15. Путь в «Валгаллу»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

15. Путь в «Валгаллу»

Самым наглядным и самым доходчивым аргументом для агитации нацистов стали не речи фюрера и не статьи Геббельса. Лучшими доказательствами их правоты становились быстрые и впечатляющие успехи их власти. Прекращение политического разброда благотворно сказалось на экономике. А финансовые группировки, организовавшие мировой кризис, сочли, что цели достигнуты. Великая Депрессия уходила в прошлое. Но эти же самые группировки в ходе кризиса значительно увеличили свои капиталы. Теперь средства вкладывались в самые прибыльные отрасли. А лучшим полем для вложения была Германия!

Получая крупную подпитку, фюрер смог оживить экономику, предприятия стали получать значительные государственные заказы. Началась реализация масштабных строительных программ. Преображался Берлин, украшался новыми величественными зданиями. По всей стране прокладывались имперские автобаны (высококачественные шоссейные дороги). Организовывались «трудовые лагеря» для юношей и девушек, где молодежь участвовала в стройках, сельскохозяйственных работах, а заодно проходила военную подготовку. Безработица быстро сходила на нет. При этом укреплялся и авторитет Гитлера. Народ искренне восторгался вождем, творившим чудеса.

А на волне успехов и общего энтузиазма становились возможными решающие шаги по изменению статуса Германии. По условиям Версальского договора (позже он был уточнен Локарнским договором) Рейнская область, пограничная с Францией, считалась демилитаризованной. Немцам запрещалось вводить туда войска, строить укрепления. Кроме того, победители удерживали залог – Саарская область Германии с угольными копями на 15 лет была передана под управление Лиги Наций. Персонально это управление осуществляли французы. Особый статус Саара сохранялся до сих пор, и после прихода Гитлера к власти сюда стали стекаться со всей Германии осколки разгромленных оппозиционных партий: коммунисты, социалисты. Под крылышком французской администрации они чувствовали себя в безопасности. Саар стал перевалочной базой, из-за границы сюда завозили антинацистскую литературу, распространяя потом по Германии [80].

Но срок международного контроля истекал. 13 января 1935 г. в Сааре был организован плебисцит. При его подготовке ударно потрудились все – пропаганда Геббельса, спецслужбы Гиммлера. Но успехи гитлеровского правительства агитировали сами за себя, а французские оккупационные власти, продажные и заносчивые, надоели населению. 90 % жителей Саара высказалось за воссоединение с Германией. Официально оно произошло 1 марта и вылилось в общенародный праздник. Впрочем, радоваться и веселиться довелось не всем. Окопавшихся в Сааре оппозиционеров гестапо и СД заранее взяли на заметку. Тех, кто промедлил удрать за границу, накрыли одним махом [39].

Волну патриотического ликования по случаю возвращения Саара нацисты постарались раздуть и по всей Германии. А фюрер снова использовал общий подъем. Едва к Германии вернулся залог, он начал перечеркивать другие условия Версальского договора. Не сразу, а по очереди. 10 марта в Германии было провозглашено создание военно-воздушного флота. Первый пробный шарик. Если западные державы возмутятся, начнут угрожать, не поздно было отменить решение. Но они не возмутились, проглотили. Тогда последовал следующий шаг. 16 марта Гитлер подписал закон о всеобщей воинской обязанности. Вместо 100-тысячного профессионального рейхсвера рождался вермахт. Состав вооруженных сил определялся в 36 дивизий – 500 тысяч человек. Пока 36 дивизий.

