Глава 7. На сопках Маньчжурии
Глава 7. На сопках Маньчжурии
Когда, окончив училище, Александр Кутепов приехал в отпуск, Архангельск показался ему после столицы глубокой провинцией. А перед родными предстал бравый офицер в новом мундире, как всегда мужественный и жизнерадостный. Нежные чувства к младшим, переполнявшие его, он старался не выказывать. Ведь ему еще не было и двадцати двух лет.
Дома отслужили молебен, и Павел Александрович благословил пасынка, но от волнения ничего не сказал на прощание. А вскоре Александр нашел в кармане своего мундира напутственное письмо от отчима: «Будь всегда честным, никогда у начальства не напрашивайся, а долг свой перед Отечеством исполни до конца»[185].
30 сентября (13 октября) 1904 года подпоручик Кутепов приехал в полк в деревню Хомутунь.
Можно представить, с каким волнением встретился он со своими будущими боевыми товарищами. Однако Кутепов всегда умел скрывать свои чувства и держаться просто, с достоинством.
Свидетельств современников, рассказывающих о прибытии Александра Кутепова в полк, у нас нет. Мы можем лишь представить, как двадцатидвухлетний новоиспеченный подпоручик явился с докладом к командиру 85-го Выборгского пехотного полка. Им командовал тогда полковник Андрей Медардович Зайончковский, которому в декабре исполнялось сорок два года[186].
Андрей Медардович ко времени вступления в должность командира 85-го Выборгского пехотного полка[187] имел блестящую карьеру гвардейского офицера. Выпускник Николаевского инженерного училища 1883 года, он в 1888 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду и служил сначала старшим адъютантом 1-й гвардейской кавалерийской дивизии (с 1 (13) января 1890 года), затем командиром роты лейб-гвардии Егерского полка (1892–1893). В дальнейшем он последовательно занимал ряд должностей в штабе гвардейского корпуса[188].
Кроме того, Андрей Медардович был известен как военный историк и теоретик, в 1899 году была опубликована его работа «Оборона Севастополя», а в 1899–1900 годах увидел свет его учебник прикладной тактики. Однако нам представляется, что карьера штабного, «паркетного» генерала его не прельщала, поэтому 18 (31) мая 1904 года он получил назначение командиром 85-го пехотного Выборгского полка, который выступил в поход на Дальний Восток 8 (21) июля 1904 года[189].
Командование 85-м Выборгским полком на фронте давало ему возможность заслужить репутацию боевого офицера и было необходимым этапом продвижения по службе. Уже в начале 1905 года он надел генеральский мундир…
Какое впечатление произвел подпоручик Кутепов на полковника Зайончковского?
Прочитав аттестацию из юнкерского училища, он наверняка отметил для себя, что вновь прибывший молодой офицер – незаурядная личность, ведь в училище он был фельдфебелем, значит, проявил командирские качества, учился отлично, получил приз за фехтование на эспадронах, значит, и теоретическую и личную физическую подготовку имел хорошую. Имея выбор в распределении, сам попросился на фронт, что говорило о силе духа, патриотизме, инициативе. Во время боев армия несла большие потери, офицерских кадров катастрофически не хватало, часто их должности занимали зауряд-прапорщики из унтер-офицеров. В этой обстановке подпоручик Кутепов был настоящим приобретением для полка.
Полковник Зайончковский увидел подтянутого, в новенькой, аккуратно подогнанной форме молодого офицера. Он держался уверенно, с достоинством, уважительно, но без подобострастия, прямо смотрел в глаза. Их взгляды встретились. Не знали они тогда, что через пятнадцать лет, во время Гражданской войны, в грозовом 1919-м окажутся по разную сторону баррикады. Бывший генерал от инфантерии A. M. Зайончковский возглавит штаб 13-й красной армии, вставшей на пути Добровольческого корпуса генерала Кутепова. И тогда, склоняясь над штабными картами, стараясь угадать, какой изберут маневр, куда на этот раз ударят белые, «товарищ» Зайончковский не раз вспоминал подпоручика Кутепова, его твердый, спокойный взгляд, в котором читался решительный характер… А осенью 1904-го, на сопках Маньчжурии, во время их первой встречи, полковник Зайончковский временно определил подпоручика Кутепова в резерв, чтобы он мог познакомиться с фронтовой обстановкой.
85-й Выборгский и 86-й Вильманстранский пехотные полки составляли первую бригаду 22-й пехотной дивизии, которая, в свою очередь, входила в состав 1-го армейского корпуса. 22-я пехотная дивизия состояла из двух бригад по два пехотных полка в каждой бригаде. Вторую бригаду составляли 87-й Нейшлотский и 88-й Петровский пехотные полки. 22-й пехотной дивизией командовал генерал-лейтенант Аффанасович, командиром ее первой бригады был генерал-майор Новиков, командиром 85-го Выборгского полка был полковник Андрей Медардович Зайончковский[190].
22 сентября (5 октября) 1904 года началось сражение на китайской реке Шахэ. К месту боевых действий стягивались крупные силы наших войск. В их числе на фронт был отправлен и 85-й Выборгский полк. 22 сентября (5 октября) 1904 года корреспондент «Русского инвалида» Кронид Кронидович Агафонов писал из Мукдена: «Я выехал сегодня на мандаринскую дорогу, по которой тянулись войска. В одном месте у городских ворот так запрудило площадь транспортами и одиночными людьми, что проходивший в это время 85-й пехотный Выборгский полк должен был остановиться. Командир полка, полковник Зайончковский, вызвал вперед охотников и только с помощью этой меры открыл путь полку.
Армия перешла в наступление! Давно желанный час настал. В походной церкви полевого штаба сегодня по случаю движения вперед был отслужен молебен»[191].
