Глава III Княжеские военные слуги: отроки/гриди

Глава III

Княжеские военные слуги: отроки/гриди

Анализ, предпринятый в главе II, показал «нетерминологичность» древнерусского слова дружина. Это слом. во даже в более узком значении княжеское войско/ княжеские люди не обозначало какие-то определённые структуры или институты и только указывало в целом на людей, так или иначе (часто лишь внутри одного контекста или в одной отдельно взятой ситуации) связанных с князем. В среде этих людей выделяются некоторые группы и категории, которые более или менее последовательно и устойчиво обозначались особыми словами (терминами), имевшими, очевидно, более точное и конкретное содержание. Дальнейшее исследование нацелено на выяснение того, что стояло за некоторыми из этих терминов, на которые сами источники указывают как на важнейшие.

И свидетельства древнерусских источников, и общие типологические соображения заставляют предполагать наличие в светской элите древнерусского общества, по крайней мере, двух важных элементов – княжеских слуг и знати. Знать, а также отчасти некоторые другие группы населения, входившие в элиту Древней Руси, рассматриваются в следующей главе. В этой главе речь пойдёт о военных слугах князей, которые обозначались словами отрок и гридь. Именно к этой группе людей возможно применение понятия дружина в том его научном смысле, который был обозначен в итоге историографического обзора в главе I. Но более точным и правильным, на мой взгляд, определением княжеских военных слуг было бы не просто «дружина», а «большая дружина» – термином, который предложил чешский историк Ф. Граус для одной из форм (стадий) дружинных объединений в средневековой Европе. В этой главе обосновывается это определение, за которым, как будет видно, стоит некоторое представление о всей социально-политической организации древнерусского государства.

На идею Грауса о «большой дружине» (velkodru??na) обращалось внимание выше в главе I (см. с. 112). Граус включился в дискуссии немецких историков о дружине и «господстве знати» и, понимая дружину как общеевропейское явление, предложил свою типологию её форм, переходивших одна в другую. Таких форм он насчитывал четыре, и «большая дружина» была третьей стадией. Все типы дружин, по Граусу, строятся по одному образцу, представляя собой объединение воинов под началом предводителя, который брал на себя их содержание и правовую защиту. Принципиальные отличия «большой дружины» от «домашних» и «частных» («малых») состояли в том, что она была многочисленна, включая всю или значительную часть общественной элиты, и играла важную роль в становлении государства. Многочисленность и «государственные» функции были двумя сторонами одной медали, отражая сущность «варварских» политических образований, – содержать большое количество профессиональных воинов можно было только за счёт «сверхдоходов», которые доставляли, как правило, грабительские походы в соседние регионы и обложение подчинённого населения данью, но эти последние и осуществляла сама эта «большая дружина». Граус не писал этого прямо, но его логика имела в виду соответствие «большой дружины» определённой стадии становления государства – когда господство, оторвавшись от семейнородовых форм, выражалось в даннических (трибутарных) отношениях.

Обосновывая эту идею, Граус опирался, главным образом, на источники по истории древнейших государств Польши и Чехии. Чешские источники позволяли Граусу уловить лишь некоторые отголоски дружинных отношений в XI–XII вв. Явственные следы «большой дружины» он находил не в чешских, а в польских источниках, но в целом делал вывод равным образом для Чехии и Польши, что правители этих двух государств в X–XI вв. использовали «большие дружины» как главное средство для утверждения своей власти и управления подчинёнными (завоёванными) территориями.

Не у всех теория Грауса вызвала сочувствие. В частности, X. Ловмяньский сомневался в том, что в рамках « большой дружины» можно было объединить вместе с воинами на содержании правителя представителей знати. Историки следующего поколения (Д. Тржештик и др.), приняв идею «большой дружины», связали её с разработанной ими «среднеевропейской моделью» государства высокого Средневековья, и согласно их представлениям, «большая дружина» и политические формы, ей соответствующие, составляли стадию общественного развития, непосредственно предшествующую этой «модели». Такой подход, однако, вызывает вопрос, была ли эта «большая дружина» специфически «центральноевропейским» явлением. По крайней мере, сам Граус исходил как будто из более или менее общеевропейского характера своей типологии дружинных форм[514].

В данном исследовании предпринимается попытка рассмотреть идею Грауса о «большой дружине» в более широком контексте. До сих пор, насколько я знаю, это не делалось. Между тем, указания на некие особо многочисленные военные контингенты в постоянном распоряжении правителей, причём как раз в эпоху X–XI вв., происходят из разных регионов средневековой Европы. Такие данные есть и в древнерусских источниках. Эти данные так или иначе привлекали внимание исследователей, но, на мой взгляд правильной интерпретации поддаются именно в сопоставлении с европейскими аналогиями. Идея Грауса даёт опору, от которой может отталкиваться анализ этих аналогий, хотя, как увидим, выводы, к которым этот анализ приведёт, в чём-то могут и расходиться с выводами чешского историка. Многочисленность и связь с трибутарными отношениями – это те критерии, которые помогут систематизировать свидетельства из источников разных по времени и происхождению.