Опять же, с оглядкой. Если международное сообщество выступит против, можно было поторговаться, сократить… Однако никакого реального противодействия не было. Для проформы выражались слабенькие дипломатические протесты. Но если не обращать на них внимания, никто не мешал Германии вооружаться. А предлогом для такого попустительства служила пресловутая «советская опасность». О ней кричали нацистские руководители, кивали с пониманием их британские и французские партнеры, подхватывали газеты. Разве можно оставить Германию беззащитной перед угрозой с востока? [30]

Выглядело логично, убедительно. Но на деле-то получались сплошные нестыковки. Например, нацисты раздували перед всем миром жуткий образ русского чудовища, готового пожрать западную цивилизацию. Но сами отнюдь не прервали торговых связей с СССР! По прежним, еще республиканским контрактам немецкие промышленники поставляли России необходимые ей технологии, оборудование, товары, помогали налаживать и наращивать выпуск оружия! Да и как было не поставлять, если Москва платила валютой и золотом, которые требовались для вооружения Третьего рейха? В Германию направлялась львиная доля советского экспорта зерна, без него немцам, едва начавшим выползать из кризиса, было бы трудно обойтись.

Словом, парадоксов хватало. Немцы объявляют Советский Союз врагом, но продают ему стратегические товары! А англичанам и французам Москва предлагает систему европейской безопасности, но они увиливают и ублажают немцев! Эти вопросы Сталин попытался поднять, когда в Москву прибыл с визитом британский лорд-хранитель печати Иден. Поднял прямо, в лоб. Спросил, как он оценивает международное положение, «если сравнить с 1913 г. – как оно сейчас, лучше или хуже?» Иден высказался, что лучше – дескать, он возлагает надежды на Лигу Наций, на пацифистское движение. Сталин отрезал: «Я думаю, что положение сейчас хуже, чем в 1913 г…» Потому что тогда был один очаг военной опасности – Германия, а сейчас два – Германия и Япония.

Иден повторил привычное объяснение: «Гитлер заявлял, что он очень озабочен могуществом вашей Красной Армии и угрозой нападения на него с востока». Тут-то Иосиф Виссарионович поймал его. Спросил, а знает ли Иден, что германское правительство «согласилось поставлять нам такие продукты, о которых как-то даже неловко открыто говорить – вооружение, химию и т. д.». Англичанин предпочел сделать вид, что не знает: «Это поразительно! Такое поведение не свидетельствует об искренности Гитлера, когда он говорит другим о военной угрозе со стороны СССР». После этого гость попытался перевести разговор на отвлеченные темы – стал восхищаться русскими просторами, по сравнению с которыми Англия – «совсем маленький остров». Но советский лидер ткнул Идена носом в хорошо известные ему факты: «Вот если бы этот маленький остров сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла – мир в Европе был бы обеспечен». Иден счел за лучшее промолчать [113]…

2 мая 1935 г. Советскому Союзу все-таки удалось заключить договор с Францией о взаимопомощи в случае агрессии в Европе. Но он был чисто декларативным, не подкреплялся никакими конкретными военными обязательствами. Москва неоднократно напоминала об этом, но ответа не удостоилась. Да и сам договор о взаимопомощи французское правительство после подписания отложило в долгий ящик. Он был ратифицирован лишь 10 месяцев спустя! И даже после этого французские политики выражали сомнения, стоило ли его подписывать [20]!

Сталин не без оснований подозревал, что Россию просто-напросто подставляют, хотят стравить с немцами. Но он подозревал и то, что нацисты ведут собственную игру, морочат головы западным державам. Советское правительство начало предпринимать шаги в противоположном направлении. По дипломатическим и торговым каналам зондировалась почва о возможности договориться с Германией [11]. Но для Гитлера налаживание отношений с Москвой пока было «противопоказано». Ему все еще требовалось выпячивать сугубо антисоветскую направленность.

Это приносило слишком щедрые плоды. «Международная общественность» прощала нацистам абсолютно все. Концлагеря, пытки, убийства. В Берлине было аккредитовано множество иностранных журналистов, но информация об этих преступлениях в мировую прессу почти не попадала. Западные политики без колебаний пожимали руки представителям гитлеровского режима, приглашали на международные встречи, заключали соглашения. Уж сколько грязи было вылито на царскую Россию по высосанным из пальца обвинениям в антисемитизме! Но Гитлеру прощали даже это!