Русские войска пытались помочь своими активными действиями осажденному Порт-Артуру. Но после неудачного наступления 22–27 сентября (5–10 октября) они перешли к обороне. Стремясь перехватить инициативу, японские войска 27 сентября (10 октября) – 4(17) октября предприняли крупную наступательную операцию. Горячие бои развернулись за обладание ключевыми высотами. Одну из них занимали части 22-й пехотной дивизии, находившейся в центре расположения русских войск. Эту сопку назвали Новгородской сопкой, ведь 22-я пехотная дивизия была новгородской, в мирное время ее полки дислоцировались в Новгородской губернии.
Окопы (из фондов РГАКФД)
Подпоручик Кутепов прибыл на фронт именно в дни яростных атак японцев на позиции 22-й пехотной дивизии. Замечательно, что в первые же сутки после поступления в полк подпоручик Кутепов в ночь на 1 (14) октября принял боевое крещение. Той ночью 85-й Выборгский полк вел бой, прикрывая отход 4-го Сибирского корпуса[192].
В «Правительственном вестнике» находим: «В бою 30-го сентября особо отличились 4-й Восточно-Сибирский и 5-й Сибирский Иркутский полки, отлично также действовали части 85-го пехотного Выборгского полка. Потери наши за три дня боя значительны»[193].
«Русский инвалид» писал о тех тяжелых боях: «В ночь на 1-ое октября японцы огромными силами обрушились в направлении большой мандаринской дороги к Мукдену на войска нашего корпуса, занимавшего позиции на линии р. Шахэ. Несколько отчаянных атак японцев было отбито, но последняя, веденная с особым азартом и крупными силами на центр нашего корпуса, увенчалась успехом, выразившимся в прорыве этого центра. В то же время разгорелся бой на правом фланге соседнего участка, куда японцами направлялись большие силы. Возможность прорыва центра всего нашего расположения, угрожавшего соседним частям, была парализована быстрым движением нескольких батальонов на поддержку частей, прорвавшихся близ большой мандаринской дороги. При энергичном содействии этих батальонов наши войска перешли в наступление, завершившееся отобранием у японцев назад д. Ша-хэ-пу, лежащей на левом берегу р. Шахэ, и занятием прежних позиций корпуса. К отбитым с большим уроном японцам тем временем подошли их резервы, с помощью которых они снова бешено бросились на деревню Ша-хэ-пу. Последняя осталась на этот раз в их руках. Тогда генерал-адъютант Куропаткин[194] направил сюда часть своего резерва, при поддержке которого наши войска вновь перешли в наступление и после упорного боя не только выбили японцев из этой деревни, но и оттеснили их версты на две за последнюю»[195].
Во время этого упорного боя правый фланг русских войск был атакован японцами с фронта и одновременно в обход их правого фланга. Положение русских частей становилось тревожным, и начальник отряда двинул вперед резерв. Он атаковал наседавших японцев во фланг. Неприятель отступил, цепляясь за каждый дом в попутных селениях, за каждую удобную складку местности. В результате боя части правого крыла русских войск сохранили свои позиции на линии реки Шахэ.
Центральная часть русских войск оказалась опасно выдвинутой вперед относительно флангов. Отбив ряд ожесточенных японских атак, она отошла на заранее избранные укрепленные позиции, выпрямив общую линию фронта. Левое крыло, против которого было обнаружено значительное усиление японцев, продолжало оставаться на прежних позициях.
В донесениях о боях 1 октября генерал-адъютант Куропаткин говорил, что войска дерутся четвертый день и что многие полки три ночи не спали, но выражал полную уверенность в способности русских войск продолжать бой.
Обе стороны понесли большие потери, тем не менее в Токио было опубликовано официальное сообщение, в котором урон японских войск за время с 27 сентября (10 октября) по 1 (14) октября исчислялся всего лишь в 1300 человек…
«От массы произведенных выстрелов в этот день, как и после боя под Ляояном, разразилась сильная гроза, сопровождавшаяся ливнем. От последнего испортились дороги и последовало значительное поднятие воды в реках и речках…»[196].
Стремясь закрепить за собой позиции на левом берегу реки Шахэ, на рассвете 3 (16) октября японцы атаковали Новгородскую сопку, занятую тремя батальонами 22-й дивизии. Атака сопровождалась мощным артиллерийским и пулеметным огнем. В результате жестокого боя «новгородцы» оставили Новгородскую сопку и отошли на правый берег Шахэ. Таким же образом из селения Шаланцзы артиллерийским огнем были вытеснены войска 10-го корпуса[197].
Обе сопки расположены на возвышенной местности и спускаются крутым обрывом к мелководной реке Шахэ. А вокруг хорошо простреливаемое пространство, лишь кое-где редкие кривые деревца, и негде укрыться от вражеской пули или осколка. Пять японских батальонов при 30 орудиях под командованием генерала Ямады укрепились на этих господствующих высотах и стали поражать огнем все три полка 22-й пехотной дивизии. Теперь японцы могли обстреливать и резервные части русских войск, где в то время находился подпоручик Кутепов.
Осознавая значение двух сопок, русское командование решило не дать закрепиться на них противнику. Общее руководство действиями русских войск осуществлял генерал-майор Павел Николаевич Путилов. В тот же день 3 (16) октября в 15 часов русские части начали артиллерийскую подготовку и, несмотря на мощный ответный огонь японцев, в 16 часов 50 минут перешли в наступление. Новгородские полки генерала Новикова повели фронтальное наступление на Новгородскую сопку, а бригада генерала Путилова, совершая охватывающий маневр с запада, атаковала вторую сопку. Впоследствии она получила название – Путиловская.
