Южная группа

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Южная группа

1

Прибыв в армию 1 августа, я начал по приказанию генерала Гордова составлять письменный отчет о боях с 25 по 30 июля. Но утром 2 августа генерал Шумилов вызвал меня к себе. У него я застал весь Военный совет армии. Обсуждался доклад начальника штаба о положении на юге, на нашем левом фланге.

Данные были тревожные: 4?я танковая армия Гота, переправившись у станицы Цимлянская и сосредоточив на левом берегу Дона восемь дивизий (из них одна танковая и одна моторизованная), начала наступление и, прорвав оборону 51?й армии, перерезала железную дорогу Сталинград – Сальск. Можно было с уверенностью предположить, что из района Цимлянской противник направит главный удар 4?й танковой армии на Сталинград на помощь армии Паулюса. Этим ударом левый фланг 64?й армии и всего Сталинградского фронта охватывался с юга.

Генерал Шумилов предложил мне поехать на юг, выяснить обстановку и в зависимости от нее принять на месте необходимые меры. Я спросил:

– Имеется ли на это согласие Военного совета фронта?

Я получил утвердительный ответ.

Вместе со мной выехали адъютант Г. И. Климов, ординарец Револьд Сидорин, шоферы Каюм Калимулин и Вадим Сидорков и связисты со станцией «РАФ». Мы разместились на трех машинах (на одной из них находилась радиостанция) и направились на юг.

По пути я заехал в штаб 214?й дивизии (в поселок Верхне-Рубежный), где встретился с командиром дивизии Н. И. Бирюковым. Его я не видел с 24 июля. Бирюков доложил обстановку. На участке фронта, который занимала дивизия, было подозрительно тихо. Противник не совершал попыток форсировать Дон и не вел активной разведки.

Мы сидели с генералом Бирюковым возле стога соломы и пили донскую воду с неведомо где добытым льдом. Вдруг мы оказались под огнем тяжелых орудий противника. Невдалеке от нашего стога взорвалось около тридцати снарядов. Когда чуть стихло, я распрощался с Бирюковым и поехал на юг, в поселок Генераловский, где по моим данным размещался штаб 29?й стрелковой дивизии 64?й армии.

…214?я стрелковая дивизия была одной из лучших дивизий 64?й армии, которая, не дрогнув, встретила и отразила наступление превосходящих сил противника: 51?го армейского корпуса 25 и 26 июля. Эта дивизия не отошла бы за реку Дон, если бы не была охвачена противником с севера.

Ее командир Н. И. Бирюков и весь личный состав в тяжелых условиях под давлением противника сумел тогда так организовать отход, что все попытки противника помешать и сбросить дивизию в Дон успеха не имели. Сейчас эта дивизия прочно закрепилась на восточном берегу Дона.

В последующих боях эта дивизия занимала наиболее ответственные и опасные участки фронта и успешно их обороняла. В период же контрнаступления 214?я стрелковая дивизия била противника, наступая на главном направлении удара…

К вечеру 2 августа мы прибыли в штаб 29?й стрелковой дивизии. 29?я дивизия располагалась по реке Аксай фронтом на юг от поселка Городской до Новоаксайского. К северу от нее по реке Дон занимала оборону 214?я дивизия. К югу от Потемкинской, от устья реки Аксай до Верхне-Курмоярской оборонялся приданный армии 255?й отдельный кавалерийский полк. На левый фланг 229?й стрелковой дивизии в район Новоаксайский подходила 154?я морская стрелковая бригада.

Мне было также известно, что по рубежу реки Мышкова развертывается и готовит оборону 118?й укрепленный район. Но это было в тылу, севернее реки Аксай.

Переночевав в штабе 29?й дивизии, утром 3 августа я выехал на разведку в направлении хутора Верхне-Яблочный, Котельниково. Со мной было два отделения стрелков и радиостанция, которых я прихватил из 29?й дивизии. Они передвигались на двух автомашинах. Видимость в степи была идеальная – километров на восемь-десять.

Подъехав с севера к хутору Верхне-Яблочный, мы заметили подходившие с юга две колонны пехоты с артиллерией. Это отступали на север 138?я стрелковая дивизия под командованием полковника Людникова И. И. и 157?я – полковника Куропатенко Д. С.

