Глава одиннадцатая. Реализация операции «Пакет»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава одиннадцатая. Реализация операции «Пакет»

Самолет, выполнявший рейс по маршруту Москва — Анапа, в аэропорт назначения прибывал по расписанию.

Казаченко и «АРАП» занимали в салоне соседние кресла, но для окружающих демонстрировали взаимное безразличие. Да и что может быть общего между преуспевающим бизнесменом из Либерии, направляющимся в Новороссийск для улаживания проблем по фрахту какого-нибудь пустопорожнего сухогруза, отбывающего из СССР в Африку, с сидевшим рядом «совком»?!

Казаченко исподволь наблюдал за исполнением «АРАПОМ» своей роли, отработанной и отшлифованной во время встреч с инструкторами на конспиративных квартирах.

«АРАП», отпустивший по рекомендации наставников шкиперскую бородку, не однажды подвергнувший свои ногти маникюру, благоухающий туалетной водой от Кристиана Диора, с показным пренебрежением взирал на обращающихся к нему стюардесс.

«Знали бы они, что перед ними — милиционер, а не бизнесмен из Либерии!» — подумал Казаченко и сразу же одернул себя, вспомнив напутственные слова генерала Карпова.

На контрольной встрече с «АРАПОМ» генерал после продолжительной беседы обратился к нему с вопросом, который, казалось бы, не таил подвоха.

— А не будет ли у вас трудностей при обратном перевоплощении… Сумеете из богатого бизнесмена вновь стать офицером МВД СССР?

Аношин не был готов к такому повороту. На секунду задумался. На помощь соратнику поспешил Казаченко, о чем и пожалел после ухода «АРАПА» со встречи.

— Товарищ генерал, если Родина прикажет, то по системе Станиславского у нас бизнесменом станет любой, а потом вновь капитаном милиции…

Первым рассмеялся Аношин. Искренне, раскатисто. Засмеялся и Казаченко, но увидев ироничную улыбку генерала, осекся.

— Видите ли, в чём дело, Ганнибал Ганнибалович, — как если бы и не было шутки, произнес Карпов, — вы в предстоящей операции предстанете в роли разведчика-нелегала. А мне известно, какие «ломки» психологического плана они испытывают по возвращении в изначальное бытие. В последнее время вы вели образ жизни, прямо скажем, несоветского человека… Ночные бары, сауны, такси, лишние деньги, доступные женщины… Да, не могу не подчеркнуть, что и трудиться вам пришлось немало… Сегодня вы владеете английским языком в такой мере, что иному студенту лингвистического вуза и за пять лет обучения не удается достигнуть… Вы во многом преуспели… Но вы не думали, что это — лишь эпизод вашей служебной деятельности?.. Нет, я не имею в виду нынешнюю вашу должность… Я имею в виду нечто другое. И в дальнейшем, на оперативной работе, вам придется не раз принимать чужое обличие… Короче! Не вскружила ли вам голову эта беззаботная жизнь за счет граждан страны, которая во многом себе отказывает?

«Хорошо плетет паутину генерал! Психология! Тут он преуспел! Но, с другой стороны, на что рассчитывает Карпов? — пришло в голову Казаченко. — Считает, что “АРАП” сейчас расплачется, упадет на колени и признается, что всё это время вынашивал планы уйти на судне “ПРОРОКА” за кордон? Абсурд! Если Аношин за время работы с инструкторами — бывшими нашими нелегалами — показал высокий класс работы “на репетициях”, то есть во время обучения, то неужели, надумав уйти туда, он сейчас откроется в этом Карпову! Похоже, что генералу важна сейчас первая, непроизвольная, подсознательная реакция испытуемого, для того, чтобы снять собственные гипотетичные сомнения. Сомнения — удел высшего руководства. С этим нельзя не считаться! Посмотрим, какова будет реакция Аношина!»

Капитан милиции Аношин Ганнибал Ганнибалович был краток и прост в своём вынужденном откровении.

— Товарищ генерал…

— Ганнибал Ганнибалович! Нет среди нас генералов, полковников, капитанов… Есть единомышленники. Мы делаем общее дело, так что, попрошу называть меня по имени-отчеству…

— Леонтий Алексеевич, — моментально отреагировал «АРАП», — после того, как товарищ полк… то есть Олег Юрьевич познакомил меня с некоторыми подробностями биографии моих родственников по отцовской линии, у меня в душе всё перевернулось… Знаете, член императорской фамилии по отцу и вдруг милицейские погоны… Я очень долго не мог согласиться с вашим предложением, не устраивать дискуссию по этому вопросу со своей матерью… Но в конце концов поверил вам, что мама действительно не знала, что человек, который ее в себя влюбил, — был сыном императора Чада… Я верю м а м е! Мама для меня — всё. Я отдаю себе отчет в том, насколько внешне я отличаюсь от своего окружения. Но моя мама сделала для меня всё, чтобы я почувствовал себя согражданином ! И я им таки стал! Я понимаю, товарищ ге… то есть Леонтий Алексеевич, этот факт не может вас не беспокоить как руководителя операции. Я не буду произносить выспренных слов… Скажу лишь, — я не смогу предать собственную мать… Оставить ее наедине со своей старостью?!.. Никогда!

