2 Вооружение и боевая подготовка русской армии в конце XIX в.

2

Вооружение и боевая подготовка русской армии в конце XIX в.

Под руководством Военного министерства принимались меры по улучшению вооружения войск военных округов и овладению ими новыми видами оружия. Перевооружение русской армии, начатое после Крымской войны 1853–1856 гг., к 1881 г. было далеко не закончено. Например, на вооружении пехоты, по преимуществу во внутренних округах, находилось около 300 тыс. устаревших винтовок систем Крнка и Карле[404]. Даже в приграничных округах не все полевые и резервные части были снабжены малокалиберными казнозарядными винтовками Бердана № 2 (образца 1870 г.) по штатам военного времени. Перевооружение войск казнозарядным оружием было завершено к середине 1880-х гг. Одновременно встала задача перехода к магазинному оружию, которое к этому времени уже начало осваиваться в армиях Западной Европы. Задачу создания и принятия на вооружение отечественной магазинной винтовки удалось решить лишь в 1891 г., когда после испытаний в войсках Петербургского военного округа был утвержден образец 3-линейной винтовки С.М. Мосина. Обеспечение ею войск заняло десятилетие (последние ружья Бердана № 2 были сданы на склады в 1901 г.). До 1894 г. не предпринимались меры по оснащению войск новыми револьверами (на вооружении оставались устаревшие зарубежные револьверы системы «Смит-вессон» калибра 10,76 мм).

Из-за косности чиновников Военного министерства русская армия при Александре III не получила на вооружение пулеметы. Дело ограничилось лишь испытанием в 1892 г. пятиствольных пулеметов (зарубежного производства) в Туркестанском и Сибирском военных округах. Был сделан вывод, что «при нынешнем вооружении пехоты и полевой артиллерии пулеметы вообще и прежних систем в особенности имеют для полевой войны весьма малое значение»[405]. По решению Главного артиллерийского управления имевшиеся пулеметы были переданы нескольким крепостям.

Требовал к себе внимания и качественно-количественный состав артиллерии. На 1 января 1881 г. из 3988 орудий, состоявших на вооружении полевой, горной и резервной артиллерии, было всего 2056 стальных орудий, а 1932 – бронзовых и медных[406], испытывался явный недостаток в дальнобойных орудиях. Во всеподданнейшем докладе Военного министерства за 1890 г. П.С. Ванновский отмечал: «Дальнейшее усиление пехоты образованием резервных частей не сопровождалось соответствующим увеличением численности артиллерии… Некоторые войсковые части, как, например, стрелковые бригады и все резервные войска Кавказского военного округа, вовсе не обеспечены артиллерией»[407]. С учетом этого вывода за период с 1881 по 1891 г. резервные войска получили 980 9-фн, 4-фн и 3-фн стальных орудий[408]. Состоявшие в резерве и запасе 1152 9-фн и 4-фн медных орудия были сняты с вооружения. Принимались меры и по повышению оснащенности стальными орудиями полевых войск округов, в которых в 1894 г. их насчитывалось 3200 единиц. С 1887 г. на вооружение была принята 6-дм мортира-гаубица, способная разрушать все типы полевых инженерных укреплений, и до середины 1890-х гг. созданы 3 мортирных полка, оснащенные этими орудиями. Однако военный министр признавал, что русская армия по оснащенности артиллерией явно отстает от других европейских держав. Так, в 1893 г. на один батальон во французской армии приходилось 4,22 орудия, в германской – 3,01, в австро-венгерской – 2,85, а в русской – только 2,52 орудия[409]. Поэтому в 1893 г. был принят 5-летний план развития артиллерии[410].

