Накануне вторжения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Накануне вторжения

1 июня

В четверг 1 июня Эйзенхауэр переместил свой штаб в особняк Саутвик-Хаус, расположенный в местности севернее Портсмута. Совещания проводились дважды в день. Интенсивная работа и приготовления предыдущих месяцев сделали свое дело. Теперь все зависело от одной вещи, на которую был бессилен повлиять даже Эйзенхауэр, – от погоды.

Погода играла важнейшую роль в выборе времени и даты операции «Оверлорд». В предшествующие дни Эйзенхауэр регулярно получал метеосводки от главного офицера метеорологической службы Джеймса Стэга, в том числе сведения о перемещениях приливных масс и фазах луны. Прогноз не слишком обнадеживал – по мнению Стэга, мягкая майская погода должна была смениться продолжительными дождями, сильными ветрами и большой облачностью. Стэгу можно было только посочувствовать: главный армейский метеоролог находился под мощным прессингом. Не улучшил ему настроения и Фредерик Морган со своей шуткой: «Удачи, Стэг… Но помни, если ты сделаешь неправильный прогноз, мы вздернем тебя на ближайшем фонаре».

Чем дальше откладывалась операция, тем больше времени появлялось у немцев для подготовки к неприятельскому вторжению, тем сильнее была вероятность того, что им станет известно о планах англо-американцев. Величайшим оружием Эйзенхауэра был элемент внезапности.

Каждому роду войск для максимально успешных действий требовались особые условия. Пехоте – прилив в предрассветные часы. Десантникам – ясная луна. Морякам – штиль. Метеорологи склонялись к тому, что наиболее благоприятными датами будут 5, 6 и 7 июня. После этих дней изменятся часы прилива. Позднее идеальные условия можно ожидать лишь в течение пяти дней начиная с 17 июня.

Англо-американцы были не единственными, кто живо интересовался июньской погодой. Немцы считали, что противнику перед вторжением понадобятся четыре дня хорошей погоды. Таким образом, прогноз исключал первые числа июня. Благодаря британским «взломщикам кодов», Эйзенхауэр знал об этом. Действительно, погода 5 июня была настолько отвратительной, что немцам пришлось отозвать на базу свои патрули в водах Ла-Манша. Более того, их противник контролировал воды Атлантического океана вокруг Ирландии. В результате немецкие синоптики не располагали информацией о передвижениях воздушных масс с запада и, в отличие от Стэга, не ожидали временного улучшения плохой погоды.

Утром 1 июня газета The Daily Telegraph непреднамеренно вызвала переполох в штабе Эйзенхауэра: в напечатанном на ее страницах кроссворде оказалось слово «Нептун». Такое случалось и раньше. В предыдущем месяце в кроссвордах встречались слова «Юта», «Омаха», «Джуно», «Сорд», «Голд», «Оверлорд» и «Малберри». Неужели кто-то таким образом предупреждает Германию? Британская спецслужба МИ-5 вышла на составителя кроссворда Леонарда Доу. Ее агенты нагрянули к нему в дом в графстве Суррей и, по словам Доу, «вытряхнули из него душу». Все спокойно вздохнули, лишь когда выяснилось, что это была чистая случайность.

В тот вечер в передаче Би-би-си, транслируемой на Францию, прозвучали строчки из стихотворения Поля Верлена 1866 г. «Осенняя песнь»: «Les sanglots longs / Des violons / De l’automne…» – «Долгие песни / Скрипки осенней…»?[1] Это был заранее оговоренный призыв к действию, адресованный ячейкам французского Сопротивления. В абвере не сомневались: перед ними важное зашифрованное послание – но что стоит за этими строчками? Этого немцы понять не смогли.

2 июня

2 июня первые военные корабли союзников покинули порты в Белфасте, Скапа-Флоу и Клайде. Повсюду в двадцати двух портах Южной Англии – от Фалмута на западе и до Ньюхейвена на востоке – солдаты приготовились к погрузке. Среди них находились журналисты и фотографы, в том числе знаменитый сотрудник журнала Life Роберт Капа. Каждый получил приказ дня, подписанный Эйзенхауэром. Он гласил:

«Солдаты, летчики и моряки союзных экспедиционных войск! Вы отправляетесь в великий крестовый поход, к которому готовились много месяцев. На вас устремлены взоры жителей всего мира. К вам обращены молитвы и надежды всех свободолюбивых людей. Вместе с нашими доблестными братьями по оружию на других фронтах вы сумеете разгромить немецкую военную машину, уничтожить нацистскую тиранию, угнетающую народы Европы, и обеспечить собственную безопасность в свободном мире.

