре доказано его довольно громким храпом, раздавшимся из угла хаты, где он заснул во время обсуждения доклада командующего 51-й армией Н. И. Труфанова о плане наступления армии и взаимодействии с мехкорпусом Вольского, кавкорпусом Шапкина.
На Сталинградском направлении все немецкие войска были втянуты в сражения в самом Сталинграде, против Донского фронта на участке 6-й и 24-й армий.
На флангах своей обороны противником были расположены 8-я итальянская армия, 3-я и 4-я румынские армии, прямо скажем, малобоеспособные в то время войска.
Фланги обороны противника были самое уязвимое место в группировке войск противника, по этим уязвимым местам и были нацелены и готовились мощные удары Юго-Западного фронта в районе Серафимович Сталинградского фронта в районе озера Цаца. Их главные удары были рассчитаны наверняка. Здесь было создано превосходство в силах и средствах: в людях 3–3,5 раза, в артиллерии в 3,5–4,6 раза, значительное превосходство было здесь создано в танках и авиации. Такое превосходство здесь было создано за счет сосредоточения сил и средств с других участков фронтов, где войска до поры до времени должны были упорно обороняться. Кроме того, следует особо отметить высокое моральное состояние советских войск, их боевой дух, желание скорее расправиться с противником, ненависть к которому накалилась до предела за все его злодеяния.
10 ноября я позвонил Сталину и сказал, что мне лично нужно доложить ему одно важное соображение, связанное с предстоящей операцией. Сталин спросил, закончил ли я работу в войсках. Я ответил, что наша работа закончена… Сталин сказал: «Вылетайте в Москву».
11 ноября рано утром я был у А. М. Василевского и поставил следующий вопрос: чтобы не допустить переброски войск противника с нашего западного направления на помощь своей Сталинградской группировке, надо срочно подготовить операцию Западного и Калининского фронтов против Ржевско-Сычевской группировки противника. Думаю, что такую операцию можно будет подготовить за 7–8 дней.
А. М. Василевский целиком был согласен.
С этим мы и отправились к Сталину.
Сталин был в хорошем расположении духа и подробно расспрашивал о положении дел на фронтах под Сталинградом.
После детального рассмотрения хода подготовки операции я доложил, что немецкое командование, как только наступит тяжелое для войск противника положение в районе Сталинграда и Северного Кавказа, вынуждено будет перебросить часть своих войск из района Вязьма на помощь своей южной группировке. Чтобы этого не случилось, нужно срочно подготовить и провести наступательные операции наших войск.
В районе Вязьма нужно срезать Ржевский выступ противника. Для операции привлечь войска Калининского и Западного фронтов. А. М. Василевский поддержал предложение. Сталин сказал, что это было бы хорошо. Но кому поручить подготовку?
Я сказал, что Сталинградская операция во всех деталях подготовлена и Александр Михайлович в курсе всех дел. Пусть он немедленно вылетает и начинает Сталинградскую операцию в назначенный срок, а я поеду к Пуркаеву и Коневу готовить контрнаступление Калининского фронта из района южнее Белый и Западного фронта из района южнее Сычевка навстречу удару войск Калининского фронта.
Определив силу и состав войск, которые необходимо привлечь для ликвидации Ржевско-Сычевско-Белый группировки противника, не теряя времени, я выехал в штаб командующего Калининским фронтом к М. А. Пуркаеву. Александр Михайлович обязался немедленно дать директиву фронтам.
На другой день А. М. Василевский, как и было обусловлено, вылетел в район Юго-Западного фронта, откуда он должен координировать действия фронтов.
Однако Сталин обязал меня держать тесную связь с Генштабом и давать нужные указания по ходу операции, что я и делал по силе возможности».
В данном случае Жуков стремится всячески принизить роль А. И. Еременко в планировании сталинградского контрнаступления, утверждая будто он либо не присутствовал на обсуждении плана, либо просто спал. Жуков также является автором версии, будто очередное наступление на Ржевско-Вяземский плацдарм было предпринято с целью не допустить переброски Германских подкреплений под Сталинград. Однако для вспомогательной операции не выделяют больше сил, чем для главной, а для «Марса» первоначально выделили больше сил и средств, чем для «Урана». Жуков, несомненно, был инициатором наступления на Ржевско-Вяземский плацдарм, рассчитывая одержать здесь победу, даже более крупную, чем под Сталинградом.
