Подготовка вооруженных сил к отпору агрессии
Подготовка вооруженных сил к отпору агрессии
Советская Армия – армия народа. Эта коррткая формула, восходящая еще к началу формирования рабоче-крестьянской Красной Армии, как нельзя лучше выражала смысл и задачи вооруженных сил Советского государства. Они были призваны защищать завоевания революции от посягательств врагов. И в этой функции обороны социалистического Отечества заключалась большая моральная сила Красной Армии. В отличие от армий империалистических государств, подготавливаемых для ведения агрессивных войн п на практике осуществляющих защиту интересов господствующих классов и слоев – буржуазии, крупных землевладельцев, монополий, – армии Советского государства были чужды агрессивные задачи, ибо она защищает интересы рабочего класса и крестьянства, кровно заинтересованных в поддержании и сохранении мира.
Воспитанная в высоких идеалах коммунизма, Красная Армия пользовалась большой любовью народа. Служба в рядах Красной Армии являлась почетным делом для каждого гражданина Советского государства. Тесная связь армпи и народа выражалась прежде всего в том, что командиры вышли из гущи народной. Это были бывшие рабочие, крестьяне, выходцы из трудовой интеллигенции» Кому как не им были доступны и близки народные чаяния. Красная Армия – неотъемлемая часть советского народа, его вооруженный отряд. Подобно тому, как рабочий на производстве, крестьянин в поле, ученый в своей лаборатории трудились для увеличения могущества и благосостояния своей страны, советские воины несли свою службу, вкладывали свой нелегкий труд в общее дело.
На 1 июля 1940 г. по своему социальному происхождению командный состав Красной Армии представлял следующее: офицеры – выходцы из рабочей среды – 37,9%, из крестьян – 19,1, из служащих – 38,2%. Выходцы из других социальных слоев составляли 0,7%. Более половины офицерского состава (54,6%) были коммунистами, 22,1 % – комсомольцами[114].
Коммунистическая партия и Советское правительство неустанно заботились о своих вооруженных силах, способствовали усилению их боеспособности, насаждали сознательную воинскую дисциплину, поднимали моральный дух бойцов и командиров, много делали для оснащения армии новейшими образцами боевой техники. Важную роль в поддержании вооруженных сил на уровне современных требований выполняла военная наука, разработавшая стройную систему взглядов на стратегию и тактику вооруженных сил социалистического государства. В соответствии со взглядами и положениями военной науки обучались войска, развивались вооруженные силы.
Опыт гражданской войны, локальных войн 20-х и 30-х годов изучался и творчески применялся в ходе обучения войск. В 30-е годы советская военная наука была источником передовых идей в мировой военной науке. Так, уже в 1932 г. в Красной Армии впервые в мире были сформированы механизированные корпуса, а в 1934-1935 гг. бронетанковые и механизированные части были выделены в специальный род войск. Это было смелое, революционное решение, исходившее из правильных предпосылок о возрастающей роли этого рода войск в грядущей войне. К сожалению, в 1939 г. был сделан неправильный вывод из опыта применения танков во время войны в Испании. В результате было признано нецелесообразным сохранение крупных бронетанковых соединений, механизированные корпуса были расформированы[115].
Советский Союз был родиной парашютизма и созданных позднее на этой основе авиадесантных войск. Высадка авиадесантов была с успехом продемонстрирована на маневрах 1934 и 1935 гг., на которых присутствовали военные делегации ряда капиталистических государств. По мнению иностранных экспертов, Красная Армия была в середине 30-х годов одной из самых передовых и современных армий мира. Этот вывод сыграл немаловажную роль для принятия французским, а затем чехословацким правительствами решений о заключении с Советским Союзом договоров о взаимной помощи.
Параллельно с количественным и качественным ростом вооружения и боевой техники совершенствовалась организационная структура Красной Армии.