Обучение войск в округах организовывалось согласно Плану распределения годовых занятий, введенному в 1881 г. Им предусматривалось разделение учебного года на зимний и летний периоды обучения. В зимний период план предусматривал занятия по строевой подготовке, гимнастике, обучение грамоте, стрельбе в цель, изучение уставов и др. Летние занятия подразделялись на два периода. В первый проводились занятия по родам оружия (войск). В пехоте – поротно – 6 недель, побатальонно – 4 недели[411]. В этот период проводились полевые стрельбы, занятия по самоокапыванию и «полевой гимнастике», односторонние ротные тактические учения, двухсторонние батальонные и полковые. В кавалерии строевым и тактическим занятиям в пешем строю отводилось 12 дней из 64. Второй период летних занятий предполагал проведение в течение 4 недель «общих сборов всех родов оружия», с 1886 г. включавших и маневрирование с боевой стрельбой.

Упорядочению обучения войск способствовало издание новых уставов, наставлений и инструкций, а также установление новой, более жесткой системы инспектирования войск, изложенной в Положении об инспекторских смотрах и соответствовавшей духу «беспрекословной дисциплины», прививавшейся военным министром Ванновским. Среди нескольких десятков изданных документов, относящихся к обучению личного состава войск, выделялись: Устав полевой службы (1881); 2-я часть Воинского устава о строевой кавалерийской службе (1881); Инструкция для занятий с офицерами (1882); Наставление для обучения саперных команд в пехоте (1883); Инструкция для ведения занятий в кавалерии (1884); Инструкция для ведения занятий в артиллерии (1884); Устав гарнизонной службы (1884); Положение о специальном образовании инженерных войск (1884); учебники для батальонных школ (1884); Наставление для саперных батальонов (1885, 1887, 1891); 1-я часть Строевого кавалерийского устава (1886); Наставление для обучения полевой артиллерии (1886); Правила стрельбы полевой батареи (1886); Опыт руководства для железнодорожных батальонов (1887); Инструкция для маневрирования с боевою стрельбою отрядов из трех родов оружия (1889); Устав внутренней службы в кавалерии (1889); Руководство по военному воздухоплаванию (1889); Наставление для войскового окопного дела (1891); Новые правила стрельбы для батарейных, легких, конных, мортирных и горных батарей (1891); Учебная книга крепостного артиллериста (1891); Справочная книга для инженерных и саперных офицеров (1893).

В числе важных задач, повседневно решаемых личным составом военных округов, было несение караульной службы. Данные о размерах караульных нарядов, выставляемых как от полевых, так и местных войск, на 1 января 1881 г. и 1 января 1895 г. выглядят следующим образом:

Таблица 16

Сведения о размерах караульных нарядов с 1881 по 1895 г. по округам[412]

Из этой таблицы видно, во-первых, что наибольшее количество караульных нарядов приходилось на неспокойные в военно-политическом отношении Кавказский и Виленский военные округа, на связанные с густонаселенными и важными в политико-административном и экономическом отношениях районами страны Петербургский и Московский округа, а также на протянувшийся вдоль важной водной транспортной артерии (Волги) и характеризовавшийся пестрым составом местного населения Казанский военный округ. Во-вторых, за четырнадцать лет общая численность караульных нарядов в округах снизилась с 30 892 человек (около ¹/₇ штатного состава строевых нижних чинов) до 12 850 (¹/₂₀ часть строевых нижних чинов), то есть на 58 %. Это было продуманной линией Военного министерства и командования военных округов, обеспокоенных тем, что привлечение большого числа личного состава пехоты к несению караульной службы (а кавалерии – к патрульно-полицейской службе) отвлекало военнослужащих от боевой под готовки, снижало эффективность обучения подразделений и частей. В-третьих, весьма значительная часть караулов выделялась на охрану гражданских объектов (административных зданий, финансовых учреждений, тюрем, важных предприятий, крупных складов, транспортных узлов и др.). Снижение числа караульных нарядов, о чем шла речь выше, происходило во многом вследствие освобождения войск от «окарауливания» административных, финансовых, тюремных и других гражданских объектов. Если к 1 января 1883 г. в интересах гражданских ведомств был выделен наряд из 17 702 караулов, а военного ведомства – из 13 219[413], то к 1 января 1895 г. эти цифры (см. вышеприведенную таблицу) составили соответственно 4221 и 8629. Таким образом, если число караулов, выставляемых у военных объектов, снизилось на 35 %, то «окарауливание» гражданских объектов – на 76 %. Снимаемые с последних караулы от войск заменялись караулами от органов внутренних дел.