Обе дивизии были неполного состава и входили в 51?ю армию генерала Труфанова Н. И. Атакованные противником в районе Цимлянская и Ремонтная, они понесли большие потери и, не имея связи с армией, решили отходить на север, на Сталинград. С ними отходили два гвардейских минометных полка неполного состава во главе с заместителем командующего артиллерией армии генерал-майором В. П. Дмитриевым.

Подчинив обе дивизии себе, я принял решение вывести их за реку Аксай, занять и подготовить оборону от станицы Новоаксайской до ст. Жутово, растягивая свой фланг до железной дороги Тихорецк – Сталинград. Во втором эшелоне, за этими дивизиями, было решено поставить 154?ю морскую стрелковую бригаду, которая заняла участок для обороны от Верхне-Кумской до перекрестка дорог, что в двенадцати километрах восточнее. Свой импровизированный штаб южной группы я разместил в станице Верхне-Кумской. Начальником штаба был назначен один из офицеров штаба армии Н. И. Труфанова – Лотоцкий.

154?я морская стрелковая бригада в 20?х числах июля занимала оборону на западном берегу Дона в районе станицы Суворовской, южнее 214?й стрелковой дивизии, упираясь своим левым флангом в реку.

Эта бригада несколько дней отражала атаки превосходящих сил противника. В этих боях моряки проявили исключительную стойкость и героизм, отбив все атаки противника, нанесли ему большие потери в живой силе. Ведя бой на суше, матросы не забывали своих традиций «все за одного», подпускали фашистов на 100–200 метров и косили врага огнем, рвали ручными гранатами, переходили в штыковой бой.

Бригада отошла на левый берег по приказу, не потеряв ни одного орудия и винтовки, не оставив ни одного товарища убитого или раненого.

Эта бригада во главе с полковником Смирновым была поставлена в оборону во втором эшелоне и одновременно была наиболее надежным резервом группы, которой пришлось мне командовать.

Затем я связался со штабом Сталинградского фронта и через оперативного дежурного подробно доложил о создавшейся обстановке на южном участке фронта. Связи со штабом 64?й армии установить не удалось. Из штаба фронта мне сообщили, что на станциях Чилеков и Котельниково разгружается свежая сибирская 208?я стрелковая дивизия, и предложили подчинить себе и эту дивизию.

– Где штаб дивизии? – спросил я, но определенного ответа не получил.

Утром 4 августа, подтвердив свой приказ Людникову, Куропатенко и Смирнову готовить рубеж обороны по реке Аксай на занимаемых участках, я выехал на разведку через Генераловский, Верхне-Яблочный на юго-запад.

В степи на дорогах мы встречали отдельных людей и повозки дивизий Людникова и Куропатенко. Это до известной степени успокоило меня: значит, противника близко нет. Но в Верхне-Яблочном местные жители рассказали мне, что в районе Верхне-Курмоярской – войска румын. Они переправлялись на левый берег Дона. Из Верхне-Яблочный мы повернули круто на юго-восток к железной дороге Тихорецкая – Сталинград.

В районе станции Гремячая мы опять встретили отходивших на юг вдоль железной дороги людей и повозки. С трудом найдя в толпе офицера, я узнал от него тяжелую весть: 3 августа несколько эшелонов 208?й дивизии, выгрузившись на станции Котельниково, были внезапно атакованы авиацией и танками противника. Уцелевшие подразделения отходили назад вдоль железной дороги. Где были командир дивизии, командиры полков и штабы – узнать не удалось.

Возле разъезда Небыковский батальон бойцов 208?й стрелковой дивизии, развернувшись цепью фронтом на юг, рыл окопы. Командир батальона доложил, что, узнав от отходящих с юга о появлении немецких танков в Котельниково, он по своей инициативе решил занять оборону. Где командир полка или дивизии, он не знал, поскольку его батальон только выгрузили. Я одобрил действия этого командира батальона, приказав задерживать отходящих, и обещал дать ему связь от ближайшего штаба, который надеялся найти на станции Чилеков.

Подъезжая к станции, мы увидели несколько воинских эшелонов. Разгружались части 208?й стрелковой дивизии. Весть о разгроме в Котельниково четырех эшелонов сюда еще не дошла. Около железнодорожного полотна и вокруг эшелонов толпились люди, дымились кухни, разворачивались тыловые подразделения.