Разработка военной теории в нашей стране опиралась на учение марксизма-ленинизма о войне и армии, политическое и экономическое положение в стране и опыт прошлых войн. Советская военная теория правильно решала основные вопросы, связанные с характеристикой особенностей будущей войны, что показал опыт Великой Отечественной войны.
Советская военная наука придавала огромное значение моральному фактору, и эта правильная ориентация полностью оправдала себя во время войны с Германией, особенно на ее начальном этапе. Советская военная наука исходила из общих марксистско-ленинских положений о роли человека в социалистическом обществе. Раскрытие индивидуальных возможностей каждого члена общества, помощь в развитии его способностей в коллективе для блага всего общества – эти положения, примененные к военным условиям, играли колоссальную роль, так как, воспитывая в бойце мужество, сноровку, умение быстро принять самостоятельное решение, они вместе с тем помогали прививать высокую сознательную дисциплину, чувство ответственности за судьбу своих товарищей, своего подразделения, своей части и своей армии, за судьбу войны и своей страны, чувство взаимной выручки, презрение к смерти, героизм. Именно благодаря этим качествам советский воин выстоял в неимоверно трудных условиях начального периода Отечественной войны.
Советская военная доктрина исходила из вероятности возникновения новой мировой войны, которая примет длительный, затяжной характер. В этой войне против Советского Союза может выступить коалиция империалистических государств. Война потребует напряжения всех ресурсов государства: экономических, политических и моральных. Предполагалось, что война будет вестись на территории противника, носить характер войны на уничтожение и победа будет достигнута малой кровью. Правильные в целом, эти положения имели существенные изъяны – исключалась возможность ведения войны на собственной территории и ошибочно исходили из предположения о незначительных потерях. Эти изъяны были усугублены неверной политической установкой на безусловную вооруженную поддержку Красной Армии со стороны трудящихся капиталистических стран.
Эти неправильные взгляды получили широкое хождение в армии и в народе. Ошибочные взгляды распространялись и в произведениях некоторых писателей. Например, перед войной была издана и быстро разошлась книга Н. Шпанова «Первый удар». По этой книге уже на второй день войны в Германии вспыхивали восстания против гитлеровского режима…
Проверка теории боевой практикой войны также показала, что некоторые вопросы были решены неверно и что даже правильные положения не всегда могли осуществляться на практике. Эти некоторые просчеты советских военных специалистов вместе с основной причиной – недостаточной готовностью к отражению агрессии объясняют тот трагический факт, что стали возможны тактическая внезапность вторжения и первоначальные успехи фашистской армии.
Среди недочетов советской военной теории следует назвать недостаточную разработанность вопроса о характере и содержании начального периода войны в условиях внезапного массированного нападения. В результате этого и обучение войск не всегда соответствовало способам ведения боевых действий, характерных для первого периода второй мировой войны.
Совершенно очевидно, что опасность войны с Германией в 1941 г. недооценивалась. Разрабатывая план ведения войны на случай гитлеровской агрессии, наше командование -считало, что военные действия (в начале вторжения будут вестись ограниченными силами прикрытия, после отмобилизоования и развертывания главных сил мы сможем разгромить агрессора (в приграничной зоне и перейти в общее наступление, перенеся действия на территорию врага. Прикрытие и оборона западных границ возлагались на приграничные военные округа. Крупные силы, входившие в состав приграничных округов, были расположены на большом удалении от границы и не имели достаточного количества транспортных средств. В непосредственной близости от границы находились отдельные подразделения.
Мало уделялось внимания вопросу стратегической обороны. Считая наступление главным способом вооруженной борьбы, наша теория недостаточно разрабатывала вопросы организации и ведения обороны, которая рассматривалась как подчиненная по отношению к наступлению. Предполагалось, что оборона будет иметь местный характер, строиться лишь на отдельных участках, а не па всем фронте вооруженной борьбы.
