Глава 13. Путь к диктатуре

Глава 13. Путь к диктатуре

14 октября Колчак с офицерами прибыл в Омск. В городе он думал задержаться только несколько дней. В письме М. В. Алексееву адмирал сообщал о том, что оставляет Дальний Восток, решив «ехать в Европейскую Россию с целью повидать Вас и вступить в Ваше распоряжение». Не имея еще достаточного представления об омской власти, он тем не менее в письме оценивал ее как имеющую «все основания для утверждения и развития».

Вагон Колчака был отведен на правительственную ветку и соединен телефоном с городом. Александра Васильевича встречали бывший сослуживец по штабу бывшего командующего Балтийским флотом адмирала Н. О. Эссена генерал-майор А. А. Мартьянов и представитель местного морского командования капитан 1 ранга М. В. Казимиров.

Первый визит Александр Васильевич нанес начальнику штаба главнокомандующего генералу Н. Н. Розанову. Здесь он познакомился с представителями Добровольческой армии генералами К. В. Сахаровым и И. П. Романовским, с посланцем А. И. Деникина молодым полковником Д. А. Лебедевым, недавно окончившим Академию Генерального штаба. Они проинформировали Колчака о положении дел на юге России, затем, по его просьбе, раскрыли политическое лицо каждого из членов Директории[17]: Авксеньтьев и Зензинов – это, по их оценке, «чистые» правые эсеры, Виноградов – кадет, Болдырев и Вологодский – без четкой партийности, но Болдырев ближе к эсерам, Вологодский больше склоняется к кадетам. В целом Директория, по мнению генералов, чем-то напоминает правительственный кабинет А. Ф. Керенского.

Вскоре Колчака пригласил к себе член Директории, новый главнокомандующий сибирскими войсками генерал-лейтенант В. Г. Болдырев, выпускник Академии Генерального штаба, с сентября 1917 года командовавший 5-й армией, Георгиевский кавалер. Адмирал был наслышан о нем как об одном из образованнейших высших офицеров русской армии. Болдырев, узнав о незанятости Колчака в данное время каким-либо конкретным делом, кроме плана ехать в Добровольческую армию, попросил его на несколько дней остаться в Омске. Свою просьбу Василий Георгиевич мотивировал тем, что на него в Сибири имеются «определенные виды».

Колчак согласился. Адмиральский вагон отвели в тупик и взяли под охрану. Спустя сутки состоялась вторая встреча Колчака с Болдыревым, в результате которой Александр Васильевич занял временно пост военного и морского министра. Станционное проживание Колчака окончилось. Он перебрался в город на временное жительство в дом к начальнику гарнизона города казачьему полковнику В. И. Волкову.

Дом казачьего полковника В. И. Волкова по улице Атаманской (ныне Пушкинская) в Омске, где размещался А. В. Колчак.

Спустя несколько дней Болдырев снова пригласил Колчака к себе. В кабинете главнокомандующего адмирала ждал сюрприз – Альфред Нокс. Недавние знакомые встретились как старые добрые друзья.

Обсуждали принципы, на которых надлежало строить Сибирскую армию. Договорились о том, что она должна быть русской, основанной на жесткой дисциплине, без комитетов и комиссаров керенского типа, при полном единоначалии офицеров и под их строжайшим контролем, в том числе и английским. В армии и на флоте решили сохранить погоны, недавно введенные генералом Ивановым-Риновым, бело-зеленые знамена (символ сибирских белых снегов и зеленых лесов) и такого же цвета значки на головных уборах. В конце совещания Болдырев и Колчак просили Нокса ускорить материальную помощь со стороны союзников сибирским вооруженным силам, предупредив, чтобы она попала не казачьим атаманам, а регулярным армейским частям.