Под ураганным артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем японцев новгородские полки несли большие кровавые потери, все три командира полков 22-й дивизии были ранены. В сумерках наступающие части перемешивались. Ожесточение многочасового боя нарастало. Уже в ночь на 4 (17) октября новгородцы ворвались в японские окопы и после короткой рукопашной схватки окончательно овладели Новгородской сопкой. Вторая сопка под покровом сгустившихся сумерек была стремительно атакована частями генерала Путилова и к полуночи, после жестокого штыкового боя, была очищена от японцев.
Деревня Сахэпу (из фондов РГАКФД)
4 (17) октября подпоручик Кутепов во время боя 10-го армейского корпуса находился с полком в резерве у деревни Подавязы и попал под мощный артиллерийский огонь японцев. Всю ночь на 5 (17) октября он провел в окопах в ожидании атаки неприятеля у Сахэпу[198].
Всю ночь лил сильный дождь. В окопах холодно, сыро, слякотно[199]. Еще вчера Александр Кутепов жадно изучал военную теорию в стенах юнкерского училища, четко маршировал на плацу, фехтовал на эспадронах, и вот не прошло и двух месяцев с момента производства в офицеры, а он уже оказался на передовой в окопах под огнем японских батарей. А что, если японцы двинутся в новую контратаку? Резерв введут в бой и тогда – «пуля дура, а штык – молодец»… О чем думал тогда подпоручик Кутепов? О родных и близких? О доле пехотного офицера? Или что «не раздобыть надежной славы, покуда кровь не пролилась»?..
Штурмуя сопки, русские войска потеряли около 3000 человек убитыми и ранеными. Отряд генерала Ямады был почти полностью уничтожен. Боевыми трофеями русских стали 14 (9 полевых и 5 горных) японских орудий, а также было возвращено одно свое орудие и пулемет[200].
Подтянув свежие войска, 5(18) октября японцы вновь атаковали Новгородскую сопку, но вынуждены были отступить из Сахэпу[201]. Вот что писал об этом бое «Русский инвалид»:
«7 октября № 218. В ночь на 3 октября японцы снова обрушились на центр нашего расположения, избрав пунктом атаки сопку с деревом, лежащую северо-восточнее Нан-чан-цза, расположенного верстах в 3 юго-восточнее с. Ша-хэ-пу. Наши части, уступая отчаянному напору превосходных сил врага, с боем отошли за р. Шахэ, протекающую в близком расстоянии от этой сопки. Японцы, не развивая этого успеха, быстро приступили к устройству здесь сильной укрепленной позиции, подтянув сюда значительные резервы. Генерал-адъютант Куропаткин утром 3 октября приказал выбить японцев из этой позиции, для чего, по свидетельству корреспондента «Русского Слова», были назначены 2-я бригада 5-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии под командою своего командира генерал-майора Путилова, 36-й Восточно-Сибирский стрелковый полк и выдвинутые из резерва некоторые части 22-й пехотной дивизии. В течение дня наша артиллерия вела подготовку штурма неприятельской позиции, и, когда обнаружились ее успешные результаты, наши части энергично двинулись в атаку. По сообщениям того же корреспондента, наступление велось с фронта частями 22-й пехотной дивизии, с запада 19-м и с востока 36-м Восточно-Сибирскими стрелковыми полками.
Самый сильный бой шел на батареях противника, где наши стрелки уничтожили всю прислугу и лихой контратакой встретили отчаянный штыковой удар противника. Так же мужественно и столь же решительно было движение нашего штурмовавшего отряда, завершившееся к утру 4 октября почти полным уничтожением значительной части оборонявших позицию японцев и беспорядочным отступлением остальных, преследовавшихся нашими войсками на протяжении около 2 верст… Сопка с деревом, согласно телеграммы генерал-лейтенанта Сахарова, названа Путиловской…»[202].
«Берлин. 5-е октября. В Berliner local-anzeiger помещена следующая телеграмма. «Мукден. 4 октября (10 ч. 50 м.). В ночь 4-е октября между 12 и 1 ч. японцы трижды густыми массами пехоты атаковали русские позиции на реке Шахэ. Встреченные убийственным огнем, продолжавшимся в течение 3/4 часа беспрерывно, японцы принуждены были отступить с огромными потерями. Сегодня в 10 ч. 30 м. утра бой на р. Шахэ возобновился. Русская пехота показала, на что она способна»[203].
Жестокий пятидневный бой за Новгородскую и Путиловскую сопки стал боевым крещением подпоручика Кутепова. Вспомним, что, прибыв на фронт 30 сентября (13 октября), он уже на следующий день участвовал в деле. И хотя командир полка определил вновь прибывшего необстрелянного офицера в резерв, подпоручик Кутепов смог оценить реальность кровавого боя, когда совсем рядом тысячи русских солдат и офицеров дрались не на жизнь, а на смерть. После окончания боя он побывал на месте схватки. Можно себе представить, какое сильное впечатление произвели на него кровавые следы лобовых атак русской пехоты. Не тогда ли он впервые всерьез задумался над вопросом, как избежать тяжелых потерь на войне?.. Вероятно, кто-то из тех, кого подпоручик Кутепов успел узнать накануне боя, сложили свои головы на подступах к сопкам или во время штыковой схватки в неприятельских окопах. И недаром впоследствии этот бой был назван одним из самых кровавых боев в Русско-японской войне и одной из вершин русской военной доблести[204].
Путиловская сопка (из фондов РГАКФД)
Боем за Новгородскую и Путиловскую сопки закончилось сражение на реке Шахэ. В дальнейшем русские и японские войска оставались на занимаемых позициях и ограничивались незначительными действиями до середины января 1905 года, то есть вплоть до Мукденской операции. Сражение на реке Шахэ стратегически было выиграно японцами. Они отразили последнюю попытку русских войск спасти Порт-Артур. Однако и японцы не достигли решительных результатов, стойкость русских войск и большие потери заставили японское командование отказаться от дальнейших активных действий.