Эти и некоторые другие ошибочные взгляды на основные вопросы ведения современной войны оказали отрицательное влияние на подготовку вооруженных сил к войне.
Многих ошибок можно было бы избежать, если бы некоторые предостережения советских военачальников не были незаслуженно забыты. Еще в 1936 г. выдающийся советский военачальник и теоретик военного искусства маршал М.Н. Тухачевский публично предостерегал (в своем выступлении на 2-й сессии ЦИК СССР), что Германия готовится к внезапному нападению, что германская армия будет готова неожиданно напасть. Тухачевский также полагал, что немцы начнут войну первыми, чтобы обеспечить внезапность нападения. Однако, как пишет известный военный деятель А.И. Тодорский, соображении Тухачевского тогда не были приняты во внимание[116].
Большое значение для вооруженных сил Советского Союза, для изучения опыта и практического применения его имели, кроме таких локальных и специфических военных конфликтов, как бои на Хасане и при Халхин-Голе военные действия в Европе в 1939-1940 гг. и советско-финский вооруженный конфликт.
Советские военные специалисты тщательно изучали опыт этих боев, спешили извлечь уроки, реализовать то положительное, что можно было применить в войсках. Однако времени для обучения войск новейшим методам ведения войны и для технического переоснащения Краснов Армии оставалось крайне мало, буквально считанные недели. А сделать нужно было очень много. И многое былс сделано. На совещании руководящих военных работников в декабре 1940 г. – январе 1941 г. обращалось внимание на необходимость обучения курсантов и слушателей методам и формам современного боя с привлечением используемых в бою средств, в том числе танков, артиллерии и т.д.
В 1940 г. Наркомат обороны и Генеральный штаб представили правительству свои предложения по проведению необходимых мероприятий по стратегическому развертыванию. После рассмотрения правительством соображений по стратегическому развертыванию в 1941 г. были разработаны планы прикрытия и создана в приграничных районах группировка войск.
В 1940 г., а также в первой половине 1941 г. Советское правительство приняло ряд постановлений, в которых правильно обращалось внимание на серьезные недостатки в подготовке войск, в техническом оснащении, в подготовке приграничных оборонительных рубежей. В результате значительно возросло общее число стрелковых дивизий. Началось формирование артиллерийских противотанковых бригад артиллерии резерва Главного командования. Вновь формировались механизированные корпуса, отдельные танковые и механизированные дивизии. Большое внимание было обращено на увеличение численности авиадесантных войск. В первой половине 1941 г., еще до начала войны, удалось завершить формирование нескольких авиадесантных корпусов. Расширялась сеть противовоздушной обороны (ПВО) и улучшалась ее организационная структура. Большая работа была развернута на флоте и в военновоздушных силах. Формировались новые части инженерных войск, войск связи и др.
Однако техническое перевооружение войск затягивалось и к моменту нападения гитлеровской Германии завершено не было.
«На 22 июня 1941 г., – пишет полковник А. Никитин, – новая материальная часть боевой авиации в приграничных военных округах составляла всего 22 процента, а старая 78 процентов»[117].
Примерно аналогичное положение сложилось в танковых и механизированных соединениях, которые к началу войны были укомплектованы новой техникой лишь наполовину[118].
Серьезная ошибка, которая в начале войны привела к тяжелым последствиям, была допущена в результате решения о разоружении укреплений на старой границе (1939 г.) в связи со строительством новых оборонительных рубежей. Разоружение старой границы было проведено быстрыми темпами, а строительство новых рубежей затянулось. Достаточно сказать, что планы строительства, утвержденные летом 1940 г., были рассчитаны на несколько лет! В своих мемуарах генерал армии И.И. Федюнинский, командовавший с апреля 1941 г. 15-м стрелковым корпусом Киевского особого военного округа, рассказывает, что строительство укреплений было далеко от завершения[119].
