Треволнения Сухомлинова

Треволнения Сухомлинова

Итак, военный кризис на фронте породил политический кризис внутри страны. Стало очевидно, что необходимо реорганизовать производство боеприпасов и принять меры для усмирения общественного недовольства, вызванного военными провалами. Ради этого Николай II согласился на создание беспрецедентной Особой комиссии по артиллерии, в которую вместе с чиновниками вошли промышленники и думские политики. К августу она была заменена целой системой из четырех особых совещаний по обороне, по перевозкам, по продовольственному делу и по топливу. Эти новые учреждения имели такой же смешанный состав, как и предшествовавшая им артиллерийская комиссия: для решения самых острых проблем страны частные граждане и думские политики работали бок о бок с министерскими чиновниками. Другим проявлением большей открытости режима «обществу» было создание под руководством Александра Гучкова военно-промышленных комитетов производственно-управленческих органов, призванных координировать производство продукции для фронта более мелкими предприятиями; а также учреждение национального союза сельских и городских органов самоуправления, Союза земств и городов, известного как Земгор, для обеспечения войск дополнительными запасами лекарств, питания, обуви, полевых телефонов, одежды и проч. Дабы еще более укрепить доверие народа к правительству, Николай II произвел перестановки в своем кабинете и уволил ряд особенно непопулярных министров. Одним из первых в отставку был отправлен В.А. Сухомлинов.

Сухомлинов уже некоторое время чувствовал нависшую над ним опасность. Создавшаяся в ходе войны политическая обстановка не сулила ему благополучного продолжения службы. С самого начала войны Верховное командование перешло к великому князю Николаю Николаевичу, который, как мы знаем, всей душой ненавидел Сухомлинова. Когда председатель Думы Михаил Родзянко в ноябре 1914 года посетил Ставку, великий князь сказал, что не доверяет военному министру²⁷.

Кроме того, дело Мясоедова давало Сухомлинову более чем достаточно оснований опасаться, что его близкое знакомство с казненным жандармом скоро получит громкую и грозную огласку. Конечно, он разорвал отношения с Сергеем Николаевичем еще до начала войны, однако рано или поздно кто-нибудь обязательно вспомнит, что именно военный министр отдал приказ о проведении расследования, которое в 1912 году официально оправдало Мясоедова по подозрению в шпионаже. Потом припомнят всю историю его связей с Мясоедовым — министр опасался интриг своих врагов, Поливанова, Гучкова и Андроникова, которые используют эту историю, дабы еще более очернить его и без того плохую репутацию и отнять министерский портфель²⁸.

И, наконец, Сухомлинову не давали покоя коллеги-министры. К началу 1915 года для большинства членов правительства Сухомлинов стал серьезной помехой. В ситуации войны необходимо было завоевать доверие ответственных думских политиков, для чего Сухомлинов, известный своим презрительным отношением к парламенту, представлял явное препятствие. Не забудем и расхлябанности Владимира Александровича в делах управления — раздражающая в мирное время, в годы испытаний она была совершенно неприемлема. А если учесть, что в массовом сознании уже сформировалась тенденция винить Военное министерство в кризисе снабжения армии, отставка его главы способна была склонить мнение общества в пользу правительства.

По этим причинам в двадцатых числах мая 1915 года главноуправляющий землеустройством и земледелием А В. Кривошеин, самый влиятельный на тот момент член кабинета, собрал секретное совещание с пятью своими коллегами-министрами для обсуждения вопроса о том, так убедить царя уволить Сухомлинова, а заодно министра внутренних дел Маклакова, министра юстиции Щегловитова и обер-прокурора Синода Саблера, — всех их в обществе не любили за реакционные взгляды, а Саблера еще и за терпимость по отношению к Распутину²⁹. Пригрозив коллективно подать в отставку, Кривошеин и его группа смогли убедить Николая II уволить Маклакова, приказ был подписан 3 июня. Однако заставить императора расстаться с Сухомлиновым оказалось гораздо сложнее. Во-первых, Николай по-прежнему отдавал ему предпочтение перед всеми другими своими министрами. Во-вторых, считал все обвинения против военного министра беспочвенным оговором — в немалой степени потому, что Сухомлинов сам его в этом убедил. Непревзойденный мастер бюрократической интриги, Сухомлинов в апреле предпринял свои меры и лично доложил императору о деле Мясоедова, естественно сняв с себя всякие подозрения и объяснив, что, хотя Мясоедов действительно был приписан к Военному министерству, назначен он был туда по настоянию Столыпина (!). Николай, полностью поверивший этой лжи, впоследствии говорил одному из своих родственников, что Сухомлинова («безусловно честного и порядочного человека») пытались уничтожить злобные интриганы, которые «хотели его вмешать в дело Мясоедова, но это им не удастся»³⁰.