У нас нет сведений о том, как проходила служба подпоручика Кутепова в первые два месяца, но мы знаем, что в декабре 1904 года он был известен как опытный офицер команды охотников, занимавшейся разведкой близлежащих японских укреплений. Уже 25 декабря (7 января) подпоручик Кутепов был назначен помощником начальника пешей охотничьей команды[205].
Почему только что прибывший на фронт офицер был определен на одну из самых опасных и ответственных должностей? Думается, что это была его собственная инициатива. Он стремился применить свои способности и знания с максимальной отдачей для пользы общего дела. Имея острый практический ум, подпоручик Кутепов, надо полагать, стремился понять причины тяжелых кровавых потерь. Дело в том, что Русско-японская война проходила уже на новом техническом уровне вооружения, это требовало соответствующей тактики ведения боя, тщательной разведки местности. Появилась скорострельная артиллерия, пулеметы. Плотность разящего огня многократно возросла, а «царица полей» пехота продолжала ходить густыми цепями в лобовые атаки. Артиллерия в начале войны действовала преимущественно с открытых позиций, что делало ее уязвимой. Боевые уставы и наставления устарели и не отвечали требованиям времени. Многие командиры мыслили отстало, руководствуясь отжившими представлениями. Например, даже такой крупный военачальник и военный теоретик, как генерал М. И. Драгомиров[206], многого не понимал. А. И. Деникин писал о нем: «Перед самой войной он ратовал против щитов к орудиям и даже против закрытых позиций, усматривая в стремлении укрыться – элемент шкурничества; даже во время войны, открывшей глаза на многое, он считал, например, пулеметы «бесполезными» в полевом бою пехоты и напрасно усложняющими ее организацию; он недооценивал современных средств связи в бою – телеграфа и телефона, – предпочитая им связь «людьми»…»[207].
А. И. Деникин с горечью отмечал, что такие представления долгое время считались нормой в военных кругах, что накануне японской кампании войска на учениях ходили по старинке «ящиками». Ротные и батальонные колонны шагом вплотную подходили к целям «для отражения огнем атаки». Конечно, раздавались голоса прогрессивного офицерства, что на будущих полях сражений ни одна компактная цель не может появиться, ибо будет сметена огнем. Однако церемониальный марш и сомкнутый строй превалировали над разомкнутыми боевыми порядками, «тонкая» стрельба с измеренных расстояний – над сплошной боевой, строевое учение – над маневрированием, кроме того, разведка, для использования особенностей местности, отодвигалась на второй план. Подпоручик Кутепов с первых дней пребывания в действующей армии видел все эти недостатки. Вероятно, поэтому он и поступил в охотничью команду, которая занималась разведкой.
Несколько месяцев в период после окончания сражения на реке Шахэ до начала Мукденского сражения, начавшегося 6 (19) февраля 1905 года, войска занимали одни и те же позиции. Где мог проявить себя инициативный пехотный офицер в относительно спокойное время позиционной войны, когда русская и японская армии залечивали раны от недавнего сражения и готовились к новым масштабным битвам? Конечно, в команде отважных охотников, всегда готовых совершить то дерзкий ночной набег, то молниеносную разведку, то неожиданно навязать бой…
На страницах «Русского инвалида» мы нашли немало рассказов о боевых делах разведчиков, среди которых был и подпоручик Кутепов. Вот несколько эпизодов их фронтовых дел:
«Русский инвалид». 18 октября, вторник. Прибавление к № 227. Всеподданнейшая телеграмма генерал-адъютанта Куропаткина на имя Его Императорского Величества от 16 октября. 16 сего октября донесений о боевых столкновениях с противником не поступило. Во время усиленной разведки конницы 15 октября после пешего боя, поддержанного артиллерией, деревня Чжантань-Хенань была занята нами. Из Сандепу противник отступил. 15-го числа японцы пытались выбить наших охотников из селения в одной версте к западу от Чанлянпу, обстреливая в течение целого дня сильным артиллерийским огнем это селение, но охотники, понеся незначительные потери, селение удержали за собою…
В ночь с 15 на 16 нашими охотниками произведен ночной поиск к горе с кумирней, в 2-х верстах южнее Яснинтуня, отданной нами 14-го октября. Неожиданно для противника охотники заняли нижний ряд окопов, где были обстреляны сильным ружейным огнем из верхних окопов. Пять стрелков, поднявшихся на вершину горы, подобрали нашего одного тяжелораненого, оставшегося после 14 октября, затем вся команда, отстреливаясь, отошла к своим позициям. Другая охотничья команда, подкравшись ночью к окопам противника против Путиловской сопки, зажгла две сигнальные вехи, чем вызвала тревогу в большом районе расположения противника.
«Русский инвалид». Прибавление к № 230. Всеподданнейшая телеграмма от 21 октября. В ночь с 18 на 19 октября охотники, подобравшись незамеченными к окопам противника, напали на работавших там японцев, разогнали их и разрушили работы.
…Деятельность охотников по ночам вызывает часто в расположении противника тревогу, японцы открывают беспорядочный и почти безвредный огонь.
«Русский инвалид». № 231… По частным сведениям с театра действий японцы пытаются помешать деятельности наших охотников употреблением войсковых собак для обнаружения скрытно подбирающихся, и переодеванием людей на передовых постах в наши шинели и папахи.
«Русский инвалид». № 249. 13 ноября, суббота.
Война с Японией. Во вторник 9 ноября боевых столкновений не было. В течение дня японцы обстреливали без особого результата из осадных орудий селение Ша-хэ-пу. В ночь на 10 ноября на всем фронте наших армий охотничьи команды провели несколько поисков в расположении противника, вызвавших тревогу среди передовых частей последнего и закончившихся захватом в плен 11 японцев.