Впрочем, с антисемитизмом история выглядит совершенно неоднозначной. Почти сразу же после прихода к власти нацистов начались провокации. Сионистские организации вдруг… «объявили войну» Германии! 24 марта 1933 г. в газете «Дейли Экспресс» было опубликовано трескучее воззвание по данному поводу. Фюреру и его режиму объявляли «войну», призывали к бойкоту немецких товаров. Нацисты повелись, ответили тем же. 1 апреля Геринг призвал к бойкоту еврейских товаров и магазинов [101]. Какие именно сионистские организации «объявили войну»? Непонятно. Выплюнули воззвание – и все. Исследователи домысливают что угодно. Например, о тайном всемирном иудейском правительстве. Но тут-то и получаются сплошные нестыковки! Какая «война», если в это же время банкиры и промышленники США, Англии щедро подкармливали Гитлера кредитами?

Дальше – больше. Летом 1933 г. в Голландии состоялась международная конференция и учредила так называемую Мировую Еврейскую Экономическую федерацию. Объявлялось, что она создается «для координации сопротивления антиеврейским мерам в Германии». Президентом данной организации избрали американца Сэмюэла Унтермейера. Вернувшись на родину, 7 августа, он разразился речью: «Мы вступаем в священную войну во имя человечества» (при этом иудеев называл «аристократами человечества»). Аналогичные установки подтвердил известный лидер сионистов Жаботинский. В январе 1934 г. в газете «Наша речь» он указывал: «Борьба против Германии ведется уже на протяжении нескольких месяцев каждой еврейской общиной, конференцией, профсоюзом, каждым евреем в мире. Мы развяжем духовную и материальную войну всего мира против Германии».

И опять непонятно. Значит, борьба велась уже несколько месяцев? Но реальная-то картина открывалась совершенно обратная. Западные правительства, парламенты, средства массовой информации наперегонки поощряли и подпитывали нацизм! Невзирая на то, что к середине 1930-х годов евреи занимали ключевые позиции во всех «цивилизованных» странах: в бизнесе, политике, и самые популярные средства массовой информации принадлежали им же!

Между тем перестройка Германии действительно сопровождалась чистками как по политическому, так и по расовому признаку. Из государственных учреждений, полиции, армии, увольняли коммунистов, социалистов (если они не покаются, а еще лучше – вступят в нацистскую партию). Увольняли и евреев. Впрочем, когда речь шла только о национальных признаках, чистки были более чем умеренными. Да иначе и быть не могло. Германская знать и дворяне редко могли похвастать богатством. А чтобы поправить семейные дела, традиционным выходом считалась женитьба на дочках торгашей, ростовщиков. Многие генералы и офицеры находились в той или иной степени родства с евреями. Однако в вооруженных силах «чистка» стала вообще символической: из армии и флота было исключено всего 7 офицеров, 6 курсантов и 35 унтер-офицеров, солдат и матросов [149].

Но преобразования, намеченные нацистами, включали не только экономику, армию и политическую систему. Намечалось кардинальным образом переделать весь народ. На эту роль выдвигался орден СС. В нем видели инструмент для преобразований Германии, а одновременно это был зародыш будущей Германии. Собрание лучших, «посвященных». По мере того, как Гиммлер получал все большую власть и полномочия, он совершенствовал свое детище. «Духовным центром» ордена был выбран старинный замок в Кведлинбурге. Гиммлер полюбил его, специально уединялся в подвалах и верил, что общается там с духами мертвых. Кстати, духи пророчили ему великое будущее. Здесь же, в Кведлинбурге, при свете факелов, в расписанных рунами и свастиками залах осуществлялись церемонии посвящения новичков. Посвящали по образцу крестоносцев, вручали эсэсовский кинжал – он символизировал рыцарский меч.

