Часть первая. Враг внешний

Часть первая. Враг внешний

Век назад, 1-го августа 1914-го года, кайзеровская Германия Вильгельма II объявила Российской империи войну…

А в 2008-ом минуло 90 лет с начала в России войны Гражданской. И на экраны вышел фильм «АдмиралЪ»… И 90-а лет – как не было! Россия вновь – в который уж раз! – поделилась на «белых» и на «красных».

«Белые», надо сказать, выглядели бледно. Аргументации «за» никак у них не получалось – для этого ж надо было историю подчитать. Поэтому в ход пошли увлажнённые от восторга и умиления глаза, чё-та там про «хруст французской булки» и «золото эполет». Ну, и про любофф, конечно: «Ах, как это по-русски – пять лет служения и любви достойному со всех точек зрения мужчине, а потом – 37 лет каторги!..». Дальше дело стопорилось, потому что мгновенно начиналась свара, Тимирёва ли Боярская, плавно переходящая в свару, Колчак ли Хабенский…

У «красных» со знанием истории тоже не сложилось. По обыкновению. И они, по тому же обыкновению, просто пёрли буром – Колчак:

– «полярный исследователь хренов», в то время как истинно русские офицеры (им-то до них какое дело?) несли нелёгкую службу на кораблях и в частях. Да и чё он там открыл-то?!!

– крейсером «Слава» никогда не командовал;

– наградной Георгиевский палаш (саблю, шашку – версий много) за борт выкинул, а в Сибири при нём же и щеголял – чё он за ним, нырял, что ли?

– английский шпион;

– про «психическую атаку» каппелевцев – враньё! Патронов у них не было?!! Да их весь мир патронами снабжал!!! А вот в фильме «Чапаев» «братьев» Васильевых – не враньё!..

– банальное ворьё – золотой запас империи не то слямзил, хапуга, в свой карман да «на чёрный день» вывез, не то «союзничкам» слил;

– к тому же:

Мундир французский, Погон российский, Табак японский – Правитель омский! (фольклор тех лет)

– и вообще: «сухопутный адмирал хренов»!!! Попробую кратко:

– решением Российского Географического общества одному из островов, открытому лейтенантом Колчаком в Таймырском заливе Карского моря, было дано название «остров Колчак». При советской власти остров был переименован, но в 90-ых годах прошлого века первоначальное название было возвращено. Ещё один остров и мыс на нём получили тогда имена «Софья» – в честь невесты лейтенанта Колчака Софьи Фёдоровны Омировой. По окончанию полярной экспедиции Императорской Академии наук под руководством барона Толля, то же Географическое общество, изучив представленные Колчаком соображения по возможному использованию прибрежных акваторий Ледовитого океана, приняло решение ходатайствовать перед государем о дальнейших исследованиях Северного морского пути. Того самого, по которому ежегодно осуществляется «северный завоз» и благодаря которому русское Заполярье ежегодно и благополучно переживает полярную ночь. К слову сказать, всю свою историю Россия активно использовала в качестве первопроходцев именно офицеров: сухопутных – атаман Дежнёв, подполковник Арсеньев, генерал Пржевальский; и флотских – адмиралы Чичагов, Беллинсгаузен, Крузенштерн… Ну, и Колчак вот;

– да, не командовал, господа критики. Только не крейсером «Слава», а довольно уже устаревшим, но всё же линкором. Да и свидетелем подвига этого линкора у Моонзундского архипелага Колчак тоже быть не мог – в это время он уже командовал Черноморским флотом и незадолго до сражения убыл в Севастополь после закончившейся петроградской командировки;

– «золотое» Георгиевское оружие – ни палаш по версии кинематографистов, ни саблю по версии «всезнающей» Википедии, ни шашку, по наиболее часто выдвигаемой возмущённой общественностью версии, адмирал Колчак за борт не выкидывал. С шашками, кстати, на флоте вообще как-то не сложилось – не было их там отродясь. А выкинул он наградной Георгиевский кортик «За храбрость». При котором, да – «щеголял» позже и в Сибири. За которым действительно нырял, да. Нырял по инициативе офицеров экипаж броненосца «Георгий Победоносец» – флагмана командующего Черноморским флотом. Чтоб хоть как-то донести суть этого факта до умозрительных скептиков, слегка поясню – дело было, естественно, в военно-морской базе, у причальных стенок, где в те поры стояли угольные боевые корабли. Не современные газо-тубинные, что на «соляре» бегают, а – угольные. Дно и чистоту воды современной военно-морской базы при желании можно самим посмотреть. А заодно выяснить количество желающих там выкупаться. Тогда дно и чистоту воды в бухте, забитой угольными «утюгами», легко подскажет богатое воображение. И ведь нашли же… Что, кстати, косвенно свидетельствует и об отношении личного состава флота к своему командующему;

– конечно, английский шпион! А какой же ещё-то?!! До конца II Мировой войны все шпионы были исключительно английскими!.. Правда, Колчак возглавлял некоторое время российскую военную миссию в Северо-американских штатах, куда его отправил «гений военной мысли», военный и морской министр Временного правительства, мсье Керенский. И именно за критику развала армии и флота тем же Временным правительством, между прочим. А вот в Омск-то Колчак прибыл в сопровождении именно английского генерала Нокса. И в Великобритании до этого бывал… аж две недели! В общем, знаем мы эти сказочки про союзников по Антанте: шпион и – точка!