Казаченко увидел, что на глазах «АРАПА» выступили слезы, как он задумчиво опустил подбородок на грудь. Умолк. Похоже, слезы не ускользнули от Карпова.

Казаченко сделал вывод, что генерал был готов не только к такой реакции «АРАПА».

«Шеф, оказывается, успел просчитать еще несколько вариантов и заготовить свой ответ… Ай да умница!»

— Ганнибал Ганнибалович, мать — это алтарь семейного храма… Не поклоняться этому алтарю — кощунственно и безнравственно. И последнее! Никто вас не считает согражданином, как вы изволили выразиться… Вы — такой же гражданин, как и мы с Олегом Юрьевичем, и делаем мы общее дело…

После ухода «АРАПА» с конспиративной квартиры Карпов задержал начавшего собираться Казаченко.

— Олег Юрьевич, — как обычно, по-кошачьи расхаживая по персидским коврам конспиративной квартиры, произнес генерал. — Должен признать, что мне очень не понравилось ваше умозаключение по поводу системы Станиславского! У вас неправильный подход к участию Аношина в операции… «АРАП» — это лишь название, конспиративное название, зашифровывающее личность оперработника Аношина! Он — не агент «АРАП», таскающий для нас каштаны из огня, он — равноценный оперативный сотрудник… Хотя, сказать равноценный — принизить его роль в операции «ПРОРОК»! Он — основное действующее лицо. Мы — лишь костыли, на которые он опирается. Попрошу, изменить своё отношение к Аношину… Не пытайтесь оспаривать мои предположения… Вы, как мне кажется, недооцениваете роль Аношина в операции… Мы — в одной команде. Теперь уже для вас, Олег Юрьевич! Нет в этой операции генералов, полковников, капитанов — есть исполнители. А ваше чувство превосходства над сотрудником милиции попрошу… Нет! Приказываю! Оставить за рамками проводимой операции!.. Не место, и не время ведомственным передрягам!

«Да, всыпал мне тогда генерал “полные шаровары ежиков”», — вспомнил Казаченко.

* * *

Первым из самолета вышел «АРАП», так как его встречали представители местного отделения «Интуриста». «Шишка» — что поделаешь!

Новороссийцы, как того требовал Центр, поселили «АРАПА» и Казаченко в расположенные по соседству номера люкс лучшей в городе гостиницы «Советская». Существо связи между Казаченко и «AРАПОМ» перед местными чекистами не раскрывалась. В Святом писании сказано: «И убереги меня, Господи, от друзей моих, ибо от врагов я и сам уберегусь!»

На первом этапе операции Казаченко выступал лишь в роли соглядатая из Центра, фиксирующего действия своего африканского подопечного.

Такое распределение обязанностей позволяло и Казаченко, и «АРАПУ» иметь простор для неожиданного маневра.

Новороссы недоумевали: «почему Центр не потребовал установить за “смуглолицым” наружное наблюдение?!»

Но это не было упущением генерала Карпова.

«Черт с ним, что подумают новороссы — объясняться я с ними не намерен! Хуже — если мы затребуем “наружку” за капитаном милиции Аношиным — главным действующим персонажем операции “ПРОРОК”, а он благодаря своим навыкам, полученным в Школе милиции и на наших курсах, эту самую “наружку” выявит. Для опера, прошедшего нашу школу, нашу же “наружку” вычислить труда не составляет…»

Действительно, у Аношина при выявлении за собой «хвоста» мог возникнуть стресс. Слова генерала Карпова «о единомышленниках» были бы восприняты им как лицемерие. «Если мне предоставлена роль разработчика — то зачем “наружка”?! Значит, мне не доверяют, или доверяют не до конца, что в итоге одно и то же!» — мог подумать Пал Палыч.

Эту его логику мышления смоделировал генерал Карпов, и поэтому «наружку» за «АРАПОМ» решено было не выпускать. ДО ПОРЫ…

Всякому плоду — своё время…

* * *

Казаченко уже был готов выслушать напутственные слова, поднялся из-за стола, когда вдруг Карпов, спохватившись, сказал:

— Стоп!.. Пожалуй, в экипировке «АРАПА» не хватает существенной детали. Подбери-ка в оперативном реквизите какой-нибудь брелок, ну, амулет или часы… с микрофонами. Тогда и ноги новороссийских «топтунов» будут целы, и ты будешь сыт поступающей от нашего друга информацией, причем безо всяких на то усилий с его стороны…

Безделушка должна соответствовать его социальному положению и кредитоспособности… Ну, ты понимаешь… И чтобы она ежесекундно была при нем… Проинструктируй Аношина, как этой штуковиной пользоваться. Выясни радиус действия микрофонов… И пусть техники подберут те частоты, на которых ни милиция, ни наши, ни военная контрразведка не работают… Действуй!

Казаченко выбрал браслет. Золотой, массивный он внушал окружающим уважение и зависть к достатку и процветанию его хозяина. Лучшую визитную карточку «АРАПУ» вряд ли можно было подобрать.