Кандидатов в СС Гиммлер сперва отбирал лично, потом учредил специальные комиссии. Желающие поступить в его структуры должны были представить свою «арийскую» родословную с XVIII века, проходили проверки и испытания. Если члены СС вступали в брак, им следовало представить аналогичные документы о расовой чистоте невесты. Предъявлялись и другие требования. Перед замужеством девушки проходили антропологические осмотры и медицинские проверки, подтверждая способность к рождению здорового потомства. Для эсэсовских жен были устроены обязательные курсы. Там преподавались политические дисциплины, «идеология, вытекающей из понятия расовой чистоты», домоводство, правила ухода за детьми. Считалось также желательным, чтобы супруга эсэсовца умела стрелять, ездить верхом.

Христианские конфессии в Германии не запрещались. Немцы могли исповедовать свою традиционную веру, в одних землях католическую, в других протестантскую, под Рождество наряжать елочки и умиленно петь святочные песенки. Нацисты даже установили связи с православными, с русской Карловацкой церковью (т. е. нынешней Зарубежной). Для нее в Берлине построили храм за государственный счет [102]. Это давало возможность выставить себя борцами с советским безбожием. Но верхушка государства и партии от христианства подчеркнуто отстранялась. В армии и на флоте коллективные богослужения не вводились и не дозволялись, и нацистские вожди в храмы не ходили. Геринг указывал: «Неправда, что нацизм создает новую религию. Он и есть новая религия».

Гиммлер, правда, не забыл своих юношеских католических убеждений и Христа не отрицал. Но даже христианство теперь соединилось у него с оккультными учениями, рейхсфюрер считал его лишь одним из проявлений некой «высшей» религии. По подсказкам приближенных предсказателей он стал верить, что и сам он – воплощение средневекового германского императора Генриха Птицелова. Новая германская религия была магической и неоязыческой. А сами нацистские руководители в том мире, который они строили, становились чуть ли не богами! Такими же, как древние германские вожди-асы, обожествленные потомками: Один, Тор, Фрейр… Воюй, стяжай бессмертную славу, а потом, среди морей жертвенной крови врагов, возносись в светлую Валгаллу, где пируют аналогичные боги и герои.

Правда, при более детальном рассмотрении нацистские предводители не слишком тянули на сверхчеловеков и богов. Представить собственные справки об «арийском» происхождении большинство из них вряд ли смогло бы, и по внешности ни Гитлер, ни его соратники нордическим воинам не соответствовали. Экономический диктатор Германии и главнокомандующий люфтваффе Геринг страдал наркоманией и ожирением. На высоких постах в нем проснулась жадность, он обогащался всеми возможными способами. Руководитель Трудового фронта Лей был запойным алкоголиком. Министра пропаганды и культуры Геббельса прозвали «бабельсбергским бычком» – он выставлял себя примерным семьянином, образцовым мужем и отцом, но всех германских актрис числил своим «стадом», их по очереди таскали на загородную виллу министра в Бабельсберг. Глава Рейхсбанка Функ и предводитель молодежного Гитлерюгенда Бальдур фон Ширах отличались гомосексуальными склонностями.

Не составляли исключения и высшие чины СС. Гейдрих отличался болезненной жестокостью, любил посещать концлагеря, наблюдать за казнями. Садизм соединялся в нем с сексуальной распущенностью. В свободное время он брал в компанию своего заместителя по гестапо Мюллера и закручивал умопомрачительные турне по борделям и притонам [147]. Гиммлер был не похож на него. Он всегда придерживался внешних приличий, держался как эдакий школьный учитель, идеальный начальник и наставник. Но из-под маски прорывались болезненные комплексы. Он, например, самолично ездил на медосмотры эсэсовских невест, как бы по долгу службы. Изображая подчеркнутую «бесстрастность», разглядывал, как голых «ариек» обмеряют, взвешивают, заставляют делать физические упражнения. Но ведь «богам» простительны маленькие слабости. Языческие боги тоже были им подвержены…