В этих обстоятельствах Кривошеин решил прибегнуть к помощи великого князя Николая Николаевича. Зная, что император должен быть в Ставке 10 июня, Кривошеин прибыл туда днем ранее для личных переговоров с верховным главнокомандующим о судьбе военного министра. Мы не знаем, какие довода были приведены на следующий день при свидании императора с великим князем, однако 11 июня Сухомлинов получил копию императорского рескрипта об отставке с министерского поста и назначении в Государственный совет:

Владимир Александрович, после долгого раздумывания я пришел к заключению, что интересы России и армии требуют вашего ухода в настоящую минуту. Имев сейчас разговор с вел. князем Николаем Николаевичем, я окончательно убедился в этом. Пишу сам, чтобы вы от меня первого узнали… Столько лет проработали мы вместе и никогда недоразумений у нас не было. Благодарю вас сердечно за вашу работу и за те силы, которые вы положили на пользу и устройство родной армии. Беспристрастная история вынесет свой приговор, более снисходительный, нежели осуждение современников…³¹

Теплая интонация записки и выраженное в ней сожаление не избавили Сухомлинова от чувства унижения — как бы то ни было, его выгоняли. Узнав, что на его место по настоянию Николая Николаевича назначен А.А. Поливанов, Владимир Александрович впал в еще большее раздражение³².

Если в отношении увольнения Сухомлинова царь испытывал смешанные чувства, то назначение Поливанова ему крайне претило. Дружба Поливанова с ненавистным Гучковым, которой Николай ему не забыл, компрометировала нового министра в глазах царя. Еще более, если это можно себе представить, была предубеждена против него императрица. Признавая, что Сухомлинову пришлось уйти из-за «колоссальной» злости против него в армейских рядах, она писала мужу 12 июня на своем странноватом английском:

Извини меня, но я не одобряю твоего выбора военного министра — ты помнишь, как ты сам был против него, и наверное правильно… Я боюсь назначений Николая Николаевича — он далеко не умен, упрям, и им руководят другие… Могли этот человек [Поливанов] так измениться? Разошелся ли он с Гучковым? Не враг ли он нашего Друга [Распутина]?³³

Несмотря на дурные предчувствия Александры Федоровны, необходимость, требовавшая от императора уступок общественному мнению, была в тот момент столь сильна, что Николай не мог ей противиться. Всякий день приносил вести о новых поражениях на фронте; страна, казалось, шла к неизбежному и тотальному военному коллапсу.

Скоро очередь дошла до Щегловитова и Саблера. Кривошеин, который к этому времени уже открыто перешел в лагерь сторонников кабинета общественного доверия, убедил императора назначить очередное (после длившегося с января перерыва) заседание Думы на июль этого года. Несмотря на сделанные уступки (или, возможно, именно из-за них), большинство депутатов собравшейся 19 июля Думы не склонно было поддерживать нынешнее правительство; ораторы один за другим, выходя на думскую трибуну, требовали отставки министров и замены их «правительством доверия»³⁴. На закрытом секретном заседании 23 июля Дума проголосовала 245 голосами против 30 за возбуждение судебного преследования против Сухомлинова и всех остальных, на кого возлагалась ответственность за артиллерийский кризис³⁵. С трибуны звучали пламенные речи. Депутат И.Ф. Половцов метал громы и молнии:

А где злодей, который обманул всех лживыми уверениями кажущейся готовности нашей к страшной борьбе, который тем сорвал с чела армии ее лавровые венки и растоптал в грязи лихоимства и предательства, который грудью встал между карающим мечом закона и изменником Мясоедовым? Ведь это он, министр, головой ручался за Мясоедова. Мясоедов казнен, где же голова его поручителя? На плечах, украшенных вензелями³⁶.

24 июля Совет министров ответил на думское голосование приказом о тщательном расследовании проблемы армейской логистики. Кривошеин был весьма красноречив. Защищая интересы Думы, он говорил, что недовольство бывшим военным министром — это не бунт. По словам Кривошеина, в интересах правительства пролить свет на эту историю, которая, несомненно, была раздута, и показать, что кризис поставок — это следствие распространенного ошибочного представления, что война не будет долгой³⁷.

Императорским указом от 25 июля была учреждена «Верховная следственная комиссия для всестороннего расследования обстоятельств, послуживших причиной несвоевременного и недостаточного пополнения запасов воинского снабжения армии»³⁸. Во главе ее был поставлен восьмидесятилетний Н.П. Петров, генерал инженерных войск. В комиссию вошли трое товарищей Петрова по Государственному совету — И.И. Голубев, АИ. Пантелеев и АН. Наумов, а также сенатор Посников и думские депутаты В А Бобринский и С. Варун-Секрет³⁹.

Комиссии Петрова (далее я использую это название) удалось достичь одной из поставленных Кривошеиным целей — в июле и августе 1915 года общественное мнение заметно смягчилось⁴⁰. Однако Кривошеин был наивен, полагая, что комиссия, беспристрастно проанализировав все обстоятельства, опровергнет слухи о том, будто кризис снабжения намеренно спровоцирован злодеями из Военного министерства. С самого начала существования комиссии ряд ее членов не церемонясь дали понять, что им нужна голова Сухомлинова. Генерал Петров, скучноватый, но аккуратный чиновник, вначале противился такому способу расследования, без предварительного сбора достаточного количества фактов для его возбуждения, однако ему пришлось сдаться, когда Бобринский пригрозил ему, на повышенных тонах: «Если мы тотчас же не приступим к разоблачению мясоедовщиины и сухомлиновщины — я немедленно выхожу из состава Верховной Следственной Комиссии и всенародно оповещу о причине моего ухода!»⁴¹ Сергей Варун-Секрет, правый октябрист, заместитель председателя Думы, друг Гучкова, безоговорочно поддержал Бобринского. Сухомлинов, поднимаясь по карьерной лестнице, не скрывал своего презрения к мнению общества — теперь общество собиралось ему отомстить.