– с «психической атакой» в этом случае сразу всё проясняется – ну, неужели британцы своему шпиону патронов пожалеют? Значит, правда у «братьев» Васильевых-то! Да у них там вообще всё правда – без единого выстрела, со стеками подмышкой и с сигарами в зубах, «красиво идут» (так и сказано!) каппелевские офицерские шеренги. В мундирах… марковцев почему-то. Правда, вверенные Владимиру Оскаровичу Каппелю части никогда в боях с «легендарным начдивом» не встречались. Опять же почему-то. Впрочем, офицерский полк имени генерала Сергея Леонидовича Маркова – тоже. Ну, да ладно. А не стреляли они не потому, что патронов у них не было, а потому что хотели, видимо, побыстрее отборный офицерский полк угробить и уж больше не мучиться. А если серьёзно, то пешая атака каппелевцев, идущих без боеприпасов, в полный рост на пулемёты с единственной целью – взять Иркутск и спасти своего адмирала – тоже кое-что говорит об авторитете Колчака в войсках;

– знаменитое «золото Колчака», которое некоторые до сих пор ищут, историками давно «найдено» и результаты его поисков не раз опубликованы в прессе. Колчак располагал частью золотого запаса империи, отбитого им в Казани у большевиков, общим весом в золотых слитках в 505 тонн на сумму 650 миллионов рублей в ценах 1919-го года. Согласно сохранившихся документам, на нужды фронта им было потрачено 68 млн. рублей. В качестве залога на предоставление кредитов зарубежными банками было потрачено ещё 128 млн. рублей с обязательным условием возвращения доходов с них в Россию. Это, что ли, «союзничкам» слил»? В остатке – 454 млн. Чехословацкий корпус, которому была доверена охрана золотого запаса и который адмирала и предал, выплатил большевикам 407 млн. рублей за право беспрепятственно покинуть Россию. Затем большевики, нарушив все договорённости, захватили при транспортировке золотого запаса из Иркутска обратно в Казань ещё золота на сумму 35 млн. рублей. Стоимость оставшегося золота – на сумму 12 млн. рублей – за небольшим вычетом удивительным образом совпала с суммой, переданной в Париже Российскому общевоинскому союзу, начинавшему свою работу в эмиграции под руководством генерала Александра Павловича Кутепова уже после разгрома Белого движения. Она составила 10 млн. рублей. Установить судьбу ещё двух миллионов так и не удалось. Они могут быть как на совести тех же белочехов, так и на совести офицеров французской военной миссии, сыгравших не последнюю роль в выдаче Колчака красным. А, возможно, составили общую сумму «накладных расходов», неизбежных при нелегальном вывозе столь значительных средств за границу. И расходы эти тоже вряд ли были вполне легальными. Согласно бухгалтерским документам, сохранившимся в архивах РОВС, вся полученная сумма – до копеечки! – была потрачена на организацию борьбы с большевиками в России. Более того, перед самым роспуском РОВС и окончательным завершением его деятельности руководители союза рассчитывались за работу с сотрудниками аппарата РОВС из своих собственных средств, так как денег на счетах уже не было. Так что с «вывез «на чёрный день» как-то не срастается. А уж с «хапугой»-то совсем не срослось;

– про фольклор ничего скажу – с фольклором разве поспоришь?

А вот на «сухопутности» адмирала Колчака хотелось бы остановиться по-подробнее. Александр Васильевич Колчак, по слухам потомок принявших православие турок, имел в обеих ветвях своего рода донских и черноморских казаков, а со стороны отца – ещё и несколько поколений флотских артиллеристов. В выпускном классе Морского кадетского корпуса гардемарин Колчак числился «по первой ступени успеваемости», однако отказался от неё в пользу однокашника, которого полагал более достойным – всё дело в том, что знания Колчака в минном деле оставляли, по его мнению, желать лучшего. Будущее покажет, что мнение это было весьма и весьма ошибочным…

Но, хоть и «со второй ступени», мичман Колчак выпущен был «по первому разряду» и службу начал, продолжая артиллерийские традиции семьи – на канонерских лодках и крейсерах. Пройдя на них воды двух океанов – Индийского и Атлантики. Но мечтой его было попасть на современный и мощный ледокол «Ермак», к постройке которого приложил силы легендарный на флоте адмирал Степан Осипович Макаров, и отправится под его же командованием в воды Арктики. Но, уже лейтенантом, Колчак получил назначение на броненосец «Петропавловск» и отправился к берегам третьего в своей жизни океана – Тихого. Где спустя некоторое время и получил согласие Императорской Академии наук на участие в полярной экспедиции. Но уже под руководством Эдуарда Васильевича Толля. И там, в водах четвёртого за недолгую службу Ледовитого океана, лейтенант Колчак, как мы уже знаем, оказался отнюдь не бесполезен. Больше того – участие Колчака в этой экспедиции было прервано необходимостью его возвращения к служебным обязанностям военного моряка. Что неожиданным образом вызвало необходимость в ещё одной полярной экспедиции – пеший поход вглубь Арктики склонного к авантюрам Толля терпел бедствие. Колчак сам разработал план спасательной экспедиции, который, отвергнув план самого Макарова, утвердила Академия наук, и сам же её и возглавил. Но Макаров «был» с ним, по сути, безотлучно – трудам адмирала по теории минной войны Колчак посвящал всё своё свободное время…

С началом русско-японской войны Колчак заторопился на «Петропавловск». Тем более, что на его борту находился штаб и самого Макарова! Но именно его решением Колчак был переведён вахтенным начальником на крейсер «Аскольд» и… чудом избежал смерти – вскоре «Петропавловск» подорвался на японской мине и прославленный адмирал погиб вместе с ним. С этого момента минная война стала почти делом жизни лейтенанта Колчака – он добивается перевода на минный заградитель «Амур», с трапа которого сойдёт уже командиром миноносца «Сердитый».