27—29 октября авиация дальнего действия совместно с 8-й воздушной армией провела налеты на 13 немецких аэродромов в районе Сталинграда. Было использовано 314 самолетов, которые будто бы уничтожили и повредили несколько десятков немецких самолетов.
27 октября, после окончательного провала операции «Дон», штабы Сталинградского, Донского, а с 31 октября и Юго-Западного фронтов начали подготовку новой операции, начало которой первоначально было запланировано на 7–8 или на 9—10 ноября.
Российский историк А. Панин полагает: «Неудачи же Красной Армии под Сталинградом в сентябре – октябре объяснялись всегда нехваткой сил и средств. Но из показанного соотношения видно, что превосходство советских войск был подавляющим. В операциях Сталинградского и Донского фронтов (в сентябре – октябре. – Б.В.) было задействовано не меньше сил, чем в последующей операции «Уран». Проблема была в плохой организации наступления и низком уровне подготовки личного состава на всех уровнях».
Тут следует добавить, что за три-четыре недели, прошедшие до начала «Урана», уровень подготовки советских войск и штабов никак не мог улучшиться кардинальным образом. Скорее, дело было в том, что ослабел противник, вынужденный задействовать для защиты коридора больше румынских войск, значительно менее боеспособных, чем немецкие. Да и советские войска все-таки имели втрое больше времени на подготовку, чем во время предыдущих наступлений на коридор.
В стратегическом отношении советское контрнаступление никак не могло быть внезапным. Фронт 6-й немецкой армии представлял собой вытянутый клин, острие которого заканчивалось в Сталинграде. Фланги 6-й армии защищали гораздо менее боеспособные 3-я и 4-я румынские армии. Однако немецкое командование полагало, что Красная Армия слишком ослаблена в результате понесенных поражений, чтобы предпринять мощное контрнаступление и сокрушить оборону противника. В оперативном приказе ОКХ от 14 октября, предусматривающем переход к обороне на всем Восточном фронте, кроме самого Сталинграда, утверждалось: «Сами русские в ходе последних боев были серьезно ослаблены и не смогут зимой 1942/43 года располагать такими же большими силами, какие имелись у них в прошлую зиму». Гитлер хотел удержать Сталинград из соображений престижа и сбросить в Волгу последних его защитников.
Еще 6 октября командующий Сталинградским фронтом Еременко представил Сталину доклад, где предлагается провести окружение 6-й армии, ударив по румынским частям, и после прорыва соединиться в районе Калачна-Дону. Сначала Ставка посчитала этот план чересчур рискованным из-за слишком большой глубины операции и предложила более скромный план, в рамках которого Донскому фронту предлагалось нанести главный удар в направлении Котлубани, прорвать фронт и выйти в район Гумрак. Сталинградский фронт должен был наступать из района Горная Поляна на Ельшанку, и после прорыва неприятельской обороны двигаться в район Гумрак на соединение с войсками Рокоссовского. В этом случае в «котел» попадали только 12 немецких дивизий, сражавшихся в самом Сталинграде. Но в итоге было решено вернуться к первоначальному плану более глубокого окружения.
В конце октября 1942 года в Генеральном штабе был разработан окончательный вариант плана операции по разгрому вражеских войск на Волге, условно названный «Уран». Правофланговая ударная группировка Юго-Западного фронта, наступая с плацдармов юго-западнее города Серафимович и из района станицы Клетская, должна была прорвать оборону 3-й румынской армии и наступать на юго-восток в общем направлении на Калач. Войска левого фланга фронта создавали внешний фронт окружения, выйдя на рубеж Вешенская – Боковая и далее по реке Чир до станицы Верхне-Чирская. Войска Донского фронта наступали на хутор Вертячий с плацдарма у станицы Клетская и из района станицы Качалинская вдоль левого берега Дона. Они должны были окружить вражескую группировку в малой излучине Дона. Ударная группировка Сталинградского фронта наступала южнее Сталинграда на Советский, Калач и должна была соединиться здесь с войсками Юго-Западного фронта, нанося поражение 4-й румынской армии. Советские войска имели примерно вдвое больше людей (1,1 млн. против более 500 тыс. немцев и румын), вдвое больше танков и в полтора раза больше артиллерии при примерном равенстве сил в авиации. Две румынские армии насчитывали 239,3 тыс. человек, в том числе 3-я румынская армия – 171 256 человек, а 6-я немецкая армия и 4-й армейский корпус 4-й танковой армии, действовавший в Сталинграде, – около 250 тыс. человек.