Ваша задача будет трудна. Враг силен, прекрасно обучен, хорошо вооружен и закален в боях. Он будет ожесточенно сопротивляться. Но сейчас идет 1944 год, и многое изменилось после тех прежних триумфальных побед нацистов, которых они добились в 1940–1941-м. Войска антигитлеровской коалиции нанесли немецкой армии существенный урон на полях сражений. Наша авиация существенно сократила воздушную мощь противника и его способность вести наземную войну. Наш тыл позволил нам получить подавляющее превосходство в вооружении и боеприпасах, и предоставил в наше распоряжение превосходные, отлично обученные резервы.

Настал решающий момент истории. Свободные люди всего мира совместно куют победу!

Я верю в вашу храбрость, верность долгу и боевую подготовку. Нам нужна лишь полная победа. Удачи вам! И да благословит Всемогущий наше великое и доблестное дело».

Тем временем продолжались такие операции, как «Транспортировка», и стратегические бомбардировки немецких военных объектов во Франции, начавшиеся еще в марте. Имели место и мнимые самолето-вылеты. В ночь с 3 на 4 июня 96 «ланкастеров» атаковали и почти полностью уничтожили радиолокационную станцию в местечке Юрвиль-Аг близ Шербура, с которой немцы вели радиоперехват во всей Нормандии. Десять дней спустя, 13 июня, немецкая сводка начиналась словами: «Береговые оборонительные сооружения отрезаны от баз снабжения в глубине материка… масштабные передвижения частей вермахта по железной дороге в данный момент практически невозможны».

3 июня

Роммель, также полагавший, что погода исключает возможность вторжения противника, решил вернуться в Германию. Прежде всего он хотел навестить жену Люси по случаю ее пятидесятилетия (преданный муж, Эрвин Роммель в свободное от службы время каждый день писал ей письма), а затем попасть на совещание к Гитлеру в Бергхоф, чтобы добиться согласия фюрера по вопросу переброски на побережье новых танковых дивизий. Вернуться во Францию он намеревался 8 июня.

4 июня

На совещании, состоявшемся в 04:15 в Саутвик-Хаусе, Стэг сообщил Эйзенхауэру и его коллегам самый свежий прогноз погоды. Сводка на 5 июня была неутешительной – плохая погода угрожала срывом операции «Оверлорд». Сильная облачность помешает бомбардировкам, низкая – затруднит высадку десанта с воздуха. Полагаясь на данные из трех разных, порой противоречивых источников, капитан Стэг по-прежнему считал, что ветер, гнавший воздушные массы с Атлантики, ослабнет и это приведет к кратковременному улучшению метеоусловий – 6 июня наступит суточное затишье и установится приемлемая видимость. Эйзенхауэр принял решение отодвинуть начало операции на один день. Вышедшие в море корабли были отозваны обратно в порты. Солдатам, уже готовым к бою, предстояли целые сутки томительного ожидания.

Не менее тревожным для Эйзенхауэра стало известие о том, что немцы перебросили в район участка «Омаха» одну из своих элитных дивизий. Увы, изменить планы или хотя бы предупредить американские войска, двигавшиеся к «Омахе», было слишком поздно.

Эйзенхауэр знал: 6 июня – его последняя возможность начать операцию. После этой даты высокий прилив периода новолуния пойдет на спад, и вторжение придется отсрочить на две недели. В это время Черчилль решил, что Шарль де Голль имеет право знать о готовящемся десанте. Лидера «Свободной Франции», который в мае 1943 г. перебрался в Алжир, вызвали обратно в Англию. Сначала де Голль ответил отказом. Он все еще был зол на Рузвельта за то, что тот не желал видеть в нем президента освобожденной Франции. Однако немного позже де Голль все-таки вернулся в Англию. Вечером 4 июня в пригороде Портсмута Эйзенхауэр и Черчилль встретились с де Голлем и сообщили ему о предстоящем вторжении. Эйзенхауэр добавил, что сразу после высадки десанта он как командующий операцией сделает обращение к народу Франции, призывая его принять участие в освобождении своей страны. Задетый за живое, де Голль возмутился: «По какому праву? Что вы им скажете?»