Человеку непосвящённому может показаться, что пришедший на флот молоденький мичманок командиром какого-нибудь артиллерийского плутонга так себе, ни шатко, ни валко, и добирается по выслуге лет до командирского кресла на ходовом посту. Ан нет – прежде, чем взяться за ручки машинного телеграфа, по службе приходится покувыркаться основательно. И апофеозом этих «кувырканий» является «собачья» должность старпома – буквально во всех смыслах собачья. Да ещё и под пристальным вниманием «отцов-командиров» – офицеров штаба флота. Потому-то командиров плутонгов на кораблях много, а в командиры этих кораблей выходит из них не каждый. Далеко не каждый…

Служба на миноносце началась напряжённая – та, о которой лейтенант Колчак и мечтал: бессменные, многосуточные дежурства на внешних рейдах по защите аван-портов и береговых укреплений, скрытные ночные рейды на постановки минных банок, траление мин противника под его ураганным огнём, рысканье по вражеским коммуникациям ради одного-единственного торпедного залпа, яростные артиллерийские дуэли, уходя от преследования… И – странное дело – Колчак, никогда при жизни адмирала Макарова не являвшийся его учеником в классическом понимании этого слова, был им признан на флоте безоговорочно! Но война есть война – ранения… госпиталя… Профессиональный, промозглый, «родом» ещё из Арктики, флотский ревматизм. Снова госпиталя. Временное списание по здоровью на берег… И – снова артиллерия: грамотная организация артиллерийской обороны Порт-Артура на вверенных ему участках! Потом – снова ранение, снова – госпиталь… Сдача Порт-Артура. Плен.

По возвращении из плена – снова госпиталь и длительный отпуск. Колчак с головой погружается в научную работу, систематизируя свои записи двух полярных экспедиций. Есть мнение, что занялся он этим исключительно из чувства вины перед другим величайшим исследователем Арктики – адмиралом Макаровым, план которого по спасению экспедиции барона Толля был отвергнут в пользу плана Колчака, но экспедицию, тем не менее, спасти так и не удалось. Пусть так. Но материалов-то оказалось столько, что для изучения их при Академии наук была создана специальная комиссия, работавшая с ними вплоть до 1919-го года! Самим же Колчаком до начала I Мировой войны на их основе было составлено несколько географических и климатических таблиц, издано более десятка монографий, написано множество статей…

В 1906-ом году Колчак приглашается принять участие в работе воссоздаваемого Главвоенмора – Главного Морского штаба. Вы вдумайтесь: не штабс – обер-офицер всего навсего! Лейтена-а-ант!.. И, не имея академического образования и не будучи в списках офицеров, причисленных к Генеральному Штабу, Колчак параллельно приступает к преподавательской работе в Морской Николаевской Академии!!! Лекции его вызывали такой потрясающий интерес, что его наперебой стали приглашать выступить в офицерских собраниях флотских частей и соединений. А после публикации в «Морском сборнике» его статьи «Какой нам нужен флот» Колчак был приглашён для прочтения доклада на заседание Государственной Думы. Эффект от него был совершенно непредсказуем – лейтенант Колчак стал постоянным членом думской комиссии по обороне, не будучи её депутатом!

Задачи перед флотом стояли чудовищные по сложности – в русско-японской войне Россия потеряла львиную долю своих боевых кораблей из состава Балтийского, Черноморского и Тихоокеанского флотов, входивших в состав эскадр под командованием адмиралов Рожественского, Небогатова, Макарова и сменившего его после его гибели адмирала Алексеева. Лучших, смею сказать, кораблей – кораблей, сумевших успешно преодолеть путь от Кронштадта и Севастополя и аж до самого Порт-Артура.

Всё это необходимо было воссоздавать. И именно планирование и организация воссоздания морской мощи империи и выпали на долю лейтенанта Колчака. В немалой степени благодаря и его стараниям на российских стапелях были заложены линкоры типа «Севастополь», дредноуты типа «Измаил», легендарные, не имевшие аналогов во всём мире эсминцы типа «Новик», качественно новые подводные лодки. Флотский историк Хандорин утверждает, что «все линкоры, половина крейсеров и треть эсминцев советского Военно-морского флота, в 1941-ом году вступившего в Великую Отечественную войну, были построены именно по этой программе»…

В 1908-ом году Колчаку был пожалован чин… капитана второго ранга! Во как: из лейтенантов – в кавторанги!!! И «продвинутые» критики «правителя омского» из более поздних «знатоков отечественной истории» немедленно возопили, что Колчак – не более, чем выскочка, которого в его головокружительной карьере, несомненно, продвигала чья-то «невидимая рука». Для нашего современника – скачок действительно гигантский. Но давайте рассмотрим, насколько. Первым офицерским званием на Российском Императорском флоте было звание мичмана, которое соответствовало нынешнему воинскому званию лейтенант. Вторым званием было лейтенант, соответствовавшее нынешнему старшему лейтенанту. Вот его-то и носил Александр Васильевич Колчак вплоть до 1908-го года. А дальше начинается чехарда – следующим воинским званием в современном флоте является капитан-лейтенант, соответствующий нынешнему армейскому капитану или штабс-капитану тех времён. Так вот штабс-капитаны тогда были, а капитан-лейтенантов – не было! Не везло при царе-батюшке кап-леям-то – то вводили их, то отменяли, то снова вводили. А Колчаку вот как раз «повезло» – в 1908-ом году звания капитан-лейтенант не было, а в 1910-ом раз – снова ввели! По артикулу 1915-го года опять было отменять собрались, да весь артикул какой-то кривой вышел: «первая империалистическая» уж вовсю шла – не до артикулов…

Следующим званием за кап-леем на современном флоте капитан третьего ранга идёт. И вот тут Колчаку, можно сказать, действительно «повезло» – не было на Императорском флоте такого звания. Вообще. Со времён матушки-императрицы Елизаветы Петровны аж! Таким образом, получил лейтенант Колчак следующий, согласно табелю о рангах и воинскому артикулу, воинский чин – капитан второго ранга. Без сомнительных перескакиваний через выдуманные «историками» «ступеньки». Да вот заслуженно ли?