Бывший военный корреспондент 6-й армии Хайнц Шретер полагал, что «румынские дивизии, имея энергичных командиров, проявили в не очень сложных боевых условиях боеготовность, заслуживающую положительной оценки. Следует отметить, что именно только румыны (из всех германских союзников на южном крыле Восточного фронта. – Б.В.) «серьезно относились к делу»». Действительно, румынская армия была боеспособней всех других германских союзников на юге – словаков, венгров и итальянцев. Румыны по боеспособности уступали только германским союзникам, сражавшимся на северном участке советско-германского фронта – финской армии и испанской 250-й «голубой» дивизии, которые по своей боеспособности приближались к вермахту. Словаки, чьими историческими врагами были венгры, другие союзники Гитлера, воевать против России не хотели. В 1941 году Словакия вступила в войну против СССР отчасти в благодарность за независимость, которую она получила фактически из рук Германии, отчасти из опасения возможной будущей советской экспансии в Восточной Европе, а главным образом потому, что сильно зависела от Германии в политическом, военном и экономическом отношении и рассчитывала оказаться после войны в «клубе победителей», что, как надеялось словацкое правительство, поможет благоприятным образом урегулировать территориальный спор с Венгрией. Последняя после Первой мировой войны, согласно Трианонскому мирному договору, имела право на армию численностью не свыше 35 тыс. человек и отказывалась от воинской повинности. Военные ограничения Трианона перестали соблюдаться только в 1939–1941 годах, а авиация и механизированные войска были созданы только в 1940 году, и Венгрия практически не имела обученного резерва и достаточного числа подготовленных офицеров для развертывания массовой армии, что предопределило слабость венгерских вооруженных сил.
Основная часть итальянских вооруженных сил исторически отличалась низким боевым духом. Это было вызвано обстоятельствами, восходящими еще ко временам античности. Как известно, в Римской империи армия стала набираться из добровольцев. В то же время легионы не размещались на территории Италии. Поэтому закончившие службу легионеры снимались главным образом в римских провинциях – Испании, Британии, Галии, Германии, Дакии (Румынии) и др. В Италии же, где располагался императорский двор, концентрировались не те, кто хотел воевать, а артисты и музыканты, услаждавшие императоров и римскую знать. Поэтому Италия издавна славится своими певцами, художниками, музыкантами, танцовщиками, композиторами и другими людьми искусства. А вот людей воинственных здесь стал ощущаться большой дефицит. Немного помогли племена германцев, вторгавшиеся в Италию, в частности, лангобарды, давшие свое имя Ломбардии. Но этих людей с «воинственными генами» хватало только для того, чтобы укомплектовать ими лишь немногочисленные элитные войска – авиацию, флот и некоторые спецчасти, вроде альпийских стрелков. Основная же часть сухопутной армии отличалась низкой боеспособностью и боевым духом. Неслучайно во Второй мировой войне неплохо показали себя итальянская авиация и часть флота, особенно 10-я флотилия малых противолодочных средств во главе с князем Валерио Боргезе, личный состав которой потом стал костяком дивизии морской пехоты «Сан-Марко», которую тоже возглавлял Боргезе. На советско-германском фронте наиболее боеспособными были итальянские альпийские дивизии. Они же в наибольшей степени уцелели во время разгрома 8-й итальянской армии на Дону в декабре 1942 – январе 1943 года, сумев вырваться из окружения.
Румынские войска, повторю, могли удерживать фронт против Красной Армии и даже наступать, когда силы были равны или советский перевес был незначительным. Но, в отличие от вермахта, румыны не могли успешно воевать с Красной Армией, когда советский перевес в людях и технике был значительным (в два раза и выше). Здесь оборона могла быть успешна только в случае, если отдельные румынские дивизии были включены в германские боевые порядки, причем численность германских войск в этом случае должна бы была также превышать численность румынских. Так было во время обороны Харькова в январе – мае 1942 года и во время боев в Крыму в первой половине 1942 года. Однако под Сталинградом в ноябре 1942 года на направлениях главных ударов румынские войска резко преобладали по численности над германскими, которые оказались не в состоянии обеспечить румынам достаточные подпорки.