Личный самолет Верховного Правителя

Не пройдя еще стадии официального утверждения в должности министра, Колчак не торопился приступать к организации министерства. Тем не менее приехавший Вологодский просил адмирала не пропускать заседаний Совета министров. Формирование кабинета сопровождалось горячими спорами. Особенно бурно проходили дебаты вокруг назначения министра внутренних дел. Авксеньтьев и Зензинов категорически возражали против кандидатуры на эту крайне важную должность прежнего министра финансов бывшего Временного Сибирского правительства И. А. Михайлова, убежденного противника демократии и к тому же подозреваемого в причастности к делу об убийстве писателя П. Е. Новоселова. Они предлагали назначить министром внутренних дел своего однопартийца Е. Ф. Роговского, приехавшего из Уфы, с чем не соглашались члены правительства Вологодского.

Атаман А. И. Дутов.

После очередного совещания Колчака пригласил на беседу премьер-министр. Николай Дмитриевич развернул перед адмиралом свою обширную программу действий Директории. В ней на первое место ставилась мобилизация всех сил на борьбу против большевиков и их Советов. Зашла речь и о расширении демократии, об избирательном праве, Учредительном собрании и послевоенном государственном устройстве России.

Александр Васильевич вежливо, как истинный интеллигент, не прерывая, слушал его и лишь изредка тактично вставлял свои реплики, касающиеся организации антисоветской борьбы, на чем они больше всего и сошлись. В Авксеньтьеве Колчак почему-то увидел второго Керенского, такого же опасного прожектера, способного так же погубить святое дело восстановления России.

После разговора с председателем Директории Александр Васильевич вернулся к мысли держать путь на юг Европейской России. Но тут случилось непредвиденное: с Кубани пришло известие о смерти генерала М. В. Алексеева. Это случилось 8 октября в Екатеринодаре после продолжительной болезни. Добровольческую армию возглавил генерал А. И. Деникин. Решение Колчака ехать на юг отпало само собой.

3 ноября под председательством Вологодского был, наконец, сформирован Совет министров Директории, состоявший в основном из членов прежнего Временного Сибирского правительства. Ведущие посты в новом правительственном кабинете занимали: премьер П. В. Вологодский, главнокомандующий сибирскими войсками В. Г. Болдырев, военный и морской министр А. В. Колчак, министр иностранных дел Ю. В. Ключников, министр финансов И. А. Михайлов, министр юстиции С. С. Старынкевич; претендент на должность министра внутренних дел Е. Ф. Роговский получил назначение в качестве товарища этого министра, начальника омской милиции.

По случаю образования Временного всероссийского правительства состоялся банкет. Больше всех с речами и благими пожеланиями выступал глава Директории Николай Дмитриевич Авксеньтьев. Изрядно подогретый шампанским, он неожиданно выкрикнул в зал:

– За ближайшее будущее адмирала Колчака!

Клич вначале вызвал недоумение, но захмелевшие сидевшие за столами участники банкета не стали разбираться и дружно поддержали тост.

Колчак пришел в свое временное пристанище навеселе. Хозяин поздравил адмирала с официальным вступлением в должность военного и морского министра.

– Благодарю вас, полковник, – ответил новый член правительства и, подняв указательный палец, изрек: – Вступил только временно… Не по душе мне эти враждующие «монтекки» и «капулетти». – Адмирал вяло махнул рукой и, сказав что-то неразборчивое, пошел в отведенные ему покои.

Через день адъютант доложил Колчаку о посетителе, ожидавшем приема. Адмирал велел впустить. В кабинет грузно ступил нестарый еще мужчина, небольшого роста, с рыхлым лицом, в пенсне, сквозь стекла которого виднелась пара маленьких сверлящих глаз. Гость представился:

– Пепеляев Виктор Николаевич.