Разыскав начальника одного из эшелонов майора по званию и командира батальона по должности, я кратко объяснил ему обстановку на юге и приказал выставить сильные заслоны к высотам с отметкой 141,8 и 143,8 у поселка Небыково, остальные подразделения отвести от станции и ждать указаний от командира дивизии или полка.

Мы развернули радиостанцию в МТФ № 1, чтобы связаться со штабом фронта. Помню позывной: «Акустик». Был полдень, в небе ни облачка. В поселке МТФ № 1, кроме нас, находились подразделения 208?й дивизии. Минут через пятнадцать адъютант Климов доложил, «Акустик» отвечает. Направляясь к радиостанции, я заметил в небе три девятки самолетов. Они шли с севера прямо на нас. Мне четко было видно, что это наши ИЛы.

И вдруг послышался грохот взрывов. Оглянувшись, я увидел, что эти самолеты бомбят станцию Чилеков и разгружавшиеся там эшелоны.

Подбежав к радиостанции, я приказал радисту по кодовой таблице передать: «На станции Чилеков наша авиация бомбит наши эшелоны!..» Следя за передачей тревожного сигнала «Акустик», я не заметил, как одна девятка, зайдя с севера, ударила по поселку МТФ № 1 бомбами, а затем, встав в круг, начали пикировать и поливать нас свинцом.

На войне случаются такого рода ошибки, но редко. И не всегда найдешь виновного. Штаб фронта не успел переориентировать командование дивизии и железнодорожную службу, оставив для 208?й дивизии ранее назначенное место выгрузки.

Летчики сделали налет на объект, установленный лишь визуальным наблюдением, не задумавшись над тем, что враг в то время никак не мог воспользоваться железной дорогой, что эшелонов противника там не могло быть. Виновных не было, но стоила эта ошибка нам многих напрасных жертв.

Нашу радиостанцию разбило при бомбежке. Я остался без связи со штабом нашей группы. Нельзя было связаться и с дивизиями. Но я не мог уехать, не разыскав командира дивизии полковника К. М. Воскобойникова. Нашли мы его только к вечеру на разъезде Бирюковский. Он был вне себя. И его можно было понять.

– Товарищ генерал! – говорил он. – Что я объясню своим бойцам после таких напрасных потерь? Как я с ними буду говорить? Мне трудно собрать дивизию!

Я приказал вызвать комиссара дивизии, начальника штаба и начальника политотдела. Тут же мы вместе наметили план действий. На стол легли тактические карты, и начал проясняться оперативный план.

Я приказал ночью собрать все части дивизии, отвести их ночью за реку Аксай и занять участок обороны от поселка Антонов до хутора Жутов-1?й и немедленно организовать усиленную разведку перед фронтом дивизии и обратить особое внимание на обстановку на ее левом фланге.

Меня смущало, что гитлеровцы не нанесли по ней удара на других станциях выгрузки – не было ли это хитростью? Не обходят ли они нас стороной, восточное железной дороги Сталинград – Сальск – Тихорецкая, прямо на Сталинград?

По данным, которыми я располагал, можно было предположить, что гитлеровцы, не желая ввязываться в бой с нашими частями, расположенными вдоль железной дороги на Котельниково и западнее, решили сделать глубокий обход и выйти к Волге через поселки Пимен-Черни, Плодовитое и Тингута. Как потом стало известно, танковые колонны 48?го танкового корпуса противника из района Котельниково устремились именно в этом направлении.

2

Уже ночью мы выехали к себе в импровизированный штаб южной группы.

На наше счастье светила луна, и мы ехали, не включая фар по освещенной луною степи. Около перекрестка дорог, в десяти километрах южнее Генераловского, мы заметили кавалерийский разъезд. Высланная вперед на машине команда стрелков нашей охраны встретила кавалеристов.

– Стой! Кто такие?

Они ответили, и все обошлось без особых приключений.

Это был разъезд 255?го отдельного кавалерийского полка, который отходил от станицы Верхне-Курмоярской. От начальника разъезда мы узнали, что там с раннего утра противник крупными силами начал переправляться через Дон. Кавалерийский полк, растянутый на широком фронте, не имел сил воспрепятствовать этой переправе.