…По частным сообщениям с театра действий энергичная деятельность наших охотничьих команд в ночь на 10 ноября, распространив значительную тревогу в расположении противника, вынудила последнего к принятию в свою очередь энергичных мер к парализованию этой деятельности. Так, после нескольких попыток, по-видимому мелкими частями, нападений на наши передовые позиции центра, около 2 часов ночи японцы как будто бы намеревались атаковать наши войска на Путиловской сопке, а к юго-западу от с. Эрдагоя (в расстоянии 9 верст к востоку от Ша-хэ-пу) фактически перешли в наступление.
«Русский инвалид». № 252. Среда. 17 ноября. Война с Японией.
В течение дня воскресенья 14 ноября некоторые из наших батарей открывали редкий огонь, направляя его по окопным работам противника. В тот же вечер наши охотничьи команды некоторых из Восточно-Сибирских стрелковых полков под начальством капитана Котлубая отправились в экспедицию со специальною целью уничтожить крепкую, старинной каменной кладки, кумирню, в лежащей южнее Путиловской сопки и в расстоянии около одной с половиной версты от нее деревни Нан-ган-цза. Эта кумирня служила японцам, занимавшим названную деревню, редутом, из которого они ружейным огнем на близкой дистанции постоянно обстреливали наши сторожевые посты. Заняв эту деревню, наши охотники, несмотря на открытый противником сильный ружейный огонь, удерживали ее за собой в течение 20 минут, пока несколько чинов 1-го саперного батальона не заложили подрывных снарядов под постройкой кумирни…»
Яркие воспоминания о подпоручике Кутепове периода Русско-японской войны оставил Александр Аристионович Шеин[208].
Он был на семь лет старше А. П. Кутепова и на восемь лет раньше надел офицерский мундир. Интересно, что с первой же встречи Шеин увидел в подпоручике Кутепове, отслужившем на фронте всего два месяца, выдающиеся качества опытного офицера. Начал он свой рассказ сухим перечислением воинских частей, что, несомненно, дает понимание важности района и боевых задач. Он писал, что 9 (22) декабря 1904 года прибыл в расположение 1-й батареи 7-й артиллерийской бригады, которая стояла на позиции у Путиловской сопки на участке 1-го армейского корпуса. 1-й армейский корпус в Русско-японскую войну состоял из 22-й и 37-й пехотных дивизий и 7-й и 43-й артиллерийских бригад, кроме того, во время расположения на позиции у Путиловской и Новгородской сопок корпусу была придана 2-я бригада 5-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. Бригадой этой командовал генерал-майор П. Н. Путилов, и она состояла из 19-го и 20-го Восточно-Сибирских стрелковых полков.
Полковник Шеин вспоминал:
«С первых же дней прибытия в батарею я приступил к изучению местности. Карт, какими мы привыкли пользоваться в Европейской России и особенно в пограничных с Германией и Австрией районах, в частях Маньчжурской армии не было, – имелись лишь литографированные схемы, дававшие весьма приблизительное представление о расположении местных предметов и конфигурации местности, да и таких схем имелось мало (1 на батарею). И вот из разговоров с сослуживцами по 7-й бригаде и офицерами 19-го и 20-го Восточно-Сибирских стрелковых полков, на участке которых стояла 1-я батарея, мне удалось выяснить, что интересующие меня сведения о районе расположения позиций и наших и японских, а также о ближайших тылах, я смогу получить в охотничьей команде 85 пехотного Выборгского полка и мне называли фамилию «подпоручик Кутепов».
В один из ближайших свободных дней я отправился в расположение 85-го пехотного Выборгского полка у деревни Суятунь и разыскал землянку, где помещались офицеры охотничьей команды. К сожалению, в этот раз знакомство наше не состоялось: подпоручик Кутепов спал беспробудным сном после очередной ночной разведки, и мне пришлось ограничиться оставлением ему записки с просьбой сообщить мне, когда я смог бы с ним увидеться.
Дня через два с ординарцем 6-й батареи, ближайшей к расположению полка, я получил записку от подпоручика Кутепова, в которой он уведомлял меня, что части полка, занимающие передовые линии, отводятся на отдых, и он сам также будет иметь несколько свободных дней и возможность спать ночью и бодрствовать днем.
В назначенное время, вместе с поручиком Всимантовским, в то время офицером 6-й батареи 7-й артиллерийской бригады, а впоследствии сослуживцем Александра Павловича по Лейб-Гвардии Преображенскому полку, я прибыл на стоянку охотничьей бригады 85-го Выборгского пехотного полка. Это была моя первая встреча с Александром Павловичем Кутеповым. С тех пор прошло 26 лет. Трудно сейчас вспомнить подробности этой и последующих встреч и тем более описать А. П. того времени, особенно потому, что перед глазами его образ, каким я привык его видеть последние годы.
В то время не было лысины и бороды, маленькие усы, вся фигура была более сухая, худощавая и юношески подтянутая, только глаза были те же, но в них было меньше грусти и часто вспыхивали искорки задора. В эту встречу за чаем из мутной и вонючей воды реки Ша-Хэ мы уговорились, как и когда А. П. может ознакомить меня с расположением наших и японских позиций путем указаний их с наблюдательных пунктов, расположенных на Путиловской и Новгородской сопках, и затем путем непосредственного обхода.
Осмотр занял несколько ближайших дней, так как дни были короткие, а видимость была плохая, а обходы передовых линий нашего расположения и подступов к японским окопам продолжались почти до конца января 1905 г. Обходы эти происходили раз или два в неделю, бывали и днем, где это возможно по условиям местности, бывали и ночью в тех местах, куда днем без риска получить верную пулю пройти было нельзя»[209].