Для немцев сюрпризом оказались мощь и хорошая организация советского контрнаступления. Кроме того, Гитлер и его генералы не ожидали, что союзные румынские войска покажут столь низкую боеспособность.
Жуков утверждал, будто планировавшаяся в то время атака Западного и Калининского фронтов на Ржев должна была только не допустить переброски отсюда немецких дивизий под Сталинград.
Однако в действительности наступлению на ржевско-вяземский плацдарм Ставка придавала большее значение, чем наступлению на юге. И первоначально срок перехода в наступление Юго-Западного и Донского фронтов был установлен на значительно более раннюю дату, чем 19–20 ноября. Далее я приведу свидетельство, что сначала контрнаступление под Сталинградом планировалось на 7–8 ноября.
Василевский отмечает в мемуарах: «Сосредоточение последних войсковых соединений и всего необходимого для начала операции, по самым твердым нашим расчетам, должно было закончиться не позднее 15 ноября». Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» цитирует свое послание Сталина по «Бодо» от 11 ноября: «Плохо идет дело со снабжением и с подвозом боеприпасов. В войсках снарядов для «Урана» (условное название операции по окружению сталинградской группировки. – Б.С.) очень мало. К установленному сроку операция подготовлена не будет. Приказал готовить на 15.11.1942 г.». Вероятно первоначальный срок был еще более ранний – 9 или 10 ноября. Однако и к 15 не удалось подвезти все требуемые запасы. Поэтому начало наступления было перенесено на 19 ноября для Юго-Западного и Донского фронта, и на 20 – для Сталинградского.
Уже 7 ноября германская авиационная и радиоразведка установила концентрацию советских сил на плацдармах у Клетской и Серафимовича. Командование 6-й армии и группы армий «Б» ожидало скорого советского наступления, но недооценило его масштаб. Начальник штаба 6-й армии генерал-лейтенант Артур Шмидт 1 декабря признавал: «Было бы неправильно искать сегодня виновника этой беды. Все мы не разглядели опасности во весь ее рост… и в очередной раз недооценили русских».
Радиоразведка у немцев была сильна. 7 февраля 1943 года на основании изучения трофейных документов и опроса пленных Абакумов доложил Берии о подразделениях радиоразведки 6-й немецкой армии: «По сообщению Особого отдела НКВД Донского фронта, задержанные военнопленные немецкой армии: переводчик отдела 1-ц 237-й пехотной дивизии Адамчейк и переводчик отдельной роты при отделе 1-ц 6-й армии Маза показали о наличии в германской армии специальных подразделений радиоразведки и радиоподслушивания.
Военнопленный Адамчейк показал: в составе 4-го полка связи 6-й германской армии находилась рота радиоразведки «нац», ловившая передачи Красной Армии и доставлявшая их в отдел 1-ц дивизии. Благодаря «нац» в последних числах ноября и в декабре 1942 года, а также в начале января с.г. немецкое командование обладало ориентировкой о числе и типах русских танков, их потерях, ожидаемого нового прибытия танков, о номерах танковых бригад и полков, о гвардейских минометных полках, запасах снарядов и о подготовке наступления.
О предполагаемом на 10 января с.г. часе и месте наступления русских немецкому командованию стало известно днем раньше из радиограммы одной танковой части, которая сообщила о занятии исходной позиции и подготовленности к завтрашнему наступлению в установленный час.
Военнопленный Маза Александр, 1921 года рождения, уроженец г. Калуги, бывший связист 42-го полка связи штаба ЮгоЗападного фронта, состоявший на службе в германской армии, показал:
В подчинении отдела 1-ц 6-й немецкой армии, действовавшей под Сталинградом, имелась отдельная рота радиоподслушивания в количестве 150 человек. В кольце окружения круглые сутки работали одновременно 13 немецких радиостанций типа «Барта» и «Ульрих». Работой радиостанций руководил обер-лейтенант Хенель.
Отдел 1-ц 6-й армии имел три радиостанции по перехватам приказов Красной Армии, шифровального и открытого текста, а также микрофонных и телеграфных шифрованных передач.
Обработка радиоперехватов проводилась при помощи захваченной в с. Дмитриевка таблицы и кода 51-го гвардейского танкового полка Красной Армии.
Радиослужбой, по донесениям от 20 декабря 1942 года, германское командование было осведомлено о подготавливаемом Красной Армией наступлении танковых сил 64-й и 57-й армий в районах Карповки и Ракотино и лагерь Ворошилова.
