Глава 4 ОТХОД
Глава 4
ОТХОД
Войска Западного фронта ведут тяжелые бои на направлении прорыва противника. Контрудар опергруппы Болдина не достиг цели. Резервный фронт потерпел поражение. О прорыве немецких танков в Юхнов в Ставке ВГК узнают от члена Военного совета МВО. Принимал ли Конев решение на отвод войск? Решение Ставки ВГК запоздало. Войска Западного фронта начали отход на Ржевско-Вяземский рубеж. Немцы охотятся за «штабом Тимошенко». Противник в Вязьме замкнул кольцо окружения. Пропал командующий Брянским фронтом.
Войска Западного фронта в течение 5 октября продолжали вести упорные бои, стремясь задержать ударную группировку противника на направлении прорыва. Армии на сохранивших свою целостность участках фронта продолжали удерживать свои позиции, отражая, по существу, демонстративные атаки противника. Особенно прочное положение занимали 16-я и 20-я армии на левом крыле фронта. В журнале боевых действий фронта вплоть до 4 октября по-прежнему, видимо по инерции, отмечалось, что в составе группировки противника на вяземском направлении насчитывается до пяти пехотных и двух танковых дивизий. На самом деле подвижные соединения 9-й полевой армии и 3-й танковой группы (за исключением резервной 14-й моторизованной дивизии), в том числе все три танковые дивизии, были задействованы на направлении главного удара и уже втянулись в сражение. Удивительно, но за трое суток боев нашей разведке так и не удалось взять контрольных пленных и выяснить действительный состав войск противника, противостоящих этим армиям. Видимо, такая задача не ставилась дивизиям?
Удерживали свои позиции и две армии на правом крыле фронта, которые в это время даже получали пополнение. Как сейчас стало известно, 22-й армии противостояли всего две дивизии (12-я и 235-я пд), развернутые на фронте до 70 км, и еще одна – 281-я пехотная дивизия – находилась во втором эшелоне. Против 29-й армии на фронте 95 – 100 км (от Андреаполя до Озеры) были развернуты четыре дивизии 23-го армейского корпуса (251, 102, 256 и 206-я пд). Противник силами 6-й и 7-й танковых дивизий готовился возобновить наступление с захваченных на Днепре плацдармов, одновременно пытаясь пехотными дивизиями 8-го армейского корпуса выйти к переправе через р. Вопец в районе Неелово. Немцы рассчитывали при благоприятном развитии обстановки перерезать автостраду. На этом направлении им противостояли ослабленные в боях соединения генерала Лукина.
Согласно оперсводке штаба 19-й армии на 17.00 5.10.1941 г., в течение ночи и с утра 5 октября противник силою до пяти дивизий продолжал наступление. Остатки 89-й сд (до 400 активных штыков) и сводный отряд 244-й сд (до 250 штыков) продолжали вести бой на занимаемом рубеже. Совместно с ними действовала 127-я танковая бригада, которая до 12.00 5.10 уничтожила до 500 солдат и офицеров противника, потеряв за 4 октября 22 танка (2 из них остались на поле боя). Правый фланг армии обеспечивала 45-я кавалерийская дивизия. На левом фланге 50-я сд во взаимодействии с соседом слева отбила попытки противника переправиться через реку Вопь. Два ее стрелковых полка были выведены из боя и совершали марш в район, указанный командующим фронтом. 134-я сд продолжала обороняться на р. Вопец. Связь с частями в течение дня работала с перебоями[147]. В связи с интенсивным ведением огня и вынужденным отходом частей под натиском противника соединения армии начали испытывать острый недостаток боеприпасов, особенно для артиллерии. Уже 6 октября Лукин доложил в штаб фронта: «На головном складе 19 армии совершенно нет огнеприпасов. Положение катастрофическое. Прошу немедленной высылки и в первую очередь артвыстрелов»[148].
Наиболее трудное положение в полосе фронта сложилось в полосе 30-й армии генерала В.А. Хоменко. Противник, выйдя на рубеж Белый, Канютино, перерезал пути отхода 107-й мсд, 250-й и 242-й стрелковых дивизий. Остатки дивизий с боями пытались пробиться на восток. Части оперативной группы генерал-лейтенанта И.В. Болдина продолжали бой с прорвавшимися в район Холм-Жирковский подвижными соединениями противника. Хотя остановить продвижение врага в восточном направлении не удалось, частям опергруппы удалось своими активными действиями сковать части 6-й и 7-й танковых дивизий противника и задержать переправу их основных сил на захваченные плацдармы у Глушково и Тиханово.
В вечернем донесении разведотдела штаба 9-й полевой армии генерала А. Штрауса на 18.10 5 октября было отмечено, что в полосе фронта наступления противник продолжает упорно обороняться перед Днепровской позицией. И не только обороняться. В сводке врага говорилось, что в полосе 56-го армейского корпуса части предположительно 101-й танковой и 152-й стрелковой дивизий противника пытаются прорваться на восток к мосту у Тиханово. В донесении вражеского 411-го зенитного артполка были отмечены активные действия авиации русских, которая в течение 4 октября наносила бомбовые удары по районам 5 км западнее Холм, по Глушково и Тиханово. Удары наносились под прикрытием истребителей с высоты 3 – 4 тыс. метров. Во время повторного взятия Холм-Жирковского (выделено мною. – Л.Л.) 10-я батарея полка подожгла один средний танк противника, захватила 105 пленных и денежную кассу с 6800 рублями. Танковым огнем русских были выведены из строя одна четырехствольная установка и одно 20-мм орудие (на восстановление потребуется не менее 10 дней). В течение 4 октября, и особенно в ночь на 5 октября, противник вел почти непрерывный огонь по Аладьино. В отражении атак русских танков в этом районе принимала участие и 3-я батарея 41-го противотанкового батальона 6-й пд, один взвод которой был переброшен на плацдарм в Тиханово[149].