Колчак впервые видел его, но фамилия его показалась знакомой. Разъяснил сам Пепеляев, напомнив об их несостоявшейся встрече в конце сентября на станции Маньчжурия. Колчак вспомнил телеграмму Р. Гайды[18] и свою тогдашнюю задержку во Владивостоке. Гость, расположившись свободно и уверенно в кресле у письменного стола хозяина, повел конфиденциальный рассказ о том, как он по заданию Национального центра еще раньше должен был встретиться с адмиралом, чтобы уведомить его о замысле центра предложить генералу Алексееву роль главы Российского государства и Верховного главнокомандующего. Центр также не исключал и кандидатуру адмирала Колчака, но желал бы пока, «чтобы эти имена не стали друг против друга». Колчак сказал, что он всегда отдавал приоритет Алексееву и до последнего времени сам хотел войти в его подчинение. На этом беседа завершилась.

9 ноября Колчак прибыл в Екатеринбург, где вскоре состоялся парад войск и награждение боевым знаменем отличившейся в операции чешской дивизии. На банкете, устроенном по торжественному поводу, военный министр познакомился со многими высшими офицерами Чешского корпуса, в том числе с командующим фронтом чешским генералом Яном Сыровы, а также с некоторыми военными представителями стран Антанты. Один из русских генералов затеял разговор на политическую тему, высказавшись о необходимости установления в Белой России военной власти. Свое суждение на этот счет адмирал не высказывал, но говорил о значении армии, без которой нет общественной безопасности и государства в целом.

Премьер-министр Временного сибирского правительства П. В. Вологодский.

На другой день Колчак посетил штаб Сибирской армии. Командующий армией генерал Радола Гайда и генерал Ян Сыровы показали ему на картах расположение своих войск: на северном участке – армия Гайды, на среднем – армия полковника С. Н. Войцеховского, на южном – армия атамана A. И. Дутова. После осеннего наступления Красной армии чехословацко-белогвардейские войска оказались далеко отброшенными от Волги на восток. На северном участке линия фронта проходила восточнее Перми и Кунгура, на среднем участке – между Уфой и Бугульмой, на южном – западнее Оренбурга и Уральска.

В штабе Гайды разрабатывалась наступательная операция Сибирской армии на Пермь. Операция являлась частью стратегического плана прорыва красных войск белогвардейской армией через Пермь – Вятку – Котлас до соединения с белогвардейцами и интервентами на Севере России. Идея такого прорыва пришла в голову англичанам, чтобы заменить протяженный путь снабжения сибирских войск через Владивосток более короткой северной коммуникацией через Архангельск. У офицеров штаба чувствовался подъем духа, хвалились, что возьмут Пермь и отбросят противника к Вятке.

Гайда поинтересовался у Колчака политической обстановкой в Омске. Адмирал охарактеризовал ее как компромисс между Сибирским правительством и Директорией. Оставив о себе у штабистов благоприятное впечатление и пожелав им успехов в предстоящей Пермской операции, Колчак отправился на левый фланг армии, которым командовал генерал-майор Анатолий Пепеляев, брат кадета Виктора Пепеляева. Молодой генерал с лицом, обросшим бородой, и копной черных густых волос встретил военного министра радушно.

15 ноября начальник омской милиции Роговский доложил председателю Совета министров о том, что в городе казаками готовится свержение Директории. Вологодский поставил об этом в известность главнокомандующего. Болдырев торопился к отъезду на фронт и не смог обстоятельно разобраться в обстановке, но полагал, что нарушители общественного спокойствия – казаки, а в отношении Красильникова и его собутыльников приказал провести расследование.

На самом деле опасность была несравненно серьезнее. В городе существовал настоящий заговор против Директории. Подготовку к ее свержению проводили политические, военные и буржуазные круги.

Политическим противником Директории выступила влиятельная и обладающая в контрреволюционной России реальной силой кадетская партия, открывшая 15 ноября в Омске свою 2-ю сибирскую конференцию. На ней присутствовали представители партийных организаций Самары, Казани, Симбирска, Уфы, Челябинска, Омска, Иркутска, Владивостока и Харбина. С докладом выступил председатель только что образованного на конференции Восточного отдела ЦК партии В. Н. Пепеляев. По его докладу конференция вынесла постановление: заменить «полубольшевистскую», созданную в Уфе Директорию военной диктатурой, единственно способной повести настоящую войну за национальное воскрешение России. Энергичный Пепеляев взял на себя заботу по связи с военными руководителями заговора и представителями торгово-промышленного капитала.