Заслуженно. На тот момент Колчак за личное мужество, проявленное в полярных экспедициях, был награждён орденом св. Владимира IV степени, а так же являлся кавалером высшей награды Императорского Географического общества – Константиновской медали. Четвёртым в общем списке награждённых ею полярных исследователей, но первым среди них – русским! Так же он являлся кавалером ордена св. Анны IV степени с надписью «За храбрость» за «сторожевую службу и охрану прохода в Порт-Артур и обстреляние неприятельских позиций». И кавалером «золотого» Георгиевского оружия – наградного кортика с надписью «За храбрость» «за отличие в делах против неприятеля под Порт-Артуром». За весь период участия в боях на Дальнем Востоке он был награждён орденом св. Станислава II степени с мечами, а за личное мужество, проявленное во время обороны Порт-Артура, мечи были ему пожалованы и к ордену св. Владимира. Кроме того, Колчаку была вручена серебряная медаль «В память о русско-японской войне».

И при всех этих регалиях Александр Васильевич проходил в погонах лейтенанта… десять лет! А вот это уже для офицера, имеющего немалый опыт боевых действий – совершенно незаслуженно. И редкость по тем временам неимоверная. В салонах Петербурга перешёптывались, что это – «мелкая месть» за неоднократное «отлынивание» от флотской службы в угоду научно-исследовательской деятельности. Таким образом, «мохнатая рука» некоего «могущественного покровителя» и «головокружительная карьера» Колчака оборачиваются на самом деле чиновничьей несправедливостью, в основе которой часто лежит банальная зависть окружающих посредственностей.

Вот и работа судостроительной программы тоже во многом тормозилась чиновничьей косностью и непониманием важности её задач. В частности, думские фракции наотрез отказывались выделять средства на строительство линкоров. И тогда новоиспеченный кавторанг проявил верность себе – со стапелей вот-вот должен был сойти ледокол «Вайгач», в проектировании которого принимал участие и Колчак в рамках программы постройки «стальных судов ледокольного типа». Испросив себе в Главном штабе как бы длительную командировку во II Балтийский экипаж, Колчак добился назначения на «Вайгач» командиром и… снова ушёл в Арктику! И результаты этой экспедиции были поистине ошеломляющими – впервые в истории человечества Колчак произвёл полную ледовую проводку судов экспедиции Северным морским путём. По пути был открыт архипелаг Северная земля, открыты и нанесены на карты многочисленные мысы, заливы, бухты и моря русской Арктики. А к триумфальному возвращению экспедиции в Петербург выяснилось, что проблемы судостроения взял под личный контроль сам премьер – Пётр Аркадьевич Столыпин. И Колчак с прежним жаром включился в работу Главного штаба.

В следующие, 911-ый и 912-ый годы, Колчак стал становиться свидетелем результатов своих трудов – со стапелей один за другим начали сходить современные боевые корабли Российского Императорского флота. И Колчак одним из первых уловил необходимость «учить» эти корабли воевать. И из-под его пера, под различными грифами секретности, так же одна за другой стали выходить инструкции по ведению боя кораблями возрождающегося флота. Это вообще можно назвать прообразом современного Тактического руководства ВМФ России.

Перспективный офицер был замечен и командованием Балтфлота – его командующий, адмирал Николай Оттович фон Эссен, помятуя успехи Колчака в минном деле, предложил ему послужить в Минной дивизии. Колчак, посчитав свою «штабную» миссию законченной, с радостью переехал в Либаву и принял командование эсминцем «Уссуриец». А уже через год – миноносцем «Пограничник», который, с приходом Колчака, как бы сам собою, превратился в посыльно-оперативный корабль самого Эссена. И Колчак поневоле был привлечён к оперативной работе его штаба. Естественно, на «Пограничнике» стали часто бывать «с визитами» и особы царствующего дома. И вот тут-то кавторангу Колчаку, пожалуй, действительно по-настоящему повезло. Впервые за всю его карьеру – будущий Главковерх русской армии, Великий князь Николай Николаевич (младший) был просто поражён образцовым корабельным порядком на «Пограничнике» и «отменной вышколенностью», за которую принял высочайшую выучку его экипажа. Другой же будущий Главковерх, государь-император Николай Александрович, и по-русски-то говоривший с английским «прононсом», был не менее поражён свободным знанием командиром миноносца четырёх иностранных языков – включая и самостоятельно выученный им на Дальнем Востоке китайский! Как бы там ни было, но в подготовленной в скором времени аттестации на присвоение кавторангу Колчаку очередного воинского звания капитан первого ранга знание им иностранных языков указано было аж отдельной строкой…

И каперанг Колчак снова возвращается к штабной работе. Но уже в штабе самого Эссена – дальновидный адмирал «вырастил» себе «штучного» флаг-капитана. Забегая вперёд и продолжая заочный спор с «биографами» Колчака, должен сказать, что был он именно флаг-капитаном – иными словами, начальником оперативного отдела штаба флота. А вот флагманским минёром Балтийского флота, о чём упорно талдычат все, кому ни лень, не был никогда. Да и не мог быть – не было тогда на флоте организационного разделения по специальностям. Молоденькие мичмана выходили из стен «командного» Морского кадетского корпуса вахтенными начальниками. Выражаясь современным языком, «специалистами широкого профиля», будучи одинаково подготовленными и к штурманскому делу, и к применению всех без исключения боевых средств, имеющихся на флотах. Специализация начиналась уже на кораблях, но и она была достаточно условной – деление экипажей по боевым частям в зависимости от специальностей докатилась до флота аж в советские времена – в 1939-ом году. А флотскую организацию тех лет с современных позиций вполне можно назвать в чём-то «сухопутной»: экипажи делились на отделения, взвода и – на крупных кораблях – даже на роты. И в подразделениях этих вполне могли быть перемешаны палубные матросы боцманских команд, трюмные машинисты, рулевые-сигнальщики, артиллеристы и минёры.