Отдых офицеров после ночной разведки (из фондов РГАКФД)
Эти воспоминания полковника Шеина, во время Русско-японской войны молодого офицера-артиллериста, представляют необычайную ценность. По сути, это единственное известное нам личное свидетельство человека, встречавшегося с Кутеповым на фронте в Маньчжурии. Здесь отмечены офицерские качества, которые определили его дальнейший рост как командира: ум стратега, личная храбрость, забота о солдатах.
Замечательно то, что в декабре 1904 года сослуживцы уже характеризовали подпоручика Кутепова как опытного боевого офицера. А ведь он к тому времени всего два с половиной месяца был на фронте. И за этот короткий срок Кутепов не только смог втянуться в боевую жизнь, но и заслужить авторитет и у офицеров, и у нижних чинов.
Он прекрасно понимал, что дерзкий ночной налет или глубокий разведывательный рейд будут удачными при условии тщательной подготовки, скрупулезного рассмотрения ситуации на их участке фронта. Поэтому подпоручик Кутепов много времени уделял так называемым прогулкам, во время которых до мельчайших подробностей изучал каждую складку местности, особенности расположения неприятеля, его способность к активным боевым действиям.
«На этих прогулках приходилось наблюдать, с какой уверенностью подпоручик Кутепов ходил по окопам, ходам сообщений и просто по тропинкам между ними, он знал здесь каждый бугорок, каждую промоину и канавку, он чувствовал себя здесь, как в своей квартире. Два раза по приглашению А. П. я участвовал в его ночных экспедициях, предпринятых для разведки производимых японцами работ. Как правило, в ночь, предшествовавшую такой разведке целой командой, А. П. производил таковую сам с одним или двумя своих охотников, тщательно подготовляя успех действий команды и часто рискуя собой лично, он старался довести до минимума риск в действиях своих подчиненных. Все его ночные разведки – а они происходили чуть ли не 2–3 раза в неделю, – носили отпечаток тщательной подготовки, продуманности, почему и потери всегда были очень незначительны.
К сожалению, это последнее обстоятельство имело для подпоручика Кутепова неблагоприятные последствия – Русско-японскую войну он окончил, имея лишь орден Святого Владимира IV степени с мечами и бантом, а его сверстник и конкурент – начальник охотничьей команды 86-го пехотного Вильмандстрандского полка подпоручик Сиринц имел Георгиевский крест 4-й степени, хотя это дорого обошлось команде, так как ее начальник совершенно безрассудно производил свои поиски. Скромного, всегда аккуратно и по форме одетого подпоручика Кутепова трудно было уговорить выпить одну-две рюмки водки, а о том, чтобы он играл в карты, – мне и слышать не приходилось. В конце февраля 1905 г. в самом начале Мукденских боев 85-й пехотный Выборгский полк и 6-я батарея 7-й артиллерийской бригады были спешно сняты с позиции 1-го армейского корпуса и направлены в район Фушуна и почти весь отход на Сыпингайские позиции проделали отдельно от частей корпуса»[210].
За боевые отличия в боях с японцами с 5 (18) октября 1904 года по 1 (14) февраля 1905 года подпоручик Кутепов приказом войскам 1-й Маньчжурской армии от 14 (27) июля 1905 года за № 590 был награжден орденом Святой Анны IV степени с надписью «За храбрость»[211].
На фронте в Маньчжурии Александр Кутепов особенно сдружился с подпоручиком Максимом Леви. Они вместе учились в юнкерском училище, по одной дороге ездили на каникулы, но боевая обстановка их особенно сблизила. В дни затишья друзья устраивали для своих товарищей шуточные «балы». Варили пельмени, жарили пирожки, приглашали полковую музыку и танцевали друг с другом. Вечерами друзья говорили о своих семьях и мечтали. Но дружба эта внезапно трагически оборвалась – Максим Леви был убит пулей в висок в самом начале Мукденского сражения. В полевой книжке командира 85-го Выборгского полка генерал-майора Зайончковского находим запись: «1905 г. 20 дня февраля Генералу Данилову. Доношу, что кроме показанных, убит командующий 8 ротой подпоручик Максим Эдуардович Леви… Вчера Зя и 4я рота были пущены в атаку под перекрестным огнем с трех сторон и погибли на протяжении первых 50–100 шагов»[212]. Далее читаем, что приблизительные потери полка в том бою составили 29 офицеров и 600 нижних чинов. В строю осталось около 1690 человек, а в 3-й и 4-й ротах – по 20 человек. Полк потерял более четверти личного состава[213].
Погода была неблагоприятной, «выпал сильный снег, – сообщали газеты, – утром 15-го февраля температура стояла 29 градусов ниже нуля»[214].
Напряженность боев и огромные кровавые потери, ответственность за все происходящее привели командира полка к подавленному состоянию, если не сказать больше… На это, на наш взгляд, указывает следующая запись в его полевой книжке: «Коменданту этапа Фушунг 1905 17 дня февраля 9 час. 30 мин. Прошу не отказать отправить срочно следующую телеграмму: Дадзяпу Начальнику штаба 1-го армейского корпуса. На должность начальника штаба тыла обороны согласен. Командовать полком может достойный во всех отношениях командир 2-ого батальона подполковник Селиванов»[215]. Произведенный в генерал-майоры, А. М. Зайончковский ожидал перевода с должности командира пехотного полка на более высокую. Но почему во время тяжелых сражений, в трудное для армии время, боевой генерал ищет штабную, тыловую службу? Однако тыловую должность он так и не получил. 9.03.1905 генерал-майор Зайончковский был назначен командиром 2-й бригады 3-й Сибирской пехотной дивизии…
Первый бой начавшегося Мукденского сражения оказался для подпоручика Максима Леви первым и последним.