Бывший начальник инженерных войск Ленинградского фронта генерал-лейтенант Б. Бычевский пишет, что строительство инженерных сооружений на участке Ленинградского военного округа продолжалось еще 21 июня 1941 г. и не было завершено. Бычевский также пишет со слов начальника инженерного управления Прибалтийского военного округа генерал-майора В.Ф. Зотова, что «саперные части этого округа, так же как и нашего, находились на строительстве дотов, готовых сооружений не имелось»[120].
Законченные сооружением узлы обороны во многих случаях не имели предусмотренного вооружения. Гарнизоны нуждались в доукомплектовании. Начальник Главного политического управления Красной Армии армейский комиссар А.Н. Запорожец сообщал наркому обороны маршалу С.К. Тимошенко 15 апреля 1941 г.: «Укрепленпые районы, строящиеся на наших западных границах, в большинстве своем не боеспособные».
Если бы не была разоружена старая граница, то даже при незавершенности строительства новых оборонительных узлов Красная Армия могла бы при отходе опереться на старые укрепления и выиграть драгоценное время для приведения частей в порядок и нанесения контрудара.
Печальную картину являет и история с реконструкцией старых и строительством новых аэродромов вблизи западной границы. Вопреки мнению военного командования начались одновременные работы на большинстве приграничных аэродромов. Многие из них при этом строились в опасной близости от границы. К началу войны строительство так и не было завершено, а авиация оказалась в крайне неблагоприятных условиях из-за большой скученности, ограниченности в маневре и демаскировки.
Поскольку в случае войны предусматривались отражение удара врага и перенесение военных действий на его территорию, основные склады и мобилизационные запасы размещались неподалеку от старой границы, в Белоруссии, на Украине, под Смоленском. В 1940 г. при рассмотрении правительством вопроса о месте размещения мобилизационных запасов «представители центральных довольствующих управлений и Генерального штаба предлагали разместить их за Волгой. Однако И.В. Сталин отверг эти предложения и дал указание сосредоточивать мобилизационные запасы на территории приграничных военных округов. Впоследствии за эту ошибку пришлось жестоко расплачиваться»[121], – пишут военные специалисты.
В 1940 г. был принят ряд мер для укрепления единоначалия. Институт военных комиссаров, введенный в 1937 г., был отменен. Вместо него были введены должности заместителей командиров по политической части.
Вооруженный конфликт с Финляндией, изучение состояния вооруженных сил выявили серьезные недостатки в подготовке командного состава. Особенно это относилось к пехоте, где не хватало на 1 мая 1940 г. 1/5 начальствующего состава. Констатировалось, что ежегодные выпуски военных училищ не обеспечивают создания необходимых резервов. Качество подготовки было низкое. Выяснилось, что в звене взвод – рота до 68% имеет лишь краткосрочную 5-месячную подготовку курсов младшего лейтенанта.
Репрессии, которые И.В. Сталин обрушил на командный состав Красной Армии, еще более ухудшили положение с командными кадрами. Одной из первых жертв был военный атташе Советского Союза в Лондоне В. Путна, ложно обвиненный в подпольной контрреволюционной троцкистской деятельности. На открытом процессе «антисоветского троцкистского центра» в январе 1937 г. было упомянуто имя маршала Советского Союза М.Н. Тухачевского, И хотя тут же было заявлено, что Тухачевский никакого отношения к делу не имеет и ни в чем не обвиняется, на его имя была брошена тень. Этого-то, очевидно, и добивался государственный обвинитель на процессе Вышинский, который в своих вопросах, обращенных к обвиняемым по крайней мере десять раз назвал имя маршала.
Маршал Тухачевский продолжал оставаться на своем посту, но в это время его судьба была фактически решена. Стремясь скомпрометировать Тухачевского и других наиболее талантливых руководителей Красной Армии, их обвинили в заговоре против Советской власти.