Приведенная выдержка из немецких документов подтверждает ожесточенность боев за Холм-Жирковский, который несколько раз переходил из рук в руки. Конев 5 октября приказал Болдину, обороняясь со стороны города частями 101-й мсд, остальными силами нанести удар на фронте 140-й стрелковой дивизии по прорвавшейся группе противника и восстановить оборону по р. Днепр на участке Николо-Немощенки, Сельцо[150]. Однако части группы генерала Болдина были скованы боем на занимаемом рубеже. Выделенных для выполнения поставленной задачи сил оказалось недостаточно, и попытка отсечь части противника, прорвавшегося на левый берег Днепра, от его главных сил не удалась. Восстановить положение на восточном берегу Днепра можно было только во взаимодействии с частями 32-й армии.
К сожалению, имевшиеся реальные возможности по быстрой ликвидации захваченных плацдармов, пока гитлеровцы не успели основательно закрепиться на предмостных укреплениях, а основные силы группировки 56-го мк противника были скованы боем с частями группы Болдина, не были использованы. Время было упущено. 248-я стрелковая дивизия, получив приказ вновь занять свою полосу обороны, выполнить его не успела. Пока возвращавшиеся со станции погрузки в Новодугинская (а это по прямой 45 – 50 км) части 248-й сд сосредоточивались для наступления, противник успел закрепиться. Недостаточно организованные атаки дивизии немцы отразили огнем танков, а также артиллерии противника с противоположного берега Днепра. В это время части 18-й стрелковой дивизии из состава 33-й армии Резервного фронта, переброшенной с юга, после разгрузки из эшелонов на ст. Сычевка совершали марш пешим порядком на назначенный рубеж. К 21.00 4.10 дивизия двумя полками первого эшелона вышла на большак в 1,5 км от Днепра на участке Мостовая, Волочек (ныне пос. Нахимовское у излучины р. Днепр в 50 км северо-западнее Вязьмы. – Л.Л.). Артполк дивизии продолжал разгружаться на ст. Сычевка. Дивизия не успела занять назначенный ей рубеж. Уже при подходе к нему части дивизии понесли большие потери. Ее 1310-й стрелковый полк был атакован на марше немецкими танками и в беспорядке отошел в направлении Вязьмы. В распоряжении командующего 32-й армией генерал-майора С.В. Вишневского к 16.00 6.10 находились ограниченные силы: в районе Пигулино – до двух полков 248-й стрелковой дивизии и в районе Мостовая, Пашутино – до двух полков 18-й. Ни о каком тесном взаимодействии с группой Болдина, основные силы которой все еще вели бой на правом берегу Днепра, не было и речи.
К тому же на восточном берегу Днепра, вопреки всякой логике, некоторые соединения 31-й и 49-й армий все еще занимались перегруппировкой. Только 248-я стрелковая дивизия получила команду прекратить погрузку в эшелоны и занять свои прежние позиции. Несмотря на прорыв обороны Западного фронта и выход противника к Днепру, в 8.00 5.10 две дивизии 31-й армии получили приказ командующего Резервным фронтом на переброску в район южнее Вязьмы. 119-я сд должна была к 19.00 передать свой участок 247-й сд и комбинированным порядком выдвинуться в район Всходы (на р. Угра в 60 км южнее Вязьмы). Автотранспортом перевозили только людей, полковую и противотанковую артиллерию. Артполк и тыл дивизии – по железной дороге, начало погрузки – 16.00 5.10. В этот же день в 10.20 аналогичный приказ получила и 5-я стрелковая дивизия, которая выдвигалась в район леса восточнее Семлево. Артиллерию и тыл дивизии также должны были перевезти по железной дороге к 7.00 7.10 на ст. Угра. Однако авиация противника сорвала запланированные перевозки, а затем и сама железная дорога была перерезана врагом. И эти дивизии вскоре получили другую задачу.
Положение наших войск северо-западнее Вязьмы ухудшалось с каждым часом. Тревожные сообщения шли по всем сохранившимся каналам связи. Находящийся в этом районе заместитель Конева генерал-лейтенант С.А. Калинин в 21.00 5.10.1941 г. доложил:
«<...> 248 сд. Два полка вели бой, были потеснены, отходят. Командир дивизии и я задерживаем, наводим порядок.
Положение тревожное. Третий полк дивизии на марше из Константинова на Настасьино, 143 тбр прошла Константиново. На утро организуем удар для восстановления положения. Требуются срочные меры. Я сейчас выезжаю с ком. пункта командира 248 сд 3 км западнее Настасьино в Константиново навстречу бригаде и 905 сп.
В 18.00 здесь был генерал Вишневский, положение знает и принимает меры. Усиливает 248 сд полком из 140 сд. Но этого недостаточно (на приложенной к донесению схеме было показано положение частей противника у Глушкова и Тычково. – Л.Л.). С. Калинин»[151].
Кстати, это донесение Калинина еще раз подтверждает, что Конев, вопреки своему позднейшему утверждению, 5 октября знал о перегруппировке соединений 49-й армии и том, что сюда вышли соединения 32-й.
В 22.00 5.10 командир 248-й стрелковой дивизии генерал-майор К.К. Сверчевский, не имея связи ни с Резервным, ни с Западным фронтами, доложил напрямую в Генштаб важную информацию:
«Доложите немедленно: от Бараново через Каменец на Волочек непрерывно уже 45 минут идут танки и мотопехота, предположительно большинство на Андреевское и частично на Настасьино (6 км южнее Волочек. – Л.Л.).
Если скоро снимусь, то примерно на юго-[восток]»[152].
В 0.30 ночи 6 октября генерал Калинин доложил из Ново-Мишнево:
«Части Резервного фронта оказались не подготовлены. 248 сд двумя полками дралась хорошо, но противник прорвал ее правый фланг у Глушковской переправы <...>
С 21.00 до 22.00 продолжалось движение танков и мотоколонн (наблюдал капитан и сообщил по телефону).