* * *

От новороссов требовалось немногое: через офицеров действующего резерва Комитета госбезопасности, работавших в портовой администрации, заставить капитана «Джулио Чезаре» и его помощников поверить в то, что повреждение стратегического кабеля произведено маневрами именно их судна. И, ежеминутно находясь на связи с Казаченко, выполнять все его распоряжения.

Приступили.

Действительно, в октябре море в районе Новороссийска неспокойно. Ветер и с ним волны постоянно меняют направление движения, что заставляет находящиеся на траверзе новороссийской бухты суда маневрировать в радиусе 1–2 мили. Все перемещения должны быть занесены в судовой журнал. Но кто из штурманов возьмет на себя этот изнуряющий и, по большому счету, бесполезный труд, когда каждые десять — пятнадцать минут надо возвращаться к карте? На этом-то и строился расчет генерала Карпова по обвинению «Джулио Чезаре» в повреждении стратегического кабеля.

В задачу офицеров действующего резерва входило затянуть время выяснения истины, находился ли «Джулио Чезаре» в данном конкретном секторе новороссийской бухты, и, закончив расследование, объявить виновником повреждения кабеля именно его. Сделав такое заключение, администрация порта должна была постоянно оглушать капитана танкера и его первого помощника, «ПРОРОКА», огромными цифрами штрафных санкций, создавая, таким образом, психологический фон, необходимый для нанесения «АРАПОМ» решающего удара.

* * *

«АРАП» легко вошел в контакт с взвинченным возможным списанием на берег «ПРОРОКОМ». В новороссийских ресторанах они за бутылкой водки ругали русских. Кстати, и водка и язык общения были тоже русскими.

«АРАП» показал «ПРОРОКУ» свой, испещренный въездными визами в разные страны, либерийский паспорт, выписанный на имя Бенжамина Самюэля Стюарта. Не велика хитрость, но имя «Бенжамин» должно было вызвать в памяти «ПРОРОКА» приятные ассоциации-воспоминания о погибшем приятеле Пьере Бенжамине. Этот психологический этюд, в конечном счете, должен был ускорить сближение «АРАПА» с «ПРОРОКОМ».

Во время застольных «откровений» «АРАП» сообщил «ПРОРОКУ», что проходил службу в Тбилисском погранучилище, но вынужден был прервать свою блистательную, со слов русских военачальников карьеру, потому, что двоюродный племянник жены его отца совершил на родине маленький «ку-дей-та» — переворот.

Казаченко докладывал Карпову:

«Сжились. Спиваются». Что на общедоступном языке значило: «Всё идет согласно плану. “АРАП” в соответствии с отработанной ему легендой расположил к себе объекта».

Приступили к решающему этапу операции.

В ресторане гостиницы «Советская» сидят двое чернокожих иностранца, ну, один — не очень. Выпивают. Поначалу говорят неназойливо для окружающих. Затем один из них заводится и начинает… Ну, как бы тут лучше выразиться? Крыть весь Советский Союз, а заодно Гаагское соглашение, предусматривающее жесткие санкции за повреждение средства связи, имеющее стратегическое значение… Второй, с бородкой, не пытается разубедить собеседника, а наоборот, подливая ему водки, вторит собеседнику, что противостоять русским традиционными методами невозможно.

В это время в зал ресторана гостиницы «Советская» входит наряд милиции. Младший лейтенант и два сержанта. Зашли так, «для порядку», заодно и сигарет прикупить. Проходя меж столами, слышат не совсем русскую, но громкую пьяную речь. Говорят на этом самом, не совсем трезвом русском языке, два чернокожих. Да еще и вызывающе себя ведут. Ну, как тут не сделать замечание двум инородцам, если ты в милицейской форме, да еще и при исполнении?

«Один из черножопых, тот, который без бороды, поднялся и неожиданно ударил меня в подбородок…» — Так напишет в рапорте один из сержантов. Почему рапорт не был написан старшим наряда — младшим лейтенантом — мы еще узнаем.

«Вдруг, тот, что с бородой, по-русски скомандовал: “Мохаммед, срывай с них погоны! Это — коммунисты, они в 1917 году узурпировали власть в России! Бей их!” Между нами началась потасовка. С младшего лейтенанта содрали погоны и ударили чем-то тяжелым. Он отключился. Мы по рации вызвали группу поддержки и забрали этих пьяных дебоширов…»

«Схватка в ресторане» была проведена согласно плану Центра. А в роли милиционеров выступали сотрудники наружного наблюдения.

Когда «ПРОРОК», он же Мохаммед Али Самантар, оклемался в «козлятнике» — камере предварительного заключения, — «АРАП» нарисовал ему, в буквальном смысле слова, убийственную картину. Якобы «ПРОРОК» в пылу схватки пепельницей убил старшего наряда — офицера советской милиции (вот почему от него не было рапорта о происшедшем. Убит пепельницей — и вся недолга!).

Известие потрясло «ПРОРОКА». Свои пояснения случившегося «АРАП» завершил наивным вопросом:

— Неужели ты ничего не помнишь?

— Нет, абсолютно ничего… Мы ж столько выпили… А тебе-то откуда всё это известно? Ты же здесь, вместе со мной! — придя в себя после услышанного, поинтересовался «ПРОРОК».