– Передайте командиру полка, – приказал я начальнику разъезда, – вести разведку на фронте Потемкинская – Верхне-Яблочный, следить за действиями противника и за возможным подходом его частей из района Котельниково. – Связь со мной я предложил держать через штаб 29?й дивизии, который находился в поселке Генераловский.

Приехав в Генераловский, я узнал, что 29?я дивизия распоряжением штаба фронта спешно снимается с участка обороны и перебрасывается на восток, в район станции Абганерово. Штаб фронта учел надвигающуюся опасность с юго-запада и принимал соответствующие меры.

Штаб 64?й армии перебрасывался в район Зеты, что юго-западнее Сталинграда. Войска 64?й армии, сражавшиеся на Дону, передавались в состав 62?й армии.

Два дня разъездов измотали моих товарищей. Мы остались в поселке Генераловский до утра.

Утром 5 августа нас разбудил грохот взрывов, доносившихся из степи, – это авиация противника бомбила и штурмовала колонны 29?й стрелковой дивизии, которые тянулись по направлению Верхне-Кумский на северо-восток. Отход дивизии не прикрывался с воздуха ни истребителями, ни зенитной артиллерией.

В то же утро командиру 255?го кавалерийского полка было приказано оборонять участок, оставленный 29?й дивизией, включая Чаусовский и Генераловский. Конечно, одного кавалерийского полка для обороны такого участка было мало, но другими средствами мы не располагали. Положение спасала малая активность противника. Это дало нам основание предположить, что он изберет другое направление для удара. Против нашего кавалерийского заслона выбрасывались, в основном, немногочисленные румынские подразделения.

От разведчиков нам стало известно, что части противника, переправлявшиеся через Дон у Верхне-Курмоярской, направляются на северо-восток, выбрасывая на реку Аксай слабые заслоны. Маневр этих частей был ясен – обеспечить левый фланг главных сил 4?й танковой армии Гота, наступавших от Котельниково на Сталинград обходом с юго-востока.

Войсковая разведка уточнила также, что немцы, захватив Котельниково, не идут по кратчайшему пути вдоль железной дороги, а направляют свои главные силы через Пимен-Черни, Дарганов, Уманцево и выходят в район Тингута, Плодовитое, Абганерово.

Связавшись со штабом фронта, я доложил о создавшейся на юге обстановке и получил категорическое приказание удерживать позиции по реке Аксай теми силами, которые остались в моем распоряжении.

Другого задания и ориентировки я не получил, хотя от штабных работников фронта, разъезжавших по тылам, от телефонистов и из других источников, которые именовались «солдатский вестник», знал, что в наших тылах идет усиленная перегруппировка войск.

Я ждал наступления немецко-румынских войск, которые не могли не знать о нашей перегруппировке. Их удар на север из района Круглякова и станции Жутово мог сорвать маневр 64?й армии и других войск.

Предупредив подчиненные мне войска о подготовке к упорной обороне рубежа по реке Аксай, я занялся проверкой готовности войск к обороне и особенно артиллерии и выслал во все стороны разведку.

В резерве остались 154?я морская стрелковая бригада и два полка «катюш», последние были тщательно замаскированы в балках.

Наступление немецко-румынских войск началось вечером 5 августа в стыке дивизий Людникова и Куропатенко. Главный удар наносился между населенными пунктами Чиков, Дорофеевский на фронте протяжением восемь километров. Пехоте противника удалось переправиться через Аксай и частично вклиниться в наши боевые порядки. Вражеские танки пока оставались на южном берегу, по-видимому, готовили переправы.

Было ясно, что немецко-румынские войска, захватив плацдарм на северном берегу реки Аксай. постараются за ночь навести переправы для танков и с утра 6 августа начнут наступление, бросив в бой свои главные силы. Я говорю: было ясно, что так будет действовать противник, и в этом вижу уже результат хотя и маленького, но все же конкретного личного опыта, который получил в боях на правом берегу Дона.

Веря в непогрешимость своих тактических и оперативных приемов, гитлеровцы и здесь действовали по такому же, как и за Доном, шаблону: авиация, затем артиллерийский огонь, потом пехота, а за ней танки. Другого порядка в наступлении через водную, хотя и маленькую преграду, они не знали. И когда вечером 5 августа наши разведчики и наблюдатели обнаружили перед фронтом обороны скопление пехоты, артиллерии и обозов, особенно в балке Попова, нам уже нечего было долго раздумывать – мы знали: противник будет действовать именно так.