Существует несколько версий этой истории. Они базируются на материалах, приведенных бывшим адъютантом заместителя начальника гестапо Кальтенбруннера Хеттлем, опубликовавшим в 1950 г. книгу под псевдонимом В. Хаген «Тайный фронт». Позднее Хеттль переиздал ее уже под своим собственным именем. В этой книге Хеттль рассказал о провокационно-шпионской деятельности гестапо, в том числе и о том, как в недрах немецких разведывательных и контрразведывательных органов были состряпаны документы, предназначенные для того, чтобы скомпрометировать высшее советское военное командование. Эта версия сходится с изложением событий в посмертно изданных мемуарах руководителя одного из отделов имперского управления безопасности В. Шелленберга. Имеются и другие материалы по этому делу, упоминания в мемуарах политических деятелей западных стран и т.п.
Репрессии против преданных делу коммунизма партийных и советских кадров вызывали злорадство врагов Советской страны. Особенно радовались в Берлине, где фашисты давно обдумывали планы ослабления Красной Армии и Советского государства. Эти намерения усилились после заключения между Советским Союзом, Францией и Чехословакией пактов о взаимной помощи, которые служили препятствием фашистской агрессии в Европе. Руководили гитлеровцами и расчеты внутриполитического порядка. Эти расчеты заключались в том, чтобы полностью подчинить немецкую армию фашистскому влиянию, заставить раз и навсегда немецких генералов отказаться от каких бы то ни было попыток проводить самостоятельную политику, опираясь на армию. Это было тем более важно, по мнению гитлеровцев, что начавшиеся перевооружение и увеличение немецких вооруженных сил требовали полной фашизации руководства ими. Поэтому попытки скомпрометировать любыми способами наиболее «строптивых» генералов не прекращались. Можно было бы обвинить немецких генералов в том, что они вступили в преступную связь с советскими генералами… Можно было бы сфабриковать документы, подтверждающие это. Можно было бы, наконец, найти способ переправить эти документы в Москву, чтобы скомпрометировать и советский генералитет…
Предоставим слово Вальтеру Шелленбергу.
В начале 1937 г. Гейдрих – непосредственный начальник Шелленберга – поручил ему подготовить обзор о взаимоотношениях между рейхсвером и Красной Армией в прошлые годы.
Как известно, в 20-е годы после заключения между Германией и СССР договора в Рапалло советско-германские отношения развивались нормально: налаживались торговля, контакты по научно-технической линии. Германия и СССР обменивались и военными делегациями. Некоторые военные руководители Красной Армии учились в немецкой военной академии. В числе слушателей был, например, командарм И.Э. Якир, блестяще окончивший эту академию. По просьбе руководителей рейхсвера Якир читал для немецких офицеров курс лекций по военным операциям во время гражданской войны. По всем этим и другим вопросам между советскими и немецкими учреждениями велась обычная служебная переписка. Среди этой переписки были бумаги, подписанные руководителями советских учреждений, в том числе и военных. В немецких архивах имелись факсимиле Тухачевского и других видных советских военачальников. Это обстоятельство сыграло немаловажную роль в подготовке их гибели.
Требуемый обзор был вскоре Шелленбергом представлен. Гейдрих сообщил Шелленбергу, что он располагает сведениями о том, будто советские генералы во главе с Тухачевским с помощью немецких генералов собираются произвести переворот, направленный против Сталина. Эта идея была «подброшена» Гейдриху русским белоэмигрантом генералом Скоблиным. Гейдрих, по свидетельству Шелленберга, моментально понял, как использовать эту мысль. «Если действовать правильно, можно нанести такой удар по руководству Красной Армии, от которого она не оправится в течение многих лет», – пишет Шелленберг. План был доложен Гитлеру и получил его одобрение. Гестапо, не располагавшее, разумеется, никакими документами на этот счет, начало их быстро фабриковать[122].