— Меня уже вызывали на допрос, дружище… Пока ты спал… Теперь — твой выход…

Более точного определения роли Мохаммеда Али Самантара в предстоящей оперативной мизансцене подобрать трудно: «Теперь — твой выход»…

— Бен, что делать? — после долгой паузы произнес Самантар.

— Я-то знаю, что делать, — поигрывая массивным золотым браслетом из оперативного гардероба, ответил Аношин. — Я уже договорился с русскими полицейскими и через них послал телеграмму своему адвокату. Завтра-послезавтра он будет здесь. Меня выпустят под залог…

— Большой залог затребовали?

— Сошлись на 100 тысячах долларов…

— Мамма миа! — по-итальянски выкрикнул Самантар, обеими руками схватившись за голову. — Мне таких денег и за пять лет беспрерывной работы с моими сестрами-дармоедками не собрать…

— Кстати, Мох, — всё также встряхивая запястьем с браслетом, размеренно и спокойно сказал Аношин, — милиционеры говорили еще о каком-то важном кабеле, который вы якобы перерезали якорем…

— Кабель?.. Какой еще кабель? Ах, да! Черт бы подрал этих русских с их кабелями!! Проклятая, закабелированная эта страна Россия… Вся проволокой опутана…

Нельзя не отдать должного просвещенности «ПРОРОКА». За время учебы в Бакинском училище он только и слышал: «туда — нельзя!», «сюда — нельзя!»

— Когда меня вводили в комнату для допроса, оттуда выходил какой-то рыжебородый в форме морского офицера, и тоже сказал: «Мамма миа!» — невзначай обронил Аношин. — На нём от ярости лица не было…

— Это — мой капитан… Клаудио Дзаппа… Русские обвиняют нас в том, что мы повредили военный кабель. Если Страховая компания об этом узнает, нас с Дзаппой спишут на берег… Но мы договорились с капитаном пока телеграммы в Лондон не посылать… Потому что — это конец!.. — Самантар молитвенно сложил руки.

— Мох, у меня есть идея… Продайте мне ваш танкер. Вы же уже загрузились… Я куплю ваш танкер… С грузом… С командой… И все ваши проблемы будут решены! Мой адвокат переведет в Россию больше, чем 100 тысяч… О цене мы сможем договориться…

— Танкер, да еще и с командой? А куда нам с Дзаппой деваться?! Куда, наконец, по-твоему, может деться танкер для судовладельца и Страховой компании?!

— В морях полно пиратов, — невозмутимо ответил Аношин, — вас могли захватить в плен…

— Бен, ты с ума сошел! Черное море контролируют русские. Средиземное — американцы. Нет здесь пиратов! Это тебе не Юго-Восточная Азия. Да и на борту у нас есть нечто такое, из-за чего мы с Дзаппой можем угодить прямиком на каторгу…

— Ты о чём, Мох? — Аношин сел на нары, закинув ногу на ногу.

— Видишь ли, Бен… Мы вошли в Черное море, значит, за нашу безопасность отвечают русские. Это — их лужа… Если бы мы вдруг пропали здесь, американцы подняли бы такой шум из-за нашего исчезновения… Они проверят каждую милю нашего пути сюда и отсюда… Даже со спутников… И всё из-за этого чертова «ПАКЕТА» в сейфе…

— Ну а если бы вас захватили японские пираты с этим конвертом? Ты же мне рассказывал, что в следующий раз вы пойдете в Малайзию… Что в конверте? Золото? Неприкосновенный запас бриллиантов?

— Бен, ты не понимаешь… Если нас захватят пираты, то до содержимого «ПАКЕТА» им никогда не добраться… Он у них сгорит, взорвется в руках!..

— Черт подери, Мох! Я — бизнесмен, а ты, оказывается, Джеймс Бонд, а не моряк… А, может, ты мне лапшу на уши вешаешь с похмелья? Я ведь у русских тоже в погранучилище не один год проучился… Но что-то о самовзрывающихся конвертах ничего не слышал… Хотя с нами русские были очень откровенны…

Услышав слово «конверт», Казаченко, следивший за ходом беседы между двумя «обвиняемыми», сорвал с головы наушники и, переключив микрофон на громкую связь, возбужденно зашагал по кабинету оперативно-технического отдела. Нарочитая оговорка Аношина привела Олега в восторг.

«Да! Именно это слово — конверт — должен был употребить Пал Палыч. Не “ПАКЕТ”, а к о н в е р т! “ПАКЕТ” — термин, известный “ПРОРОКУ” как посвященному. А Аношину, чтобы не выказать собственной осведомленности, необходимо было “перепутать” слова. Прикинуться “шлангом”… Ай, да Пал Палыч! Какого актера потеряла сцена. Тонко, очень тонко работает, стервец!» — Казаченко потер руки.