Я решил сорвать это наступление.

Мой план был прост: рано на рассвете нанести артиллерийский удар по скоплению противника на исходных позициях, затем дружной контратакой отбросить его пехоту за реку Аксай.

Мы не делали никаких сложных маневров, кроме выдвижения двух полков «катюш» на огневые позиции для залпа. Наши артиллерия и минометы вели огонь по ранее разведанным и пристрелянным целям. После артиллерийского налета стрелковым частям оставалось только подняться и перейти в атаку. Танков у нас не было, на помощь своей авиации я не рассчитывал, так как установить с ней связь не удалось.

Откровенно говоря, боязно было производить даже простые маневры войсками, которые я собрал во время отступления, не зная, на что они способны. Однако я думал, что если наша атака почему-либо не увенчается успехом или вообще не состоится, то все же фронт обороны останется занятым.

Танки – главная опасность – еще находились на той стороне Аксая. Но если они ночью переправятся, то наш контрудар будет явно обречен на провал, ибо у нас не было не только противотанковой артиллерии, но даже противотанковых гранат. Обстановка рискованная, однако бездействие могло еще больше осложнить ее.

Наступила ночь. Противник вел себя беспечно. В его расположении машины двигались с зажженными фарами. Танки ждали, когда для них наведут переправы. «Значит, противник рассчитывает, – подумал я тогда, – пустить в ход бронированный кулак, когда его авиация повиснет над нашими головами, когда артиллерия подавит наши огневые точки, когда пехота двинется вперед. В общем, как всегда, обычным порядком противник рассчитывает проутюжить наши окопы гусеницами. Не выйдет!»

Ночью я побывал у командиров дивизий – Людникова и Куропатенко – и передал им свой план действий на утро 6 августа. Они поняли меня с полуслова и приступили к подготовке атаки.

Наш расчет на внезапность полностью оправдался. На рассвете артиллерия открыла огонь по скоплениям противника, и мы, находясь на высоте 147.0, видели, как из балок и укрытий начали разбегаться вражеская пехота, побежали и артиллеристы. Все это в беспорядке бросилось на юг.

Массы людей и обозов, в панике хлынувшие на юг, за Аксай, задержали и переправу танков.

Таким образом, нам удалось почти без потерь сорвать наступление, которое противник готовился начать 6 августа. Однако атаковать и вышибать пехоту противника, которая с вечера находилась в развернутых боевых порядках в степи и уже окопалась, оказалось значительно труднее.

В результате боя 6 августа противник понес большие потери убитыми, ранеными и пленными. Мы захватили восемь орудий, много винтовок и пулеметов.

Я убедился, что войска не потеряли боевого духа, дрались хорошо: в атаки ходили дружно, врага встречали без паники и стойко. А это было самым главным.

Так мы не только устояли перед противником, но и основательно побили его.

К исходу дня, доложив штабу фронта о ходе боев за сутки, я узнал, что в это же время шло сосредоточение наших войск в районе Абганерово и Тингута, куда был переброшен штаб 64?й армии. Там готовился для противника крепкий отпор.

В командовании фронта произошли перемены. Генералы Гордов и Никишов были отстранены от руководства фронтом. Командующим фронтом назначался генерал-полковник Андрей Иванович Еременко, которого я знал лично с 1938 года по службе в Белорусском военном округе. Там мы часто проводили совместные учения войск. И уже ночью я послал ему короткое письмо со своими предложениями: не ограничиваться пассивной обороной, а при каждом удобном случае переходить в контратаки и наносить контрудары. Я предлагал имеющимися под моим командованием силами нанести удар через Чилеков на Дарганов или Пимен-Черни.

Ответа на это письмо я не получил и даже не уверен, что оно дошло до Еременко.

Вскоре мне стало известно, что склад боеприпасов. находившийся на берегу Волги, взорван. Нам угрожал «патронный голод». Так и получилось. Раньше мы получали боеприпасов столько, сколько могли увезти, а теперь некоторые наши машины, посланные за снарядами, возвращались пустыми.