Заготовки новой нации предстояло расширять, взращивать. Гитлер всерьез рассуждал, что со временем надо будет ввести многоженство. Так же, как у древних языческих воинов. Тогда «настоящие» арийцы быстрее расплодятся. Но это виделось позже, чтобы не шокировать свой же народ. Пускай сперва привыкнут к одним новшествам, а уж потом придет черед следующих. Однако Гиммлер, уловив мысль вождя, сумел воплотить ее сразу же, и даже без принятия соответствующих законов. В 1935 г. он организовал под эгидой СС систему «Лебенсборн» («источник жизни»). Забеременеть от случайных связей (но от арийца, желательно эсэсовца) признавалось отнюдь не позорным, а почетным. Женщина, зачавшая ребенка от мимолетного отца, могла обратиться в учреждение «Лебенсборн», за ней ухаживали, помогали родить, выдавали пособие на поправку здоровья. А ребенка принимали на воспитание в государственный приют (Между прочим, после войны обнаружилась полная несостоятельность эксперимента, дети из «Лебенсборн» значительно отставали в физическом и умственном развитии от тех, кто рос в семьях [39, 149]).

Когда гитлеровцы пришли к власти, они не забыли и своих оккультных учителей. Карл Хаусхофер получил новые ученые степени и должности, стал играть важную роль теневого советника в партийной канцелярии Гесса. А на основе его «Общества Врил» и других подобных оккультных структур возникло общество «Анэнербе» («Наследие предков»). Его также привлек под свою эгиду Гиммлер, собирая туда и научных работников, и специалистов в области магических учений. Среди ордена «посвященных», СС, появилась еще одна, более высокая ступень «посвящения». Внутренний круг, обеспечивающий ордену мистическую силу, потустороннюю помощь.

Правда, стоит отметить, что официальный пост Гиммлера в государственной иерархии оставался довольно невысоким – начальник полиции, даже не министр внутренних дел. Но на самом деле юрисдикция в Третьем рейхе была крайне запутанной, и действовала не государственная иерархия, а партийная. Вся Германия знала, что «наци номер два» – Геринг. Третий – Гесс. Четвертый – Геббельс. А Гиммлер начал выходить на пятое место, разделяя его с Борманом и Риббентропом.

Но выдвигали и поддерживали рейхсфюрера СС не только Гитлер с Гессом. И не только неведомые нам потусторонние духи. Его инициативы в СС и «Аненербе» получили еще одну мощную опору. Выше уже упоминался германо-американский промышленник Кепплер, экономический советник Гитлера. Теперь же Кепплер и его правая рука Фриц Краннефус вдруг надумали организовать «кружок друзей рейхсфюрера СС». Вошли в него многие виднейшие промышленники и финансисты Германии – сам Кеплер, Ялмар Шахт, директора и президенты «ИГ Фарбениндустри», «Дойче банк», «Дрезденер банк» и пр. «Кружок друзей рейхсфюрера СС» оказался закрытым клубом миллиардеров!

В «Дрезденер банк» появился особый счет «R», куда «друзья» переводили взносы на нужды СС. Сохранились письма Гиммлера членам «кружка» с благодарностями – за то, что они «дали ему возможность выполнить некоторые задачи, для которых не хватало средств». Существовали и какие-то другие счета и источники финансирования, поскольку выплаты со счета «R» превышали взносы «друзей» [7]. И собирался «кружок» вплоть до января 1945 г.! Как видим, эксперименты по построению «нового мирового порядка» и внедрению «новой религии» не были фантазиями одного лишь Гиммлера и его сотрудников. Они соответствовали заказам могущественных закулисных сил и ими же оплачивались.