Сокращение числа пехоты и кавалерии, выделявшихся для несения караульной и патрульно-полицейской службы, способствовало расширению их участия в боевой учебе, в том числе в общих сборах. Если в 1881 г. в 9 округах Европейской России, в Туркестанском, Омском военных округах и в Закаспийской области были проведены сборы на 40 пунктах, то в 1890 г. – уже на 52[414]. Число полевой пехоты, участвовавшей в сборах в 1881 г., составляло 73,5 %, а в 1890 г. 91,5 %, регулярной кавалерии – соответственно 52,9 и 78 % В артиллерии эти цифры составляли соответственно 74 и 90 %. Кроме сборов всех родов оружия в постоянных лагерях стали проводиться так называемые подвижные сборы с маневрированием в поле. Впервые в виде опыта они прошли в 1885 г. в некоторых частях Московского военного округа, а с 1899 г. были введены во всех округах. В 1894 г. в подвижных сборах участвовали 68 % пехоты, 65 % конницы и 66 % артиллерии[415].

С 1886 г. по инициативе начальника Главного штаба Н.Н. Обручева стали проводиться большие маневры с участием войск двух смежных округов. Вследствие значительных расходов на проведение таких маневров Военное министерство не имело возможности организовывать их ежегодно, поэтому они проводились с периодичностью раз в два года. Зачастую организуемые в приграничных районах, они, кроме боевой учебы, давали возможность войскам ознакомиться с той местностью, которая могла стать вероятным театром военных действий, на практике проверять теоретически прогнозируемые свойства этих театров. В 1886 г. в Гродненской губернии большие 12-дневные маневры провели войска Виленского и Варшавского округов. В них участвовали 120 батальонов, 85 эскадронов и сотен, было задействовано 210 орудий[416]. В 1888 г. в Херсонской губернии в течение 6 дней проводились совместные маневры Харьковского и Одесского округов в составе 78 батальонов, 79 эскадронов и сотен с использованием 170 орудий.

В 1890 г. в Волынской губернии состоялись 9-дневные маневры войск Варшавского и Киевского округов. По масштабу привлечения сил и средств (191 батальон, 143 эскадрона и 468 орудий) они были наиболее крупными за период царствования Александра III. В 1892 г. около крепости Ивангород в течение 6 дней проходили маневры 71 батальона, 67 эскадронов и сотен при 216 орудиях из состава войск Варшавского военного округа. В 1894 г. планировалось организовать большие маневры войск Виленского и Московского округов под Смоленском, но они не состоялись в связи с кончиной императора.

В Одесском военном округе с учетом его задач по защите побережья Черного моря с 1884 г. было введено обучение войск десантным действиям. Отряды сухопутного десанта назначались обычно в составе 3–4,5 батальона, 0,5–1 эскадрона и 4–8 орудий. Несмотря на определенные трудности в выработке общей тактики сухопутного и морского командований, ряд учебных десантных экспедиций дал положительный эффект. Такие экспедиции были проведены в 1885, 1891 и 1893 гг. близ Одессы, в 1886 г. – у юго-западной части Крыма, в 1887 и 1892 гг. – близ Севастополя, в 1888 г. – около Керчи, в 1889 г. – у Очакова и в 1890 г. – близ Судака.

С 1889 г. регулярно проводились сборы военнообязанных запаса, в результате чего удавалось охватывать двухнедельной учебой несколько сот тысяч запасников ежегодно.