7 августа противник снова перешел в наступление на том же направлении. К полудню ему удалось вклиниться в нашу оборону километров на пять-шесть.

Исправлять положение мы решили опять контратакой. Задача формулировалась кратко: разгромить и отбросить противника за Аксай. Но контратаку решили провести не днем, когда авиация противника действовала особенно энергично, и не утром, как это мы сделали 6 августа, а за два часа до захода солнца, когда его авиации почти не останется светлого времени и когда его танки, отделенные от пехоты, будут еще за рекой.

На этот раз наши контратаки нацеливались уже не в лоб, а с флангов: Людников – с северо-запада на юго-восток из района балки Песчаной на отметку 78,9; Куропатенко – с северо-востока на юго-запад из района балки Лескина на отметку 79,9. Оба эти удара должны были сойтись в районе отметки 36.5.

И этот план, устно согласованный и отработанный с командирами дивизий Людниковым и Куропатенко, полностью удался. Противник снова был крепко побит и отброшен.

Мы захватили несколько десятков пленных.

На позициях, занятых на реке Аксай, мы вели бои около недели. Немецко-румынские войска переходили в наступление почти каждый день. Им удавалось вклиниться в наши боевые порядки, но мы незамедлительно переходили в контратаки и отбрасывали их обратно.

В этих боях у нас выработались особые приемы, особая тактика.

Обычно противник начинал наступление часов в десять-двенадцать дня. Часа два-три у него уходило на переправу через Аксай и на подход к нашей первой линии, которая, по существу, была усиленным боевым охранением.

Наступление пехоты противника поддерживалось огнем артиллерии и небольшим количеством авиации: две-три девятки.

Наше боевое охранение, ведя огневой бой под прикрытием и при поддержке своей артиллерии, медленно отходило к главной полосе обороны. В такой обстановке противник никак не мог выбрать момент для атаки, и на подход к главной позиции у него уходило также два-три часа. Для прорыва главной полосы обороны он вынужден был останавливаться, подтягивать свои силы, огневые средства, организовывать связь и управление. Таким образом, до наступления темноты захватчики не успевали прорвать нашу оборону, а ночью они драться не любили. Мы же переходили в контратаку или вечером, или на рассвете, когда авиация противника сидела на аэродромах. Наши части производили артиллерийский и минометный налет и наносили, короткий, но сильный контрудар в наиболее слабое место в боевых порядках противника и отбрасывали его на исходные позиции.

Так повторялось несколько раз.

12 августа по приказу штаба фронта в состав южной группы вошли 66?я морская стрелковая бригада и Сталинградский УР (укрепленный район).

Передача в мое распоряжение этих частей несколько уплотнила довольно редкие боевые порядки южной группы, особенно на правом фланге. Используя естественные препятствия – реку, овраги, балки, мы создали прочную оборону.

В это же время части 64?й армии, усиленные танковым корпусом Т. И. Танасчишина, вели упорные оборонительные бои с 4?й танковой армией противника, наступавшей с юга на район Плодовитое – Абганерово.

Если бы обстановка позволила собрать две-три стрелковых дивизии и две танковых бригады в районе Верхне-Кумский, Жутово, то этими силами можно было бы предпринять атаку вдоль реки Аксай на восток с выходом во фланг и на тылы 4?й танковой армии Гота. Это поставило бы танковую армию Гота в тяжелое положение.

17 августа мы получили приказ штаба фронта на отход на реку Мышкова. Штаб группы тут же разработал план отхода наших войск на новый рубеж.

Я был уверен, что войска южной группы сумеют оторваться от противника и отойдут на новый рубеж без потерь. Поэтому, отдав последние распоряжения на отход, я лег спать, чтобы рано утром выехать в войска, отходившие на новые позиции. В полночь ко мне прибыл заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант Филипп Иванович Голиков. Он поднял меня с постели, когда наши войска уже начали отходить.

Ознакомившись с планом и организацией отхода войск южной группы, Ф. И. Голиков для уточнения указал мне по карте новый рубеж обороны и, узнав о том, что мы приняли необходимые меры на случай, если противник попытается преследовать отходящие войска, также прилег отдохнуть.

Ускорив темп, войска группы успешно совершили ночной отход и прибыли на новый оборонительный рубеж обороны без потерь.