Но чтобы строить свое, надо было отмежеваться от чужого. В 1935 г. в Германии была запрещена деятельность масонских структур. Это косвенно ударило и по германским оккультистам, ведь они были переплетены с масонами, розенкрейцерами, иллюминатами. Членам СС и нацистской партии отныне возбранялось состоять в рядах «Германского ордена» и связанных с ним организаций, вроде «Туле». Но эти организации больше не требовались. Гитлеровцы взяли от них все, что видели полезным, к нацистам перетекли все подходящие кадры. Зачем рыхлые собрания и расплывчатые обсуждения интеллигентского «Германского ордена», если уже существует реальный, железный орден СС?

Но запреты и начавшиеся преследования масонских структур, как и увольнения по национальному признаку, до поры до времени отмечали только сионисты. Они несколько раз повторяли свои «объявления войны». А потом полилась кровь. В Швейцарии, как и в Австрии, возникло отделение нацистской партии. Руководителя этого отделения Вильгельма Густлова вдруг застрелил некий Давид Франкфуртер – при расследовании обнаружилось, что он состоял в еврейской террористической организации LICRA.

Симпатиям нацистов к евреям подобные провокации, конечно, не способствовали. И тем не менее, никакими конкретными антиеврейскими акциями в данный период еще не пахло. Даже призывы к бойкотам товаров и магазинов остались пустыми словами. Крупнейшие фирмы Запада продолжали как ни в чем не бывало торговать с Германией. А немцы привычно ходили в еврейские магазины. Да и как же не ходить, если большинство торговых точек, пивных, увеселительных заведений принадлежало евреям? Но в нацистском руководстве заговорили о том, что германская нация возрождается, вступает на новый путь. Поэтому надо бы оградить ее от чуждых воздействий и враждебных влияний.

Осенью 1935 г. в Нюрнберге съезд НСДАП выработал и принял расовые законы. Рейхстаг уже давненько не созывался, но ради такого случая его специально собрали, и Нюрнбергские законы были приняты официально. Провозглашалось, что гражданином Германии может быть только лицо, в жилах которого течет значительная часть германской «или родственной» крови. Евреи из гражданства и из системы государственной службы исключались. Под угрозой каторги запрещались браки немцев с евреями, внебрачные связи, евреям строго возбранялось нанимать прислугу из немок младше 45 лет.

Впрочем, приложения к законам определяли, кого же именно следует понимать под евреями. Таковыми признавались люди, у которых трое из четырех дедушек и бабушек являлись евреями. Если же их было не трое, а двое или один, то евреем признавался лишь тот человек, который исповедует иудаизм, ходит в синагогу, принадлежит к еврейской общине. Между прочим, вопрос о дедушках и бабушках оставался вообще неопределенным и открытым, кого из них считать евреями, а кого можно признать немцами?

По сути, жителям Германии, имеющим смешанное происхождение, предоставлялся выбор. Хочешь считать себя немцем – пожалуйста, будь им. Но в этом случае ты не еврей и не должен иметь ничего общего с еврейской общиной. Или, если хочешь, будь евреем. Но в этом случае ты не немец, государство для тебя чужое. Иудеям дозволялось носить национальную еврейскую одежду, сохранять свою веру – эти права обеспечивались и защищались законом. Они могли по-прежнему торговать, трудиться. Но им уже не разрешалось поступать на государственную службу, для них закрывались некоторые профессии – например, быть учителями у немецких детей. Разве может воспитывать детей человек чужой нации, чужой веры и морали?

Нюрнбергские законы еще не означали преследований по расовому признаку. Они только отделяли иудеев от немцев, признавали их чужеродными элементами в Германии. Но тут уж мировое «общественное мнение» вскинулось на дыбы. Газеты раскипятились обвинениями в антисемитизме. Хотя скандал оказался каким-то мимолетным, коротеньким. Первыми подали голос берлинские банкиры Оскар Вассерман и Ганс Привин, срочно телеграфировали в Нью-Йорк, умоляя коллег сделать все возможное, чтобы «прекратить распространение вредных и абсолютно безосновательных слухов» (об этом сообщает американский историк О. Блэк в своем исследовании «Передаточное соглашение», вышедшем в Нью-Йорке в 1984 г.). Подействовало! «Свободная» пресса быстренько свернула эту тему, распространение «безосновательных слухов» заглохло, будто чья-то невидимая рука одним махом дернула за рубильник средств массовой информации.