Около 22.00 противник занял Волочек – 1038 сп (правильно – 1308-й сп. – Л.Л.) 18 дивизии народного ополчения не оказал должного сопротивления и начал отход Тишино – Белоусово. <...> Выезжаю в Рыльково – КП 18 сд (10 км северо-восточнее Волочек. – Л.Л.). <...> Положение очень серьезное. Буду все делать, чтобы восстановить уверенность и положение»[153].
Эти донесения означали, что противник ударом с глушковского плацдарма прорвал оборону наших войск и начал развивать наступление на Вязьму, одновременно частью сил повернув в направлении Сычевки. А на правом берегу Днепра части опергруппы генерала Болдина продолжали бой. В 7.20 6 октября Болдин доложил:
«1. Группа войск весь день 5.10.41 г. вела упорные бои, отражая контратаки пр-ка и попытки окружения отдельных соединений, имея перед собой целиком 5 армейский корпус и не менее одной танков[ой] дивизии.
2. 101 мсд и 128 тбр, в течение дня отражали неоднократные контратаки пехоты и танков и, подвергаясь неоднократно бомбежке групп[ами] до 50 самолетов, вела напряженные бои за овладение Холм[-Жирковский].
Понеся большие потери, в результате повторной контратаки и бомбежки 101 (мсд) и 128 (тбр) к исходу дня отошли в лес 1,5 км южнее Холм, где приводят себя в порядок.
Перед фронтом <...> не менее двух пех. полков 35 пд и до 100 танков 6 тд. До бат-на пехоты пр-ка с танками вышли в район Аладьино. За три дня боев подбито 65 танков пр-ка, разбито 3 орудия и уничтожено до 1000 немцев.
Трофеи: 6 танков, 1 бронемашина, 1 рация, 12 винтовок, 2 мотоцикла.
3. 152 сд к 20.00 после упорных боев ворвалась одним батальоном в Игорьевское (12 км юго-зап. Холм-Жирковский) и захватила значительные трофеи, но вводом резерва пр-ка была оттуда выбита. (В) 17.00 до двух батальонов пр-ка предприняли психическую атаку с оркестром, которая была отражена пулеметным и артиллерийским огнем, причинившим большие потери пр-ку.
По сведениям местных жителей, в р-не Ваюватка (имеется в виду д. Дароватка, что в 6 км западнее Холм-Жирковский. – Л.Л.) закопано до 100 танков, за день авиация пр-ка несколько раз бомбила боевые порядки, летая эшелонами по 30 – 50 самолетов.
К исходу дня дивизии вышли на фронт Федино, Квасово, (иск.) Кузнечики, сев. окраина Левково.
4. 128 тбр вела трехдневные бои с превосходящим пр-ком, сдерживала натиск войск пр-ка, переходящих в контратаки и к исходу дня 5.10.41 г. оказалась окруженной пехотной дивизией с танками, из которого начинает прорыв с утра 6.10.1941 г. в направлении Воронцово (8 км южнее Холм-Жирковский. – Л.Л.).
Потери в матчасти достигают 30%.
На 6.10 ставлю войскам группы следующие задачи:
а) 101 и 128 занять и прочно удерживать рубеж перекресток дорог 1 км юго-восточнее Тишенки, Романики (4 км южнее Холм-Жирковский. – Л.Л.), не допустить распространения пр-ка на восток и юг, вдоль западного берега р. Днепр и уничтожить группы пр-ка в Аладьино, Черненово.
б) 152 сд без одного сп с остатками 251 сд овладеть Игорьевская.
в) Одному сп 152 сд прочно оборонять рубеж Пучина, Вержа, выс. 232.6»[154].
О положении частей 3-й танковой группы Гота на 6 октября можно судить по копии немецкой трофейной карты (схема 24).
Заместитель командующего войсками Западного фронта генерал-лейтенант И.В. Болдин
К 6 октября в результате повторных атак противника и непрерывной бомбежки 128-я танковая бригада и 101-я мотострелковая дивизия вынуждены были отойти южнее. К этому времени дивизия, 128-я и 144-я бригады от авиации и артогня противника потеряли до 70% боевых машин. Попутно заметим, что донесение Болдина – не первое свидетельство о психических атаках противника, когда германские солдаты шли под оркестр в атаку пьяными, в полный рост, несмотря на сильный пулеметный и ружейный огонь с советской стороны. В отражении этой атаки приняли участие танкисты 127-й танковой бригады, оказавшейся в ходе боя в окружении. Об этом, со слов ее командира генерал-майора танковых войск Ф.Т. Ремезова, рассказал позднее генерал Лукин. Гитлеровцы решили, что перед ними слабая, малочисленная группа красноармейцев, загнанная к тому же в лесные болота. Фашисты шагали под музыку в полный рост. Танкисты подпустили их совсем близко, а потом прицельным огнем буквально скосили первую цепь. Вторую и третью смяли танки. Уничтожив два батальона вражеской пехоты, бригада вырвалась из кольца и присоединилась к своим частям [40].
Между тем на направлении, где фон Бок наносил главный удар, подвижные соединения 4-й танковой группы противника 5 октября вышли передовыми частями к Юхнову. Немцы последовательно продолжали выполнять свой план двойного охвата группировки советских войск на вяземском направлении. В этот же день части этой танковой группы повернули на север – в тыл Западного фронта. Враг внимательно отслеживал признаки подготовки советских войск к отходу. Еще 3 октября командование группы армий «Центр» сделало вывод, что противник полон решимости обороняться и со стороны высшего русского командования нет каких-либо других приказов. То, что советские войска продолжали удерживать фронт по обеим сторонам автострады Смоленск – Москва, было выгодно немцам. Они рассчитывали, что в наметившееся окружение попадет около 70 крупных соединений в районах Брянск и Вязьма.