И ещё одно – не встретил каперанг Колчак начало I Мировой войны в должности командира Минной дивизии Балтфлота. Да, он им стал. Но – в 915-ом уже, когда доказал всем, что она одна, без ударных сил флота и приморской армии, способна полностью парализовать действия немцев на балтийском театре военных действий. Пристрастие флаг-капитана именно к минной войне было общеизвестно. Его опыт и знание её – неоспоримы. И это сделало Минную дивизию его безоговорочной «вотчиной». А самого Колчака – «отцом» всего её личного состава и «мозгом» всех её блестящих операций.

Да и сама дивизия к 14-му году была блестящим боевым соединением Российского Императорского флота. К тому моменту флот России вынужденно обновлялся за последние полвека дважды – после Крымской и русско-японской войн. И он поневоле был на тот момент одним из самых новаторских и инновационных. Правда, Черноморский флот традиционно так и оставался по большей части крейсерско-броненосным. Минная война коснулась его во времена Крымской кампании очень опосредованно – брандеры при Синопе и полное отсутствие самих мин. Что и привело к успешному десанту союзных войск на Балаклаву и к необходимости затопления собственных кораблей у входа в Ахтиарскую бухту, чтобы предотвратить ещё один десант – уже на Севастополь. Балтийцы же, напротив, в тот же период отбросили англо-французкий флот от вод Финского залива именно минными постановками. Но наибольший – во многом горький – опыт в минной войне был приобретён Российским флотом, безусловно, на Дальнем Востоке – одна гибель броненосца «Петропавловск» чего стоила. Поэтому, благодаря государственной программе по перевооружению флота, к которой Колчак имел самое непосредственное отношение, Балтийский флот к 14-му году стал поистине миноносным: эсминцы, миноносцы, минные заградители… Последние – и подводные в том числе. Русская школа постройки эсминцев создала уникальные корабли того времени типа «Новик». В те годы в минах применялись исключительно контактные взрыватели. И «Новики», первые в истории Российского флота корабли с мощнейшими паро-турбинными силовыми установками на «нефтяном» топливе, при необходимости могли ходить по минным полям противника без ущерба для себя. На максимально возможном ходу в 36–38 узлов эсминец, задевая взрыватель мины форштевнем, вихрем проносился над ней – линия задержки взрывателя была рассчитана на скорости хода куда меньшие, и мина срабатывала за кормой, в кильватерной струе унесшегося вперёд корабля. «Новики» были воистину многоцелевыми кораблями своего времени: усиленное артиллерийское вооружение по сравнению с кораблями своего класса, трёхтрубные торпедные аппараты, способность нести на борту до 80-ти морских мин… Уже эти корабли могли решать задачи самостоятельного рейдерства наряду с кораблями ударных сил флота. Но на базе этого проекта, ещё более усилив его артиллерийское вооружение до уровня лёгких крейсеров, планировалось создать ещё более мощные и совершенные корабли. Помешали события 17-го года… Но проект был всё-таки осуществлён – в середине 30-ых годов советский флот получил корабли такого класса, названные лидерами эскадренных миноносцев. Что же касается самих «Новиков», то они успешно прослужили в советском ВМФ аж до середины 50-ых годов прошлого века. И это – тоже Колчак.

И вот – лето 14-го года. Что же тогда произошло? Выстрел Гаврилы Принципа, смерть эрц-герцога Фердинанда, объявление войны Австро-Венгерской империей малюсенькой Сербии – всё это похоже на какой-то бездарный водевиль. На который российский император, к сожалению, повёлся – дальше началась «разборка» в стиле дворовой шпаны: Россия, в раже «защиты младшеньких», никому ничего не объявляет, но с ноля часов 17-го июля начинает довольно спешную мобилизацию «напоказ». А Австро-Венгрия резво сбегала за «большими мальчишками» и Россия получает от Германии сначала ультиматум о немедленном прекращении военных приготовлений, а затем – и объявление войны.

Почему? Потому что государь-император Николай Александрович со своими родственными связями по всем монаршим дворам Европы попал, грубо говоря, «как кур в ощип». В XIX веке микроскопические германские герцогства и курфюрстшества, традиционно поставлявшие российскому царствующему дому невест, наконец, объединились в единое государство и неожиданно осознали, что оно получилось очень большим, да ещё и в самом центре Европы. И даже после того, как выяснилось, что это никакая не Германия, а аж II Рейх, позиция, озвученная Бисмарком, о миролюбивой политике Рейха вообще и на востоке в частности, Николая Александровича успокоила до беспечности. И даже неоднократные, более чем прозрачные намёки кайзера Вильгельма II на то, что колониальный мир поделён несправедливо – доведшие, кстати, до отставки и самого Бисмарка – государя не встревожили – в конце концов, кайзер – его кузен! Да и колоний-то никаких у России отродясь не было. И намёки те скорее британцев с империей их касаются. Да, в «наследство» от батюшки Александра III Россия с 1890-го года была связана военным союзом с Францией. Но ведь он и заключён-то был исключительно для закрепления картины европейского мира, сложившейся после Крымской и Балканской кампаний. В 1907-ом году к союзу примкнула Великобритания, преобразовав его, таким образом, в Антанту. Да, именно из-за серьёзного усиления Германии и из опасений за судьбы своих колоний. Но вряд ли британский король Георг V втянет Россию в военную авантюру – ведь он мало того, что Николаю тоже кузен – они и выглядели-то с Георгом, как близнецы-братья! А членство России в Антанте, с которой Германии и делить-то нечего, в случае чего, и кайзера отрезвит. Отчего, собственно, и на германский ультиматум позже должного внимания не обратили…

Но события в Европе с 28-го по 30-е июля 14-го года дали, наконец, понять государь-императору, что кайзера уже вряд ли что-либо отрезвит.