— Бен, я тебе очень доверяю… Сейчас ты услышал то, о чём я не имею права говорить даже самому близкому человеку… Это — секреты не мои — НАТО…

— Мох, похоже, не понимаешь ты! — перебил собеседника Аношин. — Не хочу ничего слышать о секретах НАТО… Я хочу лишь помочь тебе выпутаться… Русского полицейского убил не я — ты! У русских есть свидетели, официанты… Мне показывали фото мертвого на полу в ресторане… Мне зачитали объяснения… Но нет ничего, что нельзя было бы купить… Поверь моему опыту… Я в коммерции не первый день, и что-то в ней смыслю… И нет ничего, что нельзя было бы продать… Продай русским этот чертов конверт… Но не продешеви!.. Ты же знаешь, что русские чокнуты на секретах… У них, что ни бумажка — всё суперсекрет! У нас в тбилисском училище один курсант, убирая генеральский туалет, на всем рулоне туалетной бумаги ручкой написал «совершенно секретно». Потом аккуратненько его вновь смотал. Знаешь, что было? Наутро генерал выскочил из туалета с фиолетовой жопой. Штаны специально не подтянул. Всему строю офицеров-преподавателей разукрашенную задницу показал. После этого мы точно знали, что самая ценная составная часть нашего начальника училища — это его жопа. Почему? Да потому, что она стала проходить под грифом «совершенно секретно»!

«Вдохновенно импровизирует!» — оценил Казаченко слова Аношина.

— Ну а что я скажу капитану Дзаппе?

— Малыш, одна из заповедей коммерции, — назидательно произнес Аношин, — гласит: «Часть — меньше целого». Зачем тебе делиться выручкой с капитаном? И, потом, милиционера убивал не он — ты!.. Сделай всё без капитана… Если хочешь, я могу выступить посредником. Комиссионные вперед я не требую… Отдашь потом… Когда выберемся отсюда… За меня мой адвокат отдаст сто тысяч — ты отдай в залог конверт… Бизнес!.. Но торгуйся…

— «ПАКЕТ» оставить русским я не могу, — после короткого раздумья сказал как отрезал Самантар, — это — тюрьма по прибытии в Италию.

— Ну, Мох, тогда — выбирайся сам, — с напускным раздражением подвел черту Аношин, — я умываю руки… Завтра-послезавтра меня здесь не будет. А тебе, что здесь тюрьма, что в Италии — всё едино…

«Ну, думай, “ПРОРОК”, думай! — Казаченко быстрее зашагал по кабинету. — Ну, не может Пал Палыч за тебя проглотить. Он и так тебе всё разжевал!.. Глотай и переваривай быстрее!»

Наступила пауза. Чувствительные микрофоны улавливали позвякивание браслета Бенжамина Самюэля Стюарта, обреченные вздохи «ПРОРОКА» и доносили их в операторскую к Казаченко. Вздохи вдруг прекратились. Олег застыл в ожидании.

— Послушай, Бен… Как ты думаешь, можно ли договориться с русскими, чтобы они взяли «ПАКЕТ» не насовсем, а только на время… Скажем, на сутки?..

— Так он же взрывается, ты сам говорил…

— Я проинструктирую их… Но я должен иметь гарантии, что они меня в обмен на «ПАКЕТ» выпустят отсюда в Италию… И не через десять лет, а сразу… И потом Дзаппа… Он не должен ничего знать…

— Вот и обсуди это с русскими… Но предупреждаю — торгуйся!..

— Бен, ничего в голову не приходит… Как начать с русскими? Куда девать Дзаппу?..

«Ох, как я тебя понимаю, — улыбнулся Олег, — три дня без просыху квасить в новороссийских ресторанах. Могу себе представить, какие биллиардные шары похмелья бьются о твою черепную коробку… Ну-ка, Пал Палыч, бросьте ему спасительный швартовый. Пора объекту войти и стать в гавань уразумения, — Олег посмотрел на часы.

— Бен, ты — умный… Придумай что-нибудь… Встретимся в Италии. Ну, не в Италии — где ты скажешь… Я расплачусь с тобой. Сейчас у меня пустые карманы и пустая голова… Я разбит… Поговори с русскими. Мне нельзя в тюрьму… У меня три сестры… Их надо содержать…

«ПРОРОК» зарыдал.

«Постпохмельная истерика, — отметил Казаченко. — Но решение объект принял, теперь не поторопился бы Пал Палыч»…

Аношин исполнил всё «в наивысшем». В микрофон было слышно, как он пересел поближе к «ПРОРОКУ», притянул его голову себе на грудь. Рыдания стали глуше.

— Моя ты крошка, — сказал Бенжамин по-английски, — спокойно, малыш, спокойно. Нет безвыходных положений. Путь к успеху лежит через успех. Я всё улажу…

«Ювелирно работает Пал Палыч, — Олег от удовольствия покачал головой, — именно сейчас “Бенжамин” должен заговорить на “родном” английском, тем самым, показав свою искреннюю озабоченность и желание помочь попавшему в беду соплеменнику».

Казаченко вспомнил, как во время войны французские партизаны — маки — выявляли немецких лазутчиков в числе пришедших в отряд сочувствующих движению Сопротивления граждан из близлежащих населенных пунктов. Даже если они свободно и без акцента говорили по-французски. После изнурительной многочасовой беседы-допроса вновь прибывшего подводили к специально вырытой яме, где лежали обезображенные тела женщин и младенцев. В действительности, — это были просто чучела. Подводили без предупреждения. Вдруг перед испытуемым раздвигали кусты, ожидая, на каком языке у него вырвется первая фраза изумления. Если задержаный произносил на французском нечто вроде: «Дева Мария!» — его ставили на довольствие. У немцев же, даже свободно владевших французским, как правило, вырывалось: «Майн Гот!» Лазутчика ставили на край ямы. Для расстрела.