Начальник генштаба сухопутных сил вермахта генерал Гальдер в эти дни в своем дневнике записывал:
3.10: «Признаков преднамеренного отхода нигде не заметно».
4.10: «<...> противник продолжает всюду удерживать не атакованные участки фронта, в результате намечается глубокое окружение этих группировок противника».
5.10: «Сражение на фронте группы армий «Центр» принимает все более классический характер. Танковая группа Гудериана вышла на шоссе Орел – Брянск. Части противника, контратаковавшие левый фланг танковой группы Гудериана, отброшены и будут в дальнейшем окружены. 2-я армия быстро продвигается своим северным флангом, почти не встречая сопротивления противника. Танковая группа Гепнера, обходя с востока и запада большой болотистый район, наступает в направлении Вязьмы. Перед войсками правого фланга танковой группы Гепнера, за которым следует [57-й] моторизованный корпус из резерва, до сих пор не участвовавший в боях, противника больше нет.
4-я армия заходит фронтом на север. Степень сопротивления противника на различных участках неодинакова. Становится ясно, что противник хочет удержаться, но не может. 9-я армия находится в довольно трудном положении. Наступление 3-й танковой группы приостановилось из-за отсутствия горючего и возобновится только во второй половине дня. Пехота, совершая форсированные марши, быстро подтягивается, так что можно надеяться, что сопротивление противника, упорное и, видимо, на отдельных участках организованное, будет вскоре сломлено. Противник перебрасывает силы со спокойного участка фронта перед северным флангом 9-й армии (23-й армейский корпус, который еще не атаковал противника) на юг против нашей северной фланговой ударной группы.
<...> сопротивление противника почти всюду сломлено (за исключением фронта 2-й армии). Танковые дивизии продвинулись на 50, а пехотные дивизии – до 40 км. Противник продолжает удерживать фронт и ведет упорную оборону всюду, где он в состоянии ее организовать. Кое-где отмечено даже подтягивание резервов противника к фронту. Признаков преднамеренного отхода нигде не заметно.
<...> несмотря на поспешный отход на отдельных участках, организации планомерного и глубокого отхода не наблюдается. Группы противника, застрявшие в больших лесных массивах между нашими ударными клиньями, вскоре покажут нам, что противник не собирался отступать» [17].
5.10 в разведсводке группы армий «Центр» за 5.10 был сделан вывод:
«<...> отход противника нельзя рассматривать как осуществление замыслов командования. Ослабление сопротивления противника и отход на отдельных участках следует расценивать скорее как частное явление, зависящее от боеспособности соединений и складывающейся обстановки. <...> Отход главных сил противника, который на 4-й день наступления в основном должен был проявиться, не устанавливается. Напротив, обнаруживаются попытки обороняться всеми средствами и с привлечением всех имеющихся сил, а также локализовывать возникающие прорывы»[155].
В журнале боевых действий ОКХ 5 октября с удовлетворением записали: «на 4-й день нашего наступления противник все еще не начал отвод своих главных сил <...> можно прийти к выводу, что противник намерен любыми средствами и используя все имеющиеся резервы, удержать фронт и локализировать прорывы <...>»[156].
Несмотря на явно обозначившуюся угрозу охвата и последующего окружения, войска Западного и Резервного фронтов, находившиеся в 110 и более километрах от Вязьмы, продолжали удерживать пассивные участки фронта, хотя это потеряло всякий смысл: на восстановление положения на участках прорыва надежды не было, а оборонявшиеся здесь войска никого, по существу, не сковывали. Так, части 19-й и 106-й стрелковых дивизий 24-й армии продолжали вести тяжелые бои за удержание Ельни (см. схему 16), когда немцы были уже в 45 км от Вязьмы. Попытки наших войск по-прежнему упорно удерживать участки фронта между разрывами в оперативном построении фронтов играли на руку противнику.
В результате постоянных перебоев и нарушений связи как командование фронтов, так и высшее советское руководство до 5 октября не имели ясного представления об обстановке на фронте. Но дело заключалось не только в этом. Следует признать, что обмен информацией как снизу вверх, так и сверху вниз в 1941 году не был еще как следует отлажен. В результате вышестоящие штабы не могли отслеживать истинное положение своих войск и действия противника, накапливать сведения о нем и, следовательно, прогнозировать дальнейший ход боевых действий и активно влиять на развитие оперативной обстановки. Это отрицательно сказывалось на управлении войсками. В то же время нижестоящие командиры, не зная общей обстановки, зачастую действовали вслепую. Приходилось сплошь и рядом посылать в нижестоящие звенья управления наблюдателей и «толкачей». Видимо, в Ставке, не получая достоверных данных о положении своих войск и противника, недооценивали степень опасности и считали, что на московском направлении, по сравнению с орловским, не так уж все плохо. В донесениях и сводках подчеркивалось, что войска 20-й и 16-й армий успешно отбивают атаки, что угрожаемые направления усиливаются за счет маневра резервами, что противник несет большие потери. Например, согласно донесению командующего 30-й армией (правда, за более длительный срок), «в боях с 2 по 7.10 частями армии уничтожено и выведено из строя 220 танков, 140 автомашин с пехотой и без, 22 миномета, 6 орудий, 7 – 8 тыс. человек противника»[157].
При оценке решений, принимаемых Ставкой и командующими фронтами (а также и действий войск), следует учитывать, что они не обладали всем объемом информации, известной теперь нам. Но, исходя из опыта прошедших месяцев войны, можно было понять, что противник и на московском направлении может применить отработанную им форму оперативного маневра – двусторонний охват с последующим окружением противостоящей основной группировки войск. А сигналы об этом уже были – Еременко после прорыва обороны на стыке Резервного и Брянского фронтов запросил разрешение на отвод войск на подготовленный тыловой рубеж. Учитывая низкую подвижность наших войск, запаздывание с принятием решений по противодействию этому виду маневра имело фатальный характер.