В целом усиление интенсивности обучения войск при сокращении караульной службы и прочих непрофильных занятий отвечало общей стратегической задаче наращивания боевой мощи русской армии при сохранении ее относительно небольшой численности и ограниченности расходов на содержание. К исходу правления Александра III масштабы летних сборов достигли внушительных размеров: в 1894 г. в них участвовало 987,5 батальона, 353 эскадрона, 228,5 сотни, 336 пеших и 48 конных батарей[417]. В наиболее выгодных условиях в отношении общих сборов находились войска Варшавского, Виленского и Киевского округов.

Разработка Военным министерством документов, касающихся обучения войск, должна была составить основу их боевой подготовки с учетом перемен в военном деле. Но многие из этих документов нуждались в тщательном изучении их практической пригодности и последующей доработке с целью устранения выявленных недостатков. Однако этому препятствовала насаждавшаяся в войсках рутинная дисциплина, возрождение традиций плац-парадной муштровки, недостаточно уважительное отношение к военным ученым-специалистам и офицерам. Имел место разброд в воззрениях военных руководителей на систему обучения. Даже М.И. Драгомиров (с 1878 г. начальник Николаевской академии Генштаба, в 1889–1903 гг. командующий Киевским военным округом), много сделавший для утверждения нового подхода к солдату как личности, настойчиво проповедуя первенство духовного над материальным, упорно противился освоению новых видов оружия. Например, когда вводились скорострельные пушки, он в своем округе добился, чтобы они были без щитов, «способствующих робости».

А.А. Керсновский писал: «В различных округах войска были обучены по-разному, в зависимости от взглядов командующих войсками. В одном и том же округе система обучения менялась с каждым новым командующим. Если этот последний был артиллерист, то интересовался лишь своими бригадами, предоставляя пехотным и кавалерийским начальникам обучать войска, как то им заблагорассудится. Назначали сапера – и начиналось повальное увлечение «гробокопательством»: сооружение полевых укреплений, самоокапывание без конца при полном пренебрежении ко всему остальному на свете. Сапера сменял малиновый кант – «фортификация» немедленно же упразднялась, и все обучение сводилось к выбиванию сверхотличного процента попадания на стрельбищах. Наконец появлялся представитель драгомировской школы, провозглашал, что «пуля дура, штык молодец!». И стройно идущие под барабан цепи начинали одерживать блистательные и сокрушительные победы над обозначенным противником»[418].

В то же время нельзя не признать, что, как и прежде, самым важным желанием немалого числа военачальников было не ударить в грязь лицом перед членами августейшей фамилии и императором, которые руководили маневрами. По степени концентрации представителей царской семьи Красносельские маневры превосходили все прочие, хотя ценность их с точки зрения повышения качества обучения войск была мизерной из-за многолетней повторяемости театра и тактических приемов учебного боя. Вместе с тем возможности пустить пыль в глаза императору имелись превосходные. Придворный лейб-медик Н.А. Вельяминов, участвовавший в таких маневрах в должности хирурга-консультанта, так передавал общее настроение: «Все, что делалось в Красном, было известно почти всем членам Императорской Фамилии и самому Государю. Понятно, что все военное начальство было постоянно начеку, и служить в Красном было нелегко»[419].

Генерал Б.В. Геруа так описывал Красносельские маневры, проходившие под руководством великого князя Владимира Александровича: «Многое делалось по старинке: кавалерия бросалась, не смущаясь обозначенным огнем, на пехотные цепи и стреляющие батареи. Для отражения этих атак в духе Прейсиш-Эйлау и Бородина пехотные резервы выходили, держа ногу в сомкнутом строю, на линию цепей и производили залпы… Конные ординарцы носились вдоль фронта как зачарованные против воображаемых пуль и осколков. Нечего и говорить, что батареи картинно выезжали на гребни горок, лихо снимались с передков на виду у неприятеля и становились на открытых позициях. Не отличалось свежестью и решение задачи: давно установился порядок, по которому нужно обстрелять, скажем, Кавелахтские высоты или брать приступом Лабораторную рощу»[420]. Резюме Владимира Александровича вполне соответствовало содержанию маневров: «Маневр разыгрался отлично: пехота наступала, кавалерия скакала, артиллерия стреляла. Благодарю Вас, господа»[421].