Кроме того, Адамчейк показал, что со слов обер-офицера отдела 1-ц 6-й армии доктора Коха, ему известно о существовании при отделе 1-ц армии отделений Абвер-1 и Абвер-2, которые ведут агентурную работу.
Так, Кох рассказывал Адамчейку, что в сентябре 1942 года он перебросил в расположение частей Красной Армии несколько калмыков, дав им задание проводить агитацию среди калмыцкого населения, чтобы при приближении немцев они не угоняли скот вглубь страны».
С помощью радиоразведки штаб 6-й армии был осведомлен о концентрации советских войск и для ноябрьского наступления, но недооценил его масштаб. А если бы даже Паулюс полностью осознал всю грозящую армии опасность, что бы он мог сделать? Ведь Гитлер запретил уходить из Сталинграда и тем более не разрешил бы это сделать еще до начала советского наступления. К тому же исход предшествовавших советских контрударов мог настроить командование 6-й армии, да и штаб группы армий «Б», на оптимистичный лад. Но оптимизму мешало одно обстоятельство. Теперь советские удары должны были прийтись по участкам, занимаемым румынскими войсками. А в том, выдержат ли румыны натиск превосходящих советских сил, уверенности не было.
Среди германских генералов было распространено мнение, что Сталинград вообще не стоило штурмовать, поскольку сам по себе стратегического значения он не имел, а как промышленный и транспортный центр был выведен из строя люфтваффе и артиллерией. Стремление овладеть Сталинградом приписывают политическим амбициям Гитлера, не в последнюю очередь – из– за названия города. С советской стороны мысль о том, что Сталинград надо было оставить, отведя войска за Волгу, не раз высказывал маршал Малиновский. В 1965 году на одной из встреч с военными и интеллигенцией он сказал примерно следующее: «Я считаю, что Сталинград вообще не надо было оборонять. Проще было отвести войска на восточный берег Волги. Волга – слишком серьезная преграда, чтобы немцы смогли быстро форсировать ее. Те войска, которые были перемолоты в борьбе за город, лучше было бы использовать для контрударов по флангам противника. Тогда наши потери были бы гораздо меньше немецких, а так в ходе оборонительного сражения они оказались в несколько раз больше».
Тут надо заметить, что в случае, если бы советские войска ушли из Сталинграда, немцам не пришлось бы держать там столько сил и средств, поскольку они были бы прикрыты такой мощной преградой, как Волга в ее среднем течении. Тогда они имели бы возможность выделить достаточно сил для защиты коридора между Доном и Волгой, и окружения бы 6-й армии во всяком случае не последовало. Кроме того, часть дивизий из-под Сталинграда отправили бы на Кавказ, но это вряд ли бы позволило группе армий «А» достичь там решающего успеха. Правда, немцам все равно рано или поздно пришлось бы уйти из Сталинграда, но не с такими потерями, какие были в результате гибели 6й армии. Что же касается идеи германских генералов не брать Сталинград, а ограничиться его разрушением с воздуха, то здесь экономия сил была бы невелика. Ведь немцам все равно пришлось бы на фронте реки Дон сдерживать натиск группировки советских войск, находившейся в районе Сталинграда, и о переброске дополнительных дивизий на Кавказ речи бы не шло.
Кое-какая информация о подготовке Сталинградского контрнаступления у немецкого командования, как мы убедились, имелась. Еще 7 ноября Гитлеру и другим руководителям вермахта доложили важное сообщение от одного из агентов абвера, согласно которому, 4 ноября советская Ставка решила провести до 15 ноября ряд наступательных операций. Главные удары предполагалось нанести от Грозного в направлении Моздока, в районе Нижнего и Верхнего Мамона в Донской области, под Воронежем, Ржевом, южнее озера Ильмень и под Ленинградом». Времени хватило бы для отвода 6-й армии из Сталинграда. На самом деле советские войска первоначально должны были перейти в наступление под Сталинградом в более ранние сроки, и лишь задержка с сосредоточением сил и средств заставила отложить его начало до 19 ноября. В действительности советский Юго-Западный фронт нанес главный удар не на своем правом крыле, у хуторов Верхний и Нижний Мамон, – против итальянцев, а на своем левом крыле, против румын. Однако вполне вероятно, что первоначально предусматривался более глубокий охват противника и удар именно на правом фланге Юго-Западного фронта, как о том и сообщал неизвестный агент.