31-го июля, менее, чем за сутки до объявления войны, в России была объявлена, наконец, всеобщая армейская мобилизация. А в два часа ночи 1-го августа государю были доставлены две телеграммы с информацией, полученной по дипломатическим каналам. Первая сообщала, что с наступлением дня Германская империя намерена объявить России войну. Во второй говорилось, что министр иностранных дел Великобритании Эдуард Грей заверил немецкого посла в Лондоне, что если Германия вступит в войну с Россией, но Франция немецкими войсками атакована не будет, то Великобритания обязуется соблюдать по отношению к конфликту нейтралитет. Вот такие вот «союзники» и вот такие вот «кузены»…

По свидетельству дежурных офицеров лейб-Гвардии Императорского Конвоя, император всю ночь растерянно бродил по залам резиденции с телеграммами в руках. Он не требовал никаких докладов, не давал никаких распоряжений и не просил связать его ни с Генеральным штабом, ни с Главвоенмором, ни со штабом Балтфлота, ни с частями приморских армий – он был в шоке.

Многие были в шоке. Многие. Но не флот.

Мобилизация, объявленная Генеральным штабом 17-го июля, была выполнена Балтфлотом скрупулёзно, последовательно и всерьёз. Флаг-капитан флота капитан первого ранга Колчак лично посетил все пункты базирования от Либавы до Гельсингфорса, подняв боеготовность флота до необходимого уровня. А в ночь с 29-го на 30-е июля, находясь в Ревеле, дал фон Эссену телеграмму, в которой почти в ультимативной форме потребовал разрешения вывести Минную дивизию в воды Финского залива для производства минных постановок. Фон Эссен понимал, что согласование этой операции с Главвоенмором ничего не даст – там на себя ответственности такой не возьмут, а будут докладывать всё выше, выше и выше. Во-первых, время будет упущено. А во-вторых, доклад неминуемо достигнет государя, единственной заботой которого все последние дни было лишний раз не нервировать кузена Вильгельма. А там – аль Господь милует, аль на авось пронесёт…

Понимая всё это, Командующий Балтийским флотом адмирал фон Эссен разрешение… дал! И Минная дивизия ушла в ночь.

Странное дело – все, кто провозглашает своё государство Рейхом, почему-то обязательно рассчитывают на блиц-криг. Вот и 1-го августа (ну, хоть с объявлением войны в тот-то раз) вся ударная мощь немецкого флота под боевым охранением новейших эсминцев типа Z-V, устремилась в горло Финского залива. С единственной целью – мгновенно прорвать силы обороны русских на подступах к столице и бросить свои якоря у причалов Кронштадта и в устье Невы. По расчётам германского Командования, война с Россией должна была закончиться числа 3-го-4-го…

Пять вымпелов из состава эсминцев германского флота неожиданно подорвались на минах. Невесть откуда взявшихся – ещё сутки назад никакой информации о том, что Финский залив минирован, не было! Позднее, уже в Киле, выяснилось, что два из них открыли счёт невосполнимым потерям германского флота. В общем, немцы повернули в базы. И не от величины потерь – они были некатастрофичны. Позже они стали нести потери много большие. На порядки! Но они испытали шок. Как потом выяснилось, весь Финский залив был перегорожен расположенными «уступом» восемью линиями минных заграждений. В общем, как бы там ни было, воля каперанга Колчака продлила I Мировую войну с нескольких дней ещё на четыре года. Плохо это или хорошо – не мне судить, но «самоуправство» Колчака в душу Великого князя, полагавшего роль флота в войне не более, чем вспомогательной, запало надолго…

А Минная дивизия только-только начинала свою работу. Осенью немцы напоролись на минную банку на выходе из своей военно-морской базы в Мемеле. Потери – крейсер «Фридрих Карл». Говорить о том, восполнимые они или нет, в этом случае не приходится – крейсер затонул. Но дело-то ведь не только в крейсере – дело в том, что южнее Мемеля германское побережье практически до берегов Восточной Пруссии оказывается подвержено опасности! И наоборот – безопасность российских баз в Либаве, Риге и Ревеле существенно возросла. И это не всё – немцы стали подрываться на минных банках, установленных у Данцига. Потом – западнее (!) острова Борнхольм. И, наконец, в акваториях Киля – Главной и самой западной базы немецкого флота на Балтике!!! Потери немцев были чудовищны – 6 крейсеров, 8 миноносцев и 23 морских транспорта. Мало этого – всё это продемонстрировало немецкому Командованию, что его флот неспособен обеспечить безопасность не только побережья Литвы и Восточной Пруссии, но и самого Рейха. К тому же это ставило под удар транспортные поставки в Рейх из нейтральной Швеции и открывало путь русским к Датским проливам – их появление в водах Северного моря было бы катастрофой окончательной…