Узнав о смерти фронтового друга, Александр Кутепов стал писать его матери. Написал о том, что, узнав о смерти Максима, он не хотел этому верить: «Я тогда пережил знакомое мне чувство. Оно было у меня, когда я неожиданно, еще гимназистом, узнал о смерти матери»[216].
После войны Александр Кутепов приехал к матери боевого товарища, познакомился с ней, сказал, что всех родных Максима давно знает со слов своего друга и считает их себе близкими. Подробно рассказывал о его фронтовой жизни, понимая, что каждая мелочь дорога для сердца матери. Передал ей горсть маньчжурской земли с могилы сына.
Он помнил о матери своего убитого товарища и посылал ей письма. Первое письмо помечено – «Сторожевая сопка» – февраль 1905 года, а последнее – «Париж», 23 января 1930 года.
Об этом сентиментальном чувстве – памяти об убитом юноше-сослуживце Александр Павлович не распространялся. «Лишь однажды в Париже, когда ему самому взяться за перо был полный недосуг, он обмолвился: «Пожалуйста, ответьте на это письмо. Посердечнее… Старушке одной… Я ее давно знаю, и она почему-то меня очень любит, даже Шуриком называет»[217].
В период Мукденского оборонительного сражения подпоручик Кутепов отличился в деле у деревни Кудязя с 14 (27) по 25 февраля (10 марта) 1905 года. 14 (27) февраля 1905 года он участвовал в боях авангарда отряда генерал-майора Данилова между деревнями Кудязя и Хойкайхэза, а 19 февраля (4 марта) на той же позиции в отражении ночных атак японцев. За это приказом Главнокомандующего всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, действовавшими против Японии, от 5 (18) мая № 698 подпоручик Кутепов был награжден орденом Святого Станислава III степени с мечами и бантом[218].
Генерал Данилов был опытным командиром. Понимая, отчего зависит успех в бою, он требовал от офицеров быть ближе к нижним чинам, больше общаться с ними, знать их нужды, отмечая, что японские офицеры и солдаты составляют одну семью и хорошо знают друг друга. Такая установка помогала молодым офицерам, среди которых был и подпоручик Кутепов, с первых дней службы правильно выстроить отношения с подчиненными[219].
Отряд генерала Данилова находился на левом фланге общего расположения русских войск под Мукденом. Наиболее тяжелые бои проходили на правом фланге, где несколько раз переходила в контратаки 2-я русская армия под командованием генерала А. Каульбарса. А во время отступления русских войск из Мукдена в арьергардном бою отличился подполковник Лавр Георгиевич Корнилов. Под его руководством 17 рот из 3 стрелковых полков не только сумели сохранить порядок, но и присоединили к себе стихийно отступавшие команды. Арьергардный бой шел без всякого руководства высшего начальства. Четыре часа отряд подполковника Корнилова сдерживал натиск японцев, а затем отошел на мандаринскую дорогу, по которой отходила вся русская армия. На мандаринской дороге, дороге большого отступления, судьба свела людей, сыгравших огромную роль в годы Первой мировой и Гражданской войн. Горечь поражения разделили Михаил Васильевич Алексеев, Лавр Георгиевич Корнилов, Антон Иванович Деникин, Сергей Леонидович Марков. Вместе с ними на мандаринской дороге был и подпоручик Кутепов.
Вторую половину февраля он провел в тяжелых боях, днем – отражение атак на позициях, ночью – дерзкие вылазки, стычки с японцами. О боях, в которых подпоручик Кутепов тогда принимал участие, говорят сухие строчки его послужного списка:
«19 февраля. В отражении войсками генерал-майора Данилова атак на их позиции у д.д. Кудяза и Сыдязя ночью.
В бою на позициях генерал-майора Данилова, ночные поиски охотников у д. Кудяза.
В отходе войск генерал-майора Данилова к позициям на р. Хунхе в ночь на 24 февраля и 24 февраля.
В арьергардных делах с отрядом генерал-майора Ренненкампфа и генерал-майора Данилова в форсированном марше к д. Пухе»[220].
Через много лет после Русско-японской войны, известный соратникам своим бесстрашием в бою, генерал Кутепов рассказал о случае, когда он сам испытал страх: «Я имел под своей командой разведчиков Выборгского полка и в бою под Фучуном находился на левом фланге сибирских стрелков и, отбросив их от перевала на 800–900 шагов, я, чтобы занять прежнее положение, должен был с людьми взбираться на холм с довольно крутыми склонами. Приближаясь к нему и проходя, таким образом, полосою, по которой отступил отогнанный противник, я обратил внимание на медаль на груди убитого японца. Устроив людей на холме и сделав перевязку раненному в голову своему солдату, я спустился к убитому и рассмотрел медаль, оказавшуюся полученной за Китайский поход. Возвращаюсь на холм. Подошвы на моих сапогах от травы сделались скользкими, и я несколько раз скатывался вниз. Японцы заметили меня, открыли огонь, и пули стали ложиться около меня со всех сторон… Вспомнилась мне рана, которую я только что перевязал, и страх обуял меня до потери сознания, до обморочного состояния… И я уже не помню, как добрался до места. Пришел в себя, когда мне дали воды»[221].
8 результате Мукденских боев русская армия была вытеснена из Южной Маньчжурии и отошла на Сыпингайские позиции.
9 (22) мая 1905 года подпоручик Кутепов был назначен временно исполняющим дела начальника «пешей охотничьей команды»[222], то есть команды разведчиков. Об этом периоде полковник Шеин писал: «Летом 1905 г. расположение армий на Сыпингайских позициях было прикрыто авангардами, выдвинутыми на 30–40 верст от позиций. Охотничьи команды вошли в состав этих авангардов, и потому в этом периоде мне только раз, да и то мельком, пришлось встретиться с подпоручиком Кутеповым, когда он приезжал в штаб полка, расположенный вблизи батареи. Это была моя последняя встреча с ним в Маньчжурии, и до апреля 1919 года мы не встречались»[223].
