Цель – Горький

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Цель – Горький

Днем 4 июня на немецких аэродромах кипела работа, штабисты изучали карты Горького и схемы цели, разрабатывая маршруты полета и тактику бомбометания.

«Ранним утром 4 июня нас разбудили и выдали карты всего течения Волги и района вплоть до Ленинграда, кажется, в воздухе затевалось нечто крупное, – вспоминал об этом дне штурман Й. Вольферсбергер из 5-й эскадрильи KG27 «Бёльке», начавший свою службу в эскадре в конце 1942 года. – Говорили, что это будет налет на Москву и что уже имеются схемы целей, но около 16 часов было окончательно объявлено: цель налета – Горький, центр военной промышленности на Волге…

С наступлением лета нас редко можно было увидеть на улице днем, было жарко, и время до полудня мы так или иначе проводили, лежа в кроватях, и после завтрака каждый предавался своим собственным мыслям. Нередко наши разговоры касались возможности совершения вынужденной посадки в глубине русской территории или необходимости выпрыгнуть на парашюте и того, что мы должны были делать при этом. На всякий случай было бы хорошо держать в голове карту, а значит, и направление рек, железных дорог и т. п.».

Летный состав эскадр, безусловно, осознавал важность предстоящей операции. Тот факт, что германская авиация вновь готовилась выполнять наступательные задачи, сразу поднял моральный дух летчиков. Интенсивная авиационная подготовка на основе накопленного боевого опыта уже гарантировала половину успеха. Оставалось лишь точно выйти в район цели и поразить ее. Тем временем к вечеру вернулся самолет-разведчик, экипаж которого сообщил, что в районе Горького стоит безоблачная погода и дует северо-восточный ветер со скоростью 2,7 м/с[45].

Вольферсбергер продолжал свой рассказ: «Около 17 часов пришло предварительное распоряжение, определявшее экипажи и машины, оно давало уверенность, что все уже решено. Если ничего особенного не произойдет, я так или иначе буду участвовать в вылете. Предполетный инструктаж был назначен на 19.00, а до этого у нас еще было время для ужина, написания писем и т. п. Сейчас едва ли можно было различить воинские звания, все были одеты в летные комбинезоны, и приятели приветствовали друг друга рукопожатиями.

Незадолго до 20.00 один из офицеров построил экипажи, и сразу же в дверях появился шеф[46]. «Привет, летчики! – приветствовал он нас и сразу же скомандовал: – Вольно, пилоты и штурманы ко мне!» С бумагой и карандашами в руках мы столпились вокруг большого стола, на котором перед нами лежала карта. «Итак, налет всеми имеющимися в наличии машинами на военный завод в Горьком на Волге. Время старта с 20.00 до 20.10 в следующей последовательности: «Антон», «Цезарь», «Паула», «Эмиль», «Фриц», «Берта», «Зигфрид», «Отто», «Мари», «Северный полюс» и последним «Курфюрст»[47]. Бомбежка в районе 22.40–22.45, перед нами действуют 2-я эскадрилья из KG4, таким образом, цель может уже гореть и, кроме того, освещена осветительными бомбами. Последние помогут облегчить бомбометание. Заход на цель с севера на юг, затем – отворот вправо. Высота произвольная, но тем не менее не ниже 2000 метров. Ветер дует с курса 30 градусов со скоростью 10 км/ч, над целью безоблачно. У кого есть вопросы? Сверим часы! Так, ну, а теперь ни пуха ни пера!»[48]

Записав координаты нескольких радиомаяков и принятые сигналы осветительными ракетами, летчики бросили последний взгляд на подробные снимки автозавода, сложили карты и пошли к самолетам. Старший техник доложил экипажу Вольферсбергера, что их Не-111Н 1G+NN готов к вылету, а оружейник сообщил, что в него загружены восемь тяжелых зажигательных бомб Flamm C250. Перед тем как подняться на борт, каждый летчик подошел к хвостовому оперению. По обычаю он произносил девиз: «Только настоящий летчик перед стартом писает на хвостовое оперение».

В 19.57 по берлинскому времени двигатели первых машин были заведены и набирали обороты. Вскоре были запущены и моторы «Хейнкеля» Вольферсбергера. «Двигатели первых машин набирают обороты, – вспоминал он. – Мы поступаем так же, и наши моторы равномерно гудят. Постепенно темнеет. Включается освещение, и теперь можно все видеть. Штурман сидит на откидном стуле в носу, так что он может обозревать пространство вокруг и вести отсчет: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, таким образом, мы под номером десять.