Казалось бы просто? Но срабатывало безотказно! Подсознание — сильнее воли. Если она — не дьявольская.

* * *

— Я уже предлагал тебе посредничество, — услышал Олег голос Пал Палыча, — сейчас попрошу дежурного отвести меня к полковнику, который меня допрашивал и поговорю о тебе с русскими…

— Бен, во имя Аллаха, заклинаю тебя, верни меня в Италию… Я больше никогда, ни за какие деньги, ни под каким флагом не приду в Россию!.. Постой, Бен, а может, твой адвокат внесет денежный залог и за меня ?!

«Расправила пташка крылья! Не успела из дерьма вылезти — уже чирикает… Вот напасть!» — чертыхнулся Казаченко.

Пал Палыч — а это следовало из его реакции на восклицание «ПРОРОКА» — даже бровью не повел.

— Мохаммед Али Самантар! Запомни, сначала я — бизнесмен, а потом уже твой товарищ и помощник… Где гарантии, что ко мне вернутся деньги, внесенные за тебя в залог? Завтра ты, покинув Новороссийск, потонешь со своим конвертом в Черном море… Слушай, а у тебя есть недвижимость, ценные бумаги? Пожалуйста, прибудет мой адвокат — мы всё оформим. Я совсем не против… Но гарантии мне нужны, если не материальные, то письменно-бумажные… Стоп! Но русские?! Отпустят ли они тебя под залог? Меня отпускают, потому что я — хулиган… Ну, ударил пару раз русского полицейского… Но не убил!.. И провода их секретные не резал… А ты?..

Слушай, может, я что-то не понимаю? Может быть, ты хочешь, чтобы Я купил у тебя твой конверт? Не исключено, что я потом с выгодой для себя продам его русским… Ты же научишь меня, как с ним обращаться…

«АРАП» продолжительно посмотрел на «ПРОРОКА». Не дождавшись ответа, резюмировал:

— Я понял, Мох… Я всё понял из твоего молчания. Как только мой адвокат оформит залог за тебя, ты мне не скажешь, как обращаться с конвертом… Или н е доскажешь, и я с этим конвертом взлечу к праотцам… Уволь! Продавай его русским сам… Я выхожу из дела!

Казаченко услышал, как рассмеялся «ПРОРОК».

«Хороший признак, — подумал Олег, — кто-то очень умный сказал: “смеясь, мы расстаемся со своим прошлым”. А почему бы не сказать: “смеясь, мы расстаемся со своим, нет — с натовским “ ПАКЕТОМ”».

— Бен, «ПАКЕТ» не взрывается. Он при обнажении пластиковой скорлупы просто самоуничтожается. Сгорает. Его нужно вскрыть в специальной барокамере…

— Так ты мне хочешь еще и барокамеру продать?

— Нет! — ответил, как-то сразу погрустнев, «ПРОРОК», — т ы ни на «ПАКЕТЕ», ни на барокамере денег не сделаешь… Всё это, если нужно, то только русской разведке…

«Всё-таки поверил, что Бенжамин Самюэль Стюарт — бизнесмен», — не без удовлетворения отметил про себя Казаченко, которому словопрения между «АРАПОМ» и «ПРОРОКОМ» уже порядком надоели.

Будто услышав мнение Казаченко, Пал Палыч перевел разговор в финальную фазу.

— Мох, давай оставим всё как есть… Ты меня уже утомил… Я никак не могу понять: ч е г о же ты хочешь? Свободы для себя или сохранения секретов для кого-то? Секреты — не твои. Понятно. Но свобода — т в о я ! Если боишься, — незачем садиться за стол переговоров с русскими… Смирись! Ты сам упомянул десять лет… Через десять лет выйдешь из сибирских лагерей на свободу — начнешь жизнь сначала… Всё! Я хочу поспать… Ты спал — меня допрашивали… Теперь тебя, наверное, вызовут… Всё! Я исчерпал свой ресурс предложений!

— Подожди, Бен, не укладывайся! Я готов отдать «ПАКЕТ» русским… Скажи им об этом… Но Дзаппа об этом знать не должен!.. И не потому, что я с ним не хочу поделиться… У меня совсем другие соображения… Если о передаче «ПАКЕТА» узнает Дзаппа, мне конец!

— Слушай, Мох, переложи эти проблемы на голову русских… Я им просто скажу, что ты готов отдать на время твой…

— «ПАКЕТ»…

— Да, «ПАКЕТ»… За твоё освобождение. А там пусть они думают, как убрать из игры Дзаппу…

— Я знал, Бен, что ты мне поможешь, потому что ты — умный… Действительно, пусть голова болит у русских… Мне и своей боли хватает… Мне бы сейчас немного водки… Попроси у русских, а?..

— Ладно… Я — пошел!

Одновременно со стуком Аношина в окованную железом дверь камеры предварительного задержания Казаченко поднял трубку телефона прямой связи с начальником отдела КГБ по городу и порту Новороссийск.