Где мог полковник Шеин встретить Александра Павловича в апреле 1919 года? Тогда, во время Гражданской войны, генерал-майор Кутепов командовал одной из войсковых групп на фронте у реки Маныч в районе железнодорожной линии Батайск – Торговая, прикрывая Ростов. В начале апреля 1919 года он со штабом был на станции Прохладной, а 15-го числа переведен на станцию Песчанокопскую и назначен командующим группой на Царицынском направлении[224]. Судя по всему, там и встретились полковник Шеин и генерал Кутепов.
Просматривая в архиве переписку генерала Кутепова уже в эмиграции, мы отмечали особое его отношение к ветеранам Русско-японской войны. Можно себе представить, с какой сердечностью встретил он полковника Шеина, тоже служившего в Белой гвардии. Александр Павлович был человеком тонко чувствующим, хотя и глубоко скрывавшим свою сентиментальность. Воспоминания о боевом крещении, о начале военной службы, надо полагать, были ему необычайно дороги. Апрель 1919-го, канун большого наступления на Москву… О чем тогда говорили старые боевые товарищи? Не только о предстоящих боях Гражданской войны, когда на стороне врага могут оказаться бывшие однополчане. Они вспоминали, конечно, о лихих ночных вылазках на сопках Маньчжурии, о службе в русской императорской армии… И снова задумывались о судьбе России…
А в Маньчжурии двадцатидвухлетний Александр продолжал испытывать судьбу. Однажды подпоручик Кутепов с несколькими разведчиками скрытно подобрался к японской заставе. На ней было более 70 человек. Унтер-офицер сбил прикладом часового. «Кутепов вскочил, крикнул «ура!» и бросился вперед со своими разведчиками»[225]. Японцы в панике разбежались, а русским достались богатые трофеи: все пулеметы и много оружия и боеприпасов. «За эту операцию каким-то образом высшую офицерскую награду получил не подпоручик Кутепов, а его непосредственный начальник, который даже не участвовал в этой разведке. А. П. об этом никому не говорил ни слова, но по окончании войны, когда он был уже в Преображенском полку, один из офицеров Выборгского полка в разговоре с солдатами выяснил истинную картину лихой Кутеповской разведки. Немедленно было возбуждено дополнительное ходатайство о награждении подпоручика Кутепова орденом Святого Георгия, но это представление запоздало на два-три дня, так как за день до его поступления в высшую инстанцию последовал высочайший указ о прекращении дополнительных награждений за японскую войну»[226].
Однажды Александра Павловича отправили в Монголию для покупки лошадей. Передвигаясь по монгольским степям с небольшим отрядом, подпоручик Кутепов не раз подвергал свою жизнь опасности. «Бывали стычки с хунхузами. В одной из таких стычек убили лошадь под А. П. В другой стычке хунхуз наскочил на Кутепова, А. П. выхватил шашку и сразу выбил из рук хунхуза винтовку. Хунхуз бросился с ножом. «Я мгновенно вспомнил шашечные приемы в училище, – рассказывал А. П., – и ударил хунхуза по всем правилам… Но действовать холодным оружием, пожалуй, самое неприятное дело»[227].
Позднее Кутепов не раз рассказывал сослуживцам историю, в которой смекалистый солдат ловко «поддел» его: «…путь был далекий. Я берег лошадей. Казенное имущество, да и остаться без коня – гибель. Было установлено точно, когда и как кормить и поить лошадей. А один солдат взял да и обкормил разгоряченную лошадь. Раздулся у нее живот, и пала. Накалился я страшно. Позвал солдата и только сквозь зубы сказал – отдам тебя под суд. Ну а солдаты уже знали, что слово мое твердо. Солдатишко этот всю дорогу старался попасться мне на глаза и чем-либо услужить, прямо осточертел, но я ему ни звука и не гляжу на него. Подъезжаем к одной фанзе, хочу войти в нее, а уж этот солдат вертится у меня под ногами, дверь, что ли, хочет отворить. Я споткнулся и в сердцах оттолкнул его. И толкнул-то его легонько, а он возьми да и треснись о землю. Я и говорю – прости, братец. Тут он вскакивает – покорнейше благодарю, Ваше Благородие, что простили. Ну что же после этого станешь делать? Простил. Поддел он меня».
Командировку свою подпоручик Кутепов выполнил блестяще. Закупил лошадей, привел их в полном порядке и еще сдал в казначейство большую сумму денег против составленной интендантом сметы»[228].
Настоящий воинский дух, отвага, смекалка, настойчивость, умение находить общий язык с подчиненными – все эти качества, прежде только намечавшиеся в его характере, развились в Кутепове за время военных действий во всей полноте. И это было замечено командованием.
Об одной из своих разведок подпоручик Кутепов докладывал в присутствии немецкого принца, который наградил его боевым орденом Германской короны IV степени с мечами и на ленте Железного креста. Принц приезжал в действующую армию, чтобы поблагодарить полк за принесенное поздравление своему шефу с серебряной свадьбой. 16 (29) января 1906 года пришло разрешение подпоручику Кутепову принять и носить пожалованный императором Вильгельмом II прусский орден.
23 августа (5 сентября) 1905 года в США, в г. Портсмуте, подписан мирный договор, который одновременно ратифицирован императорами России и Японии 14 (27) октября. Ровно год участвовал в этой войне подпоручик Кутепов. В сентябре 1905-го ему исполнилось двадцать три года.
На основании приказа штаба 22-й пехотной дивизии от 3 (16) сентября 1905 года за № 4911 подпоручик Кутепов 2 (15) октября был командирован в г. Новгород в 85-й пехотный запасной батальон для обучения новобранцев[229].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.