«Антон» уже стоит на линии старта, последний салют, дроссели открыты, и уже ревут тысячи лошадиных сил обоих Jumo 211, – хвост приподнимается, самолет отрывается от земли, уборка шасси, скорость растет, и машина набирает высоту. С точными интервалами в 45 секунд за ней следуют другие машины. Так, сейчас перед нами только одна, она разбегается, и теперь включается наш секундомер.

И уже мы стоим на линии старта, стрелка движется безостановочно. Застегнуть привязные ремни, через две секунды рычаги дросселей медленно двигаются вперед, и уже бортмеханик, сидящий между пилотом и штурманом, докладывает о показаниях приборов, прежде всего о скорости. Итак, 120, 140, 160, 180… на 190 км/ч самолет отрывается от земли. Внутри тяжелый груз, который несет смерть и разрушения. Это всегда особенное ощущение, когда твердая почва уходит из-под ног и вы поднимаетесь в воздух»[49].

Одновременно с этим с аэродрома Сещинская один за другим поднимались в воздух «Хейнкели» из эскадры KG55 «Грайф». В 20.00 по берлинскому времени стартовало первое звено, за ним последовали остальные машины. Не-111Н 6N+ЕК Хельмута Абендфотха из I./KG100 взлетел с аэродрома Брянск в 20.13 по берлинскому времени[50]. Незадолго до «Хейнкелей» с этой же базы поднялись в воздух и «Юнкерсы» из II./KG51. Согласно записям в летной книжке Ханса Гроттера, его Ju-88A-4 «9К+PN» из 5-й эскадрильи взлетел в 19.45. Любопытно, что в качестве цели у него был обозначен военный моторный завод в Горьком («Kraftmotorenwerk in Gorki»)[51]. Возможно, речь шла об авиамоторном заводе № 466, расположенном на территории ГАЗа и выделенном в обособленное предприятие. О чем немцам было прекрасно известно, в распоряжении летчиков даже были трехмерные рисунки именно моторного завода.

Летчики потом вспоминали, что для каждого самолета эскадры был определен индивидуальный маршрут к цели, однако светлая ночь позволяла лететь даже в разреженном строю соединения. Для полета был выбран маршрут, огибающий Москву с юга. Линию фронта, отмеченную отсветами перестрелок, бомбардировщики пересекли в строю звеньев. При этом летчики из KG27 зафиксировали даже несколько прожекторов и отдельные выстрелы зениток, правда не причинившие самолетам никакого вреда.

«Мы медленно забираемся все выше, и линия горизонта на востоке становится светлее, – продолжал Вольферсбергер. – Вспышки из выхлопных патрубков двигателей слабеют, но их достаточно, чтобы видеть круги вращающихся винтов. Где-то впереди стреляют вражеские зенитки, лучи двух-трех прожекторов шарят вокруг в воздухе, подобно пальцам мертвеца, ага, пожалуй, это наши «приятели». Мы немного изменяем обороты двигателей, что вводит наблюдательные посты зенитчиков в заблуждение, и мы без малейшего ущерба преодолеваем первый рубеж обороны».

Всего в первом массированном налете на Горький участвовали 168 бомбардировщиков, в том числе Не-111 из II./KG4 «Генерал Вефер» майора Райнхарда Граубнера, KG27 «Бёльке» оберст-лейтенанта Ханса Хеннига фон Бёста, II и III./KG55 «Грайф» майоров Хайнца Хёфера и Вильгельма Антрупа и I./KG100 «Викинг» майора Пауля Клааса, а также Ju-88А из III./KG1 «Гинденбург» гауптмана Вернера Кантера, II./KG3 «Блиц» майора Юргена де Лаланде и II./KG51 «Эдельвайс» майора Херберта Фосса. Это был самый массированный ночной налет с начала войны против Советского Союза!

Самолеты шли на высоте 4000–5000 метров небольшими группами с интервалами 10–15 минут. Для навигации на первом отрезке полета экипажи использовали мощный радиопередатчик Московской радиостанции имени Коминтерна, который нетрудно было запеленговать на определенной волне и с его помощью правильно определить направление. Кроме того, транслировавшиеся там патриотические песни и гимны вносили разнообразие в долгий утомительный полет. Через некоторое время внизу появилась блестящая лента Оки, которая служила прекрасным ориентиром для конечного выхода на цель.