Дальнейшего сотрудничества с западными державами Нюрнбергские законы ничуть не омрачили. Британские и американские банкиры по-прежнему не отказывали Германии в кредитах. Компания «Стандарт ойл» начала строить в Гамбурге нефтеперегонный завод, позволяющий производить в год 15 тыс. тонн авиационного бензина, передала для «ИГ Фарбениндустри» особые свинцовые присадки, необходимые для производства авиатоплива. Концерн «Дженерал Моторс» входил в единый картельный организм с фирмой «Опель», вложил 30 млн. долл. в предприятия «ИГ Фарбениндустри». Морган финансировал строительство и расширение авиационных заводов.

Между прочим, все германские филиалы американских фирм подчинялись законам Третьего рейха, и добросовестно отчисляли положенную часть прибыли (5 %) в «Фонд немецкой экономики имени Адольфа Гитлера». Средства из этого фонда шли на вооружение [7]. Значительно позже, во время Нюрнбергского процесса, в разговоре с тюремным психиатром Джильбертом Ялмар Шахт будет смеяться: «Если вы, американцы, хотите предъявить обвинение промышленникам, которые помогали вооружить Германию, то вы должны предъявить обвинение самим себе» [101]. Нет, «мировая закулиса» не забыла и не простила Нюрнбергских законов их авторам. Поставила на заметочку. Разве случайно для суда над нацистскими главарями и их казни американцы выберут именно Нюрнберг? Но это будет позже…

Кстати, самих-то германских финансистов и промышленников расовые законы вообще не касались. О происхождении и вероисповедании Варбургов, Шредеров, Вассерманов (да и Шахтов) никто не вспоминал. Родственник тех же банкиров, Отто Варбург, являлся президентом Всемирной сионистской организации и спокойно жил в Берлине, никто его не трогал и гражданских прав не лишал. А американский магнат Феликс Варбург даже выдвинул проект создать в Германии синдикат американских банков – объединив их с компаниями своего брата Макса Варбурга и «Хандельсгезельшафт». Феликс полагал, что «американское лицо» учреждения привлечет многих еврейских и немецких вкладчиков. Но подобное предложение не реализовалось. Для американской «закулисы» было нежелательным столь открытое присутствие в Германии. Знали – через несколько лет эта страна предстанет в ином облике, в облике агрессора и «врага цивилизованного человечества», в том числе и США.

Гитлер как раз сделал еще один шаг в данном направлении. 7 марта 1936 г. в одностороннем порядке, без всяких согласований и переговоров, он перечеркнул статус демилитаризованной Рейнской зоны у границ Франции. Приказал войскам войти туда. Силенок у Германии было еще очень мало, она смогла выставить всего 30–35 тыс. солдат без танков, без самолетов. Поэтому решение было очередным «пробным шаром». Гитлер сохранял за собой возможность извиниться. Командиров частей строго-настрого предупредили: если французы двинут на них хоть одну роту, боя ни в коем случае не предпринимать и отходить обратно на исходные рубежи [149].

Но французы и англичане не предприняли ничегошеньки. А Лига Наций лишь спустя 13 дней после ввода войск приступила к голосованию – нарушила ли Германия границы Рейнской зоны? После долгих дебатов все же приняла резолюцию о нарушении статьи 34 Версальского договора и Локарнского соглашения. Но резолюция только констатировала факт нарушения, даже формально не осудила немцев, не говоря уж о каких-то санкциях. Германия перешагнула этот рубеж и маршировала дальше. Куда? В свою «Валгаллу»…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.