Такие картины разыгрывались на многих маневрах, проходивших на глазах августейших особ. А присутствие на смотрах и маневрах императрицы, по словам Н.А. Вельяминова, придавало этим мероприятиям характер «семейного пикника» и несколько «умаляло воинский дух»[422].

Не всегда маневры удавались даже в присутствии императора. На Ивангородских маневрах Варшавского военного округа в 1892 г. кавалерийский полк, потеряв направление атаки, едва не снес кортеж императора. Александру III и императрице Марии Федоровне пришлось буквально спасаться бегством от наступающих эскадронов. Такие конфузы случались регулярно и говорили не в пользу русских войск.

Сказывался и далеко не однородный в профессиональном отношении уровень командующих округами. Среди них были заслуженные боевые генералы, герои прошлых войн, такие как И.В. Гурко, М.И. Драгомиров, а также и молодые, подающие большие надежды, как, например, А.Н. Куропаткин – будущий военный министр, Д.И. Святополк-Мирский – «замечательный по уму», выходивший «из ряду во всех отношениях»[423], и др.

В то же время в лице командующих войсками округов как в зеркале отражались проблемы российского генералитета. А.Ф. Редигер, бывший в конце 90-х гг. XX в. начальником канцелярии Военного министерства, вспоминал, что «людей неспособных и дряхлых не увольняли… способные люди не выдвигались, а двигались по линии, утрачивали интерес к службе, инициативу и энергию, а когда добирались до высших должностей, они уже мало отличались от окружающей массы посредственностей»[424]. О командующем Одесским военным округом Мусине-Пушкине современники отзывались как о человеке «крайне ограниченном, грубом и пьянице»[425]. Командующего Кавказским округом Шереметева П.С. Ванновский считал «лентяем, не выходящим из комнаты в стране, где необходимо себя показывать народу»[426]. Его предшественник на этом посту (до 1890 г.) Дондуков-Корсунский «по обыкновению врет напропалую и хвастается тем, что презирал все похожее на законность, будучи главнокомандующим на Кавказе». Как он сам рассказал государственному секретарю А.А. Половцову, «по его приказанию дорогою застреливали преступников, присужденных… к ссылке, из опасения, чтобы они не возвратились на родину…»[427].

В такой кадровой политике едва ли можно обвинять Банковского, как это делает Редигер. Нерадивые командующие, воспринимавшие свою должность как синекуру, получали ее из рук императора, далеко не всегда учитывавшего мнение военного министра. Такими же синекурами были ключевые посты в Военном министерстве, занимавшиеся великими князьями. Один из них, великий князь Владимир Александрович, возглавлял войска гвардии и Петербургский военный округ. Он был, пожалуй, наиболее образованный и воспитанный среди прочих членов царской династии, но «постоянно думающий о чем-то другом, а не о предмете разговора… могущий очень хорошо и верно судить о происходящем вокруг него, но не находящий к тому времени за помышлениями о еде, питье и т. п.»[428]. Этому «лентяю, эгоисту, ушедшему в брюхо», любителю заграничных путешествий недосуг было заниматься делами округа. Отсюда его «равнодушие к нравственным достоинствам людей и вообще к пользе отечества». Он фактически передал все дела своему начальнику штаба Г.И. Бобрикову, которого характеризовали как «известного пройдоху, афериста», «дикого, грязного во всех отношениях унтер-офицера»[429].

