Глава 5. Тяжелые потери

Глава 5. Тяжелые потери

Ночью с 11 (24) на 12 (25) октября 3-й батальон лейб-гвардии Семеновского полка безрезультатно поднимали в атаку. Не произведя разведку, роты наступали с неизвестного расстояния на невидимого врага. Батальоном командовал полковник Зыков[419]. Опытный и образованный офицер, до войны закончивший две академии, военную и юридическую. Накануне он неоднократно убеждал начальство отменить приказ об атаке, ставшей самой кровавой и самой нелепой для семеновцев в Великую войну. Свидетельствует участник ночного боя, С. П. Дирин[420], в тот день – подпоручик, командующий 12-й ротой: «Зыкова я застал в страшном возбуждении. Он вполне ясно отдавал себе отчет в том, что ночная атака в данной обстановке является безумием. Он уже докладывал свои соображения командиру полка, и генерал Эттер умолял по телефону начальника дивизии если не отменить атаку, то изменить некоторые детали приказания, но генерал Олохов стоял на своем, в свою очередь ссылаясь на приказание свыше – ночная атака с занимаемой позиции в указанный приказом час»[421].

В девять часов вечера по свистку командира 10-й роты капитана Андреева[422] семеновцы поднялись из своих укрытий и двинулись на неприятеля. За австрийской линией обороны горел фольварк Градобице, накануне днем подожженный русской артиллерией. Огонь пожара ослеплял наступающих и высвечивал на фоне безлунной ночи их фигуры, превращая в мишени. Офицеры отчетливо понимали, что никакой надежды на успех нет и что они ведут свои роты на верную смерть. Обратимся к воспоминаниям С. П. Дирина: «…замечаю, что пожар нас высвечивает вовсю и что ни о какой неожиданности штыкового удара при таком освещении и речи быть не может. Не успел я высказать свою мысль Андрееву, как со страшным свистом проносится вокруг нас ураган пуль. Мы обнаружены, и по нам открыт сильнейший ружейный и пулеметный огонь… Андреев падает вперед, на грудь, убитый наповал пулей в лоб. Вслед за ним падают убитыми, почти одновременно, оба чина моей связи. Идущие по сторонам ряды редеют. Люди один за другим валятся на землю»[423]. Сражаясь в кромешной мгле, по колено в грязи, не зная местности, семеновцы понесли тяжелые потери от сосредоточенного огня венгров. Погибло несколько офицеров. Среди них – командир 10-й роты капитан Андреев. Австрийская пуля сразила поручика Якимовича[424], сына известного в Санкт-Петербурге генерала Якимовича. Смертельное ранение получил младший офицер 12-й роты прапорщик Степанов[425].

Утром выяснилось, что потери убитыми и ранеными 3-го батальона составили в среднем около сорока процентов личного состава. Причем 10-я и 12-я роты потеряли почти восемьдесят процентов!

Штаб 1-й гвардейской дивизии требовал, чтобы и лейб-гвардии Преображенский полк тоже двинулся вперед. То, что одновременно с семеновцами в ночную атаку поднимутся и преображенцы, стало главным аргументом генерала Олохова. Рассказ об этом находим в воспоминаниях полковника Зайцова: «Штаб дивизии, по совершенно непонятным и необъяснимым причинам, почему-то решил, что раз дневная двухдневная атака с поддержкой артиллерии не смогла выбить венгров, полк должен их атаковать ночью без артиллерии. Бессмысленность этой новой жертвы была настолько очевидна, что командир полка генерал-майор фон Эттер по телефону категорически отказался вести полк «на убой». Все его доводы, однако, упирались в упрямое упорство штаба дивизии, требовавшего и приказывавшего ночную атаку. Все, кто присутствовал при этой, полной трагизма, защите командиром своего полка, знавшего, что эти новые жертвы бессмысленны, никогда не забудут этого разговора в Здункове у разбитой халупы, в сумерках 11-го октября»[426]. Сам генерал Эттер в 1936 году писал об этом драматическом эпизоде следующее: «Ночная атака 11-го октября завершилась успехом. На следующее утро неприятель отошел по всей линии, но успех был куплен слишком дорогой ценой. Телефонные переговоры с очень от нас отдаленным штабом дивизии не прекращались в течение двух дней, причем мы упорно объясняли опасность штурмовать в лоб без артиллерийской подготовки сильно укрепленную позицию, в ответ получили только требование двигаться вперед и взять высоту. Приказание начать атаку я решился отдать только тогда, когда получил категорическое обещание начальника дивизии, что одновременно с нами поднимется и двинется соседний нам Преображенский полк. Но этого не случилось. Кроме нас никто не двинулся, и только впоследствии мне стало известно, что Преображенцам было разрешено не атаковать»[427]. Значительная часть ответственности за неоправданные потери семеновцев лежит на их командире, генерале Эттере, не сумевшем из-за мягкого характера убедить штаб 1-й гвардейской дивизии отказаться от идеи ночной атаки. Убедительно звучит в его адрес критика Ю. В. Макарова: «11-го октября атака успехом не завершилась по той простой причине, что ни один из атаковавших до противника не дошел. С позиции венгры действительно ушли, но на другой день, после атаки. Отход их был предрешен до нашей атаки и вызван был неудачей соседней австрийской дивизии на Новоалександрийской переправе. Как могло выйти, чтобы из предполагавшейся бригады пошло в атаку две роты? И как, два дня ведя переговоры со штабом дивизии, не найти было времени сговориться с соседями Преображенцами, которым было «разрешено не атаковать»? Быть может, некого было послать? А что же делал штаб в 16 человек? И если через 21 год, будучи в спокойном состоянии и сидя у себя дома, И. С. Эттер мог писать такие военные несуразности, то что же делал он тогда, на месте, когда решения нужно было принимать мгновенно и когда от этих решений зависела жизнь сотен людей»[428].