Если допустить, что командующие фронтами Конев и Буденный правдиво информировали Сталина и Шапошникова об обстановке, то они должны были по крайней мере к 4 октября оценить угрозу, нависшую над войсками обоих фронтов. Однако есть целый ряд свидетельств, что в Ставке и в Генштабе совсем не представляли всей опасности складывающейся обстановки на западном направлении и особенно в полосе Резервного фронта. А те, кто представлял и мог делать выводы, молчали, боясь обвинений в пораженческих настроениях. Они хорошо помнили обстоятельства, связанные с предысторией разгрома войск Юго-Западного фронта.
О том, как осуществлялась взаимная информация между Генштабом, фронтами и отнюдь не рядовым Московским военным округом, можно судить по воспоминаниям члена Военного совета этого округа дивизионного комиссара К.Ф. Телегина[158]. Позволю себе привести здесь несколько обширных выдержек из его книги «Не отдали Москвы», опубликованной в 1968 г. Дело в том, что после второго ее издания в 1975 г. во всех последующих публикациях, особенно в сборниках к очередным юбилеям битвы под Москвой, воспоминания Телегина подвергались серьезным сокращениям. При этом сокращались наиболее острые моменты, говорящие о шокирующей неосведомленности Ставки о положении на фронте 5 октября.
Утром 4 октября работник политуправления округа принес Телегину перевод речи Гитлера, произнесенной им по радио 3 октября. Фюрер заявил, что на Восточном фронте «<...> началась новая операция гигантских масштабов. Враг уже разбит и никогда больше не восстановит своих сил <...>». О каком «решающем наступлении» и «разгроме» Красной Армии шла речь, было непонятно. О тяжелом положении Брянского фронта и захвате Орла немцами Телегину было известно. Знал он и о принимаемых мерах по защите Тулы. Телегин все же позвонил дежурному по Генштабу и получил успокаивающий ответ о положении на Западном и Резервном фронтах. Однако в частых и продолжительных нарушениях связи Генштаба с командованием этих фронтов просматривалась какая-то зловещая закономерность.
Командующий округом генерал П.А. Артемьев 3 и 4 октября находился в Туле. Телегин, хотя это и не предусматривалось никакими положениями и инструкциями, остался на посту руководителя округа. Этим и объясняются все его последующие действия. По заведенному порядку ровно в 8.00 к нему пришел с докладом начальник штаба округа генерал И.С. Белов. Он доложил, что за минувшую ночь сколько-нибудь значительных событий не произошло, однако проводная связь Наркомата обороны со штабами Западного и Резервного фронтов все еще не восстановлена, несмотря на все усилия связистов. Поэтому переговорить с кем-либо из работников штабов этих фронтов не удалось. Связь Генерального штаба с Брянским фронтом неустойчива: южнее Брянска части 13-й армии и группы генерала Ермакова ведут тяжелые бои, в районе Мценска противник перед рассветом возобновил наступление, а положение 50-й армии остается не выясненным.
Вспоминает К.Ф. Телегин:
«<...> В десятом часу утра (5 октября) поступил первый тревожный сигнал с запада. Начальник оперативного отдела опергруппы (штаба МВО) полковник Д.А. Чернов, находившийся в Малоярославецком укрепленном районе, по телефону доложил, что рано утром задержаны повозки, автомашины из тылов 43-й армии, а также отдельные военнослужащие, которые сообщили что противник начал большое наступление, некоторые дивизии дерутся в окружении, идут сильные бои. У противника много танков, беспрерывно бомбит авиация <...>. Поверить этому было невозможно. Похоже было, что это просто паникеры, которым что-то померещилось или их спровоцировала вражеская агентура. Поэтому Чернову было дано указание передать задержанных в особый отдел, на дорогах выставить заставы и останавливать всех беглецов, если они появятся, а на Спас-Деменск выслать на автомашине разведку» [51].
На запрос Телегина командующий ПВО Москвы ответил, что с передовых постов ВНОС каких-либо новых данных не поступало. По докладу командующего ВВС МВО полковника Н.А. Сбытова, ничего нового не было обнаружено и при обычном облете нашими самолетами зоны ПВО в 8 часов утра. Но около полудня летчики 120-го истребительного полка, вылетевшие на разведку по настоянию Телегина, доложили, что по шоссе со стороны Спас-Деменска на Юхнов движется колонна танков и мотопехоты протяженностью до 25 км. Летчики прошли над ней на небольшой высоте, ясно видели фашистские кресты на танках и были обстреляны из зенитных пулеметов и мелкокалиберной зенитной артиллерией.
Сообщение показалось настолько невероятным, что понадобилось дважды проверить этот факт, прежде чем решиться доложить о нем начальнику Генерального штаба. Телегин снова звонит в Генеральный штаб:
«Ответил дежурный генерал.
– Каково положение на Западном фронте? – спросил я его.
– От штабов Западного и Резервного фронтов новых данных не поступало, – услышал в ответ голос дежурного.
Можно было бы и удовлетвориться этим, но, как ни странно, именно спокойный голос дежурного вызвал какую-то щемящую тревогу».
Телегин звонит маршалу Шапошникову. Докладывает о том, что сделано по заданию Генштаба, а затем спрашивает о положении на Западном фронте.
«Ничего, голубчик (это любимое выражение Бориса Михайловича), ничего тревожного пока нет, все спокойно, если под спокойствием понимать войну.
Меня буквально бросило в жар от мысли, что чуть было не подняли ложной тревоги».
Потом была повторная разведка и томительные минуты ожидания...