Впрочем, П.С. Ванновский находил в себе силы противостоять произволу великих князей. Например, великий князь Николай Николаевич, занимавший должность генерала-фельдцейхмейстера, часто жаловался, что тот «не выказывает ему должного уважения» и вообще «знать не хочет» главного артиллерийского начальника[430].

Следует сказать и о том, что при назначении командующих округами, особенно там, где они совмещали гражданские и полицейские (генерал-губернаторские) функции, большое значение имел политический фактор. Русские войска часто привлекались для полицейских операций и замирения национальных окраин. Поэтому зачастую профессиональные качества командующих как военных рассматривались наряду с политической целесообразностью их назначения. Удивительно, но в этом процессе считал нужным участвовать даже обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев – официальный идеолог Александра III. Ратуя в 1883 г. за назначение на должность командующего войсками Варшавского округа и одновременно генерал-губернатора И.В. Гурко, Победоносцев в письме министру внутренних дел Д.А. Толстому отмечал, что на этом посту должен находиться твердый носитель русской идеи – «русская власть с именем и характером». «Положение его трудное, ибо годы правления Альбединского посеяли в краю такое семя, которое трудно выпахать», – подчеркивал он, намекая на польское происхождение предыдущего командующего. В дальнейшем он всячески оберегал Гурко от нападок военного министра, с которым у того были конфликтные отношения[431]. В другом месте К.П. Победоносцев участвует в выборе кандидатуры на вакантную должность командующего Одесским военным округом. «Перебираю военную книжку с великим затруднением», – сетует он все тому же Д.А. Толстому. Столь напряженный поиск нужной кандидатуры сочетался с полной неосведомленностью Победоносцева в данном вопросе, в чем он признавался сам: «Многих [генералов] я не знаю… и ни на одном моя мысль не останавливается с уверенностью…»[432] Между тем того же самого П.П. Альбединского Д.А. Милютин оценивал очень высоко и даже выдвигал как замену себе на посту министра. При Альбединском, считал Милютин, Варшавский округ стал «образцовым», «нигде войска не были доведены до такого совершенства в тактическом образовании; администрация была ведена примерно…»[433]

Итак, эпоху Александра III можно охарактеризовать как период мирного строительства русской армии, хотя проходила она в условиях нараставшего напряжения на международной арене. Правительство предпринимало меры по модернизации организационной структуры войск и совершенствованию их технической оснащенности. Крупными мероприятиями этой эпохи стали подготовка и принятие Положения о полевом управлении войск в военное время и перевооружение армии новым стрелковым и артиллерийским оружием.

Военно-окружная система в эпоху Александра III окрепла и стала основой военной организации российских военно-сухопутных сил. Хотя совершенствование этой системы шло медленными темпами, в целом она доказала свою жизнеспособность и полезность. Особенно важным было включение округов в структуру армии военного времени, закрепленное Положением о полевом управлении войск в военное время 1890 г. В отдельных сферах окружного хозяйства, как, например, военной медицине, были достигнуты большие успехи. Это давало надежду на сокращение убыли личного состава по болезням и ранениям в период войны, всегда составлявшей в русской армии огромную величину.

В то же время политика правительства, направленная на экономию государственных средств, заметно тормозила развитие многих отраслей военного хозяйства, вредно сказывалась на материально-бытовом положении военнослужащих. Положительные тенденции в области финансирования армии стали наблюдаться только в конце правления Александра III, когда дальнейший застой в армии стал грозить значительным отставанием в военной мощи от прочих великих держав.

Рассматриваемый период характеризуется также значительным вниманием к полевому обучению войск. Летние лагерные сборы, учения и маневры стали нормой. Крупным недостатком в этой сфере являлся нередко показной характер таких учений, а также нахождение на высоких военных должностях неквалифицированных людей, в том числе и великих князей.

В целом история российской армии в период царствования Александра III вполне соответствовала общей оценке этой эпохи – эпохи спокойствия, постепенного поступательного развития.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.