Организация военной акции, целью которой был арест эсеров – членов Директории, возлагалась на омского армейского квартирмейстера полковника А. Д. Сыромятникова. Он действовал в контакте с бывшим начальником Академии Генерального штаба генералом А. И. Андогским, перешедшим на сторону белых и возглавившим группу офицеров Ставки в Омске. Сыромятников был связан непосредственно и с руководителем ареста эсеров начальником гарнизона города полковником Волковым.

17 ноября в 17 часов 30 минут в Омск прибыл с фронта Колчак. С такой точностью фиксируют этот факт архивные документы. К военному министру тотчас явилась делегация из высших офицеров Ставки и казачества. Она заявила, что участь Директории предрешена. Делегаты видели ей замену в единой власти и просили Колчака взять ее на себя. Колчак ответил:

– Я не могу этого сделать, потому что у меня нет в руках вооруженной силы. А единовластие может быть основано только по воле и желанию армии. Только на нее может опираться лицо, согласившееся стать во главе ее и принять на себя верховную власть и верховное командование. И вообще, Сибирское правительство само борется с Директорией и хотело бы сохранить власть за собой, как то было до прибытия эсеров в Омск. Находясь на службе у этого правительства, я не могу предпринять каких-либо шагов вопреки его воле.

Закончил же Колчак разговор выражением благодарности делегатам за оказанное доверие. Офицеры, в свою очередь, сказали адмиралу, что часы истории пущены и никто уже не в силах их остановить.

«Государственный» переворот совершился в ночь с воскресенья 17-го на понедельник 18 ноября арестом Авксеньтьева, Зензинова и Роговского. В 4 часа ночи дежурный ординарец поднял Колчака с постели к телефону. В трубке слышался взволнованный голос Вологодского. Он сообщил об аресте трех членов Директории и их коллеги Артунова, сказал, что немедленно созывает Совет министров и просит адмирала прибыть на экстренное заседание.

Военный министр стал одеваться, приказав ординарцу соединиться по телефону с начальником штаба главнокомандующего. Розанов сразу снял трубку. Колчак представился и спросил:

– Вы знаете, что произошло в городе?

Розанов ответил, что в городе спокойно, по улицам разъезжают усиленные патрули.

Заседание Совета министров затянулось. Чувствуя, куда клонится чаша весов, Виноградов полувопросительно-полуутвердительно обронил:

– Значит, диктатура?

Видно, этого главного слова до сих пор и не хватало. Большинство тут же согласилось временно, во избежание анархии, поставить во главе правительства военное лицо.

– В таком случае я слагаю с себя обязанности члена Директории, – заявил поднявшийся с места Виноградов и покинул зал заседаний.

Вступление частей Красной Армии в Казань, 1918 г.

После его ухода из пяти членов Директории остались только двое: Вологодский и Болдырев. Первый, державшийся в оппозиции к эсеровской директориальной группе, был здесь, в зале, второй – на фронте. Проблема решилась сама собой: военная диктатура. Председательствующий все-таки поставил вопрос на голосование. Против поднял руку только министр торговли Шумиловский. Кандидатами в диктаторы были названы генералы Болдырев и Хорват, а также адмирал Колчак.

В порядке выступления председательствующий предоставил слово военному министру.

Адмирал поднялся с места.

– Я благодарю господ, выдвинувших мою кандидатуру, но считаю генерала Болдырева предпочтительнее меня на месте военного главы государства, поскольку он как главнокомандующий известен армии. Я же – человек новый, меня еще плохо знают в войсках, мало знаком я и вам… Но я тем не менее не отказываюсь баллотироваться.

Перед обсуждением кандидатур и голосованием председатель Совмина попросил адмирала покинуть зал.