И немцы не ошиблись. Колчак, заблокировавший их флот в базах, весной 1915-го года был удостоен ордена св. Владимира III степени с мечами, а Минная дивизия начала откровенно и безнаказанно «разбойничать» по всему побережью. Будучи флаг-капитаном флота, Колчак имел полное право привлекать к её операциям и ударные силы – линкоры и крейсера Балтики буквально ровняли с землёй береговые фортификационные сооружения немцев, после чего миноносцы, с минимальных дистанций, расстреливали залпами шрапнели и палубными пулемётами живую силу противника и высаживали десанты. Целые гарнизоны по всему побережью, полагавшие себя «глубоко тыловыми», переставали существовать…

Ответная реакция немцев не заставила себя ждать. В августе было предпринято массированное наступление приморских армий, увенчавшееся взятием части территории русской Латвии с портом Либава и выходом немецкой армии на южные берега Рижского залива. Но взятие военно-морской базы Риги было невозможно без поддержки флота и… немецкий флот так и не смог войти в Рижский залив. Потеряв, согласно замыслу Колчака по обороне Риги, на ранее выставленных минных заграждениях несколько эсминцев и повредив несколько крейсеров, немецкий флот отступил к Либаве. Сухопутное наступление остановилось…

Колчак немедленно представил в Ставку план крупной переброски в Рижский залив сил приморской армии под прикрытием кораблей Балтфлота, который Главковерх, Великий князь Николай Николаевич… неожиданно отклонил. Более того, ещё и отчитал фон Эссена за «излишнюю резвость» его Минной дивизии – Великий князь ничего не забывал… Да и отношения самого старого адмирала с Великими князьями свиты Его Величества давно уж были весьма напряжёнными. В итоге Главковерх выказал странную убеждённость, что наступление немцев на север вот-вот возобновится, и Колчак, как флаг-капитан и как офицер, имеющий немалый опыт в организации артиллерийской обороны, приступил к «тыловой» работе по возведению береговых укрепрайонов. Но, как минёр, Колчак был уверен, что без поддержки флота оно невозможно и штабной работой уже откровенно тяготился – он рвался в море добить германский флот!

Фон Эссен уловил настроения подчинённого и вскоре Колчак принял-таки Минную дивизию, как исполняющий обязанности её командира. И первое, что он сделал – «самовольно», как и перед самой войной, в сильно урезанном, правда, виде, провёл планируемый им десант, согласовав свои действия только с командующим 12-ой приморской армией генералом Радко-Дмитриевым. Однако уже в ходе операции немцы предприняли неожиданное контрнаступление, во время которого генерал повёл себя весьма пассивно. План пришлось корректировать на ходу и на долю Минной дивизии выпало отражать немецкое наступление и на воде, и на суше, с одновременной высадкой десанта в немецкий тыл. Операция… блестяще удалась! С соотношением русских и немецких потерь один к десяти!!! Немцы вынуждены были снять войска с фронта для укрепления линии обороны на южном побережье Рижского залива, а Колчак доказал главное – подобные операции возможны, а при большем количестве перебрасываемых войск обещают быть и более успешными.

Вверенная же ему дивизия, сделав основным районом своей дислокации фьорды и проливы Моонзундского архипелага, проводила оттуда мгновенные рейды миноносцев вдоль побережья и обеспечивала огнём сражающиеся части приморской армии. Так, получив сообщение, что остатки нескольких батальонов под командованием полковника Меликова, оторванные от сил приморской армии, попали в тяжелейшее положение на мысе Рагоцем, Колчак поспешил им на выручку. Фактически, это было полное окружение: с фронта немцами, а с тыла и флангов – морем. Миноносцы из походного строя мгновенно вышли на дистанции артиллерийского боя и сразу же открыли шрапнельный огонь по наступающей пехоте – противник был отброшен. Но Меликов и не думал эвакуироваться! Поразив Колчака уверенностью, что немцы не скоро оправятся от полученного потрясения, он договорился с Колчаком о повторной операции ровно через полторы недели. В назначенный срок миноносцы снова встали по заранее пристреленным позициям, поразившись ещё более: русский гарнизон – дрался! Корабли Минной дивизии прибыли уже в сопровождении линкора «Слава» и тот начал методично крушить немецкие позиции огнём орудий своего главного калибра, а миноносцы, находясь по флангам русских войск, давили шрапнелью любые попытки противника атаковать. И тогда в контратаку пошли… меликовцы!!! Перенос огня миноносцев вглубь побережья обеспечил наступающим надёжный «огневой вал» и итогом операции явилось взятие русскими города Кеммерн. Для Колчака же ещё одним итогом явился Крест ордена св. Георгия IV степени, полученный по ходатайству командующего приморской армией генерала Радко-Дмитриева. Ну, и окончательное его утверждение в должности командира Минной дивизии…

А дивизия продолжала «разбойничать». Аван-порты и внешние рейды немецких баз утратили даже призрачную безопасность – минные банки, будто сами собой, возникали в самых неожиданных местах. Колчак тщательно продумал операцию по минированию Виндавы – немцы испытали почти тот же шок, что и в первые часы войны: на минной банке почти одновременно подорвался целый ордер немецких кораблей, состоящий из крейсера и нескольких эсминцев! Взяв за основу тактику, названную через почти три десятка лет подводниками третьего уже Рейха «волчья стая», небольшие группы миноносцев терроризировали коммуникации и базы немецкого флота. Торпедными залпами топились не только корабли и транспорта. Торпеды, как и мины, снабжённые в те времена исключительно контактными взрывателями, меткими залпами посылаемые во входные створы портов и гаваней, рвались при попадании в пирсы, причалы, пришвартованные у них корабли… Да просто врезаясь в берег противника!