«Наконец, около 14 часов Сбытов быстро вошел в кабинет и доложил:
– Летало три боевых экипажа. Прошли над колоннами бреющим полетом под сильным зенитным огнем, имеют пробоины. При снижении самолетов пехота выскакивала из машин и укрывалась в кюветах. Голова танковой колонны в пятнадцати-двадцати километрах от Юхнова. Сомнений не может быть, товарищ член Военного совета. Это враг, фашисты».
Повторный звонок маршалу был воспринят им уже с неудовольствием. Разговор был коротким, и Телегин решил не докладывать данные авиаразведки, а еще в третий раз их проверить. Очень характерный момент, много говорящий о взаимоотношениях наших военачальников на таком высоком уровне. И это в разговоре с мягким по характеру и интеллигентным Борисом Михайловичем... Снова были подняты в воздух лучшие летчики полка и их командиры. Одновременно по распоряжению начальника штаба округа были подняты по боевой тревоге Подольские пехотное и артиллерийское училища. Было приказано выслать передовой отряд на автомашинах с артиллерией на Юхнов с задачей задержать противника и не допустить его прорыва на Малоярославец.
По боевой тревоге были также подняты и высланы на Можайскую линию училище имени Верховного Совета РСФСР, Военно-политическое училище имени В.И. Ленина, сводный батальон Военно-политической академии имени В.И. Ленина, сводный танковый батальон Академии бронетанковых войск, 108-й запасный стрелковый полк и некоторые другие части. В Москве оставались две дивизии войск НКВД и 25 истребительных батальонов, несших охрану центральных партийных и советских органов, важнейших объектов и патрульную службу.
После доклада Сбытова о том, что голова танковой колонны противника уже вошла в Юхнов и что летчики опять обстреляны и среди них есть раненые, Телегин опять звонит Шапошникову.
«Я обратился к маршалу с тем же вопросом:
– Борис Михайлович, каково положение на Западном фронте?
В трубке послышался недовольный голос:
– Послушайте, Телегин, что значат ваши звонки и один и тот же вопрос? Не понимаю, чем это вызвано?
Я твердо, насколько позволяло волнение, доложил обо всем, что мне было известно. В трубке на несколько секунд воцарилось молчание.
– Верите ли вы этим данным, не ошиблись ли ваши летчики?
– Нет, не ошиблись, – твердо ответил я. – За достоверность сведений отвечаю, за летчиков ручаюсь...
– Мы таких данных не имеем, это невероятно... – и длинный протяжный гудок, воспринятый мной в ту минуту как вой сирены воздушной тревоги. (А ведь 4 октября состоялся разговор с Коневым с его просьбой об отводе войск, и был доклад Мехлиса, но о нем – ниже. – Л.Л.).
Через 3 – 4 минуты вновь зазвонил телефон. ...Проходит несколько секунд, и хорошо знакомый, низкий, немного сипловатый голос:
– Телегин?
– Так точно, товарищ Сталин.
– Вы докладывали Шапошникову о прорыве немцев в Юхнов?
– Да, я, товарищ Сталин.
– Откуда у вас эти сведения и можно ли им доверять?
– Сведения доставлены лучшими боевыми летчиками, дважды перепроверены и достоверны...
– Что предприняли?
(Телегин подробно доложил о принятых мерах. – Л.Л.).
Сталин внимательно выслушал, одобрил и спросил, где Артемьев.
– Артемьев в Туле, организует оборону города, – ответил я.
– Разыщите его и пусть он немедленно возвращается в Москву. Действуйте решительно, собирайте все, что есть годного для боя. На ответственность командования округа возлагаю задачу во что бы то ни стало задержать противника на пять-семь дней на рубеже Можайской линии обороны. За это время мы подведем резервы Ставки. Об обстановке своевременно докладывайте мне через Шапошникова...» [51].
В свое время опубликование книги Телегина «Не отдадим Москвы», где описывались события, связанные с неожиданным прорывом немцев к Юхнову, произвело сенсацию. Трудно было представить, что Ставка и Генштаб могли не знать о прорыве фронта и продвижении танковых соединений врага на глубину 100 – 120 км. В марте 1980 г. я обратился к генералу Телегину К.Ф. с просьбой разъяснить этот поразительный факт, а также высказаться по поводу противоречий относительно обстоятельств и времени принятия решения на отвод войск фронтов.
В своем ответе от 4.04.1980 года Телегин, в частности, написал:
«<...> в исторической литературе и мемуарах допущено много разночтений, субъективистских толкований. Все, что изложено в моей книге «Не отдали Москвы», – строго документально. Перед тем как ей выйти в свет, документальность ее строго и скрупулезно перепроверена военно-научной группой Генштаба, группой Главного Политуправления СА и ВМФ (а как же без них? – Л.Л.), историками, так как такая трактовка событий октября месяца мною казалась им необычной, «непринятой» <...>»[159].
Опровергнуть слова члена Военного совета Телегина оказалось невозможным даже спецам из ГлавПура. Он, хорошо представляя важность и всю ответственность за сообщаемые им сведения, попросил секретаря окружной парткомиссии батальонного комиссара М.Н. Попова вести записи его телефонных разговоров и устных распоряжений. Условились, что во время телефонных разговоров он будет записывать его слова в рабочую тетрадь, оставляя свободное место для последующей записи распоряжений и слов собеседников Телегина. Так было положено начало разделу в рабочей тетради, получившей позднее название «Запись боевых приказов и распоряжений Члена Военного Совета МВО дивизионного комиссара Телегина К.Ф.», которая и сейчас хранится в ЦАМО РФ. В своей книге Телегин приводит поминутно записанные 24 записи разговоров и распоряжений, которые последовали с 16.00 до 17.50 5 октября. На некоторых из них мы еще остановимся.