Заседание длилось долго. Первой обсуждали кандидатуру главнокомандующего. При голосовании за него поднялась только одна рука. Отрицательно сказались его связи с «Союзом возрождения», почти постоянная поддержка при конфликтах в Директории эсеровского крыла, заметные французские симпатии в ущерб английским, к которым тяготели почти все члены правительства. Отдавая должное военным заслугам Болдырева, выступавшие отмечали его недостаточную популярность среди офицеров и особенно у казаков.

Обсуждение кандидатуры Хорвата длилось недолго, но бурно. Подавляющее большинство (10 против одного) ее отвергли из-за крайне нежелательной для правительства явной политической ориентации на Японию.

Остался последний кандидат – Колчак. С ним мало кто из министров общался лично, но имя его, окруженное ореолом былой славы, произносилось всюду с большим уважением. Постарались морские офицеры, рекламировавшие решительность и личную храбрость адмирала, его боевые заслуги под Порт-Артуром, на Балтике и Черном море, его военный талант и умение командовать крупными соединениями флота и армии. А что стоили в их устах легендарный полярный шлюпочный поход Колчака, эпизод с подаренной ему за храбрость золотой саблей, которую, когда революционные матросы-черноморцы потребовали от офицеров сдачи личного оружия, гордый адмирал сломал и выбросил в море!

Вологодский заметил, что на Дальнем Востоке он слышал о неуравновешенном характере Колчака, о конфликте его с японцами и атаманом Семеновым. Никто не придал этим словам серьезного значения. Все выступавшие высказались за передачу единоличной власти адмиралу. Предложение было принято десятью министрами. Тут же коллективно утвердили и титул главе верховной власти: Верховный правитель России.

Приглашенному в зал Колчаку Вологодский сообщил о результатах голосования и присвоении ему высокого титула. Колчак смутился:

– Зачем же такая помпезность? Вполне достаточно ограничиться названием должности – Верховный главнокомандующий.

Из зала возразили:

– Вот эту должность вам и не надо брать на себя. Ваша задача – осуществление твердой и устойчивой верховной власти.

– Без подчинения мне армии я не буду иметь ни силы, ни значения… – Адмирал немного подумал и сказал: – Можно возложить на меня, в конце концов, как на главковерха, одновременное обеспечение и внутреннего общественного порядка.

После короткого обсуждения Совет министров принял постановление: взятую на себя верховную власть после распавшейся Директории Сибирское правительство передает в руки Александра Васильевича Колчака, производит его в «полные адмиралы», именуя его впредь Верховным главнокомандующим.

Бывший вице-адмирал, который до этого производства был удостоен высших воинских чинов за боевые заслуги и которого по установившейся на флоте и в армии традиции называли адмиралом (так принято и в наше время), стал по-настоящему «полным» адмиралом, «вашим высокопревосходительством». Только этот наивысший флотский чин ему был присвоен не за боевые заслуги и даже не за выслугу лет на море, а по неписаному статусу Верховного правителя и Верховного главнокомандующего. Так закончились долгие скитания неутомимого «одиссея» по белу свету, позади остались его временные роли. Он снова на высоте положения, даже более того – на вершине «всероссийской» власти.

Переворот в Омске 18 ноября 1918 года по задействованным в нем политическим, военным и социальным силам был кадетско-монархическим. В дневнике кадета В. Н. Пепеляева 5 декабря 1918 года в этой связи отмечается, что «мы ответственны (и особенно я) за переворот, и наш долг укреплять власть». Спустя полгода с трибуны 3-й сибирской конференции кадетской партии новый председатель Восточного отдела ее ЦК А. К. Клафтон откровенно признался, что они (кадеты) стали партией государственного переворота. Об участии в перевороте военных и гражданских монархистов говорилось и в письме Сыромятникова к Михайлову. Задача заговорщиков облегчалась тем, что из Омска заранее предусмотрительно были выведены все ненадежные воинские части и, наоборот, оставлены те, которые не поддерживали неугодную Директорию. Руководители заговора, кроме того, задержали готовый к выходу в поход на Енисей большой отряд военных судов.