В общем, по итогам 15-го года, потери немецкого флота в боевых кораблях превзошли потери русских в 3,5 раза, а в транспортах – в 5,2 раза. И вклад в это Минной дивизии более, чем высок. Молва широко разнесла имя Александра Колчака – он стал общеизвестен не только на флоте, но и в армии. И не только в русской, но и в армиях союзников – корабли дивизии практически уже не выходили в море без стажёров из числа офицеров английского и французского флотов, изучавших тактику минно-торпедных операций, как говорится, «из первых рук». И надо сказать, что в обеих миссиях союзников по Антанте тоже заприметили умелого и решительного офицера…

Забегая несколько вперёд, скажу, что 31-го мая следующего уже, 1916-года, Колчак силами трёх эсминцев – «Новик», «Олег» и «Рюрик» – провёл блестящую операцию: в течение 30-ти минут ими был потоплен целый конвой транспортов, следующий из Швеции, и все до единого корабли его охранения. Поставки из Швеции были окончательно прекращены! А ведь это были в основном поставки железной руды. А флот Германии, имеющий естественный выход только в двум морям – Балтийскому и Северному – полностью утратил на Балтике оперативную инициативу, продолжая эффективные боевые действия только в Северном море против союзных флотов Франции и Великобритании…

23-го августа 1915-го государь-император Николай Александрович возложил на себя обязанности Главковерха, и отношение к флоту сразу же заметно изменилось к лучшему. И лично к Колчаку – тоже. В начале весны 16-го года отвергнутый ранее план десанта в немецкие тылы южнее Рижского залива был неожиданно одобрен императором, а самому Колчаку 10-го апреля было присвоено очередное воинское звание контр-адмирал. И Минная дивизия приступила к напряжённой подготовке намеченного плана – миноносцы практически не выходили из артиллерийских дуэлей с вражескими береговыми укреплениями, тщательно изучая их «разведкой боем»…

И в самый разгар подготовки, 28-го июня, неожиданно для всех и менее, чем через три месяца с момента недавнего повышения, Александру Васильевичу присваивается звание вице-адмирал с одновременным назначением его командующим Черноморским флотом. Колчак был обескуражен – срывалось дело, могущее изменить ход войны! И орден св. Станислава I степени по итогам «безупречной службы» на Балтике отнюдь не стал для него утешением – он выехал в Ставку с единственным желанием от назначения отказаться… где неожиданно снова воспрял духом. При личной аудиенции у государя 4-го июля вскрылся тайный смысл его перевода. В Ставке решено было осуществить план, вынашиваемый Россией со времён Вещего Олега до «белого генерала» Михаила Скобелева – захват Стамбула-Константинополя и черноморских проливов!

И для осуществления этого плана был выбран человек, способный установить оперативное господство на море, и одновременно являющийся мастером десантных операций. Колчак немедленно выехал в Севастополь и приступил к разработке плана операции.

На Чёрном море Колчак приступил к обязанностям жёстко – немецкие минные постановки, мешавшие скорейшему выходу русских кораблей навстречу противнику, были немедленно протралены. Новый командующий был взбешён тем, что флот, столкнувшись с этой проблемой уже не раз, до сих пор ничего не предпринял для её устранения – «полетели головы» высших офицеров. Слухи о крутом нраве нового комфлота достигли Петербурга, но… Но при первом же выходе немецкого крейсера «Бреслау» из Босфора Колчак лично встретил его на линкоре «Императрица Мария» и первым же залпом нанёс ему такие повреждения, что тот спешно в Босфор и вернулся. Крейсер «Гёбен», который должен был сменить «Бреслау» на акватории, вообще из Босфора выйти не решился.

Постановкой минных заграждений для защиты собственных баз на Чёрном море Колчак решил не озадачиваться – все миноносные силы были брошены на минирование выходов из баз противника и вдоль его побережья. Постановки были крайне рискованными – на дистанции не более 5-ти миль от берега, чтобы русский флот постоянно мог тревожить противника артиллерийским огнём без риска подрыва на собственных минах. Флот перестал стоять в базах. Лёгкие силы, состоящие из всё тех же эсминцев, постоянно патрулировали возможные коммуникации противника. Они же в составе ордеров, усиленных линкором, дредноутом, крейсерами или подлодками, стояли на якорях на траверзах всех баз турецкого и немецкого флотов. Болгарские порты Варна и Зонгулдак были плотно заблокированы минными заграждениями – немцы потеряли на них 6 подводных лодок. Подводный минный заградитель «Краб» сделал невозможное – скрытно войдя в горло Босфора, он поставил там 90 мин, на которых таки подорвался крейсер «Гёбен», пополнив собой список невосполнимых потерь. Таким образом, Колчак теми же средствами, что и на Балтике, лишил вражеский флот оперативной инициативы на черноморском театре военных действий. Но – менее, чем за полгода, а не как на Балтике – за полтора почти. Имя Колчака замелькало на страницах газет – он приобрёл уже поистине всероссийскую известность. И, кроме ранее отмеченных заслуг, Александр Васильевич был к этому моменту награждён и Крестом ордена св. Георгия III степени, и стал обладателем «полного банта» ордена св. Анны с мечами. Отчего тем больнее ему позже станет сознавать, что на оставленной им Балтике снова возобновились активные боевые действия на море, приведшие, в числе прочего, и к героической гибели линкора «Слава» в проливах Моонзунда…

Для увеличения лёгких сил Колчак избавил миноносцы от всех выполняемых ими вспомогательных задач. В частности, от проводки транспортных конвоев из Новороссии, Крыма и Кубани, снабжавших всем необходимым Кавказкую армию – количество конвойных миноносцев было сведено к минимуму.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.