Главным виновником трагедии являлся генерал Олохов. Собственные амбиции и упрямство оказались для него сильнее аргументированных мнений командиров полков Петровской бригады. Невольно вспоминаются его рассуждения 20 августа (2 сентября) о неизбежности больших потерь, когда Старая гвардия без артиллерии, без разведки, при малых резервах, штурмовала безымянные высоты у Владиславова и Стрыйны и потеряла почти четверть личного состава. В тот день ответственность за это в большей степени легла на генерала Мрозовского, отдавшего приказ о лобовой атаке. Довольно резко охарактеризовал его Ю. В. Макаров: «За японскую войну он получил Георгиевский крест, а за женой много денег. Его пара рыжих, в английской упряжи, была одной из лучших в Петербурге. Как артиллерист он пехотного дела не знал и им не интересовался. В обращении был самоуверен и груб. У нас его терпеть не могли. Если он и воевал, то о подвигах его ничего слышно не было. Зато в Москве, где с 15 года он командовал войсками, его все единодушно ненавидели»[429]. А ведь можно было провести всего лишь сутки в обороне и дождаться прибытия артиллерии и других частей 1-й гвардейской дивизии, чтобы на следующий день, если потребуется, атаковать потерявшего наступательный порыв неприятеля по всем правилам военной науки и одержать победу наверняка и с минимальными потерями. Кроме того, обстановка на соседних участках фронта заставляла австрийцев отойти с занимаемых позиций, на что указывал в своих воспоминаниях генерал Головин: «…Х-й австро-венгерский корпус попадал в стратегический мешок, вследствие чего незачем было стараться бить его встречным ударом в лоб. Стратегически, гораздо разумнее была оборона отряда ген. Мрозовского за речкой Гелчев, впредь до сбора гвардейского и III-го кавказского корпусов за правым его флангом и выхода 5-й армии в тыл Х-го австро-венгерского корпуса»[430]. Для принятия верного решения генералу Мрозовскому необходимо было оценить оперативную обстановку на фронте. Но – увы – полководческие способности дарованы не всем…

Будучи свидетелем боя у Владиславова 20 августа (2 сентября), генерал Олохов имел возможность оценить действия генерала Мрозовского и не повторять его ошибок в будущем. Но, отдавая приказ о ночной атаке на господствующую высоту близ фольварка[431] Градобице 11 (24) октября, он предпочел оставаться во власти эмоций и амбиций, прикрывая свою оперативную близорукость и стратегическую недальновидность рассуждениями о неизбежности кровавых потерь на войне. Потерь, которых можно было избежать, правильно оценив развитие событий на фронте. Приведем мнение полковника Зайцова: «С рассветом 12-го огонь австрийцев вдруг совершенно прекратился и разведка вскоре выяснила, что венгры ушли! Полк бросился их преследовать через ф. Градобице на Зволю. Что же произошло? История венского Кригсархива дает нам сейчас на это ответ. 31-я Гонведная дивизия V-го венгерского корпуса, отбивавшая атаки нашего XXV-го корпуса, целиком в этот день переправившегося через Вислу у Ново-Александрии, держалась там почти весь день, но когда части XXV-го корпуса были усилены и 45-й дивизией нашего XIV-го корпуса, она сдала и откатилась от Ново-Александрийской переправы на 10 верст к Лагову и этим обнажила правый фланг дравшейся с нами 33-й венгерской дивизии. Поэтому фельдмаршал-лейтенант фон Ребрах и «вынужден был из-за отхода 37-й гонведной дивизии загнуть свой правый фланг». Этот загиб правого фланга 33-й дивизии и выразился в том, что после атаки нашего III-го батальона она в ночь с 11-го на 12-е октября отвела его от Марко-Воли и ф. Градобице на 6 примерно километров назад. Отход бывших против нас венгров был, таким образом, предрешен ими еще до ночной атаки нашего III-го батальона, и вызван он был не лобовыми атаками, которые так настойчиво проводил наш штаб дивизии, а неудачей соседней своей дивизии на Ново-Александрийской переправе»[432].