Вступление белых войск в Екатеринбург.

Вечером Колчак прощался с супругами Волковыми, в доме которых прожил в течение целого месяца. Он переезжал в приготовленные ему помещения в штабе, занимавшем бывший дом генерал-губернатора. Адмирал пришел с адъютантом и от приглашения четы отужинать с ними в последний раз решительно отказался. Причина столь срочного отъезда знатного жильца была им понятна: у него теперь не омский и даже не сибирский, а всероссийский масштаб деятельности. Сам же Колчак не считал эту причину первостепенной. Главная причина его спешного выезда заключалась в другом. Хозяин дома, полковник Волков, как выяснилось сегодня на заседании правительства, был руководителем ареста членов Директории. Всего несколько часов назад Верховный принимал в штабе с повинной его и двух его соратников – казачьих офицеров. Адмирал позвонил по телефону министру юстиции Старынкевичу и приказал ему принять провинившихся офицеров, снять с них допрос и оформить, как положено, добровольную явку с повинной. При расставании с казаками подбодрил их:

– Не падайте духом, в обиду не дадим.

Когда адъютант рассчитался с хозяйкой дома за месячное проживание адмирала с полным пансионом и когда подоспевшие сюда лейтенант с двумя матросами собрали его одежду, личные вещи и служебные бумаги, к полковнице подошел сам квартирант. Целуя на прощание ей руку, он поблагодарил за предоставленный ему приют, оказанное гостеприимство и извинился за доставленные неудобства, связанные с его беспокойной службой.

Утром 19 ноября 1918 года во многих газетах России появились два документа, привлекшие внимание читателя.

Первый – постановление Совета министров Всероссийского Временного правительства о производстве вице-адмирала Колчака в адмиралы и о временной передаче ему верховной власти.

Второй – обращение Верховного правителя к населению.

«18 ноября 1918 года, – заявлял Колчак, – Всероссийское Временное Правительство распалось. Совет министров принял всю полноту власти и передал ее мне, адмиралу русского флота Александру Колчаку. Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю: я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом, установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему свету. Призываю вас, граждане, к единению, к борьбе с большевизмом, к труду и жертвам.

Верховный Правитель, адмирал Колчак.

18 ноября 1918 года. Город Омск».

В 10 часов Верховный правитель, хорошо выспавшийся, как всегда гладко выбритый, появился в новом отведенном для него кабинете. На нем был английский френч цвета хаки с приколотым на левой стороне груди Георгиевским крестом на орденской ленте, на плечах золотились погоны с тремя черными орлами; брюки того же цвета, что и френч, были заправлены в высокие хромовые сапоги, на левом боку на портупее висела шашка.

Адъютант – моряк лейтенант доложил, что в приемной ожидает аудиенции полковник Лебедев.

После того как полковник бойко и не совсем по-уставному поздравил Верховного со вступлением на высокие посты и с «полным» адмиралом, разговор между ними пошел в приглушенных тонах. Речь шла о вчерашних событиях. Лебедев хвалился тщательностью подготовки «операции», которая рассматривалась и обсуждалась не на одном заседании ее участников. В их число, как он заметил, входили крупные фигуры. Колчак улыбнулся и, протянув Лебедеву руку, поздравил его с производством в генерал-майоры. Молодой даже для полковника штабной офицер с нескрываемой радостью благодарил адмирала, пылко заверяя его в преданной службе ему и их общему святому делу. Выйдя из кабинета, штабист, от счастья ничего и никого не видя, проскочил мимо адъютанта.

Поступившие из министерства внутренних дел и от городских властей сведения свидетельствовали, что ночь в городе прошла спокойно. Только на окраине прозвучали одиночные выстрелы. К утру все стихло, и день начался без каких-либо видимых изменений. Горожане вроде бы и не заметили перемены власти.