Наш отход на новые оборонительные рубежи противник обнаружил с большим опозданием. Только вечером 18 августа над рекой Мышкова появились его разведывательные самолеты. Однако он не стремился атаковать наши части на новых позициях. Вероятно потому, что не видел в этом целесообразности. В это время основные события происходили на других направлениях: Вертячий, Сталинград на правом фланге 62?й армии и 4?й танковой, обороняющей плацдарм в малой излучине Дона, и на левом фланге 64?й армии в районе Плодовитое, Тундутово, Сталинград. В боях на этих направлениях участвовало значительно больше войск и техники, чем на реке Аксай. В это время 64?я армия под командованием генерала М. С. Шумилова стойкой и активной обороной в районе Плодовитое, Абганерово нанесла противнику ряд сильных контрударов и даже вынудила его на некоторое время приостановить наступление.

Обстановка в управлении 64?й армии была нормальная, боевая; мои взаимоотношения с М. С. Шумиловым всегда были товарищескими, хорошими, о чем приятно вспомнить.

Войска южной группы по указанию командующего фронтом снимались с правого фланга и для уплотнения наших боевых порядков выводились на главное направление удара 4?й танковой армии противника. Дивизия Людникова заняла оборону в районе разъезда 74?й километр; дивизия Куропатенко – в районе Васильевка – Абганерово.

3

На Сталинградском направлении к 8-10 августа 6?я армия Паулюса, потеснив войска 62?й армии и отразив контрудары 1?й танковой армии в большой излучине Дона, через Дон не переправилась, несмотря на то, что 4?я танковая армия Гота, наступая на Сталинград с юга, захватила Абганерово и подошла к станции Тингута.

Паулюс не рискнул сразу переправляться через Дон и наступать на Сталинград с запада, оставив в большой излучине Дона 6 стрелковых дивизий 62?й армии со средствами усиления в районе Суровикино, Володинский, Большая Осиновка и части 4?й танковой армии генерала Крюченкина в малой излучине Дона.

6 стрелковых дивизий 62?й армии были окружены 8-10 августа 11?м и 51?м армейскими, 14?м и 24?м танковыми корпусами. Командующий 62?й армией А. И. Лопатин предвидел это и просил разрешения отвести свои шесть дивизий на левый берег Дона. «К сожалению, штаб фронта и Ставка… не приняли своевременно решения по этому предложению». В результате этого окружения шесть дивизий 62?й армии понесли большие потери. Только незначительные силы без техники сумели ночами выйти из окружения и были направлены в глубокий тыл на формирование.

К 15 августа Паулюс сосредоточил главные силы против 4?й танковой армии генерала Крюченкина, находящейся в малой излучине Дона, и к 16 августа овладел ею, кроме плацдарма, удерживаемого частями 1?й гвардейской армии. Только после захвата малой излучины Дона 6?я армия начала форсировать Дон у Нижне-Акатов и Вертячий.

Рано утром 15 августа противник после мощной авиационной и артиллерийской подготовки перешел в наступление главными силами в центре обороны в направлении Оськин – Сиротинская и вдоль правого берега Дона на Трехостровская. Прорвав нашу оборону на обоих направлениях, противник к 12 часам вышел к поселку Родионов.

Командующий фронтом А. И. Еременко, оценив сложившуюся обстановку, решил ввести в бой свежие силы и 17 августа нанести контрудар с задачей уничтожить прорвавшегося противника и восстановить положение в малой излучине Дона, которое существовало до 13 августа. Для участия в контрударе на правом фланге 4?й танковой армии привлекались 321?я, 205?я, 343?я и 40?я гвардейская стрелковые дивизии. На левом фланге должны были нанести контрудар вновь прибывшие дивизии 1?й гвардейской армии 37?я и 39?я гвардейские, 18?я стрелковая дивизия и 22?й танковый корпус.

Переданная из резерва фронта в состав 62?й армии 98?я стрелковая дивизия, усиленная 193?й танковой бригадой и 5?м гвардейским минометным полком, должна была в ночь на 16 августа форсировать Дон у Вертячего и ударом на Родионов совместно с войсками 4?й танковой армии разгромить соединения правого фланга противника, наступающего по левому берегу Дона на Трехостровская.