И в любом случае удар с юго-запада грозил отрезать немецкую группировку у Сталинграда. Единственным способом избежать этого был немедленный отвод армии Паулюса за Дон. Однако Гитлер не хотел отводить войска к Дону – это означало бы признание краха стратегии на Восточном фронте.
Подробно о донесении неизвестного агента пишет в мемуарах бывший начальник отдела «Иностранные армии – Восток» знаменитый Рейнхард Гелен: «4 ноября 1942 года поступило важное донесение по линии абвера. В нем говорилось: «По полученным от доверенного лица сведениям, 4 ноября состоялось заседание Военного совета под председательством Сталина, на котором присутствовали 12 маршалов и генералов… Было решено провести все запланированные наступательные операции еще до 15 ноября, насколько это позволят погодные условия. Главные удары: от Грозного в направлении Моздока, в районе Нижнего и Верхнего Мамона в Донской области, под Воронежем, Ржевом, южнее озера Ильмень и под Ленинградом». Ссылки на это донесение есть и в работах немецких и иностранных исследователей. Гитлеру и другим руководителям вермахта о нем доложили 7 ноября. Времени хватило бы для отвода 6-й армии из Сталинграда. Подчеркну, что до сих пор большинство документов, относящихся к планированию Сталинградского контрнаступления, остается секретным… Более того, почти до самого дня контрнаступления войска 6-й армии продолжали активные боевые действия в Сталинграде, пытаясь сбросить советские части в Волгу. Это лишило немецкое командование возможности перебросить часть дивизий 6-й армии из города для укрепления флангов, обороняемых гораздо менее боеспособными румынскими частями.:
Маршал Жуков в мемуарах утверждал, что идею контрнаступления он разработал вместе с маршалом Василевским, а потом непосредственно координировал его подготовку. Однако в действительности как подготовку, так и непосредственное руководство войсками в начале сталинградского контрнаступления осуществлял Василевский. Жуков же основное время уделял подготовке главного удара кампании 1942 года на западном направлении. Р. Гелен 6 ноября, еще до знакомства с донесением о совещании в Кремле, утверждал: «Главное направление будущих русских операций… все отчетливее вырисовывается в полосе группы армий «Центр». Однако еще не ясно, намереваются ли русские наряду с этим провести крупную операцию на Дону или они ограничат свои цели на юге по тем соображениям, что не смогут добиться успеха одновременно на двух направлениях из-за недостатка сил. Во всяком случае, можно заключить, что подготовка ими наступления на юге не настолько продвинулись вперед, чтобы предполагать здесь в ближайшем будущем – одновременно с ожидаемым наступлением против группы армий «Центр» – крупную операцию». Начальник германской разведки на Востоке недооценил масштаб и быстроту сосредоточения советских войск на южном участке фронта. Но он не ошибся в том, что наступление на Дону будет вспомогательным по отношению к наступлению на западном направлении. Это доказывается распределением сил и средств. Войска Западного и Калининского фронтов, начавшие 25 ноября под руководством Жукова операцию «Марс» – наступление на Ржев – насчитывали, вместе с находившимися в тылу резервами, 1,9 млн. человек, более 24 тыс. орудий и минометов, 3 300 танков и 1 100 самолетов. В ходе операции предполагалось разгромить группу армий «Центр» и выйти к Балтийскому морю. Лишь после того, как жуковское наступление провалилось, и ударные группировки Калининского и Западного фронтов попали в окружение, резервы были переброшены на юг. Неудавшаяся же операция «Марс» была объявлена Жуковым, а вслед за ним и советскими историками, «вспомогательной» по отношению к операции «Уран» – сталинградскому контрнаступлению.
Рокоссовский так изложил события, связанные со Сталинградским контрнаступлением, в своих мемуарах: «При здравой оценке создавшегося положения и в предвидении надвигавшейся зимы у врага оставался только один выход – немедленный отход на большое расстояние. Но, недооценивая возможности Советского Союза, противник решил удержать захваченное им пространство, и это было в сложившейся обстановке своевременно использовано нашим Верховным Главнокомандованием.