Подпоручик барон В. Н. Сталь-фон-Голынтейн. Преображенец производства 1914 года из старших камер-пажей. Убит 9 (22).11.1914 в бою у деревни Хелм

Офицеры полка. Слева направо: Ю. И. Холодовский 1, Г. А. Мещеринов 3, А. Р. Кондратенко, Н. Н. Вансович 2, А. Л. Бенуа

Из вышесказанного следует, что тактическое звено – полк – нередко действовал по способностям, изолированно, находясь в неведении о планах соседних частей. А вышестоящие штабы, дивизионные, корпусные и армейские, не организовали взаимодействия и не проявляли должного оперативного мышления, что крайне важно в условиях маневренной войны, когда обстановка на фронте менялась стремительно. Даже самый выверенный стратегический план – лишь вариант из нескольких возможных путей развития ситуации. Он мало чего стоит без учета эволюции фронта. Надо признать, что не многие генералы императорской армии владели искусством оперативного управления крупными войсковыми соединениями. По этой причине войска часто несли неоправданные потери. В первую очередь редели самые боеспособные, преданные престолу гвардейские полки, которые с самого начала Великой войны направлялись на наиболее ответственные участки фронта. В итоге – довоенный состав императорской гвардии был в значительной степени истреблен летом и осенью 1914-го. В воспоминаниях Ю. В. Макарова есть свидетельство С. П. Дирина о моральном духе семеновцев, ходивших в ночную атаку 11 (24) октября: «…люди исполнили в эту ночь свой долг и беззаветно вышли из окопов на почти верную смерть. Такой доблестной, спаянной роты я уже более за всю войну не встречал. Не только был жив дух подготовки мирного времени, но и запасные, влитые в роту при мобилизации, за два месяца пребывания в ее рядах, успели слиться с ротой и впитать ее дух и дисциплину. Когда на следующий день подсчитали потери обоих рот, то убитыми и ранеными оказалось чуть ли не около 80 %. При такой пропорции сколько же могло остаться в ячейках и не пойти в бой? Разве что единицы… Исключительно темной ночью из ячеек, отстоявших друг от друга чуть не на десять шагов, о принуждении и речи быть не могло. Каждый был предоставлен своей совести. Каждый был волен выйти из ячейки или еще глубже в ней зарыться… А как умирали!.. Наутро офицеры, обходя поле боя, были поражены видом этих рядов солдат, лежавших головами вперед и чуть что не равнявшихся умирая… Значит, ни у кого не было попытки уйти назад. А ведь ночью это так просто и так легко!..»[433].

Слева направо: прапорщик Г. А. Мещеринов 3, подпоручик А. Л. Бенуа, поручик М. Н. Моллер 1

В окопах

Полковник Игнатьев с большим трудом убедил начальство отменить ночной бой. Без должной подготовки боевое столкновение в такой обстановке неизбежно привело бы к неоправданным жертвам. 11 (24) октября у преображенцев прошло в перестрелке и подготовке к активным боевым действиям.

12 (25) октября 9-я армия перешла в общее наступление. Первому гвардейскому корпусу приказано выйти на линию между деревнями Суха и Зволень.

После стремительной атаки преображенцы заняли деревню Сарнов и совместно с семеновцами овладели многоярусной укрепленной позицией у фольварка Градобице. В плен сдалась целая рота венгров при двух пулеметах. Семь разведчиков 16-й роты во главе с подпоручиком Вансовичем 2[434] захватили фольварк Зволя, пленив венгерский отряд из двух офицеров и сорока трех нижних чинов. К концу дня преображенцы заняли боевую линию между фольварками Тартак и Градобице.

Около 12 часов 13 (26) октября «…наступил незабываемый по красоте и подъему духа последний период Ивангородских боев. Все поле покрылось бегущими вперед, с винтовками наперевес, частями гвардии. Всюду раздавалось громовое русское ура. Противник, предпочитая сдачу в плен смерти, толпами выбегал из окопов и строился в колонны, выкидывая белые флаги»[435]. Не пожелавшие сдаться австрийцы бросали окопы и пытались укрыться в лесном массиве, прозванном «Чарным Лясом». Легкая гвардейская артиллерия метко посылала им вслед целый дождь шрапнелей, которые разрывались над самыми спинами бегущих. Во время лихой атаки поручик П. М. Миркович привел к штабу полка для пополнения поредевших батальонов две маршевые роты из Петрограда. Картина общего наступления гвардейских частей произвела неизгладимое впечатление на необстрелянных солдат.

«Около полудня, – пишет австро-венгерская история войны, – удар русской гвардейской пехоты прорвал фронт 33-й дивизии и вынудил отход всего корпуса»[436]. Атакуя отходящего противника, преображенцы заняли деревни Берздежа, Пенков и Чарныляс, где и заночевали. В том бою взвод преображенцев из двадцати трех солдат взял в плен сто восемьдесят австрийцев. За этот подвиг командир взвода старший унтер-офицер Таранов получил Георгиевский крест III степени из рук государя. Одновременно лейб-гвардии Семеновский полк с боем вышел на южную окраину деревни Хехлы. Его первый батальон ударом во фланг отступающего противника содействовал преображенцам. В тот день 9-я армия в нескольких местах прорвала фронт. Гвардия захватила важный узел обороны у Берздежи и лес у деревни Чарныляс.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.