Командующий 21?й армией получил задачу силами 63?й стрелковой дивизии форсировать Дон у Мало-Клетской и с утра 17?го наступать на Ореховский.

Такой план контрудара с четырех направлений казался заманчивым, но он явно не мог быть увязан по времени и пространству. За одни сутки сосредоточить такие силы, переправить их через Дон, увязать взаимодействие в согласованный контрудар было невозможно.

Противник, пользуясь достигнутым успехом 15 августа, 16?го с утра продолжал наступление. К исходу 16?го почти весь плацдарм (т. е. малая излучина Дона) находился в его руках. Наши части, объединенные 1?й гвардейской армией, занимали на правом берегу Дона небольшой плацдарм глубиной 10–12 километров на фронте Кременская, Шохин, Сиротинская. От Сиротинская на восток до Качалинской и далее на юг весь правый берег Дона находился в руках противника. В районе Ниж. Акатова он сумел захватить небольшой плацдарм на левом берегу.

С утра 17 августа главные силы 6?й армии Паулюса были направлены на форсирование реки Дон, на расширение захваченного плацдарма в районе Ниж. Акатов. С 17?го до 20 августа ему удалось с большими потерями прорвать оборонительные позиции войск 4?й танковой армии, отбросить 39?ю гвардейскую, 18?ю и 184?ю стрелковые дивизии и 22?ю мотострелковую бригаду на восток. Этот прорыв образовался в стыке 4?й танковой и 62?й армий. Все попытки войск 4?й танковой и 62?й армий сбросить противника с плацдарма успеха не имели.

Остановить врага не удалось, он вырвался на дороги, ведущие к Волге. Но мы сорвали сроки его наступления, замедлили его продвижение. С каждым днем возрастала стойкость наших бойцов и командиров.

Мы отступали. Но на каждом рубеже обороны противник встречал ожесточенное сопротивление, устилая русскую землю своими трупами. А мы, отступая, учились бить врага.

Я вправе говорить о 62?й и 64?й армиях. В этих армиях зарождался массовый героизм Сталинграда, они стали армиями подлинно массового героизма.

Именно в эти дни совершили подвиг шестнадцать гвардейцев 111?го гвардейского стрелкового полка во главе с коммунистом младшим лейтенантом В. Д. Кочетковым. Получив приказ занять позицию на одной из высот в районе Клетская, гвардейцы знали, что до подхода подкрепления им предстоит выдержать тяжелый бой, и дали друг другу слово не отступать ни на шаг.

Сначала горстку бойцов четыре раза безуспешно атаковал небольшой отряд пехоты, потом гитлеровцы бросили против них роту автоматчиков. Но и эта атака была отбита.

На рассвете следующего дня на смельчаков двинулись двенадцать фашистских танков. А у шестнадцати советских воинов не было даже ни одного противотанкового ружья. К тому же многие были ранены. Тяжелое ранение получил и командир.

Начался смертельный бой. Один из гвардейцев бросился со связкой гранат под гусеницы передней машины. Танк вспыхнул. И вот уже второй герой последовал примеру товарища, за ним третий, четвертый… На поле боя пылали четыре подорванных фашистских танка. Нервы гитлеровских танкистов не выдержали. Несколько машин повернули вспять. Но два стальных чудовища продолжали упорно двигаться вперед.

Из шестнадцати героев-гвардейцев в живых остались только четверо: Чирков, Степаненко, Шукматов и младший лейтенант Кочетков. Они могли укрыться в окопе, могли спастись в овраге. Но это значило отдать рубеж врагу, открыть ему путь к Волге. И, положив в укрытие своего умирающего командира, Чирков, Степаненко и Шукматов взяли связки гранат и с возгласом: «Нас не возьмешь!» – бросились под фашистские танки. Вражеские машины были уничтожены.

Когда к рубежу, обороняемому героями-гвардейцами, подошло подкрепление, все увидели на склоне высоты шесть остовов сгоревших немецких танков. Приняв бой с превосходящими силами врага, защитники высоты погибли, но не отступили ни на шаг. Один из шестнадцати гвардейцев, как выяснилось после войны, остался жив. Это П. А. Бурдин, который тяжело раненным попал в госпиталь, снова воевал и дошел до Берлина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.