О предстоящем контрнаступлении мы узнали уже в октябре от прибывшего снова заместителя ВГК Г. К. Жукова. В общих чертах он ознакомил нас, командующих Донским и Сталинградским фронтами, с намечаемым планом. Все мероприятия проводились под видом усиления обороны. В период 3–4 ноября в районе 21-й армии Г. К. Жуков провел совещание с командующими армиями и командирами дивизий, предназначенных для наступления на направлении главного удара. Здесь же отрабатывались вопросы взаимодействия Донского фронта с Юго-Западным на стыках. Подобное мероприятие было проведено и с командным составом Сталинградского фронта.
Меня несколько удивило то обстоятельство, что совещание носило характер отработки с командирами соединений вопросов, которые входили в компетенцию командующего фронтом, а не представителя Ставки.
Другое дело – увязка взаимодействий между фронтами. Здесь могут возникнуть вопросы, которые легче решить представителю Ставки тут же, на месте».
И тут Рокоссовский запечатлел почти гоголевскую сцену в штабе Юго-Западного фронта: «Для увязки некоторых вопросов взаимодействия мне еще пришлось побывать на командном пункте командующего Юго-Западным фронтом генерала Ватутина, где находился и начальник Генерального штаба Василевский. Мне показалось странным поведение обоих. Создавалось впечатление, что в роли командующего фронтом находится Василевский, который решал ряд серьезных вопросов, связанных с предстоящими действиями войск этого фронта, часто не советуясь с командующим. Ватутин же фактически выполнял роль даже не начальника штаба: ходил на телеграф, вел переговоры по телеграфу и телефону, собирал сводки, докладывал о них Василевскому. Все те вопросы, которые я намеревался обсудить с Ватутиным, пришлось обговаривать с Василевским». Нередко командующий фронтом был при представителе Ставки чуть ли ни мальчиком на побегушках.
Рокоссовского возмущало, что представители Ставки (а чаще всего в этом качестве выступали заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков и начальник Ген-штаба А. М. Василевский), не неся по сути никакой ответственности за исход операций, фактически подменяли собой фронтовое командование, чтобы в случае успеха разделить с ним лавры победителей. При этом они практически не занимались тем, чем должны были заниматься – централизованной координацией действий всех фронтов, наиболее целесообразным распределением между ними сил и средств, долгосрочным стратегическим планированием и предвидением наиболее вероятных действий противника.
По свидетельству П. И. Батова, 20 октября Рокоссовский сказал ему: «На днях получите указания для разработки армейской операции. Всего в наступлении будет участвовать семь армий.
Думаю, начнем в праздники… А сейчас поедем на плацдарм, хочется поглядеть на ваших орлов».
Это говорит о том, что первоначально на подготовку к последнему сталинградскому контрнаступлению отводилось всего 18 дней, и его планировалось начать 7—8 ноября, в праздничные дни. Но подготовка, как обычно, затянулась.
Батов так изложил замысел операции, в которой его 65-й армии из всех армий Донского фронта отводилась основная роль: «В системе трех фронтов основной удар наносили с севера войска Н. Ф. Ватутина, в их числе и наш правый сосед – 21-я армия. Цель у И. М. Чистякова – прорвать оборону, ввести в прорыв крупные подвижные соединения и быстрее выйти на Калач. Но при этом левый фланг 21-й армии оказывался под опасной угрозой удара сильной немецкой группировки (я называю ее сиротинской), стоявшей в малой излучине Дона. Тут-то и начиналось дело 65-й армии. Наступая с клетского плацдарма, ее дивизии должны были принять на себя удар немецких танковых и пехотных частей и надежно прикрыть фланг армии И. М. Чистякова, которая в это время будет громить румын. Такова была наша первая задача. Потом нашим дивизиям вместе со стрелковыми частями Чистякова предстояло выйти в район Песковатки и тем самым уплотнить кольцо вокруг отрезанной группировки противника, довершив дело, начатое подвижными соединениями. Наконец, третья и последняя задача, которую паша армия решала уже в интересах своего фронта: являясь его главной ударной группировкой, мы охватывали с юго-запада сиротинскую группировку немецко-фашистских войск, в то время как генерал И. В. Галанин должен был перехватить переправы в Вертячем. Таким образом, 65-я и 24-я армии отрезали несколько отборных дивизий немцев, не говоря уже об армейском корпусе румын».
Задача войск Рокоссовского осложнялась тем, что им, в отличие от войск Юго-Западного фронта, противостояли не только румынские войска, имевшие невысокую боеспособность, но и гораздо более сильные немецкие дивизии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.