— Алло, Виктор Петрович! Это — Казаченко… Мне срочно нужна машина!.. Да, в изолятор…

* * *

Казаченко и Аношин встретились в кабинете начальника изолятора, на время отданном новороссийским чекистам. Обнялись.

— Олег Юрьевич, как будем нейтрализовать капитана Дзаппу? — без обиняков спросил Аношин.

— А какие, собственно, проблемы? Сейчас его по нашему вызову этапируют с корабля в портовую администрацию, там продолжат промывание мозгов. Я на катере пограничников вместе с «ПРОРОКОМ» отправлюсь за «ПАКЕТОМ». Дзаппа будет на берегу в качестве заложника. Так и объяви об этом Самантару, тем паче, что он опасается, как бы Дзаппа чего не узнал. Пребывание Дзаппы на берегу, как и его неосведомленность, напрямую зависят от поведения «ПРОРОКА». Думаю, нелишне ему напомнить об этом. Так ведь? После изъятия «ПАКЕТА» возвращаем «обвиняемого» в камеру, то есть к тебе… Ты уж потерпи… Я с «ПАКЕТОМ» лечу в Москву… Завтра возвращаюсь… Думаю, ребята из Оперативно-технического управления не подведут.

— А капитан всё это время будет на берегу? Судно и так уже третьи сутки без руководства… Не взбунтовалась бы команда…

— А куда деваться… Штормит изрядно… А команда знает своих капитанов… У Дзаппы в Новороссе, кстати, есть любовница… Последние данные наружного наблюдения… О загулах Самантара матросы знают давно… Хотя и держит он команду в ежовых рукавицах… Так что, команда поймет…

— А как «ПРОРОК» объяснит свое отсутствие в течение трех суток капитану?..

— А это уже не наши проблемы… Загулял… Мало ли… Ты вот что, — спохватился Казаченко, — браслетом не особенно поигрывай. Микрофоны камеры и браслета дают наложение… Фон сказывается на качестве трансляции…

— Понял…

— Вот еще что, Пал Палыч… Узнай у объекта, где он держит личное оружие на корабле… Глупостей не наделал бы в последний, решающий момент…

— Считаете, может все переиначить в последнюю секунду?

— Знаешь, выпитое им за три дня плюс сильнейший стресс могут сделать его поведение непредсказуемым!

— Кстати, Олег Юрьевич! Водки бы ему в камеру для расслабухи… Он тогда агнцем прибудет на борт… Водки с каким-нибудь транквилизатором…

— Да ты что! Это — несовместимые продукты: алкоголь и успокоительное!

— Ну, тогда водки со слабительным!

Рассмеялись.

— Водка будет. Но ты с него деньги не забудь потребовать. Ты же — бизнесмен… Несмотря на все превратности судьбы!

— Обижаете, Олег Юрьевич! А как бы я ее, проклятую, достал? Конечно, дежурному по изолятору дал на лапу! Да чего там… я при объекте это и сделаю… Сейчас же после возвращения… А по изменению дикции «ПРОРОКА» вы через микрофон сориентируетесь, когда его брать на дело… Думаю, что новая порция очень быстро вступит в реакцию со старыми дрожжами…

— Ну, с Богом! — Казаченко еще раз крепко обнял Пал Палыча.

* * *

Об опрометчивости, с которой были произнесены слова: «Я на катере пограничников вместе с “ПРОРОКОМ” отправляюсь за “ПАКЕТОМ”, — Казаченко пожалел, подъехав вместе с “ПРОРОКОМ” к новороссийскому причалу.

Казалось, сама природа противилась завершению многоходовой операции: на море разыгрался шторм силой не менее пяти баллов. Волны — с двухэтажный дом. Ветер — шквальный. Дождь — проливной.

«Самая подходящая для похищения сверхсекретов погода», — горько пошутил про себя Олег, вспомнив своё юношеское увлечение детективами Богомила Райнова, и в том числе романом «Что может быть лучше плохой погоды?»

Когда же Казаченко рассмотрел сквозь пелену дождя катер, на котором предстояло добраться до «Джулио Чезаре», его оптимизма поубавилось. На фоне громадин волн катер выглядел щепкой, нет, — спичкой! Однако, предвкушение близости к вожделенной добыче — к «ПАКЕТУ» — придало Олегу азартной злости: «Вперед, и только вперед!»

Казаченко перевел взгляд на пограничников в промокших плащ-палатках. Не надо было быть дипломированным психологом, чтобы понять: погранцы ждут отмены приказа выходить в море.

«Эх, пехота… сухопутье вы пыльное с зелеными околышами», — чуть не произнес вслух Олег. Конечно, пограничники — люди военные — приказа не ослушаются. Но надо ведь как-то и приободрить ребят, а то совсем скисли. Казаченко схитрил. Обратился к «ПРОРОКУ».

«Ну, что, капитан, рискнем?» Иностранец приподнял капюшон плащ-палатки. Пограничники — старший лейтенант и прапорщик — переглянулись, даже не пытаясь скрыть своего изумления. Еще бы! Перед ними негр… Да еще капитан!