Между прочим, 5.10 в 15.45 Л. Мехлис напрямую доложил из штаба Резервного фронта Сталину, что части 24, 43 и 33-й армий отрезаны от своих тыловых баз. «<...> Связи с ними нет. Дорога на Москву по Варшавскому шоссе до Медыни, Малоярославца открыта. Прихожу к выводу, что управление войсками здесь потеряно»[160]. В другое время, зная характер Мехлиса и его склонность к раздуванию из мухи слона, серьезного внимания на его доклад не обратили бы. А тут его доклад стал еще одним свидетельством, что Буденный не владеет ситуацией и полностью потерял управление войсками фронта.
А паникеры были. Так, комендант 2-го участка военно-автомобильной дороги Малоярославец – Подольск капитан Сорокин, потеряв самообладание, примчался на автомашине в артучилище, где доложил о «прорыве» немецких танков через Малоярославец и их продвижении на Подольск. Телегин приказал перепроверить эти сведения, но на этот раз счел своим долгом доложить о них в Генштаб. При этом он предупредил, что принял меры к перепроверке, и просил пока не докладывать Ставке. Но в Ставку все же доложили.
«И в 18 часов 15 минут последовал звонок И.В. Сталина. Что он говорил, не записано в рабочей тетради, но на всю жизнь запечатлелось в моей памяти:
– Телегин? Вы сообщили Шапошникову, что танки противника прорвались через Малоярославец?
– Да, я, товарищ Сталин.
– Откуда у вас эти сведения?
(Телегин доложил. – Л.Л.)
– Это провокация. Прикажите немедленно разыскать этого коменданта, арестовать и передать в ЧК, а Вам на этом ответственном посту надо быть более серьезным и не доверять всяким сведениям, которые приносит сорока на хвосте.
– Я, товарищ Сталин, полностью этому сообщению не доверял, немедленно принял меры перепроверки и просил генерала Шарохина до получения новых данных Ставке не докладывать. Комбригу Елисееву приказано немедленно выступить из Подольска с передовым отрядом на Малоярославец.
– Хорошо. Но впредь такие сведения надо проверять, а потом докладывать».
Далее Телегин заключает, что командование тылового округа, далеко отстоящее от руководства боевой деятельностью на фронте, не имело юридического и морального права говорить первым о том, что в глубоком тылу появился враг и идет на Москву. Первыми это должны были сказать командующие фронтами, но они не сказали...
В штабе округа первым делом решили выяснить, что можно немедленно задействовать для усиления обороны ближайших подступов к Москве. Из войск, непосредственно подчиненных округу, в повышенной боевой готовности находились только военные учебные заведения, два-три полка артиллерии и части ПВО. В Подольском пехотном училище было четыре батальона общей численностью до 2500 человек и только три роты 2-го батальона в 370 человек с пятимесячным сроком обучения. На днях они должны были стать командирами. На вооружении личного состава, кроме винтовок, имелось: 23 станковых пулемета, учебная батарея 45-мм пушек, а также по восемь ручных пулеметов и девять 82-мм мин на батальон. В Подольском артиллерийском училище положение аналогичное, но есть 34 76-мм и 45-мм орудия. В Подольск был послан помощник командующего по вузам комбриг Елисеев. Он должен был форсировать приведение училищ в полную боевую готовность и наладить связь со штабом МВО. В училище имени Верховного Совета РСФСР было 2 тыс. человек. Начальнику 1-го Московского Краснознаменного артиллерийского училища полковнику Ю.П. Бажанову было приказано принять меры к ускорению формирования первоочередных гвардейских минометных и противотанковых артиллерийских полков. С генералами М.С. Громадиным и Д.А. Журавлевым обсудили возможности перекрытия путей фашистским войскам силами и средствами ПВО.
В районе Москвы формировались 14 танковых бригад, но личным составом они были укомплектованы только частично, боевой техники не имели. Все центральные управления Наркомата обороны буквально без минутной задержки начали выполнять заявки округа по вооружению и экипировке формируемых частей и подразделений. Командования военных академий выделили для них максимально возможное количество хорошо подготовленных командиров и политработников. В 33-ю запасную стрелковую бригаду прибыло 20 тыс. мобилизованных. В короткий срок бригада была укомплектована комсоставом на 85%, политсоставом – на 90% [51].
Рассказ К.Ф. Телегина о драматических событиях 5 октября подтверждает (хотя встречаются и некоторые различия в деталях, в частности, по времени того или иного события) и дополняет бывший командующий ВВС Московского военного округа и Московской зоны обороны генерал-лейтенант авиации в отставке Н.А. Сбытов:
«На рассвете 5 октября летчики нашего 120-го истребительного полка Дружков и Серов обнаружили немецкие танки и мотопехоту, идущие на Юхнов двумя колоннами. <...> Для проверки данных разведки послал на Пе-2 майора Г. Карпенко, инспектора по технике пилотирования ВВС округа. К девяти утра данные подтвердились. Я бегом к члену Военного совета МВО Телегину. Константин Федорович изумился: нет ли ошибки?! Еще дважды пришлось поднимать самолеты – перепроверять это невероятное сообщение. Уже после войны я узнал, что, когда К. Ф. Телегин позвонил в Генеральный штаб Б.М. Шапошникову, в Ставке об этом смертельно опасном прорыве фашистских войск ничего не было известно. Вскоре Телегину позвонил Сталин и приказал собрать все, что есть годного для боя, и задержать противника на пять-семь дней на Можайском рубеже.
Мы прикинули: можем собрать до тысячи самолетов и по прорвавшимся танковым колоннам нанести мощный удар с воздуха. <...> О том, с кем разговаривал после моего ухода Телегин, я тогда, конечно, не знал. Сам же начал проверять, как идет подготовка к удару. Но вскоре мне говорят: все ваши приказы отменены (?!). В 14 часов меня вызвали к начальнику Особого отдела Красной Армии Абакумову. В его кабинете находились еще два генерала.
«На каком основании устраиваете панику? – резко спросил Абакумов. – Ваши летчики трусы и паникеры, как и их командующий...»