В Горьком теплый вечер 4 июня не предвещал никаких важных событий. На предприятиях началась ночная смена, уставшие рабочие дневной смены вернулись в свои неказистые дома и бараки, с тем чтобы наутро вновь идти «ковать победу». Те немногие жители, что были свободны от работы, допоздна прогуливались по улицам, наслаждаясь наконец пришедшим летним теплом. Молодые пары, гулявшие вдоль стен древнего кремля, поднимающегося на высоком откосе прямо над слиянием двух великих русских рек, последними наблюдали, как на западе, где-то за Окой и дымящимися трубами автозавода, зашло за горизонт приветливое июньское солнце. Никто и подумать не мог, что именно оттуда на их родной город надвигается грозная опасность.

После 22.30 штаб Горьковского корпусного района ПВО неожиданно получил от центрального поста ВНОС из Москвы тревожное сообщение о том, что большая группа бомбардировщиков противника пересекла линию фронта, прошла над Тулой и движется в северо-восточном направлении. После этого были введены в действие РЛС РУС-2с, операторы которых вскоре подтвердили, что со стороны Владимирской и Рязанской областей приближаются вражеские самолеты. В 23.56 по местному времени по приказу командующего корпусным районом ПВО генерала А.А. Осипова был подан сигнал «Воздушная тревога».

Городской сигнал ВТ был принят районами города на протяжении от одной до трех минут и продублирован электросиренами и гудками заводов в течение восьми минут[52]. Однако отвыкшие от бомбежек и воя сирен руководители и работники ряда предприятий не смогли своевременно принять необходимые меры. Имели место нарушения светомаскировки. Так, в железнодорожном депо станции Горький-Сортировочная были демаскированы шесть окон, продолжительное время освещавшие территорию депо. Требования работников МПВО замаскировать окна начальником депо Трофимовым не были выполнены, в результате пришлось просто отключить электроэнергию. На Борском стеклозаводе имени Горького после подачи сигнала ВТ явка медико-санитарной команды составила всего 4 %, дегазационной – 17 %, пожарной – 30 %. В то же время зенитчики, прожектористы лихорадочно готовились к отражению налета. В небо плавно взмыли аэростаты заграждения.

В 00.10 посты ВНОС около Вязников и Кулебак стали наперебой докладывать о том, что над ними в сторону города идут большие группы бомбардировщиков. Теперь сомнений не было, самолеты держат курс на Горький. «Была включена батарея СОН, – вспоминал зенитчик И.А. Левицкий. – Вскоре с нее доложили, что с запада приближается групповая цель, дальность больше 50 километров. Была объявлена готовность № 1. Зенитчики были готовы к бою. Командир батареи СОН доложил, что цели движутся небольшими группами с интервалами в 10–15 км на высоте пять – шесть тысяч метров».

Штаб корпусного района пребывал в напряжении. Все понимали, что предстоит нечто ужасное, чего город за два года войны еще не испытывал. Вскоре поступили донесения, что первые самолеты уже подходят к городу, и генерал Осипов приказал зенитно-артиллерийским полкам начать заградительный огонь. Первыми начали стрелять зенитки 742-го зенап подполковника М.Ф. Евгенова, потом открыла огонь артиллерия всех секторов. Девятикилограммовые снаряды с жужжанием устремились вверх, и небо над городом озарилось разноцветными разрывами снарядов. Грохот от стрельбы сотен орудий сотряс улицы и кварталы.

Лев Мардарьев, живший тогда в Сормовском районе, вспоминал: «Метрах в ста от нашего дома стояла зенитная батарея. Грохот от стрельбы был такой, что весь дом ходил ходуном, словно при землетрясении». Затем на крыши домов и бараков градом посыпались осколки. «Первый же выстрел орудия меня оглушил, но нужно было во что бы то ни стало продолжать стрелять, – рассказывала зенитчица Пелагея Паршина. – При выстрелах пушка буквально подпрыгивала, сверху на нас сыпался град осколков разорвавшихся снарядов. Осколки были острые и раскаленные, многие потом получали ранения, у кого-то даже отрывало руки».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.