В 21:30 Эйзенхауэр председательствовал на другом совещании. Капитан Стэг подтвердил озвученный ранее прогноз: 6 июня погода вряд ли будет идеальной, однако в целом благоприятной. В то же время противник наверняка решил, что в первые дни июня никакого вторжения на берега Франции не будет, так как союзники станут ждать улучшения погодных условий. Эйзенхауэру это было только на руку. Выбора не оставалось: операция начнется в тех погодных условиях, какие есть. 4 июня в 21:45 Эйзенхауэр отдал приказ: «Отлично. Начинаем». Так началась крупнейшая в истории войн морская десантная операция.

5 июня

На утреннем совещании в Саутвик-Хаусе был подтвержден вчерашний приказ Эйзенхауэра. Задерживать высадку далее уже было невозможно. На всем южном побережье Англии британские солдаты выслушали приказ Монтгомери, который им зачитали вслух командиры. Он начинался словами: «Настало время нанести главный удар по врагу в Западной Европе». Заканчивался он так: «Удачной охоты на континенте».

Командиры отдали приказ. Офицерам было разрешено вскрыть запечатанные пакеты, в которых указывалось место высадки. Солдатам, которых по-прежнему держали в неведении о точном месте операции, выдали определенную сумму во франках и англо-французские разговорники. Наконец все поняли, в какую страну их отправляют. Кроме аптечки и боезапаса, солдаты получили надувные спасательные жилеты и паек на одни сутки с саморазогревающейся едой.

Вечером Эйзенхауэр без предупреждения побывал на трех аэродромах, начав с Ньюбери в графстве Беркшир, откуда должны были вылететь первые группы американских десантников. Он многим пожал руки и пожелал удачи. «Не беспокойтесь, генерал, мы позаботимся об этом для вас», – сказал ему один бодрый боец. Со слезами на глазах Эйзенхауэр отсалютовал каждому из сотен взлетавших самолетов. «Началось, – сказал он своему водителю, когда подошел к машине. – Теперь нас уже никто не остановит». Зная, что потери будут велики, он добавил: «Очень трудно смотреть в глаза солдату, когда предчувствуешь, что посылаешь его на смерть».

5 июня Эйзенхауэр написал короткую записку, которую ошибочно датировали 5 июля. Ее надлежало прочесть в случае поражения.

«Наша высадка в районе Шербура – Гавра не привела к удержанию плацдарма, и я отвел войска. Мое решение атаковать в то время основывалось на той информации, которой я тогда располагал. Войска, авиация и флот сделали все, что могли сделать храбрость и верность долгу. Если кто и виновен в этой неудачной попытке, то только я».

В тот же вечер, в половине десятого, в передаче Би-би-си прозвучали поэтические строки Верлена: «…Blessent mon c?ur / D’une langueur / Monotone» – «…Сердце мне ранят, / Думы туманят, / Однообразно». Немцы, уловив некий скрытый смысл этих слов, объявили тревогу. Увы, их полевые командиры, уставшие от «бесконечной тревоги», никак не отреагировали. Да и вообще, неужели на английской Би-би-си настолько глупы, чтобы открыто объявить в эфире о начале вторжения?

Тем временем поздно вечером 5 июня американские войска под командованием генерала Марка Кларка освободили Рим – пала первая столица стран Оси. Это было важное событие, но победу Кларка затмила слава дня «Д».

В тот вечер Черчилль, перед тем как отправиться спать, информировал Сталина о том, что совсем скоро начнется высадка в Нормандии. Своей жене Клементине британский премьер сказал следующее: «Ты понимаешь, что, когда ты проснешься утром, к этому моменту могут погибнуть двадцать тысяч человек?»

Между тем в Германии Роммель был занят тем, что заворачивал подарки ко дню рождения жены, которые собрался вручить ей утром.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.