Ну и так далее... Словом, мне, командующему, не поверили!
Часов в 18 привезли протокол допроса, потребовали его подписать. Я написал: «Последней разведкой установлено, что фашистские танки находятся уже в районе Юхнова, к исходу 5 октября город будет ими занят». И расписался...» [52].
Таким образом, о прорыве подвижных соединений противника к Юхнову в Ставке узнали только во второй половине дня 5 октября. Но, видимо, не до конца осознали надвигающуюся опасность охвата и окружения основных сил Западного и Резервного фронтов. В первую очередь Генштаб и командование МВО начали принимать срочные меры, чтобы задержать продвижение от Юхнова на Медынь и выиграть время для усиления угрожаемого направления. К сожалению, вмешательство Берии и Абакумова не позволило в этот день подготовить и осуществить мощный удар авиации по танкам противника, находившимся всего в 200 км от столицы. Только после распоряжения первого секретаря Московского комитета и одновременно члена ЦК партии Щербакова командование Московского военного округа смогло спокойно работать по организации отпора прорвавшейся группировке противника.
Сбытов продолжает:
«В три часа ночи на мой КП позвонил начальник штаба ВВС Красной Армии генерал Г. Ворожейкин, сказал: «Ваша разведка была права. Это фашисты. ГКО ваши действия одобрил...» А я с горечью подумал: какие действия? Бездействие! Ведь могли своевременно нанести удар, но не сделали этого <...>» [52].
В этот день тревожные сообщения воздушной разведки следовали одно за другим:
– 14.15 от старшего лейтенанта Завгороднего, 10-й иап:
«Колонна противника из 30 – 40 танков и 30 – 40 автомашин прошла через наши аэродромы Климово и Знаменка (35 км юго-восточнее Вязьмы. – Л.Л.). Колонну прикрывают 18 – 20 истребителей <...>»;
– 17.45 от командира 564-го иап капитана И.В. Щербаков (летал на У-2):
«Наблюдал колонну мотопехоты и танков противника. Голова – Юхнов, хвост – 20 км юго-западнее Юхнова. В районе аэродрома Юхнов был обстрелян зенитной артиллерией <...>»;
– 18.50 от командира 95-го иап полковника С.А. Пестова:
«По дороге от Вязьмы на Калугу продолжается движение поездов. Мост через р. Изверь между Юхновым и Медынью был взорван на моих глазах <...>. Лесные участки дорог между Спас-Деменском и Вязьмой объяты пожарами <...>» [52].
Надо признать, что и до того не очень тесное взаимодействие авиации с наземными войсками с началом отхода было окончательно нарушено. В условиях отсутствия связи с общевойсковыми штабами усилия авиации использовались порой не по главной и наиболее угрожаемой группировке врага, а по второстепенным целям и объектам. Громоздкая, многоступенчатая система управления в условиях быстроменяющейся обстановки не позволяла эффективно использовать сохранившиеся силы авиации. Воздушная разведка в их интересах осуществлялась эпизодически. Сигналы взаимного опознавания и целеуказания если устанавливались, то не всегда доводились своевременно до войск. Поэтому нередко отмечались случаи обстрела с земли своих самолетов и, наоборот, нанесения ударов с воздуха по своим войскам. В целях повышения эффективности боевого применения авиации управление ею 7 октября было централизовано.
Считается, что танковые колонны врага остановились в Юхнове в связи с нехваткой горючего. Но основная причина заключалась в другом – танкисты ожидали подхода пехоты. По немецким данным, 10-я танковая дивизия 40-го моторизованного корпуса овладела Юхновым в 5.30 5 октября, захватив плацдарм на другой стороне Угры. На следующий день 258-я пехотная дивизия должна была сменить части этой дивизии, так как она должна была повернуть на Вязьму. Дивизия СС «Рейх» выдвигалась к Юхнову с задачей нанесения удара восточнее р. Угра на север – в направлении Гжатска[161].
Таким образом, немецкое командование на этом этапе не ставило перед войсками 4-й танковой группы задачи немедленно развивать наступление в направлении Медынь. Враг ограничился захватом плацдарма на восточном берегу Угры. Главное, к чему стремился фон Бок, было как можно быстрее силами 4-й и 3-й танковых групп замкнуть кольцо окружения в районе Вязьмы. Одновременно принимались меры по созданию внешнего фронта окружения, чтобы воспретить попытки деблокады окруженных войск.
Немцы, обеспокоенные неоднократными разведывательными полетами русских над остановившимися колоннами, приняли меры по усилению их зенитного прикрытия. Дополнительно к войсковым средствам ПВО они незамедлительно подтянули зенитную артиллерию и организовали непрерывное патрулирование истребителей над районом расположения колонн. Согласно трофейным документам, для прикрытия от ударов с воздуха немецкой танковой или моторизованной дивизии, кроме штатных средств, обычно придавался дивизион малокалиберных зенитных автоматических орудий (27 37-мм и 18 20-мм). Кроме того, в дополнение к имеющимся штатным зенитным средствам немцы в голове и в хвосте колонн, как правило, располагали группы в несколько десятков ручных пулеметов для стрельбы по низколетящим советским штурмовикам. Из-за отсутствия опыта действий по целям, надежно прикрытым зенитными средствами, бронированные штурмовики Ил-2 практически в каждом боевом вылете несли потери и получали многочисленные повреждения. Боевая живучесть Ил-2 в штурмовых авиаполках московского направления в октябре составила 8,6 боевых вылетов на одну боевую потерю. Здесь, на Угре, командир авиаэскадрильи А.Г. Рогов повторил подвиг Н. Гастелло. В его самолет попал вражеский зенитный снаряд. Надежды на спасение не было, и Рогов направил горящий самолет на одну из вражеских переправ через Угру. Двухмоторная машина, разрушив мост, глубоко врезалась в дно реки.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.