Оставляя в стороне многочисленные подробности этой чудовищной провокации, укажем, что поддельные документы, обвиняющие высшее командование Красной Армии в заговоре, были к апрелю 1937 г. подготовлены. Немецкий агент в Праге установил контакт с доверенным лицом президента Чехословакии Э. Бенеша и сообщил ему, что он располагает документами о заговоре среди высшего командования Красной Армии. Бенеш немедленно сообщил об этом Сталину. Вскоре в Прагу прибыл специальный уполномоченный Ежова. В апреле – мае 1937 г. произошли аресты высших офицеров Красной Армии. Среди них был и маршал М.Н. Тухачевский. Были арестованы также И.Э. Якир, И.П. Уборевич, А.И. Корк, Р.П. Эйдеман, Б.М. Фельдман, а до них – В.М..Примаков, В.И. Путна. Тем, кто давал распоряжение об их аресте и суде над ними, должпо было быть известно, что обвинения беспочвенны, а документы сфабрикованы. 12 июня 1937 г. Тухачевский ж его товарищи были расстреляны[123]. Покончил самоубийством начальник Главного политического управления Я.Б. Гамарник. Аресты ж уничтожение военных кадров продолжались и после 1937 г. Так, по ложному обвинению погиб маршал В.К. Блюхер, герой гражданской войны, многие годы командовавший армией на Дальнем Востоке, бывший начальник Генерального штаба и первый заместитель наркома маршал А.И. Егоров, командарм Г.М. Штерн – герой боев в Испании и на Дальнем Востоке и многие другие. В «Истории Великой Отечественной войны» написано, что «…подверглись репрессиям около половины командиров полков, почти все командиры бригад и дивизий, все командиры корпусов и командующие войсками военных округов, члены военных советов и начальники политических управлений округов, большинство политработников корпусов, дивизий и бригад, около трети комиссаров полков, многие преподаватели высших и средних учебных заведений»[124]. Маршал Советского Союза И.X. Баграмян в интервью корреспонденту «Литературной газеты» от 17 апреля 1965 г. сказал, что уничтожение накануне войны как «врагов народа» выдающихся советских полководцев, по сути, было одной из причин крупных неудач в первый период войны[125].
Репрессии, обрушенные на советские военные кадры, имели крайне неблагоприятные последствия и для внешней политики СССР. О мнимом заговоре президент Бенеш сообщил и французскому премьер-министру Леону Блюму как раз в то время, когда французским правительством обсуждался вопрос о заключении франко-советской военной конвенции, которая предусматривала практические шаги для реализации договора о взаимной помощи. В своем письме, переданном через сына Блюма, Бенеш рекомендовал проявлять исключительную осторожность в отношениях с Советским генеральным штабом, так как его руководители находятся в заговоре с Германией. Блюм впоследствии утверждал, что именно это сообщение сорвало заключение франко-советской военной конвенции. Враждебные Советскому Союзу французские политические круги стали утверждать, что подписывать военные обязательства с СССР нельзя, так как там существует заговор, если же заговор сфабрикован и репрессии продолжаются, то это свидетельствует о неустойчивости внутреннего положения СССР. Следовательно, подводили они к выводу, на Советский Союз в войне против Германии рассчитывать не приходится[126].
В Германии сообщение о расправе над командирами Красной Армии вызвало ликование.
Красная Армия потеряла своих лучших командиров как раз в тот момент, когда на горизонте все более сгущались тучи войны.
Не так-то было просто в короткий срок подготовить новых командиров полков, бригад, дивизий и корпусов. Выдвинутым на эти должности командирам подразделений часто не хватало знаний, опыта, которые не могли быть восполнены лишь способностями и преданностью долгу. Высшее военное образование к началу войны имели лишь 7% офицеров, 37% не имели полного среднего военного образования. К лету 1941 г. около 75% командиров и 70% политработников работали в своих должностях не свыше одного года[127]. Лишь в ходе войны проявились таланты командиров, их полководческое искусство развернулось во всем своем блеске.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.