«Инструктаж не был проведен, — оценил реакцию пограничников на окрас незнакомца Казаченко, — а ведь начальнику Особого отдела новороссийского погранотряда был отдан приказ подобрать наиболее опытных и проверенных стражей морских рубежей… В бой, значит, бросили тех, кто оказался под рукой… Ладно, с “особняком” разберемся потом… Сейчас главное — не терять времени!»

«ПРОРОК», — надо отдать ему должное, — несмотря на экстремальную ситуацию: содержание под стражей, обвинение в убийстве русского полицейского, склонение к предательству — выдаче русской разведке «ПАКЕТА», — тяжелое похмелье и, наконец, разбушевавшаяся стихия, — держался молодцом.

Почти без акцента, — что еще более удивило рыцарей границы, — сказал в ответ:

— Рискнем, если мне дадут карту с координатами «Джулио» и если я лично стану за штурвал…

«Непредвиденный поворот, — оценил условия Казаченко, — но, с другой стороны, это — единственный выход… Действительно, ведь “ПРОРОК” не в курсе перемещений своего судна в траверзе порта за последние три дня, а с учетом шторма найти танкер без карты невозможно — вокруг сплошной мрак, несмотря на то, что на часах всего лишь 12.04!»

— Хорошо, вы станете за штурвал, но рядом будет находиться командир катера!

Из-под плащ-палатки «ПРОРОК» протянул Казаченко свою черную руку. Олега потряс не столько жест подневольного соучастника операции, сколько его светлая, по сравнению с черным окрасом тыльной стороны, ладонь.

«Вот черт, — подумал Олег, — сама природа нас делает двойными. Рука — черная, а ладонь, — почти как моя — белая… Так, хватит рассуждений, — в путь!»

Пограничники заметно повеселели. Может быть, чувство собственного, славянского, превосходства над чернокожим сыграло.

«Как это так, негр не боится, а мы что? Хуже этого нехристя?! Нам, славянам, сам Бог охранную грамоту вручил… На абордаж!»

Заранее скажу, что путешествие от берега до «Джулио Чезаре» заняло не менее двух часов, хотя и находилось судно в трех-четырех милях от берега, но обошлось Казаченко и пограничникам миллионами невозвратно потерянных нервных клеток.

* * *

Катер то вдруг вздымало на гребень десятиметровой волны, то бросало в бездну. Хотя, искусству «ПРОРОКА» управлять катером можно было аплодировать — ни разу экипаж не получил бокового удара волны. Иначе конец. Мохаммед Али Самантар с честью выполнил задачу доставки Казаченко — похитителя натовских секретов — до «Джулио Чезаре».

Время от времени Казаченко наведывался в рубку, где находились капитан катера и «ПРОРОК», — доверяй, но проверяй! Проделать путь из кубрика, где он расположился с пограничниками, было, ох, как непросто. Надо было выйти из помещения, по скользкой палубе под потоками воды сверху, сбоку — отовсюду, держась за ограничительный трос, преодолеть всего три метра. Но эти метры стоили километров по земной тверди! Каждый поход в рубку управления можно было сравнить с восхождением на Эверест.

Олег еще не знал, что добраться до судна — это лишь полдела. Взобраться на него по веревочной лестнице — вот это было действительно много труднее восхождения на горную вершину!..

…Первым качки не выдержал старший лейтенант. При очередном падении катера с гребня волны он вдруг поперхнулся, резко повернулся к двери и, зажав ладонью рот, попытался выскочить из кубрика. Не успел. Потоки рвотной слизи сквозь пальцы хлынули на китель. Упав на колени, он забился в конвульсиях…

«Сколько же им выдают на завтрак, если он, вот уже почти десять минут, не может выбросить из себя не переварившуюся пищу», — сочувственно подумал Олег.

Вторым сдался прапорщик. Он сидел напротив Казаченко. Все молчали, прислушиваясь к натужному вою моторов, ударам волн и… к бою внутренних часов.

Вдруг по кубрику начало распространяться зловоние, а у прапора напротив начали округляться, вылезая из орбит, глаза. Бледнея и краснея, он заерзал на месте, наконец, смирившись с участью, затих, неотрывно глядя с собачьей преданностью на Олега…

«Кто будет следующим? — подумал Казаченко. — Бог с ним, пусть — я, но только не “ПРОРОК” — ему надо выстоять… Сжальтесь над ним, силы небесные! Нам ведь надо всего ничего — добраться до танкера и… до “ПАКЕТА”»!

* * *

Спецам из Оперативно-технического управления КГБ потребовалось около шести часов, чтобы вскрыть и обработать «ПАКЕТ».

Изюминка была в другом. Чтобы скрыть свою осведомленность о содержании секретного натовского предписания, надо было после вскрытия придать «ПАКЕТУ» первозданный вид. На это потребовалось еще около трёх часов. Затем Казаченко вернулся в Новороссийск.

Драгоценный груз вручили «ПРОРОКУ» еще до истечения суток с момента его получения. Изумление объекта не поддавалось описанию…

Остается добавить: чтобы не расшифровывать перед участниками операции ценности добытой ими информации и создать впечатление, что выполняли они работу обыденную и заурядную, руководство Комитета приняло решение н и к о г о не поощрять.

— Перезашифровались! — резюмировал Карпов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.